picking a flower that blooms on the heart for you

      В детективном агентстве воцарилась зловещая тишина. После размытого признания Чуи появилось такое ощущение, будто на офис пало проклятье. Несколько ребят, которые не умели читать по губам, уставились друг на друга, а у Куникиды, который немного разбирался в этом искусстве, слегка разболелась голова при мысли о том, какой же это хаос, господи иисусе. Внутренние дела Портовой Мафии и так слишком сложные, как у них могла появиться ещё и такая запутанная проблема в отношениях.       У единственного человека в агентстве, который в совершенстве владел чтением по губам, на середине признания Чуи слегка изменилось выражение лица, но это было настолько незначительно, что никто, кроме него самого, не смог бы заметить разницу. Дазай скрещивает руки на груди, пальцы его поднятой правой руки рассеяно потирают подбородок.       Он смотрит сверху вниз на своего бывшего партнёра, который не может говорить, так, будто наткнулся на что-то очень интересное, и в его взгляде всё ещё сохраняется улыбка. Чуя нерешительно поднимает глаза, встречаясь с чужими, и ему кажется, что этот знакомый улыбающийся взгляд — самый острый из кинжалов, режущий его изнутри сантиметр за сантиметром. Так как Чуя несёт в себе чувства, о которых он не хотел бы, чтобы кто-либо — особенно Дазай — знал, угроза разоблачения разбудила в нём ранее неподдающийся усвоению навык обмана. Он одной лишь силой воли смог успокоить беспокойное сердцебиение.       Чуя недобро прищурился и с отвращением нахмурился, глядя на Дазая.       [ — Что это ещё за взгляд? Нарываешься, а, сучная скумбрия?].       Только через несколько секунд Дазай вдруг слегка наклоняет голову и одаривает его своей обычной беззаботной улыбкой, и неприятно глубокий взгляд мгновенно исчезает.       Он смотрит на Чую с преувеличенно испуганным выражением лица, быстро отступает на несколько шагов назад и прижимает руки к сердцу, восклицая:       — Служебный роман! Безответная любовь! Да ещё и с боссом!.. Боже-боже, влюбиться в такого извращённого и мрачного деда, как же Чуя до сих пор не зарезан до смерти Коё-нээсан!       [ — ... ].       — Ах, но кстати о врачах, мне кажется, Чуе нужно посетить больше, чем одного. По-моему, ему ещё нужно к окулисту. Это просто слишком невероятно, я хоть и так всегда не соглашался с твоим вкусом, но никогда бы не подумал, что всё стало настолько плохо... Чуя, ты всё ещё видишь меня? Ты же не ослеп ещё до кучи, да?       [ — ... ].       Виски Чуи пульсируют, его сердце горит от ярости, и ему хочется обсыпать Дазая этими проклятыми лепестками. Он почти готов вскочить, ткнуть пальцем в лицо своего противника и вступить с Дазаем в поединок по проклинанию друг друга, где будет слышен голос только одной стороны.       Но в тот момент, когда эти проклятия почти слетают с его губ, Чуя замечает выражение на лице Дазая, которое ничем не отличается от того, которое у него всегда было, когда он смеялся над ним; взгляд, который говорил: "наконец-то что-то интересное, чтобы скоротать время". В тот момент, когда он замечает это, такое чувство, будто его гнев необъяснимым образом полностью испаряется, и он внезапно теряет всякую мотивацию спорить с Дазаем. И поскольку он не смог выплеснуть этот гнев, всё это опустилось и застряло в его груди, заставив Чую согнуться и начать сильно, немо кашлять.       Дазай замирает, наблюдая, как сыплются кроваво-красные лепестки. Горсть попала в руку Чуи, которая прикрывает его рот, а другие, которые не были пойманы, падают сквозь его пальцы, приземляясь лепесток за лепестком рядом с его безупречными кожаными туфлями, привлекая всеобщее внимание.       Внезапный приступ кашля идеально замаскировал странность того, что он не вскочил, чтобы поругаться с Дазаем. По телу Чуи пробегает холодок, в глазах слегка темнеет, и он прислоняется к ближайшему столу, на лбу выступают небольшие капельки холодного пота. Он чувствует, как болит каждая камера его сердца — даже не поднимая рубашку, чтобы проверить, он знает, что плотно закрытый бутон, который символизировал смерть в его сердце, должно быть, медленно начал распускаться.       — Куникида, — Рампо, который молча что-то ел, внезапно заговорил, нарушая жуткую атмосферу, внезапно распространившуюся в воздухе.       Куникида поворачивает к нему голову.       Невозможно сказать, какой вывод ему удалось сделать из этого краткого и похожего на фарс взаимодействия, но Рампо поднимает подбородок и лаконично говорит:       — Иди позвони.       Куникида молчит одно мгновение, а затем хмурится, достаёт свой телефон и быстро отходит в сторону, чтобы связаться с Йосано-сэнсэй.       Дазай прислоняется к краю стола и ждёт, пока Чуя поборет свой сильный кашель, после поднимая бровь и медленно говоря:       — Напугал. Я уже было подумал, что наконец-то добился того, чего мне не удавалось сделать с тех пор, как мы познакомились — выбесил Чую до полусмерти.       Чуя закатывает глаза, переводя дыхание, не в настроении спорить с Дазаем ввиду физического и психического дискомфорта.       Дазай морщит нос, как будто он недоволен "послушным" состоянием Чуи, когда тот пассивен и не может ответить.       — Пожалуйста, выпейте чаю, — в этот момент подходит Наоми, держа поднос с чашкой свежезаваренного горячего чая. Хоть Чуя и не может издать ни звука и не показывает никакого очевидного дискомфорта, его бледное лицо и холодный пот в уголках лба видны невооружённым глазом. Она улыбается исполнителю мафии и любезно говорит: — Чуя-сан, верно? Я слышала от Дазай-сана, что вы почти никогда не пьёте ничего, кроме красного вина, но в агентстве не принято подавать алкоголь клиентам, поэтому вот, я заварила несколько чайных листьев, которые Йосано-сэнсэй привезла из своего родного города.       Боль в его сердце немного утихла, и Чуя временно приходит в себя, его голубые глаза метнулись к тёмноволосой девушке, которая подошла с чаем. Благодаря влиянию Коё и Хироцу, Чуя всегда относился к женщинам по-джентльменски. Похоже, что помимо раскрытия природы способности Чуи своим новым коллегам, вся информация, которую агентство услышало о нём от Дазая, была выдуманной самим идиотом чушью, такой как и нынешняя нелепая: "не пьёт ничего, кроме красного вина".       ...Ужасно.       Чуя кипит от раздражения, сдерживая себя от каких-либо грубых или неуважительных жестов в присутствии милой юной девушки. Слегка кивнув в знак благодарности, он протягивает руку и поднимает фарфоровую чашку. Слегка горячий чай с успокаивающим ароматом согревает его изнутри и несколько расслабляет нервы, которые были напряжены с самого утра.       Наоми стоит рядом с ним со своим подносом, с любопытством разглядывая ярко-красные лепестки цветов. Будучи девочкой, она, естественно, слышала об этой странной, романтической неизлечимой болезни, но это первый раз, когда она увидела её вживую. Она работает в агентстве долгое время и многое повидала, а тут столкнулась с таким странным явлением, что даже тот факт, что собеседник был мафиози, не останавливает её смелого любопытства.       Чуя вопросительно смотрит на неё.       — Я не совсем разобрала, что вы только что сказали, но, судя по словам Дазай-сана, человек, который вам нравится, ваш босс? — осторожно спрашивает Наоми, вцепившись в поднос, — К боссу очень трудно подобраться? Почему вы предпочли обратиться за помощью в наше агентство, с которым не ладите, чем рассказать ему о своих чувствах? Это же болезнь ханахаки, да? Я слышала, что если её не вылечить, то в конце обязательно умрёшь.       — Чуя не ответит на такой вопрос, — подаёт голос Дазай, улыбаясь. — Но я могу ответить за него. Это потому, что Чуя всегда ставил Портовую Мафию, к которой он принадлежит, превыше всего остального... Чуя никогда не умел ничего скрывать, и если бы его подчинённые узнали о его романтических отношениях с боссом, то это бы имело серьёзные последствия, а он никогда бы не позволил себе стать такой проблемой—       Раздался треск. Лицо Дазая не меняется, когда он слегка наклоняет голову, мастерски уворачиваясь от чайной чашки, брошенной в неё. Бедная чашка просвистела мимо волос у его уха и врезалась в стену позади него.       — ...       Дазай восстанавливает своё прежнее положение, его опущенный взгляд медленно поднимается, в карих глазах плещется забава, когда он невозмутимо смотрит на своего пылкого бывшего партнёра.       — А что, Чуя, я не прав?       Наоми замолчала, интуитивно поняв, что, похоже, задала неуместный вопрос.       Но Чуя игнорирует Дазая, вместо этого повернувшись к ней. Изначально у него не было намерения отвечать на такой вопрос, но с дополнительной поддержкой от этой чашки горячего чая и преднамеренной провокации Дазая, Чуя, чьим первым выбором в таких ситуациях было выступить против этого кретина, полностью пропускает слова Дазая мимо ушей и, слегка приподняв бровь в сторону Наоми, замедляет свою речь и чётко произносит одними губами:       [ — Наверное, потому что он мне слишком сильно нравится].       Это предложение легко читаемо. Наоми прочитала его “слова”, но не поняла, что он имел в виду, и её глаза расширяются.       — Он вам очень-очень нравится? Но разве тогда не должно ли быть проще признаться..?       Дазай, не моргая, смотрит на движущиеся губы Чуи.       [ — Признаться нет никакой возможности. Это не имеет ничего общего с тем, узнают ли подчинённые, или с "запретными отношениями с начальством", или с чем-то подобным. Я планировал влюбить его в себя, чтобы он постепенно принимал меня, шаг за шагом, но я не знал, что произойдёт это], — разум Чуи настолько глубоко укоренён в цели идти против Дазая, что его навыки нести чушь растут на глазах. [ — У меня больше нет времени. Кроме того, барышня, если бы это были вы, и вы заболели ханахаки из-за кого-то, с кем не можете быть, и теперь вы хотите признаться этому человеку, которому вы не нравитесь... какого результата вы бы добились?].       Основное правило обмана: чтобы обмануть других, ты должен сначала уметь обманывать себя. У Чуи всегда был имидж "человека, который не умеет врать", так что теперь достоверность его истории ещё более эффективна, и он говорит с такой убедительной аргументацией, что в итоге даже он сам больше не может определить, сказал ли он только что идеальную ложь или случайно выдал правду.       Наоми хмурится, она, похоже, смутно поняла глубокий смысл его слов, и поджимает губы.       — Но если вы не попробуете, то...       [ — Тоже верно], — Чуя тихо выдыхает, его взгляд опускается к лепесткам на полу, которые до сих пор источают приятный свежий аромат. Только через мгновение он снова поднимает взгляд, глядя в глаза Наоми и слегка улыбаясь ей. [ — Но я знаю, что не нравлюсь ему].       Наоми замирает, внезапно поняв, что он имеет в виду.       Если ты совсем не нравишься другому человеку... тогда единственное, что ты можешь сделать, это попытаться медленно работать над тем, чтобы понравиться ему, а не говорить, что "ты мне так сильно нравишься, что у меня болезнь ханахаки и теперь я вот-вот умру".       Какой смысл было бы это говорить? Даже если бы это было непреднамеренно и началось из чистой симпатии, разве это всё равно не посчиталось бы просто неприятной угрозой? Но даже хоть это и правда, если ты ничего не скажешь, то всё равно умрёшь.       И что же лучше: быть честным с человеком, который тебе нравится, или не мучить себя?       Когда Наоми впервые услышала слухи о ханахаки, она думала об этом только как о милой и причудливой любовной болезни, но она никогда не задумывалась о хитросплетениях человеческого сердца, завёрнутого в эту красивую розовую обёртку. Только в этот момент она внезапно понимает жестокость ханахаки, и что нет болезни страшнее этой.       Она поджимает губы, извиняющеся кланяясь, и торопливо говорит:       — Извините, я слишком много болтала, — затем поворачивается, хватает брата за руку и встаёт рядом с ним.       