Ангстрем

Забавно, но, кажется, за последние две недели Антон уже даже привык просыпаться от шорохов и шагов Арсения. Тот неизменно встаёт рано, а Шастун неизменно спит до полудня, отказываясь реагировать на внешние факторы, пока кто-то на кухне не начинает откровенно греметь сковородками или включать телевизор на полную громкость. Когда Антон просыпается сегодня, Арсений методично чистит и заряжает всё оружие, которое ему привёз его бородатый друг, разложив его на кухонном столе. Кажется, его внезапный прилив энергии никуда не делся, просто был перенаправлен в более продуктивное русло. И на том спасибо. — Мы сделаем это завтра, — вместо «доброго утра» выдаёт Арсений, как только замечает шевеление на диване. — Эм-м… Сделаем что? — уточняет Антон, включая дурачка, хотя, кажется, понимает, какой ответ услышит. — Разберёмся с Арасакой, — твёрдо отвечает Арсений. Он выглядит серьёзным, но каким-то нервным — постоянно перекладывает стволы, пересчитывает патроны, перепроверяет магазины. Антон мысленно пытается представить себе календарь, но сдаётся через три секунды и вызывает интерфейс календаря перед глазами. Смотрит на сегодняшнюю дату и хмурится. — Первого апреля? Серьёзно? Ты хочешь напасть на Арасаку первого апреля? Это чтобы секьюрити решили, что это типа розыгрыш такой? — В том числе, — серьёзно кивает Арсений. — Есть статистика, согласно которой первого апреля охранные службы реагируют на вызовы реже и медленнее, чем в любой другой день. Он какое-то время молчит, вертя в руках потёртый Нуэ, а затем поднимает голову и прицельно ловит взгляд Антона: — Но не только поэтому. Просто… пора с этим всем заканчивать. Они не перестанут меня искать, и с каждым днём всё больше вероятность, что найдут, и… Неважно. Я не вижу смысла тянуть. Антон сползает с дивана и отправляется в ванную, пытаясь понять, что он чувствует по этому поводу. А чувствует он много и всякое разное. С одной стороны, действительно хочется уже это всё оставить позади, надоело тянуть, надоело, что этот проект висит постоянно где-то фоновой мыслью. С другой стороны… это значит, что Арсений, вероятнее всего, уедет? Свалит в закат, как только исполнит свою мечту напакостить Арасаке. А Антон… что Антон? Антон останется здесь, как раньше, куда ему деваться. Придётся залечь на дно на какое-то время, но усилия Арасаки явно будут сосредоточены на том, чтобы найти Попова. Которого здесь больше не будет. Антон чистит зубы с мыслью, что больше не стоит позволять себе так быстро привыкать к людям. Даже если они сваливаются как снег на голову, даже если они заявляются жить к тебе домой, даже если они отбирают твою кровать. Он всё это время не хотел никак развивать эти отношения, чтобы потом не страдать, и что, помогло? Да нихуя не помогло, вот он всё равно сейчас мрачно елозит щёткой по зубам, потому что всё равно расстроился. И ради чего тогда это всё? — Давай завтракай, вон омлет я тебе оставил, и начнём координировать это дело, — раздаётся над ухом голос Арсения. — Нам надо прям точно рассчитать, кто когда вступает. У нас времени до семи. — А что в семь? — растерянно поднимает голову Антон. — Свидание, — невозмутимо отвечает Арсений. — И на этот раз никакие отговорки не принимаются. Ты обещал. Ты сказал «давай завтра». Антон полоскает рот, не отводя от него взгляда. Антон и не думал придумывать отговорки. ◈◈◈ После длинного дня планирования, расчётов и телефонных переговоров выход на улицу, где можно размять ноги и подышать выхлопными газами, ощущается как благословение. Антон с наслаждением потягивается и направляется к Тахо, чтобы по-джентльменски открыть Арсению пассажирскую дверь, раз уж это официальное свидание. Но что-то идёт не по плану, потому что Шастун замирает за пару метров до машины, с удивлением разглядывая родную ласточку. Нельзя сказать, что Тахо выглядит так, словно её подменили, в ней всё ещё узнаются трещина на лобовом и царапины на крыле. Но заднее стекло заменено, а отверстия от пуль аккуратно замазаны шпатлёвкой и закрашены, и из дырявого ведра Тахо снова превратилась в более-менее презентабельное средство передвижения. — Нравится? — самодовольно щурится Арсений, мягко пихая Антона локтем. Антон чешет голову, осматривая преобразившийся автомобиль. — Это ты сделал? — Ну… Не сам. Просто вызвал ремонтников. Не хотел и дальше разъезжать на дуршлаге. Ха, так говорит, как будто ему больше пары дней на этом дуршлаге разъезжать оставалось. — Эм-м… Спасибо, — теряется Антон и садится за руль, совершенно забыв, что собирался джентльменствовать. Когда Арсений усаживается на своё место и пристёгивается, Антон замирает в ожидании указаний, но ничего так и не происходит. Шастун выгибает бровь, это не помогает. Тогда приходится подать голос: — Ну? Куда мы едем-то? Арсений растерянно чешет кончик носа: — Тут видишь какое дело… Я всё это время думал тебя отвести на нормальное такое свидание, в приличный ресторан. Но вот чё-то только сейчас вдруг понял, что он настолько приличный, что там… — …полно чуваков из