Ангстрем

Просыпаться для лохов, нормальные пацаны валяются в кровати до упора, потому что знают, что, как только они проснутся, жестокий мир заставит их разбираться с проблемами и решать вопросики. Поэтому Антон вдавливает себя в кровать до последнего. Дополнительный фактор, который мешает ему встать с постели — это огромная куча постиранной, но не убранной в шкаф одежды, которую он где-то неделю назад свалил на кровать, чтобы «точно разобрать, а не как в прошлый раз», но в результате как-то приспособился вытягивать чистые футболки прямо из кучи и так ничего и не разобрал. Хорошо, что они вчера всё-таки не добрались до этой квартиры. С улицы доносятся крики, мат, смех и грохот. Найт-Сити живёт и вынуждает жить и бодрствовать своих обитателей. Никакого тебе покоя. Хрипя и матерясь, Антон всё-таки покоряет бельевые Альпы и поднимается на ноги, фиксируя перед глазами стремительно вращающуюся реальность. У него нет похмелья, не в полной мере, спасибо биомонитору. Кто бы знал, что имплант, который призван управлять процессом восстановления организма, и восстановление после пьянки на себя возьмет. Им бы это в рекламные листовки добавить. Антон потягивается, наслаждаясь старческим хрустом в спине (пора, что ли, задуматься об искусственном позвоночнике) и открывает балкон, чтобы впустить в квартиру немного свежего воздуха. С улицы несётся гвалт незнакомых языков, ругань и звон посуды. Наверное, опять, в китайской забегаловке внизу что-то не поделили. Шастун выходит на балкон и цепляется за перила, с любопытством разглядывая человечков внизу. Всё-таки, иногда ему кажется, что снять эту халупу на втором этаже было не таким уж плохим решением (как будто у него был выбор) — он так хотя бы с людьми общается и чувствует себя частью комьюнити. Девчушка из китайской кафешки провожает курьера с заказом отборным матом, Антон это понимает, потому что всегда, когда это случается, встроенный переводчик зависает и начинает выдавать какую-то чушь. — Доброе утро, Ян Гэ! — преодолевая отзвуки похмелья, Антон навешивает на лицо максимально дружелюбное выражение. — Есть чего по вчерашним остаткам? Девушка поднимает на него лицо и морщит лоб: — Какое утро, середина дня. Только рис. Блядь, ну почему он поселился в Маленьком Китае, с его аллергией на рис, почему судьба так несправедлива и не подарила Шастуну пиццерию или старый добрый дайнер на первом этаже? — А когда будет не рис? — сморщившись, интересуется Антон. — Когда начнёшь сам платить за свой обед, — отбривает Ян Гэ и смеряет его уничижительным взглядом, совсем как тогда, когда Антон отважился пригласить её на свидание. Ауч. Кажется, даже воспоминание о том взгляде наносит ему урон, даже пару лет спустя. Надышавшись свежим воздухом (читай: замёрзнув стоять весной на балконе без штанов), Антон возвращается в комнату и сразу упирается взглядом во вчерашний костюм. Бля, точно. Вечером, пьяно выпутываясь из рукавов в темноте, Шастун почему-то решил, что прекрасно справился с задачей сохранить костюм в идеальном состоянии. Но сейчас, взглянув на него трезвыми глазами и при дневном свете, Антон понимает, что единственное достижение, которое ему можно засчитать — это то, что бирки остались на месте. Водолазка безбожно растянута, особенно там, где приходилось оттягивать ворот, чтобы дотянуться до шеи. У пиджака не хватает одной пуговицы, и чёрт знает, где она осталась, возможно, на полу грязного клубного туалета. Брюки, вопреки всем стараниям, всё же стыдливо светят белыми пятнами у ширинки. И даже если бы Антон умудрился оттереть эти пятна и найти пуговицу, весь костюм пропах сигаретным дымом, и потом, и чужим парфюмом, и сексом. Какая всё-таки уебанская идея была ехать бухать и трахаться с первым встречным в дорогой одежде, которую купил считай в долг. И собирался же быть аккуратным, что пошло не так? Да голова дурная, вот что. И что теперь с этой красотой делать? В магазин её точно не понесёшь, там консультантки только нос скривят. Оставлять пылиться в шкафу смысла нет, куда он ещё такой костюм наденет, если по светским мероприятиям не шляется, а с приличной работой его прокатили? Что ж, все дороги ведут в любимый секонд. Отправляясь в душ, Антон кидает быстрый взгляд на своё отражение в зеркале. Мда, ну и красавец. Лицо опухшее, под глазами круги, вся шея в красноречивых багровых пятнах… Он кончиками пальца трогает один из синяков, и тот саднит как-то горько-сладко. Хорошо же было. До того, как закончилось. Почти что кипяток бежит по спине, смывая следы чужих прикосновений, телесных жидкостей и сладкий запах дорогой туалетной воды. Всё, Шаст, всё. Прекрати об этом думать. Это произошло не с тобой, это произошло с Успешным Антоном™. Это было на одну ночь, и эта ночь закончилась. Середина дня. Покинув водное царство, Антон вытаскивает из своего шмоточного Эвереста чистую футболку, ныряет в неё и наслаждается свободой оверсайза. Как он, оказывается, соскучился всего за один вечер по своим мешковатым вещам, по огромным штанам и безразмерным толстовкам, в которых он похож то ли на пугало с фермы, то ли на туриста из прошлого. Он мог в таких шмотках разгуливать и в шестидесятых, и в сороковых, и даже, наверное, в двадцатых мог. Были же тогда уже безразмерные худи и уебанские кепки? Только упаковав костюм в пакет, Антон понимает, что ему придётся трястись со своей увесистой ношей в метро — машину-то он так и не забрал. Кстати, да, а что там с машиной? Голосовой помощник сухо информирует Шастуна, что Тахо отдыхает на штрафстоянке KKJMB-07 где-то в Нортсайде, и это отличные новости. Во-первых, она не на свалке, а во-вторых, не так уж далеко, можно было бы даже пешочком пройтись, если бы не страх быть подстреленным шальной мальстрёмовской пулей. У Антона с этой бандой тёрок нет, а вот предубеждение, что они отбитые, и в их район лучше лишний раз не соваться — есть. Поэтому он пока и не суётся — берёт пакет с костюмом под мышку и отправляется в самый эпицентр копошащейся пёстрой жизни Найт-Сити, чтобы попытать счастья и вернуть хоть часть потраченных на это тряпьё денег. На рынке, как всегда, шумно и стоит какая-то загадочная вонь, каждый раз интригующе разная. Антон лавирует между покупателями, прокладывая себе дорожку к знакомой точке, там, где между ящиков с апельсинами и ящиков с дробовиками примостилось несколько вешалок с разномастными предметами гардероба. Он как-то случайно выяснил, что эту точку держит тоже русская девочка, ещё и смешная до жути, и теперь поход в любой другой магазин ощущается как измена. — Мари! — Антон заблаговременно расплывается в улыбке, включая свою самую дружелюбную персону. — Потрясно выглядишь! Он даже не врёт — хозяйка секонда и правда каждый раз выглядит так, будто сошла с красной ковровой дорожки. Может, дело в кастомных имплантах рук, которые заканчиваются чуть выше локтей, словно бархатные перчатки принцессы? Или в её безумных макияжах с ресницами из перьев? Ей бы на модных показах