Куникида возвращается после своего телефонного звонка, хмурясь в замешательстве от развернувшейся перед ним сцены.       — Что случилось?       Дазай, который наблюдал за происходящим со стороны, лениво отвечает:       — Ничего, просто сочли глубокую привязанность и нежность Чуи очень... — он делает паузу, как будто подбирая слова, и, кажется, незаметно усмехается, прежде чем мягко продолжить: — ...трогательными.       Куникида выглядит озадаченным.       — В смысле?       На этот раз Чуя даже не смотрит на Дазая, или, скорее, у него нет желания видеть чужой взгляд после полуправдивого признания, которое он только что сделал, поэтому поворачивает голову к Куникиде. Тот вспоминает о насущном деле, поэтому поправляет очки и кивает Чуе в профессиональном жесте.       — Я связался с Йосано-сэнсэй, она поменяет свой рейс и отложит перелёт на несколько часов. Международный терминал аэропорта Ханэда, ты ещё можешь успеть, если отправишься туда сейчас.       [ — Спасибо большое, я пришлю оплату позже], — Чуя вздыхает с облегчением, [ — Мы друг другу ничего не должны, для обеих сторон будет удобнее, если вы отнесётесь к этому как к поручению].       Куникида долго молчит, прежде чем, наконец, кивнуть.       [ — Ну, я тогда пойду], — Чуя надевает свою маску обратно, и когда он поворачивается, чтобы уйти, то непреднамеренно встречается глазами с Эдогавой Рампо, и та же поза детектива напоминает ему о словах, которые Рампо сказал ему во время первой попытки.       Но сейчас Рампо не говорит ничего из того, что расстроило его в тот раз — естественно, не говорит, в конце концов, Чуя делал другие выборы, когда начал всё сначала. Сейчас детектив просто надувает в его сторону пузырь из жвачки, заметив его пристальный взгляд, и ничего не говорит. Чуя хмурится, почему-то чувствуя, что Рампо таки раскусил его ложь, но в то же время у него есть ощущение, что тот не разоблачит его.       Значит, Дазай тоже разгадал его обман?       Чуя ёжится, у него нет ни малейшего желания слишком глубоко задумываться над этим вопросом, и ретируется. Он чувствует себя несовместимым с таким местом, как агентство... нет, с любым местом, где присутствует Дазай, и что он задохнётся, если останется ещё на секунду.       Лучше поспешить и уйти.

_______________________

      Два часа спустя, в 13:00, Чуя наконец добирается до аэропорта Ханэда.       Припарковав свою машину на автостоянке, Чуя долго идёт пешком, и по дороге он получает сообщение с просьбой съездить в порт, чтобы проверить передачу груза, но в данный момент он не может уехать, поэтому перепоручает это надёжным подчинённым и сообщает Акутагаве, который сегодня будет патрулировать безопасность в порту. Когда он получает подтверждающие сообщения от своих людей и Акутагавы, он проходит через охрану в международный терминал, и к тому времени, когда находит условлённое место с Йосано Акико, на часах уже 13:30. Чуя проверяет время на экране своего телефона и оглядывает Старбакс на втором этаже, где они договорились встретиться, но тут нет никаких признаков её нахождения.       В аэропортных Старбаксах всегда забито, независимо от времени суток. Тут полно людей, готовящихся к деловым поездкам или отпуску на отдых, просматривая свои телефоны и держа в руках тёплый кофе. Чуя снова хмурится, не уверенный в том, что происходит.       — Простите, вы Накахара-сан?       Один из бариста заметил его замешательство и подошёл спросить. Чуя колеблется, прежде чем кивнуть, и рабочий улыбается ему:       — Госпожа Йосано оставила для вас записку, но молодой человек, который с вами, только что уже забрал её.       Первая реакция Чуи: "Записка?".       Вторая же: "Какой ещё нахрен "молодой человек со мной"?".       Эти слова вызывают тысячи дурных предчувствий, нахлынувших на него, и он следует за жестом продавца к уединённому столику за двумя пышными растениями в углу кофейни.       Затем в глазах у Чуи темнеет, и он чуть не задыхается до смерти в, прости господи, Старбаксе.       