Арасаки, — догадывается Антон. Да уж. Так топил за это своё свидание, а в результате о такой очевидной мелочи не подумал. А ведь Антон действительно не против был бы посидеть в нормальном ресторане, пожевать непонятный, но очень вкусный салат и поиграть в викторину «как думаешь, из чего это желе» как… обычные люди. Как нормальные люди. — Ладно уж, — вздыхает Антон и заводит машину. — Поедем просто по набережной гулять. — Нет, стой, — внезапно подскакивает Арсений. — Я придумал. Так даже лучше. Поехали в Пасифику. — В куда? — хмурится Шастун. — В туда, где тебя в прошлый раз чуть на запчасти не разобрали? Арс, умоляю, скажи, что в этом городе есть какая-то другая Пасифика, и это название, я не знаю, гриль-бара какого-нибудь? Арсений только пожимает плечами: — Нет никакой другой Пасифики. Нам нужно в Гранд Империал Молл. Точнее, под него. — Ну у тебя и представление о свиданиях, конечно, — закатывает глаза Антон, но послушно трогается с места. — Я так понимаю, судя по реакции, ты там не был никогда? — Где, в Пасифике? — Под моллом. Антон морщит нос: — А что я должен был делать под самой большой заброшкой в Найт-Сити? Или ты мне хочешь сказать, что там прячется подземный парк аттракционов? — Мне казалось, самая большая заброшка — это стадион, — совершенно бессовестно игнорирует заданные ему вопросы Арсений. — Господи, ты отвратительный человек, конечно, — вздыхает Антон и крутит руль, сворачивая на Палм Вью. Ну вот что там такое может быть, что перебьёт приличный ресторан с непонятными салатами? Заброшенный зал игровых автоматов? Секс-вечеринка в подвале? Просто жутковатая пустая стройка? Карта не помогает совершенно ничем. Говорит, Гранд Империал Молл, торговый центр, закрыто — и больше никакой полезной информации. Отрываясь от дороги, Антон кидает короткие взгляды на Арсения, тот выглядит до неприличия довольным, словно его самого заводят все эти загадки. Такой он человек, значит? Всегда будет искать кого-то, кто готов кинуться разгадывать его ребусы? С ним не расслабишься, конечно. И не заскучаешь. Пересекая мост в Пасифику, Антон чувствует, как всё его тело напрягается. Не хотелось бы, чтобы свидание превратилось в очередную перестрелку, если они наткнутся на Мусорщиков и вдруг выяснится, что Макар забыл или не смог сбить их со следа Попова. Арсений же наоборот выглядит каким-то довольным и хитро улыбается, бросая на Антона свои интригующе загадочные взгляды. Оставляя машину на обочине недалеко от Гранд Империал Молла, Антон не рассчитывает найти её целой — или вообще найти её. В этом районе даже такое старьё могут украсть. — Я бы тебе ещё глаза завязал, — мечтательно тянет Арсений, направляясь к пустующему торговому центру, — только что-то мне подсказывает, что ты будешь против. — Правильно подсказывает, — хмуро кивает Антон. — Я бы ещё понял, если бы ты мне это в постел… Ой, подожди минутку, мне звонят. Видеть на экране вызова имя Стаса странно и вместе с тем где-то внутри Антон ликует — прав был, пару недель фиксеру хватило, чтобы остыть. — Слушаю, — по-деловому отзывается Антон, принимая вызов. — Алло, Шаст? — Стас звучит немного заискивающе, точно уже не злится. — Тут работа есть. Срочная, поэтому на исполнителя плевать. Тебе повезло. Ага, как же, это Антону повезло, а не Стасу, что у него есть фиксер, который готов взяться за срочное дело, ну-ну. — Насколько срочная? — уточняет Антон серьёзно. — Вот прям сейчас нужно сделать, — нервно отвечает фиксер. Антон поджимает губы. В любой другой день, в любой другой ситуации он бы прыгал от радости, что Стас наконец-то сменил гнев на милость. Но сейчас он смотрит на нерешительно замеревшего рядом Арсения в смешном голубом худи из мешка с вещами на выброс и понимает, что не готов от него отказаться, даже если у них сейчас будет худшее свидание в мире в подвале заброшенного ТЦ. — Я… занят сейчас. — Чем ты занят, ты без работы сидишь, — снисходительно фыркает Стас и вкрадчиво добавляет. — Шаст, платят тоже как за срочный заказ. Давай не ломайся. Но дело в том, что Антон и не ломается. Он не тянет время и не набивает цену, он совершенно искренне не хочет сейчас никуда ехать. У него, может, первая и последняя возможность загладить вину перед Стасом, но также у него первая и последняя возможность провести вечер с Арсением, и это решение даётся на удивление легко. — Стас, давай я тебе напишу как освобожусь, ладно? — максимально дружелюбно пытается выпутаться из ситуации Антон. — Я сейчас… действительно не могу. Пока. И кладёт трубку посреди начавшегося потока возмущений фиксера. С точки зрения карьерного пути это отвратительное, отвратительное решение, но Шастун не может заставить себя чувствовать стыд — ему слишком тепло от самодовольной улыбки Арсения, который по обрывкам разговора понимает, что сегодня он в приоритете. — Пошли давай, — фыркает Арсений и трогается с места. — Только иди осторожно, там местами ступенек нет. Антон в заброшенный торговый центр входит настороженно, словно ждёт подвоха. В целом, тут всё как