щеголять и на светских раутах сплетничать, а она вон ношенными шмотками торгует. Миногарова прищуривается с подозрением, но потом всё равно расплывается в довольной улыбке: — О, мой любимый клиент! За чем пожаловал? Любимую футболку кетчупом заляпал или штанцы на попе треснули? О! О! Стой, — её глаза расширяются, — мне такие ублюдочные солнечные очки подогнали, я сразу подумала: Антону зайдёт. Хочешь, покажу? Антон хочет, но силой воли останавливает себя от того, чтобы начать копаться в товарах. Он вообще-то не за покупками пришёл. — Маш, слушай, тут такое дело, я, наоборот, продать штуку пришёл. Ты ж покупаешь? Смотри, какой. Он пытается достать костюм из пакета как-то попредставительнее, но тот помялся и окончательно сник, так что надежда выручить за него побольше потихоньку угасает. Маша нетерпеливо высвобождает руку из сшитой с рукавом золотистой перчатки (ну и мода, конечно) и принимается с видом знатока щупать ткань: — О! Фирма́! С трупешника снял? Шастун мотает головой: — Не, себе брал, на собес, но не срослось. Маша настороженно оглядывает оторванные пуговицы и подозрительные пятна на брюках, еле слышно мямлит себе под нос: — Интересный собес. — Вот, он без рубашки, но с водолазкой, — продолжает свою презентацию Антон. Маша усмехается: — Водолазку, может, себе оставишь? Пригодится синячки прятать. Она кивает на расползшиеся по всей шее Антона пятна засосов, и Шастуну приходится быстро пресечь поднимающуюся в нём волну стыда, чтобы не начать краснеть. И ничего ему не стыдно. Он взрослый человек и имеет полное право вступать в половую связь с любым другим согласным взрослым человеком… Но вслух он говорит совсем другое: — А чего мне их прятать? Для наёмника травмы — это эти… издержки профессии. — «Травмы», — подмигивает Маша и заговорщически улыбается. Антон делает себе мысленную заметку обязательно приебаться в следующий раз к какому-нибудь из её засосов, если, конечно, заметит. — Так чего с костюмом-то? — он возвращает разговор в деловое русло. — Возьмёшь? Маша морщится, придирчиво разглядывая помятый пиджак: — Да блин, он мне чёт никак с коллекцией не бьётся. — С к… коллекцией? — выпадает в осадок Антон. — У тебя тут система какая-то, что ли? — Вайб, — кивает она. — Ва-айб! — тянет Шастун, передразнивая, и гремит вешалками. — Ебать вайб — комбинезон в пайетках и перьях, свадебное платье, форма уборщика из Арасаки… — Ой, много ты в моде понимаешь, — ворчит Маша, морща нос, и вздыхает. — За шестьдесят эдиков возьму. — Шестьдесят?! — у Антона аж руки опускаются. — Ты издеваешься? Блин, Маш, иди, что ли, в домины с таким умением яйца выкручивать. — С чего ты взял, что я этим не подрабатываю? — фыркает она и сразу возвращается обратно к серьезному разговору. — Как это работает, по-твоему? Мне нужно его почистить будет, отпарить и как-то прибыль получить. Поэтому шестьдесят. — Ну давай сотэн хотя бы, — жалобно тянет Антон, понимая, что на самом деле уже проиграл. — Вообще. — Семьдесят вместе с водолазкой, — отрезает Маша. — Какую садистку БДСМ потерял, — вздыхает Антон, тоскливо передавая пакет в ловкие девичьи руки. Кивнув, Маша прячет костюм куда-то между вешалками, сверкает глазами, переводя оговоренную сумму и на этом история Успешного Антона™ в роскошных шмотках завершается. Антону обычному остаётся только вернуться к своим скучным серым делам, намеренно не напомнив Маше про интригующие ублюдочные солнечные очки. На них просто нет денег. Из центра уезжать не хочется, но шататься тут без намерения что-то купить смысла нет, поэтому Антон с тоской спускается обратно в метро и отправляется забирать свою ненаглядную Тахо из детского сада. Как и ожидалось, до стоянки приходится ещё пилить, шарахаясь от любого крика и шороха. Не то чтобы Антон не мог себя защитить — пушка при нём, да и моноструна любого пожелавшего доебаться отвадит, откусив щёчку, но заводить себе лишние проблемы с Мальстрёмом не хочется, совсем уж они отбитые ребятки. А ещё им особо щёчки не поотрезаешь, столько железяк в башку понапихали, что никаких щёчек не осталось. — Добрый день! — Антон наклоняется к окошку в будке смотрителя и встречает за ним безжизненный взгляд красных огоньков в устаревших имплантах какого-то сухонького мужичка. — Я машину забрать. Мужичок равнодушно кивает на порт рядом с окошком, мол, линкуйся. Антон жуть как не любит подсоединяться к терминалам во всяких неблагонадёжных местах, но что поделать, нужно же ему как-то доказать, что он владелец, а главное — что штраф уплачен. Приходится с недовольным ворчанием всё-таки вытащить кабель из запястья и подсоединить к порту, который, наверное, ещё до войны устарел. Сторож мигает огоньками, глядя в монитор, а потом кивает. Шастун ждёт, что ему откроют турникет, сообщат номер машины, но вместо этого почему-то приходит… новый счёт на оплату. — Э-э, — тянет Антон. — Наверное, ошибка какая-то? Я штраф оплатил. — Штраф идёт муниципалитету, — раздражённо шамкает мужичок. — Это пошлина стоянки. — А… это… стоянка не муниципальная разве? — теряется Шастун. — Ты машину забирать собираешься или мне голову морочить? — уходит от ответа сторож. — Оплачивай или уёбывай. — Сервис у вас, конечно, — ворчит Антон, выпрямляясь. Он отходит в сторону, закуривает и открывает сообщение с инвойсом. Никакого тебе перечня услуг, никаких официальных данных, просто сухое требование суммы. Больше похоже на вымогательство, чем на пошлину, если честно. Если Антон нажмёт «Оплатить», у него на счету останется денег не больше чем на одну баночку николы, это уже совсем дно какое-то. С другой стороны, а какая альтернатива? Без колёс он как без рук. Может, найти дырку в заборе и тупо угнать собственную машину, выломав хлипкие ворота на полном ходу? Ага, и получить пулю в лоб от охранного дрона, который вон патрулирует периметр. Отличное окончание отличной жизни. Антон вздыхает и с болью утверждает транзакцию, наблюдая, как худеет счёт, теперь превратившийся в двухзначное число. — Место 12-B, — гавкает охранник, когда Антон, докурив, возвращается к окошку. Огонёк на турникете загорается зелёным. Когда Шастун воссоединяется со своей старушкой, он жалеет, что машина, каким бы разумным ни казался бортовой компьютер, не может оценить объятия как индикатор того, насколько он скучал. Возможно, она оценила бы детейлинг или, на худой конец, автомойку, но с платными способами выражения любви придётся повременить. Поэтому Антон просто нежно гладит руль и с наслаждением откидывается на сидение, включая заевшее латиноамериканское радио. Теперь, когда колёса при нём, пора бы, наконец, отправиться на работу. Точнее, за работой. Фиксер, который подкидывает Антону шабашки, в целом парень неплохой, понимающий, и вроде как в Антоне видит потенциал. Только вот вечно в друзья набивается, и Шастуну слишком неловко бывает ответить: «Нет, Стас, я не хочу с тобой на пляж, потому что пляж это про отдых, а ты у меня ассоциируешься с работой». Приходится терпеть