Дазай, с которым он расстался чуть больше двух часов назад, размешивает соломинкой сливки в чашке кофе, и когда он слышит шум, то поднимает глаза и, просияв, машет Чуе.       — Чуя такой медленный, ужас, там что, была пробка?       [ — Д—, Д—, Д—!] — палец, которым Чуя указывает на него, дрожит, то ли от страха, то ли от гнева, и ему требуется много времени, чтобы выпалить: [ — ...Какого хрена ты здесь делаешь?!].       К концу его предложения лепестки рассыпались по всему столу, и Дазай беззаботно смахивает их все на пол с улыбкой чеширского кота, жестом приглашая сесть.       [ — Я не буду садиться], — настороженно указывает Чуя, [ — Какого чёрта ты задумал? Куда ваш врач... Йосано, делась? Ты куда-то её перенаправил?].       Чем больше он думает об этом, тем больше ему кажется, что так оно и есть.       [ — Ты не хочешь, чтобы я встретился с ней и вылечился, потому что хочешь увидеть, как я умру в конце? Дазай, ты, ублюдок—].       — Притормози, — Дазай жестом обрывает его, мотая головой. — Как бы мне ни хотелось сказать, что предложение Чуи звучит очень заманчиво... к сожалению, на этот раз я совершенно не заинтересован в твоей смерти.       Чуя с подозрением смотрит его, на его левой стороне лица читается "что за чушь", а на правой — "ну давай посмотрим, что это за чушь".       — ...Почему меня должна интересовать такая сцена, как то, как именно Чуя умирает из-за Мори? — безэмоционально бросает Дазай, — Об этом отвратительно даже думать, и меня не интересуют такого рода мерзкие образы, так что спасибо, я не голодный.       Приемлемая причина. Дазай всегда питал какую-то необъяснимую враждебность к боссу с тех пор, как они знали друг друга, и, похоже, это не изменилось даже сейчас. Чуя обдумывает это и подтверждает, что причина имеет смысл, поэтому отодвигает стул и садится.       Дазай пристально смотрит на него, отводя взгляд, прежде чем Чуя заметил, и подталкивает к нему записку на столе.       — Йосано-сэнсэй оставила это. Попросила тебя немного подождать её.       Чуя берёт записку и обнаруживает, что в ней просто говорится: "Ненадолго отъеду, вернусь перед посадкой в самолёт".       [ — ... ], — в висках Чуи снова начало пульсировать. Он должен был ожидать, что всё не будет так легко со встречей с Йосано Акико. Игра, в которой речь шла о жизни или смерти, не позволила бы ему так легко отделаться. Он молчит некоторое время, быстро прокручивая в уме соответствующие подсказки, вспоминая прошлую попытку, чтобы проверить, есть ли какие-либо лазейки, которые он пропустил, и должен ли он прислушаться к содержанию записки и подождать или воспользоваться временем, чтобы изменить что-то ещё. Мгновение спустя Чуя машинально сжимает край записки и поднимает взгляд на Дазая. [ — Когда она оставила её?].       — По-видимому, сорок минут назад, — Дазай разводит руками.       [ — Что думаешь?].       — В записке нет особых подсказок, но если добавить описание бариста Йосано-сэнсэй, когда она уходила... можно установить, что она не попала ни в какую чрезвычайную ситуацию и не была замешана ни в чём странном.       [ — ...Или, по крайней мере, когда она уходила, то не думала, что задача будет хлопотной, иначе не оставила бы такую непринуждённую записку, верно?].       — Именно, — соглашается Дазай. — Столько времени прошло, но у тебя действительно отросли мозги. Что, неужели ради Мори? Он тебе так сильно нравится, что теперь ты готов проводить мозговой штурм, который раньше ненавидел? Я помню, как ты обычно лениво скидывал эти части на меня.       Выражение лица Чуи меняется, ему так хочется всё это опровергнуть, что у него болят зубы, и это ещё раз подтверждает, что он принял худшее из возможных решений, придумав эту тупую ложь. Рассказав об этом Дазаю, вся мафия может узнать об этом к завтрашнему дню, и, возможно, к вечеру сегодняшнего дня Коё позвонит ему по телефону, чтобы устрашающим тоном поговорить по душам о "чувствах". Чуя впервые благодарен за то, что, если он не сможет решить проблему с ханахаки к завтрашним шести вечера, то просто закроет глаза и начнёт все сначала — если всё действительно дойдёт до этого, практически не будет другого выхода, кроме смерти...       