можно ожидать — по углам жмутся бездомные, нарколыги, какие-то мутные типочки, но никто ни на кого не нападает. Стайка подростков громко слушает музыку и смеётся. Мужик в длинном плаще шатается от человека к человеку, предлагая купить какие-то сомнительные брейндансы. — Нам сюда, — Арсений уверенно шагает к эскалатору вниз (возможно, когда-то это был эскалатор вверх, но сейчас все эскалаторы не больше чем лестницы). Антон не сопротивляется, ему нравится, когда его куда-то ведут. А ещё ему нравится ощущать тёплую сухую ладонь Арсения в своей, и он сжимает её покрепче, чтобы не выскользнула случайно. Сегодня он дал себе обещание не сопротивляться, не упираться руками и ногами, а просто расслабиться и хорошо провести время. Всё, что можно было проебать в этой игре, он уже проебал, какой смысл выпендриваться? «Возьми и не влюбляйся». Ха. Ха-ха. Арсений ведёт его вниз и ещё вниз, на минус второй этаж. Вот-вот перед глазами должна всплыть пустынная парковка или подвал со складом, но этого не происходит. Антон с удивлением распознаёт гул толпы, грохот сочных басов и запах жжёной резины — и всё это происходит за пару секунд до того, как Арсений толкает дверь и открывает ему целый новый мир под Гранд Империал Моллом. Антон замирает, раскрыв рот. Здесь людно — как в хорошем клубе в субботу вечером. Посетители, яркие, молодые, пьяные, толкутся на месте и разговаривают, и пританцовывают. А на заднем плане, за ограждениями из автомобильных шин, несколько машин визжат тормозными колодками, выписывая вензеля вокруг столбов парковки под хохот и аплодисменты зрителей. — Это чт… это подземный стритрейсинг? — наконец отмирает Антон. — Скорее, парковка-под-тц-рейсинг, — кричит Арсений ему на ухо, стараясь перебить музыку. — Пошли, я хочу научить тебя дрифтовать! — Чего? — нервно смеётся Антон. — Зачем? — Ты прочувствуешь это сам, — продолжает Арсений и тянет его за собой. — Хочу, чтобы ты меня вспоминал потом каждый раз, когда будешь это делать! Последняя фраза недовольно колет под рёбрами. Может, Антон и не хочет его вспоминать каждый раз, когда машину на повороте заносит? Но его никто не спрашивает. Его тянут вперёд, его представляют Клэр, барменше из «Посмертия», с которой он и так знаком. Его тащат за линию ограждения, усаживают в машину, пристёгивают даже. Антон внезапно осознаёт себя субъектом, а не объектом, только когда Арсений, счастливый, светящийся, на пассажирском сидении рядом, велит: — Трогай! Отличный из него инструктор, конечно — нихрена не объяснил, в тачку запихнул и сам разбирайся. — Не ссы, там всё просто, — Арсений подбадривающе хлопает Антона по колену. — Тебе просто надо почувствовать, как сильно нужно выжать газ, чтобы сцепление с покрытием отпустило и пошёл занос. — В душе не ебу, о чём ты, — признаётся Антон, входя в поворот. Собственно, это у него и получается — обычный поворот. Он огибает колонну, чудом не вписываясь задом в чувака, выписывающего круги рядом. — Давай ещё раз, не разгоняйся, не в скорости дело. — Так а в чем, блядь? — всплескивает руками Антон. — Ну руль крути! Что там он должен был почувствовать? Пока что получается прочувствовать только злость и раздражение. — Давай-давай-давай! — подбадривает его Арсений. — Вокруг вот этой колонны, ну! Антон стискивает зубы, снова выкручивая руль. Чувствует, как сводит судорогой пальцы, вцепившиеся в рычаг переключения передач, а потом — как его несёт, как всю машину несёт. В ушах гул, колонна проносится мимо, толпа визжит. Ах вот оно что. — Ну! — подпрыгивает Арсений. — Понял же, понял! Давай ещё! У него на лице столько радости, словно он ребёнка только что ходить научил. Антон послушно выжимает газ, снова пытаясь повторить трюк. На пустом пространстве машина выписывает круг вокруг себя, поднимая клубы пыли, и Антон понимает, что он последний раз такое чувство испытывал на американских горках — только теперь он знает, что управление в его руках. Руль выкручен до упора, двигатель рычит, в груди колотится настоящая, неисчерпаемая свобода. Антон высовывает правую руку из окна, ловя свистящий между пальцами воздух. Кажется, кричит. Кажется, Арсений тоже кричит. Кажется, толпа тоже кричит. Ладно, теперь более-менее понятно, что Попов имел в виду. Чувство действительно потрясающее, и как раз такое, каким хочешь поделиться с кем-то, кто тебе нравится. — Я могу делать это всю ночь! — кричит Антон, перебивая шум мотора. — Нам дали тачку на двадцать минут! — кричит Арсений в ответ. Вот же ж. Остаётся только постараться из оставшихся минут выжать всё по максимуму, и Антон стискивает зубы, шумно выдыхает, снова выжимает газ. Старается запомнить это ощущение, эту чистую эйфорию, чтобы потом смаковать воспоминания. Хотя получится ли это сделать, если он каждый раз будет вспоминать и Арсения? — Закругляемся, — командует Попов. Антон разочарованно вздыхает, но вместе с тем не может не признать, что руки мелко дрожат от того, как сильно он их напрягал, вцепляясь в руль. Наверное, передышка не повредит, а потом можно будет