и надеяться, что для друзей у Стаса находятся контракты получше. Когда Антон подъезжает к офису фиксера, уже середина дня. Офис у него в Уэллспрингс, в студии, где снимают брейндансы — такой уж второй бизнес у Стаса, выжимать из людей контент и забирать себе львиную долю дохода. Вроде как по этой части всё легально, но Антон предпочитает не интересоваться, какого рода брейндансы создаются в студии Шеминова — ему хватает того, что он мельком видел, как актёров бьют током и заставляют с завязанными глазами ходить по мышеловкам. — Стасяо! — преувеличенно бодро тянет Антон, вплывая в кабинет фиксера и протягивает руку для приветствия. — Чё какие дела? Есть чё на горизонте? Шеминов поднимает печальные красные глаза от монитора компьютера: — У меня налоговая проверка на горизонте. — Ауч, — сострадательно комментирует Антон, опускаясь на стул напротив. — Вообще, я имел в виду контракты. Я жёстко просел, бабки нужны позарез. Так что давай что-нибудь пожирнее, если есть. — Пожирнее… — тянет Стас задумчиво. — Ну есть, есть одна работка. Деликатная. От Милитеха. У Антона от одного упоминания крупной корпорации рот наполняется слюной. Если есть что-то, что они не хотят делать своими руками, но готовы отдать аутсорсерам, как правило, они и заплатить готовы порядочно. — Ну-ну? — поторапливает он. Стас смешно поднимает палец вверх, прося подождать, пока он копается в почте, выискивая сообщение с деталями. — Переслал. Там, короче, какой-то типчик их наебал и слинял с важными данными. Данные нужно раздобыть, типчика нейтрализовать, всё по классике. — Нейтрализовать это ёбнуть? — уточняет Антон. Стас пожимает плечами: — Как пойдёт. Если удастся вырубить, можешь им отдать, но я так понял, их устроит и сценарий, где этот наёбщик перестанет наёбывать навсегда. — Понял-принял, — Антон поднимается на ноги и собирается уже на выход, но замечает, что фиксер не сводит с него внимательного взгляда. — Шаст. — Чего? — Это большой клиент, — поясняет Шеминов терпеливо, как маленькому. — Не подведи меня. Антону на долю секунды обидно, он же не давал повод в себе сомневаться. Но он обиду не показывает и кивает с серьёзным лицом: — Не волнуйся, шеф. Всё сделаем в лучшем виде. ◈◈◈ Уже в машине Антон быстро пробегается глазами по файлу. Какой-то чувак взял заказ от Милитеха по добыче документов и свалил, как только получил важную инфу — видимо, конкуренты перекупили. Классика. Хорошо хоть, что можно отдать его Милитеху без мокрухи и пусть сами решают, что с ним делать. Антон вообще дела на устранение не любит — берёт, но выполняет неохотно, и после каждого такого заказа по несколько недель ловит отходняки, даже если убрать пришлось последнего ублюдка. Вот тачку угнать, квартиру обнести, товар доставить — это по нему работёнка. Беда только в том, что для таких задач нужен ёбаный оптический анализатор. Прокладывание маршрутов, сканирование сетей, поиск уязвимостей — это всё недоступно, если твой оптический имплант сгорел прямо у тебя в голове, а без этого никак. Как будто ты теперь недостаточно человек, если ты просто человек, с человеческими глазами и человеческим мозгом. Ха. Остаётся только тупая сила, только пушкой махать, отсюда и такие заказы. И хорошо хоть такие есть, главное не проебаться. А чтобы не проебаться, нужно к этому типчику в мотель наведаться, пока он не припустил из города. И почему они всегда прячутся в мотелях? В этих дырах систему видеонаблюдения взломать — нехуй делать. С другой стороны, а где бы сам Антон залёг, если бы его искала практически всесильная корпорация? Дома найдут первым делом, у друзей — друзей подставлять только. Мотель сдаст как нехуй делать. Наверное, остаётся дорогой бордель с особо трепетным отношением к приватности клиентов, ну или вариант для бедных — снять в баре кого-то, к кому можно будет поехать переночевать, чтобы никаких связей не отследить было. Что ж, видимо, сегодняшний бедолага до этого не додумался — или рожей не вышел. Оно Антону только на руку — выковырять его из мотеля будет проще простого, а уж чип с краденой информацией там явно хорошенько не спрячешь. Лег-кот-ня. Антон включает радио погромче и втапливает педаль газа в пол, отправляясь по адресу из досье в приподнятом расположении духа. У него скоро тоже будет мучо-мучо-мучо-мучо динеро. На въезде в Кабуки приходится громкость музыки поубавить, чтобы заправляющие этим районом Тигриные Когти не сочли Антона за представителя враждебной банды. Опять. Нет-нет, я не из Валентино, у меня просто радиостанция заела, честно-честно, но абло эспаньол. Засранец выбрал мотель у рыночной площади, быть совсем незаметным тут сложно, особенно учитывая, что Антон со своим ростом на две головы выше среднего обитателя японского района. Остаётся надеяться на помощь кепки и солнечных очков в попытках затеряться в толпе. Пробираясь через шумную толпу, Антон то и дело отвлекается, то поглазеть на ассортимент торговца таблетками, то покапать слюной на румянящиеся на гриле свиные щёчки. Щёчки он любит (откусывать), с радостью бы сейчас сделал перерыв на обед, но не может себе позволить. Антон решает, что вернётся сюда, как только денежку за работу переведут. Да, определённо. В лобби мотеля пусто — только телевизор работает, на дешёвом экране с битыми пикселями вещает что-то Сабуро Арасака. Антон зависает на секунду, глядя на его морщинистое лицо. Сколько там дедуле, сто, двести, триста? Он всю научно-техническую революцию застал как будто, а никак не отпустит власть. Нужно же уметь вовремя остановиться, а? Наверное, это не вариант, когда стоишь во главе одной из крупнейших корпораций мира. В коридоре пахнет хлоркой, будто его недавно мыли, только вот он не выглядит так, будто его недавно мыли. Антон идёт вперёд осторожно — и чтобы не шуметь, и чтобы не вляпаться случайно в какую-нибудь неприятную лужу. Мигающие лампы жужжат, нагоняют напряжение. Сучки. Жертв… объект остановился в номере на третьем этаже, но идти в лоб было бы тупо. Можно попробовать с крыши спуститься тихонько, или через балкон… да, балкон — тема. Если он, конечно, в этом номере есть. Персонала вот, кстати, совсем не видать. Может, сериал смотрят или трахаются в подсобке — Антону это только на руку, совет да любовь. Потому что так он незамеченным проникает в незапертую прачечную, откуда по пожарной лестнице поднимается в пустующую комнату, и в результате оказывается незамеченным как раз у балкона какого-то технического помещения, смежного с нужной комнатой. Не то чтоб это было сложно, никто особо и не рвался его замечать. Теперь главное быть тихим и не спугнуть добычу. Антон осторожно выглядывает с балкона и видит какое-то шевеление в целевой комнате. Отлично! Мышка в мышеловке! Прислушавшись, Шастун понимает, что в комнате ещё и разговаривает кто-то, и на секунду напрягается — вдруг чувак не так глуп и догадался обзавестись охраной? Но второго голоса не слышно, значит, по телефону трещит. — А? Чем? Да так, ничем, стою