Всё ещё притворяясь, что изучает записку, у Чуи такое подавленное настроение, что он вообще не знает, как реагировать на насмешку Дазая, которая была произнесена несколько странным тоном, поэтому он может только отмахнуться от неё, пробормотав:       [ — Не твоё дело].       Таким образом он так же не замечает непонятного тёмного взгляда в глазах Дазая.       [ — Кстати говоря], — Чуя внезапно кое-что вспоминает, поднимая хмурый взгляд, [ — Что ты здесь делаешь? И как ты добрался сюда быстрее, чем я? Я буквально ехал на машине].       Дазай, восстановив самообладание, спокойно пожимает плечами.       — Естественно, у меня есть свои способы. Что касается того, почему я здесь — это, разумеется, потому, что мне любопытно.       Чуя вопросительно смотрит на него, думая: "Умоляю, только не говори, что тебе интересно, как я оказался безответно влюблён в своего босса".       Затем он слышит, как Дазай медленно отвечает:       — Я работал с тобой и с Мори столько лет, и, по логике вещей, я бы давно выяснил, были ли у Чуи какие-то особые чувства к этому доктору-зло. Но я не только не узнал, Чуя даже подхватил ханахаки из-за такого человека. Слишком невероятно. Я хочу знать, что я пропустил... какие интересные шоу мне не удалось увидеть.       [ — ... ].       Господи, как же он устал. Он даже больше не хочет ждать Йосано, он хочет, чтобы татуировка на его сердце просто мгновенно расцвела прямо вот сейчас и отправила его на третью попытку. По сравнению с неловкой ситуацией, в которой он оказался, даже неописуемая крайняя боль и холод смерти кажутся относительно более терпимыми.       Но время ещё не вышло, так что пока он ещё не может умереть. Он всегда рассматривал стремление к собственной смерти как трусливый поступок, особенно учитывая, как страстно Дазай был настроен на самоубийство. Чуя никогда не смог бы этого сделать, поэтому ему остаётся только собраться с силами и неохотно смириться.       Дазай наклоняет голову набок, глядя на него.       — Честно говоря, я немного удивлён. Это правда, что Чуя сказал Наоми-чан в агентстве?       Разумеется, это было ложью— нет, если не включать первую часть, которая точно была ложью, последняя часть очень даже кажется чистейшей правдой?.. потому что это действительно то, что он думает. Но этот расплывчатый индивидум должен быть нормальным человеком — в случае с Дазаем он чувствует, что его признание приведёт только к издевательскому смеху, который продлится до следующей жизни, а затем Дазай потащит его к счастливой смерти вместе.       Чуя поднимает глаза, чтобы посмотреть в лицо напротив, и немного удивляется, обнаружив, что Дазай действительно поверил в правдивость его слов. Если честно, учитывая способности этого ублюдка, он ожидал, что его ложь раскроется менее чем за полчаса, но теперь кажется, что его не только не раскусили, но и ему удалось выйти сухим из воды... Невероятно, но реальность такова.       Почему?       Чуя не может этого понять, а Дазай всё ещё настойчиво ждёт его ответ, поэтому ему приходится заговорить:       [ — Какая часть, по-твоему, ложь?].       Дазай, похоже, устал, и он тяжело опускается на стол, положив подбородок на тыльную сторону ладоней, продолжая смотреть на Чую, наклонив голову. Под таким углом его широко раскрытые глаза выглядят бесхитростными и наивными. Он поморщил нос:       — Может, это потому, что... Я не могу представить, что Чуя когда-нибудь умрёт из-за кого-то? Это странно. Я всегда думал, что Чуя умрёт на поле боя.       [ — В мои намерения как бы не входило заразиться этой болезнью], — напоминает ему Чуя.       — Ах, ну, да, — Дазай наклоняет голову на другой бок, глядя на него. — Но я всё ещё не могу себе этого представить, почему тебе вообще нравится Мори? И чтобы с Чуей и случилась такая скучная эмоция, как "влюбиться в кого-то", да ещё и умереть по этой причине, мне кажется, ты должен чувствовать возмущение. Это не та смерть, которую ты бы одобрил.       