уговорить Арсения попробовать ещё раз. Когда они вылезают из машины, Клэр придирчиво осматривает её, но удовлетворённо кивает, не обнаружив новых повреждений. Арсений расплачивается, снова горит синим только один его глаз, выдавая отсутствие рабочего импланта во втором. У короткостриженного мальчика с подносом Арсений также заказывает какие-то коктейли, и Антон про себя радуется, что он в этом свидании та сторона, которой ничего не нужно выбирать. Когда они рушатся на кресла-мешки в углу, Шастун чувствует, как наконец-то позволяют себе расслабиться зажатые мышцы. — Охуенно! — ёмко резюмирует он, вытягивая ноги. Арсений свои тоже вытягивает и не стесняется закинуть сверху на Антоновы. Пока в рамках приличий, но кто знает, чем закончится вечер. — Я тебе соврал немного, — смеётся Арсений. — Я не планировал никакой ресторан. Сразу знал, что сюда тебя приведу. — Часто здесь бываешь? — догадывается Антон. Над ним вырастает официант и протягивает какой-то зелёный коктейль. Тот оказывается приторно-сладким, но зато сразу бьёт в голову — то что нужно, чтобы отлично продолжить и так отличный вечер. Арсений отпивает свой идентичный коктейль и кивает: — Я не знаю, в чем магия этого места, но я раньше себя живым только здесь чувствовал. — Раньше? — цепляется за слово Антон. — А теперь? — А теперь ещё и с тобой, — бесхитростно вываливает Арсений. Щёки горят — наверное, от алкоголя. Да, точно от него. — Посмотри, какие они здесь счастливые! И свободные! — продолжает Арсений. — А я приходил в своих корпоративных костюмах и чувствовал, как они меня душили. — Что, вот так мечтал ходить? — Антон кивает на проходящего мимо парня в кожаных брюках с шипами и неоново-зелёном дутом болеро, обнажающем покрытый татуировками торс. — С радостью! — чуть ли не подскакивает на месте Арсений. — Вот сейчас наконец-то могу себе это позволить, только так и буду бегать… по этому, по своему огороду в Колорадо. Антон фыркает, представляя себе эту картину, и отхлебывает ещё своего приторного коктейля. Думать об Арсении в китчевых прикидах из Найт-Сити, рассекающем по улочкам маленького консервативного городка, одновременно смешно и больно. Больно — потому что Антон себя рядом в этих кадрах не видит. Разве что открытки слать друг другу будут, но это сделает всё только хуже. — У меня ещё вот какие варианты для свидания были… — принимается перечислять Арсений, но Антон бессовестно пропускает всё мимо ушей, потому что внезапно видит в толпе знакомое лицо — ту самую девчонку из казино, которая подставила их в самый ответственный момент. Или просто похожа? Да нет, нет, она. — А ну подожди, — бесцеремонно бросает Арсению Антон, с трудом поднимаясь с кресла. — Там эта сучка. В пайетках. Она, правда, на этот раз без пайеток, но это никак не мешает Антону пробраться к ней, расталкивая толпу. — Э! Ты! Ничего сказать не хочешь? Девушка оборачивается на звук — скорее машинально, чем посчитав его адресованным себе. Но стоит ей встретиться взглядом с раскрасневшимся Антоном, как её глаза округляются, и она делает шаг назад, неловко сталкиваясь со своей спутницей, какой-то беловолосой девицей с внушительным шрамом. — Чё, любишь свои проблемы на других скидывать, да? — продолжает напирать Шастун, подходя к девушке почти вплотную. — Чё ты приебался, живой же ушёл, — неуверенно отбивается она. — Вас всё равно заметили, от того, что меня бы грохнули, ничего бы не… — Ой да не начинай, — морщится Антон, хватая её за лацкан кожаного пиджака. — Мало того, что свою жопу спасла, ещё и девчонок на нас кинула, а теперь дурочкой прикидывается. Беловолосая, хоть и не в курсе претензий, лезет защищать подругу, вцепляется в Антонову руку ногтями — больно. Шастун шипит. Где-то за спиной вырастает Арсений, который пытается вклиниться между сторонами конфликта, но только всё усугубляет. Начинается какая-то странная суетливая потасовка. Не серьёзная драка, а нелепая толкотня, заставляющая все стороны расплескивать коктейли. Но этой толкотни достаточно, чтобы привлечь внимание охраны. Откуда-то появляется бритоголовый качок, который в ширину больше, наверное, чем Антон в высоту, и басит над ухом: — Молодые люди, покиньте, пожалуйста, заведение. В руках у качка предупредительно искрится шокер — как предупреждение, что спорить с ним не стоит. Антон примирительно поднимает руки, отпуская чужую одежду и волосы. Мямлит: — Извините, просто она нас подставила… — Мне неинтересно, — отрезает охранник. — Личные разборки снаружи устраивайте. Тут он, конечно, прав, он просто делает свою работу. И Антону ничего не остаётся, кроме как повиноваться и послушно проследовать к выходу. Девушка же мало того что не трогается с места, ещё и смотрит ему вслед высокомерно, как будто она победила в каком-то противостоянии. Сучка она и есть. Когда тяжёлая дверь захлопывается за спиной, Шастун нехотя оборачивается, готовый встретить осуждающий взгляд Арсения. Сейчас, небось, будет ворчать, что из-за Антона их выгнали из его любимого клуба, и всё свидание пошло