вот, не шевелясь в центре комнаты. Да я тебе говорю, Серёг, я застрял тут из-за… ну да, да. Я помню. Я знаю, что ты был прав. Ну хули ты теперь-то мне это говоришь? Своевременно, блин. Антон хмурится — голос кажется смутно знакомым, но он никак не может вспомнить, где его слышал. Мож по радио где-то или по телеку? Стараясь не шуметь, Шастун медленно перемещается на нужный балкон и трёт ладони. Моноструна тихонечко гудит, накапливая заряд, жадно ждёт своей очереди хлестнуть, рассечь, ужалить. Сейчас-сейчас, милая. Уже скоро. Антон приоткрывает балконную дверь, заглядывая в комнату. Мужчина — высокий и темноволосый, действительно тут один, стоит у окна, мрачно выслушивая нотации своего телефонного собеседника. — Да ну блин, не могу я вот так взять и всё бросить, — ворчит он, когда поток претензий в трубке прерывается. — И даже если бы мог, ты думаешь… нет, послушай, ты думаешь, я не на мушке у них? Ага. Вот тебе и ага. Да где… где Антон этот голос слышал? Эта невозможность узнать заседает в мозгу противно чешущейся занозой, но только на несколько секунд, потому что, вздохнув, мужчина немного поворачивает голову, словно пытаясь разглядеть что-то за окном, и Антону достаточно своих простых человеческих глаз, чтобы узнать этот вздернутый нос, и этот подбородок, и чёлку. Он их видел буквально вчера. И даже трогал. И вовсе не всё — руками. В голове так не к месту всплывают воспоминания — запах его одеколона, вкус его кожи, тяжесть его руки на бедре. Антон их в панике пытается вытряхнуть и из головы — сейчас не время, совсем не время и не место сопоставлять стоящего перед ним мужчину с человеком, который вчера поджигал его своими прикосновениями. Но всё сходится. В файле действительно было какое-то дурацкое русское имя на А — то ли Артемий, то ли Арсений. Да, точно, Арсений, Арсений. Всё, блядь, сходится. И поэтому Антон, как дурак, замирает с гудящей моноструной, натянутой между пальцами, в дверном проёме балкона. Он может пошевелиться, всё он прекрасно может, просто не хочет, не готов, не решается. Стоит себе и гудит, как линии электропередач, и прекрасно осознаёт, что позволяет себе быть замеченным намеренно. Не ему одному же разбираться с этим дерьмом. И Арсений замечает. Этот момент можно чётко увидеть — он резко замирает, задерживая дыхание, ещё даже не повернув голову. Наверное, периферическим зрением видит тёмный силуэт на балконе и предпочитает не делать резких движений. Он переводит взгляд медленно, и Антон даже успевает поймать тот момент, когда выражение испуга сменяется тотальным непониманием. Как-то так они и замирают, глядя друг на друга. Моноструна гудит. — Умоляю, скажи, что я просто тебе очень понравился, и ты выследил меня, чтобы продолжить начатое вчера, — в голосе Арсения нет былой уверенности, только надежда и усталость. Несмотря на эту мольбу, несмотря на его удивление, Антон чувствует, что они оба понимают: это всё одно чудовищное совпадение, но оно произошло. Оно произошло. Так и говорит: — Я думаю, ты знаешь, зачем я здесь, — и легонько толкает приоткрытую дверь балкона плечом. Этот жест не остаётся незамеченным, Арсений проворно тянется за пушкой, заткнутой за пояс домашних штанов. Антон замирает. Моноструна гудит. — Это всё был твой план? С самого начала, да? — Арсений щурится, целясь, но не стреляет. — Если бы я не вышел из такси, был бы уже мёртв? Так, нет, кажется, Антон переоценил то, что они там оба якобы понимают. — Чего? — хмурится он. — Это ты ко мне подсел. Сам. — Да как к тебе можно было не подсесть? — усмехается Арсений. — Ты себя видел вообще в этом костюме? — С-пасибо? — кажется, это был комплимент, но Шастун не уверен, как на него реагировать. — Нет, подожди, ты думаешь, я вчера ещё хотел тебя убить, но решил чисто по приколу… отсосать тебе сначала? Чего, блядь? Арсений делает жест, где указывает на себя, мол, а ты меня вообще видел, как тут можно устоять, и Антон теряется от такой обезоруживающей наглости. Обезоруживающей не буквально. Моноструна всё ещё гудит. — Откуда я знаю, — вздыхает Арсений и трёт переносицу. — Может, ты больной на голову. А ты что хочешь сказать, что это просто так совпало, что вчера мы познакомились, а сегодня тебя Сака послала меня убрать. — Арасака? — хмурится Шастун, вспоминая детали заказа. — Э-э, мне казалось… Хм, ладно, неважно. Слушай. Я только за себя отвечаю — я этого точно не подстраивал. Я хотел отвлечься, ко мне подсел красивый мужик — вот и всё. — Что, вчера хотел меня выебать, а сегодня — убить? — усмехается Арсений. Антон морщится: — Да не стал бы я тебя убивать, просто заказчикам передал бы. — А. Ну да, а они бы меня на бранч и в спа повезли. Шастун пожимает плечами: — Не моё дело. Моё дело — выполнить заказ и получить деньги. Сорян. Ничего личного. Арсений оскорблённо поджимает губы: — Ты думаешь, мне не похуй, есть у тебя ко мне что-то личное или нет, когда ты меня убиваешь?! Мне похуй, Антон. Я просто не хочу умирать. Собственное имя режет слух. Выходит, их маленькая игра в анонимность и правда была не больше чем игрой — пока Шастун учился доверять вслепую и купался в загадочности секса с незнакомцем, этот самый незнакомец прекрасно знал о нём всё, к чему даёт доступ подключённая база данных. Имя. Возраст. Кредитная история. Судимости. Вот тебе и секс без обязательств. Моноструна гудит. — Я заплачу тебе больше, — Арсений решительно опускает пистолет. — А? — Встречное предложение, — поясняет он, поправляя чёлку. — Я плачу тебе вдвое больше, чем Арасака, и ты вместо того, чтобы убивать меня… — Да я не… — пытается вклиниться Антон, но ему не позволяют. —…вместо того, чтобы убивать меня, — с нажимом продолжает Арсений, — защищаешь меня от них. По рукам? Нет звучит, конечно, соблазнительно — получить вдвое больше, без убийств, без угрызений совести, просто за то, чтобы побыть чьим-то телохранителем на пару деньков. Просто, да не просто. Антон без оптического импланта не защитит и мышку от кошки. Ну то есть ладно, охранять кого-то от случайного психа-сталкера или от банды — он бы ещё подумал, но противостоять корпорации, которая без проблем может пустить в бой танки и базуки, даже не имея банального минимума имплантов — это прямой путь к тому, чтобы угробить не только клиента, но и себя. Шастун опускает руки, расслабляя ладони и позволяя моноструне разочарованно уехать в запястье. Она больше не гудит. — Слушай, тут такое дело, я бы с радостью, честно. Но у меня прямо сейчас оптика не работает, и, сам понимаешь… — А что с ней случилось? — участливо (возможно, даже слишком участливо для потенциальной жертвы убийства) интересуется Арсений. — А-эм… — теряется Шастун. — Шальная пуля зацепила. — Да ты что? Прямо в голове? — по тону Арсения сложно понять, он искренне переживает или не верит в эту историю ни на йоту. — Вот… да, такой случай. Чудом жив остался, а имплант сгорел. Поэтому из меня сейчас ну такой себе телохранитель. Антон так и не понимает, получает он