Сидеть с человеком, в которого он влюблён, и обсуждать такие вопросы как-то ну слишком бьёт по нервам, и ладони Чуи так вспотели, что он прячет их под столом, проявляя всю сдержанность, на которую только способен, чтобы выражение его лица выглядело максимально непринуждённым. Он пожимает плечами и морщит нос.       [ — Не то чтобы я хочу умереть вот так. Я не хочу умирать].       — Тогда почему ты влюбился в этого доктора-зло! — Дазай барабанит пальцами по столу, как ребёнок в истерике, надув щёки, — Я хочу знать! Чуя, скажи мне!       [ — Тебе что, пятнадцать?] — Чуя бросает на него недоверчивый взгляд. [ — Я как-то сомневаюсь, что ты ведёшь себя подобным образом перед сотрудниками агентства, верно? Мне напомнить, сколько тебе лет, Дазай? Тебе столько же, сколько и мне — двадцать два, и ты всё ещё закатываешь истерики из-за любопытства, тебе не кажется, что это перебор??].       — Отстань, — угрюмо отвечает Дазай, — Я просто прикинул, что мог потенциально пропустить, как у Чуи разок случился секс по пьяни с Мори, а тот не думал об этом как о чём-то серьёзном, но Чуя не мог выбросить это из головы, и из-за особого статуса Мори как босса, Чуя не мог открыть свои чувства и в итоге был втянут в это обманом... Кошмар, я когда думаю о том, как много пропустил, такая злость берёт, не могу! Бесит!       Чуя поражённо уставился на него, в шоке слушая сюжет эмоциональной драмы, которую Дазай Осаму, без единого высказанного слова Чуи, сумел единолично написать, спродюсировать и срежиссировать от начала до самого конца. Чуя молчит целых полминуты, прежде чем резко вдохнуть и яростно вскочить со своего места.       — М-м, — Дазай выглядит недовольным, — Неужели правильно угадал?       [ — "Правильно угадал", мать твою, Дазай!] — Чуя так зол на него, что его лицо покраснело от ярости, и он держит Дазая за воротник, беззвучно рыча: [ — Я утоплю тебя в Токийском заливе!].       — Не злись ты так, Чуя, — Дазая неудобно держат за воротник, но его лицо на удивление спокойное, без какой-либо ухмылки успешной провокации или других подобных выражений. Он просто спокойно смотрит на Чую и мягко продолжает: — Ты заставляешь меня думать, что я действительно всё понял правильно, и что ты злишься от смущения.       Этому фарсу удалось заставить Чую забыть о встрече с Йосано, он грызётся с Дазаем большую половину дня, и в отчаянии к концу этого безнадёжного фиаско тот в итоге сочиняет... сценарий чистой истории любви о невинной влюбленности Чуи. Сюжет буквально как у молодёжной драмы про старшеклассников.       Вплоть до 17:00, когда по громкоговорителю объявляют, что перенесённые рейсы перестали принимать пассажиров на посадку, Йосано так и не появляется. О ней становится известно только тогда, когда Дазаю звонят из агентства, и Чуя хочет подслушать, что происходит, но в этот же момент раздаётся звонок от Хироцу.       Мужчина, зная, в каком он состоянии, не теряет впустую время на ожидание, пока Чуя откроет рот, и первая фраза, которую тот говорит:       — В порту что-то случилось.       Движения Чуи на мгновение замирают.       Вторая же фраза:       — Неизвестный источник захватил груз, Чёрные ящеры вовремя убили их лидера, но замкомандир вызвал сильный взрыв, который взорвал наши грузовые корабли, а также делегатов от нашего делового партнёра. Потери наших людей ещё не подсчитаны, но ситуация оптимизма не внушает. Кроме того, каким-то образом в это замешано Вооруженное Детективное Агентство, и как по совпадению босса сейчас нет в Йокогаме...       В этот момент Чуя, который полностью успокоился по ходу повествования и вернулся к роли одного из пяти исполнителей Портовой Мафии, уже знал, что мужчина собирается сказать дальше.       Как назло, Хироцу заключил:       — Вы нужны здесь как можно скорее, Чуя-сан.       