наперекосяк. Но осуждения во взгляде Арсения нет. Он только улыбается и поправляет капюшон Антоновой толстовки, задравшийся в этой нелепой толкотне. — Ты не злишься? — осторожно пробует воду пальцем Антон. — На тебя? — выгибает бровь Арсений. — За что? Разве что на эту… даму. Антон фыркает — какое очаровательное благородство, даже сейчас не может женщину сукой назвать, а ведь она заслужила, ещё как заслужила. — Я нам свидание вроде как испортил, — бухтит Антон. Он снова чувствует тёплые пальцы Арсения в своих ладонях, а его дыхание — на своём лице. — Да оно даже ещё и не началось толком, — шепчет, дразнит, и сразу отстранятся, тянет за собой. И Антон плывёт за ним, как большая неповоротливая баржа за маленьким юрким буксиром. Поддаётся и принимает правила — он же обещал себе не сопротивляться, так? Идти вверх по эскалатору это какой-то отдельный вид мучения. Но Антону всё равно кажется, что он летит, окрылённый вот этим тупым и банальным ощущением бабочек в животе. Он сейчас хоть десять эскалаторов победит! Что-то такое и приходится провернуть, потому что Арсений вместо выхода из торгового центра направляется к служебной лестнице и, перешагивая провалы на месте недостающих ступенек, ведёт Антона куда-то наверх. — Мы что, на крышу идём? — догадывается Шастун. — Ну, — отзывается Арсений, — подвал не зашёл, попробуем крышу. Антон почему-то ожидает, что и на крыше будет полно людей, но здесь на удивление никого нет. По крайней мере, он никого не видит, когда толкает хлипкую белую дверь и ступает на пыльное покрытие крыши. Вокруг высятся громоздкие кубы кондиционеров, электрощитков и баков с водой. А за ними — у горизонта, закат торжественно наползает на сизый город. Найт-Сити лениво зажигает свой неон, прихорашиваясь в наступающем сумраке. И смотрится отсюда таким… живым. У Антона в груди щемит от одной мысли о том, как он любит и ненавидит этот проклятый город. Он осторожно переставляет ноги, стараясь не спотыкаться о провода и трубы, и следует за Арсением, которого тянет ближе к краю. За блоком кондиционеров внезапно находится голый матрас, пара пустых бутылок и складная табуретка. — Твоя заготовка? — интересуется Антон, пихая матрас носком кроссовки. — Или сюда в какой-то момент придут, эм… организаторы этого… пикника? — Честно тебе сказать? — пытается спрятать улыбку Арсений. Антон щурится, приглядываясь внимательнее. Валяющиеся гильзы, пустая коробка от патронов. — Это укрытие снайпера, — догадывается Шастун. — Это укрытие снайпера, — кивает Арсений и бессовестно устраивается на матрасе. — Но мы будем надеяться, что сегодня оно никому не понадобится. Антон неловко опускается рядом, вытягивает свои бессовестно длинные ноги и упирается ступнями в парапет. У горизонта подёрнутый дымкой город кажется иллюзией путника в пустыне, яркий и манящий. Но если посмотреть чуть ближе, особенно через оптический прицел, наверное, можно, увидеть, как чью-то машину угоняют или кого-то грабят в прямом эфире. Здесь на всё нужно смотреть через оптический прицел, если хочешь выжить. Антон уже было открывает рот, чтобы сказать что-то романтичное, компенсируя тот факт, что он испортил им свидание, но, когда он поворачивает голову на Арсения, тот заговаривает первым. — Я бы хотел, чтобы всё было по-другому, — он смотрит перед собой, напряжённо, словно боится Антона увидеть даже периферическим зрением оставшегося глаза. — Да не бывает по-другому в Найт-Сити, — вздыхает Антон. Не у таких людей как они. Короткие передышки — штиль между штормами, они же потому и кажутся такими драгоценными, потому что ты знаешь, что это в любой момент может закончиться. Наверное, Антон был дураком, жутким дураком с этим своим желанием не влюбляться ни за что. Мало того что ничего не получилось, так он ещё и оставил себе всего один вечер на то, чтобы побыть счастливым. Ну не идиот ли? Надо было брать что дают, пока дают. — Я тебе соврал, — голос Арсения внезапно вырывает из меланхоличных рассуждений. Он звучит серьёзно и даже как-то с надломом, как будто сам говорит через силу. Всё ещё не отводит взгляд от горизонта. — М? — осторожно подталкивает Антон. — Деньги, которые я тебе обещал… У меня их нет. И не было никогда. Я собирался тебя кинуть с самого начала. Антон протяжно выдыхает. Не то чтобы он не догадывался, но слышать прямое признание всё равно больновато. — Милитех заморозил мои счета, — продолжает Арсений. — Арасака и подавно. Всё это время меня выручал Серёжа со своих. Антон трёт переносицу и неотрывно смотрит на Арсения, всё-таки пытаясь поймать его взгляд. — Арс. Я догадался, примерно когда ты согласился ужинать рисом от суши вместо того, чтобы купить себе что-то. Только сейчас Арсений позволяет себе повернуть голову, видит, что на него смотрят в упор, теряется и снова в панике отворачивается. — Я о том что… Я рад, что ты не выкинул меня на улицу, даже если догадывался. Но я не могу просить тебя пойти за мной в пекло. Я пойму, если ты откажешься помогать мне с Арасакой. Я бы отказался на твоём