кивок в ответ с сарказмом или искренне, но, к счастью, долго думать ему об этом не приходится, потому что поступает новое предложение: — А таксист норм хотя бы? — Чего? — Говоришь, телохранитель ты такой себе сейчас, — поясняет Арсений, — а таксист хотя бы нормальный? Сможешь отвезти меня по адресу? Не дожидаясь ответа, он начинает ходить по комнате, достаёт рюкзак с вещами, принимается сгребать в него личные вещи, как будто Шастун уже согласился. А он не согласился. — Пять-ка, — озвучивает своё условие Антон. — М? — Арсений поднимает голову от содержимого рюкзака. — Пять тысяч евродолларов, — бубнит Шастун. — И довезу куда угодно. Арсений усмехается: — Ну и расценочки у вас, конечно. Ладно. Сейчас. Дай мне пять минут. И Антон даёт — неловко прислоняется к подоконнику, а затем присаживается на подлокотник дивана, ожидая, пока крутящийся по всей комнате волчок остановится. Волчок собирается так быстро, как может, кидает в сумку вещи, выгребает из тумбочки таблетки. Учтиво уходит в ванную комнату, чтобы переодеться, но не закрывает за собой дверь, оставляя Антона наблюдать за представлением. А наблюдать есть, за чем — он в отличной форме, и, глядя как перекатываются мышцы усыпанной родинками спины, Шастун отчасти жалеет, что ему так и не довелось раздеть это тело вчера. И уже не доведётся. — Поехали, — Арсений появляется из ванной, как ни странно, не в дорогом костюме, а в джинсах с толстовкой, словно его вчерашний образ тоже был костюмом, только вот Антону кажется, костюм — это скорее то, как он выглядит сейчас. Камуфляж. Маскировка. Нельзя сказать, что ему не идёт. — Поехали, — соглашается Антон, поднимаясь с дивана. — А куда мы, кстати, едем? И Арсений усмехается: — За город. В пустоши, к кочевникам. Что? Ты же не думал, что за пять кусков я попрошу себя отвезти в соседний квартал? ◈◈◈ Судя по выражению лица, транспорт Арсения не впечатляет. Возможно, он хотел что-то попредставительнее пятидесятилетней развалюхи, но таков уж Найт-Сити, не все получают то, чего хотят. Антон вон хотел свиные щёчки, а в результате ему светят только щёчки, расположившиеся на пассажирском сидении, которые ass cheeks. Не в смысле, что они ему светят, а в смысле, что они… Ладно. Проехали. Он заводит двигатель, и Арсений подпрыгивает на месте от внезапно включающегося радио. Антон пристыженно делает его потише, но не выключает совсем, чтобы не ехать в гнетущей тишине. — Ну давай, рассказывай, — вздыхает Антон, выезжая на загруженную улицу. — Чего тебе рассказывать? — ворчит Арсений. Он сам выбрал сесть на переднее сидение, а теперь ёрзает, высматривая потенциальных врагов по сторонам, и явно чувствует себя неуютно. Надо было на заднее садиться, там прятаться удобнее, а теперь чего уж. — Вот эту всю историю, — не сдаётся Антон. — Как ты очутился в этом чане с дерьмом. Арсений морщится и отмахивается, он явно не горит желанием пускаться в пространные монологи: — Досье не читал разве? — Как раз читал, — мотает головой Шастун. — Но вот штука, в досье-то у меня написано, что тебя Милитех ищет. А ты мне про Арасаку. Антон на секунду отрывается от дороги, чтобы кинуть взгляд на лицо собеседника. Тот крайне неестественно отыгрывает удивление: — А, да? Ничего себе. Наверное, это, прознали как-то про секретную инфу и себе хотят её. — М-угу, — кивает Шастун. Не хочешь — не говори. Больно надо. И они едут молча, и Антон делает радио громче, краем глаза наблюдая, как Арсений нервно стучит ногой под бодрый бразильский бит. Антон знает, что эта песня бразильская, потому он там ни одного слова не понимает. И кажется, что что-то румынское. А это значит, что на самом деле португальское. — Можно вопрос? — любопытство всё же берёт над Антоном верх. — Ну? — без энтузиазма отзывается Арсений, даже не отворачивая голову от окна. — Ты же, ну, вчера… Уже был в бегах? С чего вдруг тебя в бар потянуло? Антон знает ответ и сам, он наткнулся на него ещё до того, как узнал, что его загадочный соблазнительный А. и вредный нервный Арсений — это один человек. Но Шастун не станет озвучивать свою версию, просто чтобы не казаться каким-то жалким и неуверенным. — Сам как думаешь? — ворчит Арсений, кидая на него короткий взгляд. Ну уж нет, скажи это сам давай. — Всё понятно, секс-зависимость, — с видом эксперта кивает Шастун. — Я так сразу и подумал. Арсений закатывает глаза и мотает головой: — Дурак, что ли? — и добавляет спокойно и даже как будто немного печально. — Я просто искал возможность залечь на дно где-то, где меня не будут искать. Ага, всё-таки догадка Антона подтвердилась. Всё-таки не было никакой искры, бури, безумия, не было сбивающих с ног волн притяжения, не было затуманивающих разум прикосновений. Был только глупый мальчишка, настолько жадный до человеческого контакта, что с первого взгляда было понятно, что он поведётся на что угодно, стоит его пальцем поманить. Антон ничего из этого вслух не говорит, но должно быть, мрачнеет довольно заметно, потому что Арсений наклоняется чуть ниже, заглядывая в лицо водителю, а потом осторожно интересуется: — Ты чего? Как ему отвечать-то? Не начинать же изливать душу. Не рассказывать, что Антон вчера в кои-то веки почувствовал себя желанным, и значимым, и важным для кого-то, только чтобы понять, что это всё было тщательно продуманным планом человека, который пытался спасти свою шкуру и поэтому был готов пойти на что угодно. Поэтому Антон бурчит в ответ: — Ничего. Перекрёсток сложный. Перекрёсток самый обычный. — Ты загрузился, потому что думаешь, что я бы к кому угодно домой поехал? — догадывается Арсений. — Я не осуждаю, — хмурится Антон. — Вопрос жизни и смерти. Но Арсений в ответ мотает головой: — У меня не настолько низкие стандарты, чтобы отсасывать в такси какому-то левому чуваку, который мне совсем уж не нравит… Блядь, тихо, Арасака! Не договорив до конца, он пытается съехать на сидении вниз, пока Антон лихорадочно крутит головой, пытаясь понять, где его пассажир разглядел засаду. Но пока он ищет Арасаку, Арасака находит его первым. Сначала Антон слышит скрежет, с которым пули царапают бок его ненаглядной Тахо, а затем глухой звон, с которым стекло багажника сыпется внутрь салона. — Твою мать! — он резко выворачивает руль, пытаясь уйти из-под прицела. Толку ноль — в зеркале заднего вида и правда два внедорожника с логотипами трилистника, и их системы самонаведения гораздо эффективнее, чем то, что может нивелировать простенький синаптический ускоритель Шастуна. — Блядь, и правда Арасака, — рычит Антон, втапливая педаль газа в пол. — А какого хуя тогда у меня в контракте Милитех? — Ты хочешь рассуждать об этом сейчас?! — возмущённо кричит Арсений почти с пола. Он выглядит одновременно напуганным и решительным — губы поджаты, на лице напряжение. Антон молча лупит ладонью по бардачку, и Арсений подхватывает мысль — открывает крышку, торопливо выгребая оттуда пушку и коробку с патронами. — У тебя нет случайно винтовки? — интересуется он. — Ну, в