Чуя сбрасывает звонок и встречается взглядом с Дазаем, который тоже только что повесил трубку. С пятнадцати лет, когда они познакомились, и до сих пор они едва взаимодействовали по самым мелким и тривиальным вопросам, но когда дело доходило до серьёзных вопросов, у них всегда была настолько синхронная химия, что даже общий взгляд был излишним. Дазаю не нужно было повторять, чтобы понять, что обе стороны говорили об одном и том же, поэтому он говорит прямо:       — Что-то не так. Какое-то слишком большое совпадение.       Чуя указывает большим пальцем наружу, показывая, что они будут разговаривать на ходу. Дазай идёт рядом с ним, не забыв прихватить записку с собой.       — Учитывая нынешний статус Портовой Мафии, насколько хорошо те должны быть экипированы и организованы, чтобы осмелиться напасть на ваше грузовое судно? Не говоря уже о том, что, насколько я слышал, поскольку груз на этот раз намного больше обычного, там присутствуют Чёрные ящеры во главе с Акутагавой. Это во-первых. Во-вторых, почему Мори, так совпало, в это время не в Йокогаме? И в-третьих и последних, почему Йосано-сэнсэй, которая ранее просто ждала тебя в аэропорту Ханэда, вдруг оказалась замешана в это?       Они вдвоём мчатся на автостоянку к бросающейся в глаза спортивной машине Чуи. Чуя садится на водительское сиденье, Дазай — на пассажирское, и Чуя постукивает пальцем по тыльной стороне чужой ладони. Эти двое не смотрят друг на друга и не произносят ничего невербального, но Дазай уже понимает, что он имеет в виду:       [ — Кого ты подозреваешь?].       — Это может быть кто угодно, — Дазай презрительно усмехается, — Даже когда я ещё был в Мафии, я не мог гарантировать, что каждый человек, находящийся под моим командованием, был безупречно предан, что уж говорить теперь, когда я ушёл. Кто знает, на каком сейчас уровне работает ваша команда разведки, есть ли какие-нибудь крысы, которые могут обернуться против вас?       Чуя вдавливает газ, и машина вылетает на дорогу.       Дазай, который вполне привык к лихой манере вождения Чуи, уверенно пристёгивается и добавляет:       — Кто-то, кто мог вызвать проблему такого масштаба... естественно, чем большим авторитетом обладает человек, тем он подозрительнее.       Чуя никак не реагирует, он мысленно задаётся вопросом, какая переменная вызвала это: то, что он не поехал в порт лично, его преждевременный контакт с агентством или его договорённость встретиться с Йосано в аэропорту. Если довериться интуиции, то, вероятно, дело было в том, что он не поехал в порт, поскольку это было единственное самое большое изменение по сравнению с его первой попыткой.       А ещё... Боюсь, на этот раз мне, похоже, придётся снова испытать, насколько болезненна "смерть".       — ...Чуя, ты слушаешь? — Дазай хмурится, протягивая руку, чтобы помахать ею перед глазами Чуи. Тот резко разворачивается, в ужасе дёргая руль, чтобы избежать столкновения с большой машиной, и поворачивает голову, яростно уставившись на своего пассажира. Сейчас бы загораживать обзор водителю, едущему на скорости сто двадцать, ёб твою мать, смерть что, приближается недостаточно быстро, или весь этот хаос недостаточно захватывает?!       Дазай мирно убирает свою руку.       — Я говорю, что Мори определённо не невинная овечка в этом деле. Да, он не обязательно ответственен за всю эту череду событий, но он должен что-то знать. Иначе такое совпадение не объяснить.       Чуя, всё ещё кипящий от злости, не утруждает себя ответом и продолжает движение.       Дазай абсолютно не против, спокойно заканчивая то, что хотел сказать:       — Только посмотри, какой ужасный человек тебе нравится.       Они на шоссе, ведущем в город, и Чуя мчится так быстро, как только может. Посреди всех неприятностей, заговоров и осложнений, связанных с его сердцем, зная, что на этот раз он всё равно умрёт, Чуя смотрит прямо перед собой и, воспользовавшись своей неспособностью издать ни звука и чёрной маской на лице, слово за словом, чётко, но беззвучно, произносит:       [ — Мне нравишься ты, болван].       Напротив маски упали лепестки.