месте. Наверное. — Как хорошо тогда, что на моём месте я, — криво усмехается Антон. Он не рад, само собой, слышать, что его обманывали всё это время, но всё равно, тот факт, что Арсений решил признаться до того, как их мозги украсили кафель в офисе Арасаки, даже можно назвать… милым? — Антон… — Арсений, кажется, начинает говорить, так и не решив, что именно он хочет сказать, поэтому запинается практически сразу. — Знаешь, что? — Шастун хлопает ладонями по ногам. — Считай это подарком на день рождения. Когда у тебя день рождения? Неважно. Считай это подарком на свой второй день рождения, когда я тебя из ванны вытащил. Теперь вместо горизонта Арсений разглядывает свои ноги, нервно зажав между ними ладони. Он вроде сидит совсем-совсем близко, а кажется при этом так далеко. — Они совпали, — мямлит он так тихо, что Антон чудом улавливает его слова. — Чего? — Они совпали, говорю, — чуть громче повторяет Арсений. — У меня был день рождения в тот день, когда… когда ты позвонил мне. Антон замирает, растерянно хлопая глазами. Нужно как-то отреагировать, но не кажется уместным ни попытка отшутиться, ни расспросы, которые заставят Арсения вспоминать о том, о чём он явно вспоминать не хочет. Тот, слава богу, сам спасает ситуацию, продолжая говорить: — Причём знаешь, что странно? Смешно даже, наверное. Тогда, на столе Мусорщиков, я же понимал, что умираю. Я чувствовал, как меня разбирают, и у меня было время испугаться. Но я не испугался. Я всё равно как будто до последнего не верил, что это по-настоящему происходит всё. Но зато знаешь, когда я испугался по-настоящему? Вот у той пещеры. У той идиотской пещеры ненастоящей, когда думал о том, как люди были, а потом они вошли туда, и людей не стало. Вот там меня пробрало прям до дрожи, и я только тогда понял, что завтра… — его голос ломается, — что… что завтра это буду я, наверное. — Ещё не поздно всё переиграть, — шепчет Антон. Арсений качает головой: — Нет, я говорил, я и без этого сумасшедшего плана могу умереть в любой день. Я лучше уйду, делая что-то стоящее. Просто… просто немного странно осознавать, что завтра, вероятно, мой последний день, а я столько всякой хуйни не успел сделать. — Ну слушай, — Антон старается говорить бодро, игнорируя засевший в горле ком. — Это звучит как отличный план на остаток свидания. Сделать всё, что ты не успел. Арсений фыркает и слабо улыбается: — Коротковат таймфрейм. Ты думаешь, там, в этом списке, вещи типа «угнать машину» и «попробовать пиццу с ананасами»? Я имею в виду… Я бы к родителям хотел съездить. И в кино сыграть. И… всякое там ещё. Антон мягко толкает его локтем, осторожно, но игриво: — И что, там совсем нет вещей, которые можно успеть за вечер? Арсений наконец-то поворачивает голову и не прячет взгляд. У него в глазах и тоска, и усталость, и какая-то обезоруживающая нежность. Сбила бы Антона с ног, если бы он стоял, а не сидел рядом. — Есть одна. И они молчат. И вместо бабочек в животе Антон чувствует гранитную глыбу в груди. А потом Арсений всё же подаётся вперёд — достаточно медленно, чтобы дать Антону шанс отпрянуть. Но Антон им не пользуется. Тянется навстречу мягким губам и тёплым ладоням, а потом не соображает уже ни-че-го. Падает, как падают в водоворот, как падают под скоростной поезд, и кажется, Антон только сейчас понимает, как сильно он всё это время хотел под этот поезд упасть. Снова. Но вместе с тем, совсем не так, как в первый раз. Пальцы Арсения зарываются в его волосы, тянут на себя, скользят по щекам, царапаясь о щетину. Стремятся притянуть, прижать, присвоить. В этом поцелуе нет ни капли той холодной властности, с которой А. целовал его в баре. Он, вроде, делает всё то же самое, но у Антона голова кружится от того, сколько чужие губы передают отчаяния и нежности. Хотя может, он всё это себе придумал? Наделил безобидный поцелуй всеми атрибутами, которые хотел бы в нём видеть и обманывает себя изо всех сил? Нет. Арсений обхватывает его обеими руками и прижимается всем телом, и Антон чувствует, как падает — метафорически, но в первую очередь буквально. Неуклюже заваливается на матрас и не может скрыть улыбку, когда чувствует сверху на себе приятную тяжесть чужого тела. А своё тело отказывается слушать совершенно, ведёт себя как непослушный щенок, который на прогулке уверился в своём желании облаять велосипедиста, и ты ничего не можешь сделать, кроме как тащиться вперёд за натянутым поводком. Антону кажется, каждая его клеточка сейчас предательски тянется к Арсению. Тянется забраться к нему под футболку, взлохматить волосы, в идеале — проникнуть вглубь, слиться в единое целое безумной диффузией и никогда не отпускать. Этот туман в голове начинает пугать, как пугает первоначально занос задних колёс, когда пытаешься дрифтовать. Но Антон правила дрифта хорошо запомнил — бояться и пытаться компенсировать занос нельзя. Можно только давить на газ и позволять рукам делать своё дело, потому что они чувствуют. Арсений, правда, не машина. Арсений — какое-то ёбаное безобразие, раскалённая