багажнике там… — Есть, конечно! — даже не врёт Шастун. — Щас, остановлюсь на обочине, чтобы достать… Думаю, наши новые — ай, блядь — наши новые друзья будут не против, так ведь? Арсений в ответ только фыркает и достаёт из-за пояса свой пистолет. За окнами городской пейзаж сменяется на бесконечные ряды теплиц Биотехники, где выращивают накачанные всевозможными усилителями овощи для многомиллионного города. Хорошо — в том плане, что никого из гражданских не заденут, плохо — в том плане, что в этой безлюдной глуши их самих пришибут и никто не заметит. — Давай, — кивает Арсений, и Антон без раздумий опускает окно, мгновенно понимая, что от него требуется. Арсений изворачивается на сидении, высовываясь наружу. Совсем близко гремят выстрелы. В ушах звенит. Надо было всё-таки поставить синтетические барабанные перепонки, когда шанс был. Или хотя бы глушитель на пушку. — Вот кролюк! — странно ругается Арсений, возвращаясь в салон, и непредусмотрительно кидает пистолеты с пустыми обоймами куда-то себе под ноги. — Чего? — хмурится Антон. — Открой люк, говорю! Он вообще открывается в этой рухляди или для красоты? — Так, а ну давай не выёбывайся, — ворчит Шастун, к которому резко вернулся слух. — Тахо — это святое. Всё тут работает. Как только он открывает люк, Арсений ныряет в него, но совершенно непонятно, что он там собрался делать без пушек. Антон на всякий случай придерживает его одной рукой за ногу, чтобы суетливый пассажир не пизданулся. Он не видит, что там Арсений делает, высунувшись наружу. Видит только пустоши вокруг, клубы пыли, которые поднимают его колёса, дымку подступающей песчаной бури впереди и два чёрных внедорожника позади. Сквозь остаточный звон в ушах сверху доносятся скрежет и гудение, так похожие на звук раскрывающихся больших имплантов. Так значит, в этом его план? Антон снова ловит себя на том, что жалеет, что так и не раздел Арсения вчера, но уже по другой причине — до жути любопытно, что там у него установлено, что он решил, что обойдётся и без огнестрела. Антон всё щурится, глядя в зеркало заднего вида, ожидая увидеть выстрелы ракетницы или, может, какой-нибудь смертоносный лазер. Вместо этого одна из машин просто начинает вихлять и разворачивается на ходу, сходя с дистанции. И никаких тебе спецэффектов. — Ты что сделал?! — орёт Антон, но, кажется, остаётся неуслышанным. Они въезжают в край песчаной бури, и песок начинает лупить по обшивке. Антон Арсения дёргает за штанину: — Давай внутрь! А то щас песка полный салон будет! Как будто через разбитое заднее стекло не наметёт, ага. Несмотря на уговоры, Арсений ещё какое-то время сопротивляется, пытается что-то там наверху сделать, но скоро сдаётся и падает обратно на сидение, видимо, убедившись, что со вторым внедорожником так просто не справиться. Антон судорожно закрывает люк и окна. — Только одну снял, — сокрушается Арсений, пытаясь отдышаться. — Да ничего, — усмехается Антон. — Щас как в анекдоте сделаем. Один сломал, второй потерял. Он выворачивает руль, ныряя за булыжник побольше, и краем глаза видит, как Арсений косится на него с недоверием. — Ты знаешь, где мы? — интересуется он, вглядываясь в оранжевое марево перед лобовым стеклом. — Я не следил за дорогой. — Почти на месте, — уверяет его Антон, но, если честно, его уверенность базируется на слепой вере в навигаторы Тахо. С другой стороны, что есть любовь как не слепая вера там, где она не имеет смысла? Антон петляет, запутывая следы, то вынырывает из песчаной бури, то снова прячется в её шершавой утробе, выписывает виражи, пока не убеждается, что чёрный внедорожник окончательно отстал и скрылся из вида. — Кажется, оторвались, — осторожно выдыхает Арсений, не сводя взгляда с зеркала заднего вида. — Да всё как по маслу! — хорохорится Шастун и получает в ответ снисходительный взгляд от человека, который прекрасно понимает, что они спаслись только благодаря череде случайностей. Прямоугольники фургонов выныривают из песка так резко, что Антону приходится вдарить по тормозам, чтобы не вписаться в чей-то дом на колёсах. — Обана, приехали! Поездка окончена, поставьте нам пять звёзд, — довольно улыбается Антон. — Это же оно? Я туда тебя привёз? Арсений вглядывается в очертания палаток и строений перед ними, но не выглядит очень уверенным в том, что узнаёт это место. Видимость отвратительная. Антон его не узнаёт тем более, он в лагере Альдекальдо и не был никогда. — Кажется, да… Да. Да, туда. — Ну… вот. Довёз, — кивает Шастун, немного нервно теребя пальцами оплётку руля. — Наверное, на этом всё, можешь, что-ты там собирался делать, прятаться у друзей-кочевников, а я это… Поеду. — Ты не останешься? — удивлённо хмурится Арсений. Песок мерно стучит по бокам Тахо. — З… зачем мне оставаться? — осторожно уточняет Антон, чувствуя какое-то странное и совершенно неуместное волнение. — Чтобы не навернуться с обрыва с такой видимостью? — вроде как Арсений говорит очевидные и правильные вещи, но они почему-то всё равно звучат как предлог. — А ещё рану обработать. — Рану? — удивляется Антон, и только сейчас замечает, что у него вся шея липкая от крови — должно быть, какая-то из пуль Арасаки задела его по касательной, а он от всего этого адреналина даже боли не почувствовал. — Пошли давай, — фыркает Арсений. — Я тебя в это втянул, значит, я вроде как отвечаю за твою безопасность. Бурю переждём и поедешь. Антону ничего не остаётся, кроме как подчиниться. Ладно, ему много чего остаётся, но действительно не хочется шароёбиться по пустошам посреди песчаной бури на изрешеченной пулями тачке. Или действительно хочется задержаться с Арсением на подольше. Тот поднимает с пола свой пистолет (Антон про себя отмечает, что это не дешёвый ширпотреб из торгового автомата, а новенький Овертюр), суёт его за пояс и поспешно покидает машину, напустив внутрь песка. Антон торопливо следует за ним, потому что в такой видимости даже на пару метров отстать может быть чревато последствиями. Песок набивается в уши и рот мгновенно, налипает на запёкшуюся кровь, застревает в ресницах. Антон себя чувствует так, будто случайно попал в зону действия пескоструйного аппарата, и с него сейчас последнюю кожу снимут. Благо, Арсений затягивает его за собой в какой-то гараж быстрее, чем это происходит. — Пфдфффец, — отплёвывается Шастун, вытряхивает пустынный антураж из своей шевелюры и только после этого оглядывается. Они действительно в каком-то гараже, и перед ними какой-то мужичок с бородой, застывший с куском малярного скотча в зубах над покрытым грунтовкой автомобилем. — Тьфу ты господи, Арс, слава богу, — выдыхает он вместо приветствия. Арсений пересекает гараж и протягивает мужичку руку, тот её ловит, но тянет на себя, полноценно обнимая друга с искренним облегчением. — Всё путём, Серёг, доехали без проблем, — успокаивает его Арсений. — Да? — усмехается Серёга. — А чё водитель в крови? Он кивает на Антона, продолжающего мяться у входа в гараж, и тот неловко, словно