лава в человеческой форме. И Антону кажется, его вот-вот прожжёт насквозь. Раскалённая лава затекает под толстовку, обжигает шею поцелуями, пригвождает своей тяжестью к продавленному матрасу… а потом внезапно отстраняется. Антон тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание, после этого экстремального заплыва на дальние дистанции, хмурится: — Чего? Арсений вроде и приподнимается, но при этом совсем бесцеремонно усаживается сверху, ёрзает на месте — как будто бы случайно. Антон готов поклясться, что не случайно. — Ничего, — Попов пожимает плечами и сдувает упавшую на лицо прядь. — Я хотел тебя поцеловать — я поцеловал. А секс, ты говорил, тебя не интересует. Так, вдох, выдох. Антон закатывает глаза и чуть подаётся бёдрами вверх, чтобы дать понять, насколько сильно секс его сейчас не интересует. И насколько твёрдо. Расчёт, видимо, на то, что он сейчас начнёт злиться и объяснять, что ситуация изменилась, и умолять, и пресмыкаться, и упрашивать ломающегося Арсения не дразниться… Да хуй там. В эту игру могут играть двое. — Точно. Действительно. Не интересует. Арсений поджимает губы, как будто одновременно злится и радуется, что Антон принял правила игры. Нависает угрожающе, скользит руками по запястьям, вынуждая Шастуна закинуть руки за голову. Там, правда, коротенький матрас заканчивается и начинается голая крыша, но Антон всё равно подыгрывает. В конце концов, если он хорошо сыграет свою роль, ему полагается приз. Арсений наклоняется всё ниже, опаляя дыханием, замирает над губами и не целует. — Шаст, вот ты пиздун, а, — уголки губ дёргаются в улыбке. Антона надолго не хватает — он сам приподнимает голову, чтобы эти губы поймать; сам съезжает ниже, чтобы пахом прижаться к Арсову колену; и сам глупо и пошло стонет. Проигрывает. Кажется, Арсений даже целуется как-то самодовольно, но долго не мучает — сам, наверное, уже устал от всех этих дразнилок. Антон чувствует ослепляюще прекрасное давление на своём члене, а затем раскалённая лава затекает ему в штаны. Ей там рады. Антон закусывает губу и, кажется, даже дыхание задерживает, словно боится спугнуть происходящее. Только осторожно позволяет себе запустить ладонь под собственную футболку на Арсении. Ещё свежие рубцы под подушечками пальцев ощущаются как неизведанная версия азбуки Брайля — и Антону ничего не хочется так сильно, как читать это тело на ощупь. Арсений тем временем скользит губами по его шее, а затем одномоментно замирает и весь напрягается. Шастун сначала хмурится, пытаясь понять, что не так, а затем и сам слышит — шаги. Он до этого момента понятия не имел, что желание может схлынуть так быстро. Антон никогда не был из тех, кого заводит публичность или страх быть застуканным. Даже наоборот, мысль о том, что даже в соседней комнате может кто-то находиться, действовала на его либидо удручающе. Поэтому сейчас он без раздумий натягивает съехавшие штаны выше и резко пытается сесть, а Арсения отсадить от себя как можно дальше. Шаги приближаются. Арсений закатывает глаза, усмехается такой суетливости, но руку из чужих штанов всё же достаёт, а сам одёргивает толстовку и приглаживает волосы, как будто этот жест не выдаёт их с потрохами. — Мужики, — раздаётся откуда-то сбоку с сильным южным акцентом. — Я понимаю, это отличное место, чтобы попить пивка с братаном, но это мой спот, и он мне нужен сегодня. Да-да, пили пивко. Именно этим они и занимались вечером на крыше. Антон никого переубеждать не собирается, тем более, когда он поворачивает голову на голос, то видит крепкого седого мужичка в камуфляже — как пить дать, какой-нибудь ветеран из «Шестой улицы», такие обычно до противного консервативны. Ещё и винтовка при нём явно не для того, чтобы красотами ночного города в прицел любоваться. Антон торопливо поднимается на ноги: — Мы уже уходим! Не будем вам мешать, — и чтобы окончательно задобрить мужичка, кивает на винтовку. — Ой, это Град у вас? Мощная штука. Мужчина расплывается в довольной улыбке: — Моя кормилица! Русские ублюдки знают, как оружие делать. — Это точно, — неловко мнётся на месте Антон, ожидая, пока Арсений поднимется уже, и они смогут свалить. — Стрелял когда-нибудь из такой? — интересуется мужичок. — А? — теряется Антон. — Эм, нет, не доводилось как-то. — А попробовать хочешь? Да как они тут оказались? Это должен был быть обыкновенный смолл ток, а в результате они сейчас рискуют здесь застрять, тестируя снайперки и слушая байки про войну от скучающего старика. — Давай, Шаст, когда ещё такая возможность будет, — подначивает Арсений, хитро улыбаясь. — Аэ-э-эм… — растерянно тянет Антон, медленно пятясь в сторону выхода. — С-спасибо, но нам тут это… надо бежать уже… — Я думал, вы пиво пили сидели, — недоумевает мужик. Антон протягивает руку в попытке схватить Арсения за капюшон и красноречиво потянуть на себя. — Вот, уже допили и теперь надо ехать… — чёрт, какие там ценности у таких людей? и чтобы звучало поубедительнее, — надо, э-э-эм… с бывшей женой разбираться, а то она алименты на