извиняясь, трогает свою липкую шею. — Ну ладно, подловил, — вздыхает Арсений. — Нас по пути немного покоцала Арасака. Две машины, одну я… одну сломал, вторую потерял. Он оборачивается на Шастуна, кидая ему быструю полуулыбку, мол, смотри, я твою шутку оценил и передал дальше. Антон не уверен, как ему реагировать. — Сломал как? — осторожно интересуется кочевник с каким-то подозрением в голове. Арсений молча хлопает себя по предплечью, подтверждая догадку Антона о том, он задействовал какие-то импланты, прячущиеся в руках. Бородач разочарованно взмахивает мотком малярного скотча: — Ну охуенно, Арс. Если до этого они только догадывались, что ты их спиздил, то теперь знают наверняка! Молодец! Отличная тактика, десять из десяти. И Арсений, такой высокий и уверенный, стыдливо опускает голову перед этим невысоким человечком, позволяя отчитывать себя, как школьника, который чип по математике дома забыл. — А этот? — Серёжа внезапно кивает на Шастуна. — Всё видел? Так. Антон напрягается. Бородач выразительно приподнимает брови, и его выражение лица Антону совсем не нравится. С таким выражением обычно намекают, что надо бы убрать свидетелей. Вот и подвёз клиента себе на голову. — Видел, — тихо подтверждает Арсений. — Нихуя. Я. Не видел, — цедит Антон и показательно тянется за пистолетом. Нет, ну это ж надо быть таким тупорылым, сначала в баре на красивого мужика повёлся, теперь вот подвёз — ну ясен же хер, что им не нужны свидетели, а Шастуна проще обнулить и скинуть в канаву, чем расплачиваться с ним, а потом бояться, что он сольёт инфу Арасаке. Дурак, ой дурак. Но Серёжа примирительно поднимает руки вверх: — Э-э, тихо! Мне похуй, веришь-нет? Я так это, просто… За компанию. Тут Арс всё решает, это его хуйня. — Я решаю, — холодно чеканит Арсений, — что нам всем нужно успокоиться. Не надо никаких тут этих… поспешных решений принимать, хорошо? Серёг, ты красишь машину? — Крашу, — ворчит бородач. — Вот и крась. А мы пока в дом пойдём, Антону вон рану обработать надо. — Мне нормально, — на всякий случай открещивается Шастун. — Нихуя не нормально, я уже вижу, как по тебе золотистый стафилококк ползёт, — отмахивается Арсений и уже разворачивается в сторону двери, но замирает и оглядывается на Серёжу. — У тебя из-за меня проблем с Солом не будет? — Сола сейчас другие вопросы волнуют, — бурчит кочевник себе под нос. — Но вы всё равно лучше не светитесь особо. Аптечка под раковиной. Арсений ему в ответ только коротко кивает и берёт Антона за локоть, направляя его обратно к двери гаража. Тот следует неохотно, напряжённо — ему всё ещё не дали расписку в том, что никто его убивать не собирается. Но ухо действительно начинает гореть, он представляет, сколько всякой дряни живёт в этом песке, и послушно позволяет ещё одной короткой перебежкой дотащить себя до соседнего трейлера. Буря в этот раз кажется ещё злее, будто у пескоструйного аппарата выкрутили мощность на полную. Арсений закрывает за ними дверь и наклоняется, вытряхивая песок из одежды и волос. — Не обращай внимания на Матвиенко, он просто за меня беспокоится, — бросает он, между делом. Отличный совет, не обращать внимание на чувака, который предлагает тебя грохнуть, пока ты фактически заперт на подконтрольной ему территории. Очень соотносится с целью выжить, ага. Антон осторожно проходит вглубь трейлера, разглядывая чужую смятую постель, компактную кухоньку, заваленную коробками от пиццы, стул с наваленной на него одеждой. На обеденном столе разложен разобранный пистолет, и Арсений по-хозяйски двигает газету с ним в сторону, указывая Антону на стул рядом. Но Шастун медлит. У него, кажется, каждый волосок на теле приподнимается от напряжения, от этого чувства, которое он не может объяснить, что что-то не так. Что он не в безопасности. Что никто не в безопасности. Поэтому он остаётся на месте, напрягается, готовый драться (с кем?) или бежать (куда?). Снаружи буря шумит так, что, кажется, в любой момент сорвёт обшивку с трейлера. — Что ты сделал? — негромко спрашивает Антон, так и не покидая своё место у двери. — С той машиной, которая сошла с пути. Он уточняет на всякий случай, чтобы нельзя было отвертеться, хотя видит, что Арсений его понимает прекрасно. — Антон, — выдыхает Арсений как-то снисходительно. — Тебе не нужно в это лезть. Правда. Ишь ты какой важный нашёлся, решает тут за других, куда им нужно лезть, а куда нет! — А то что? — с нажимом интересуется Шастун, будто намеренно поддевает грязным пальцем корку раны, зная, что ни к чему хорошему это не приведёт. Арсений наклоняет голову набок, будто с интересом наблюдает за неведомой зверушкой и медленно возвращается в двери. Чем меньше страха и напряжения в его походке, тем больше их в Антоне. Руки действуют быстрее головы, Антон сначала слышит, как к гулу и треску за окном добавляется низкое электрическое гудение, а затем уже осознаёт, что между ладонями растягивает моноструну и замирает. Арсений делает ещё один неосмотрительный шаг и застывает, когда на его шею ложится невесомая гудящая петля. Антону даже не приходится приказывать ему остановиться. Какой понятливый. Только вот по выражению лица не скажешь, что Арсений испуган или возмущён недоверием, у него в глазах горит какое-то самодовольное нахальство. Вызов. — Это ты мне угрожаешь или флиртуешь? — усмехается он. — Может, мне нравятся игры с асфиксией. — А игры с отрезанием головы тебе нравятся? — рычит Антон в ответ, пуская по струне лёгкий электрический импульс, чтобы напомнить, что ему достаточно сейчас одного движения, чтобы в этой комнате стало вдвое меньше людей. — Да не отрежешь ты мне голову, — улыбается Арсений слишком нагло для человека, чья жизнь сейчас в чужих руках. — Знаешь, почему? Потому что тебе до смерти интересно, во что ты ввязался на самом деле. — Ага, — подтверждает Антон ехидно. — До смерти. Арсений медленно, словно проверяет рамки дозволенного, наклоняется ближе. Чёрт знает, зачем, видимо, думает, так эффектнее. А Антон чёрт знает, зачем ему разрешает, очевидно же, что это позволяет Арсению перехватить контроль. И тот этим пользуется. Не шепчет, но понижает голос до каких-то еле воспринимаемых (подстреленным) человеческим ухом вибраций: — Антон, тебе нечего бояться. Я тебе ничего не сделаю. Плохого. — Я и не боюсь, — Шастун старается говорить спокойно, чтобы голос не дрожал. — Просто хочу знать, что здесь происходит и на кой хер ты меня сюда затащил. — «Затащил»? — Арсений удивлённо приподнимает брови. — Никто тебя сюда не затаскивал, ты сюда сам поехал, потому что не смог смириться с незакрытым гештальтом невыебанного меня. Антон морщится — скорее от пошлости, чем от несоответствия этих слов действительности. — Я правда так и не пойму, — продолжает Арсений, словно игнорируя гудящую удавку на своей шее, — неужели ты реально не срастил, что это я, когда моё имя в заказе увидел? Я не уверен, что и в Советском Союзе много Арсениев Поповых, не то что в Найт-Сити. — Да