себя тратит. В глазах мужичка отражается понимание и даже что-то, похожее на сострадание. — Вот стерва. — Ага, — кивает Антон и наконец-то вынуждает Арсения подняться с места. — Бабы! — с отвращением выплёвывает мужчина. — Да вообще, — соглашается Антон, пятясь к выходу. — Покажите ей там! — Постараемся! — заверяет его Антон и наконец-то торопливо ныряет в заветную дверь. Подло хихикающего Арсения по лестнице приходится гнать взашей. — Чего, подыграть не мог? — ворчит Шастун. — Актёр хуев. — Да я вообще не понял, чему там надо было подыгрывать! — смеётся Арсений и примирительно тянется взъерошить Антоновы волосы. — Я не вник, чё ты начал с ним любезничать. Антон морщит нос и уворачивается от лохматостей, сбегая на несколько ступенек вниз. — Чтобы консервативный дядька с оружием не начал спрашивать, не сосались ли мы часом в его снайперском укрытии, — поясняет он, пытаясь пригладить волосы обратно. Арсений в ответ только фыркает и закатывает глаза. Оставшийся путь до машины они молчат. Настроение безбожно похерено, свидание официально провалилось по всем фронтам. Дурацкая была идея, хоть и милая. Вот ещё не хватало чтобы колёса с Тахо сняли, и они застряли бы в Пасифике ночью. Но колёса оказываются на месте, как и весь остальной автомобиль, не давая лишнего повода заговорить. Антон грузится в машину и ждёт, пока то же самое сделает его пассажир. И на что они надеялись? Антон конкретно, вот он чего ждал, когда соглашался на это свидание, что им будет так хорошо, и всё будет так романтично, что Арсений передумает претворять свой самоубийственный план в жизнь? И они уедут в закат жить долго и счастливо? Бред же. Не бывает так в этом городе, не бывает. Дорога до дома проходит в тишине. Арсений смотрит в окно, уперевшись рукой в подбородок. Антон не включает радио, потому что знает, что от бодрых мелодий ему будет тошно. Молчание разбавляют только пиликанье светофоров и басы из соседней тачки на перекрёстке. Припарковав машину под окнами, Антон выходит и осторожно проводит пальцами по заднему стеклу, словно не верит, что оно снова на месте. Приятно знать, что, если ночью пойдёт дождь, салон не зальёт. А ещё приятно, что от Арсения на память останется что-то практичное, а не глупый сувенир. Если они, конечно, завтра выживут. Шаги на голой лестнице звучат глухо и гулко. Когда за спиной закрывается дверь квартиры, Антон стягивает с себя любимые кроссовки с циклопической подошвой и сразу теряет несколько сантиметров в росте. — Я знаешь, что подумал, — внезапно подаёт голос моющий руки Арсений. — А? — Ну и нахуй тогда этот Найт-Сити. — Ты о чём? — хмурится Антон. — Ну ты говоришь, что не бывает по-другому в Найт-Сити, — поясняет Арсений, нервно комкая полотенце. — Значит, где-то ещё бывает? — Наверное, где-то ещё бывает, только… — соглашается Антон и сразу теряет мысль, когда Арсений оказывается непозволительно близко. — Только что? — шепчет он, как будто кто-то может их подслушать. И Антон почему-то тоже по инерции переходит на шёпот: — Только нас там нет. — Это можно исправить. И это оказываются последние слова, которые Арсений говорит, прежде чем подняться на носочки, и поцеловать Антона. Нежно. В этот раз никакой напористости, никакого давления — их губы вообще еле соприкасаются. Но Антону этого достаточно, чтобы его прошибло волной электричества. Он даже задумывается на секунду — а что, если ничего этого нет, и он лежит без сознания на полу того клуба, пока охранник бьёт его шокером? Это, конечно, возможно, но вряд ли у шокера есть ещё и режим, который ощущается как тёплые ладони на лице, как мягкие волосы Арсения под пальцами, как сбивчивое дыхание на щеках. Нет же? Кажется, приходится признать, что всё происходит в реальности. Кажется, приходится признать, что держать себя в руках нет никаких ёбаных сил, господи. Антон прерывает поцелуй, чтобы стащить с Арсения собственную толстовку, нетерпеливо, как ребёнок, срывающий упаковочную бумагу с рождественского подарка. Забирается руками под футболку, тянет, прижимает к себе. Его хочется сжать до синяков, впиться ногтями в бледную кожу под пальцами, поглотить и раствориться самому. И при всём этом, вот что странно — нет ощущения какой-то бешеной страсти, затуманивающей разум. Даже когда они рушатся на жалобно скрипящую кровать, даже когда они торопливо стаскивают с себя одежду, Антон осознаёт, что дрожит не от холода и не от возбуждения, а от такого простого и такого недостижимого желания человеческой близости. Оно пожирает его изнутри, словно голод, который ты пытаешься утолить прикосновениями, и поцелуями до саднящих губ, и метками обладания навроде засосов и царапин. И на несколько мгновений Антон просто зажмуривается, сжав Арсения в своих руках так крепко, как может. А когда открывает глаза, это чувство — оно внезапно отступает, потому что Арсений смотрит так, как на него, кажется, ещё никто в жизни не смотрел. С безоговорочным принятием. И кажется, до Антона только сейчас доходит — он рядом. Он всё это время был рядом.