не знал я, как тебя зовут, — раздражённо ворчит Антон. — Я же говорил, у меня оптический имплант сломан, и все анализаторы с ним. — А-а, — тянет Арсений откровенно издевательски. — Точно-точно. Пулевое ранение в голову. Его кажется, их положение не смущает никак. Контроль потерян. Антон себя чувствует мышкой, которая поймала кота за хвост и теперь не знает, что с этим всем делать. — Давай так, — бесстыдно улыбается Арсений. — Я рассказываю тебе, что у меня произошло с Арасакой, а ты рассказываешь, что на самом деле случилось с твоей оптикой. А ещё рану даёшь обработать. Антон на мгновение хмурится, но всё же взмахивает рукой, перекидывая виток струны обратно через шею Арсения. Во-первых, кажется, его всё-таки не собираются убивать, а во-вторых, у него начинают дрожать руки и есть опасность ненароком таки отрезать кому-то голову (возможно даже себе). Попов выдыхает, расслабляется немного, и Антон только сейчас понимает, что он всё-таки был напряжён, просто хорошо маскировал это под уверенность. Надо бы у него пару уроков взять, что ли. — Я тебя умоляю, умойся, — вздыхает Арсений и кивает на узенькую дверь санузла. И Антон послушно плетётся в заданном направлении, послушно смывает с лица песок и кровь, и даже сам достаёт из-под раковины аптечку, прежде чем вернуться и усесться на тот стул, на который его приглашали в самом начале. — Хороший мальчик, — усмехается Арсений, вроде бы издевательски, но Антон всё равно чувствует, как у него от этих слов внутри что-то странное ворочается. В аптечке находится никотиновый пластырь, пара шприцов со стимуляторами и бинт, который, судя по виду, пожевала стая собак. Остаётся загадкой, зачем Серёжа вообще про эту аптечку говорил, если тут ничего полезного нет. Матерясь себе под нос, Арсений уходит в ванную, долго полоскает несчастный бинт в такой же сомнительной чистоты проточной воде, и возвращается с выражением крайней неудовлетворённости на лице. — Стафилококк так стафилококк, — фаталистически пожимает плечами Антон. — Не-не, щас что-нибудь придумаем, — упорствует Арсений, заглядывая в кухонные шкафчики. — А ты давай это, рассказывай пока, как оптику похерил. Антон понуро опускает голову, но уговор есть уговор. — Вирус словил, который напряжение меняет, вот она и сгорела. Хуяк и отключилась. — А как словил? — интересуется Арсений с кухни. — Да как-как… Ну на порносайте, допустим. — Допустим, — фыркает Арсений. — Совсем дурачок, что ли, на непроверенные порносайты лезть? Или твои вкусы, ну… настолько специфичны? — Да ничего там специфичного, просто там было типа, в сеть утекло домашнее видео Лиззи Уиззи, смотреть тут, и я по… Это неважно уже. Я рассказал, короче. Теперь твоя очередь. Арсений возвращается к столу с миской воды и пачкой соли, выдвигает ногой табуретку себе и располагается напротив пациента. — Сыпать соль на рану будешь? — с подозрением интересуется Антон. — Я всё рассказал, честно. — Да нет, просто раствор сделаю, у них же тут ни перекиси, ни хлорика, всё ебучим солевым раствором обрабатывают… — ворчит Арсений, погружая бинт в миску. — У кого, «у них»? — уточняет Антон. — У америка… — начинает Арсений, но запинается. — Ты уже родился тут, что ли? Шастун хмурится: — Ну не в Найт-Сити, в Колорадо. А ты… в СССР? Арсений кивает. Почему-то мысль о соотечественниках, которые реально родились за океаном, на родине, кажется Антону дикой, хотя вроде как в Советском Союзе 2.0 после его возрождения в тридцатых с выездами за границу всё было далеко не так жёстко, как в его бета-версии, почившей в прошлом веке. Но Арсений, кажется, в воспоминания о родине ударяться не хочет — настолько, что сам добровольно начинает рассказывать о том, как он оказался в текущем положении. Он смачивает бинт в солевом растворе, осторожно прикладывает его к уху Антона и признаётся: — Ну в общем, Арасака меня ищет, потому что, возмо-ожно, я действительно спиздил у них прототип какой-то разработки, очень важной, и очень секретной. — А Милитех? — решает попытать счастья Шастун. — А Милитех меня ищет, потому что возмо-ожно, я сделал это по их заказу, а потом слинял и прототип им не отдал. — Так ты корпоративный шпион! — доходит наконец до Шастуна. Арсений пожимает плечами: — Можно и так это назвать, если тебя заводят истории про шпионов. — Да прекрати ты со мной флиртовать, — ворчит Антон, не зная, куда деть взгляд. — А то что? — цитирует его самого же Попов и самодовольно улыбается. — Кстати, могли бы отлично скоротать время до конца шторма, завершив начатое вчера… Антон чувствует, как краска наползает на щёки. Арсений кидает бинт обратно в миску и отклоняется назад на своей табуретке. Смотрит внимательно, но уже не столько с вызовом, сколько с ожиданием, как будто действительно хочет услышать какой-то однозначный ответ. И Антон, как бы он ни жалел, что вчера так и не раздел это тело, понимает, что сейчас согласиться не может. Момент упущен. — Я н… не могу, — выдаёт Шастун наконец, запинаясь. — Что, теперь, когда я не просто влажный рот вокруг твоего члена, а живой человек со своими проблемами, всё изменилось? — усмехается Арсений. Почему он кидает это Антону в лицо как обвинение? — Да, блядь. Да. Само собой, всё изменилось, — кивает Шастун серьёзно и даже как-то зло. — Вчера это была просто интрижка на одну ночь, а сейчас… Он запинается, не зная, как закончить предложение. А что сейчас? Всё слишком по-настоящему? И вместо Успешного Антона™ на сцене настоящий Антон, Антон-неудачник, которого снимают в барах, только чтобы было, где переночевать; у которого вирус из порнухи сжёг оптический имплант за пять тыщ; у которого любимая тачка то на штрафстоянке, то похожа на дуршлаг из-за пулевых отверстий. Арсений так и не дожидается ответа. Оставляет миску подальше от края стола, поднимается с табуретки и потягивается. — Ладно. Пойду вздремну тогда. Всю ночь не спал толком. Он по-хозяйски перетряхивает одеяла на чужой кровати, а затем совсем бесстыдно и откровенно провокационно стягивает с себя футболку и джинсы. Слава богу, сегодня на нём есть нижнее бельё. Тело, которое Антону не довелось раздеть вчера, раздевается само, но увы, уже не в том контексте. А потом ныряет в кровать, нагло и никого не стесняясь. — Если передумаешь, ты знаешь, где меня искать, — доносится из вороха одеял. Антон остаётся сидеть на месте и борется с этой мыслью, наверное, минут десять. Даже после того, как Арсений начинает равномерно сопеть, Шастун всё ещё представляет, как раздевается следом и забирается к нему под одеяло. А полчаса назад голову ему отрезать угрожал. А вчера член сосал. Вот это американские горки, а. Он всё представляет, представляет, но так этого и не делает — не решается. Вместо этого поднимается со стула и пытается примоститься на маленьком диванчике в уголке трейлера, согнувшись в три погибели. Антон думает, что просто полежит так и отдохнёт, но белый шум бури за стеной так убаюкивает, что Шастун сам не замечает, как засыпает.