Нет

Задание прошло даже лучше, чем он смел предполагать. Чаша, которую ему всё же удалось найти, притупила гнев Верховного лидера, связанный с разрушением их военной базы. До самой женщины ему не было никакого дела, но вот самому Эмонду ещё как было. Им разрешалось развлекать себя любыми на их усмотрение способами, и на этот раз его способ включал в себя Арвен Иримэ. Ради неё пришлось постараться, но потраченные на неё силы пошли не впустую, она смогла восполнить запас энергии, что пришлось расходовать. Он думал, что вводить её в свою игру ещё рано, что она ещё не постигла отчаяния должным образом за годы разлуки с сыном, но он сам больше не мог терпеть. Не тогда, когда её сын каждый день упоминал о ней, расписывал её доброе сердце, уверяя, что она самая лучшая мама на свете, даже другие рыцари Рен не могли заткнуть его, а её имя, да, её имя, что начинается с этой утверждающей, столь прямолинейной, отрывистой и сильной «А», преследовало его и каждый раз настигало, потому что он сдавался ей всякий чёртов раз, позволял захватывать себя. Это ли не безумие? Скорее всего. Его преследовал образ, образ женщины, которую он наконец смог заполучить, вырвать себе из лап целого космоса, сажая её к себе в клетку. У него были высокие стандарты на её счёт, но она с лёгкостью превзошла их все, стоило только слезе скатиться вниз по её щеке, демонстрируя ему свою слабость и беспомощность. Она умоляла его в самой прекрасной форме, какую только можно было представить. Восхитительная девочка! У него таких ещё никогда не было, да и не будет, наверное, потому что играть с ней он намерен долго, болезненно долго. Сообщение о том, что она попыталась вырваться из его тисков, позабавило его. Конечно, она же не могла упустить возможность спасти своего сына, ведь пока они летели на небольшом грузовом корабле в Неизведанные регионы галактики на Превосходство, она ни на шаг не отходила от своего сына, внимательно следя за каждым его движением, столь трепетно водя взглядом за его пальцами, когда те тянулись нажать нужные кнопки на панели управления. А потом она смотрела на него, вспоминала, где она и с кем, и вся радость пропадала, глаза наполнялись затравленным ужасом, и она вся пыталась собраться, приготовиться к новому удару, он же лишь наблюдал за её метаниями, ликуя в душе и позволяя ей насладиться долгожданной встречей со своим сыном. Эмонд сказал ей не покидать корабль, он сам вскоре вернётся за ними, но его угольная принцесса не послушалась, решила показать свою строптивость и сбежать вместе с сыном, и её порыв по всем критериям стоит оправдать, но только вот он не мог этого сделать. Она должна понять, что её жизнь теперь в его руках, только он смеет решать, когда той прерваться и каким образом. Совсем скоро она поймёт, что он уже пустил глубоко в неё свои корни, и сколько бы она их не рубила, те будут только расти и расти, в конечном итоге он наденет на неё венец, сплавленный из его власти, так что она навсегда забудет слово «надежда». Он поглотит её до последнего атома, никто не спасёт её от его жажды к ней, от этого маниакального желания обладать каждой клеточкой её тела, каждой мыслью, каждой частичкой кожи. Одним своим видом Арвен превратила его в психически неуравновешенного человека, один её хрупкий, болезненный вид будил в нём самые тёмные желания, страстные и бескомпромиссные, ведь так и хотелось сломить её, посмотреть, как она будет собирать себя по частям, услышать её истошные, звериные крики, чтобы она постигла то же безумие, что и он, чтобы вкусила этот грех и наслаждалась им сполна. Пусть перечеркнёт своё прошлое, забудет о будущем, есть только настоящее, которое она разделит с ним одним. Ей стоит быть послушной девочкой, вновь обещать ему, что она сделает всё, но только не ради сына, а ради того, что между ними. А что же между ними? Чувства. Вероломные, громкие, неправильные, корыстные, покорёженные, с острыми углами, отравленные, убивающие, гноящиеся, доводящие до исступления, до самого забвения, голубоглазка просто ещё не поняла, не обратила внимания, как они появились, возможно, они и всегда были, зародились в ту самую секунду, когда он увидел её, лежащую в бреду на узкой койке в её хибарке. Они просто вспыхнули, столь быстрые и резкие, что ей показалось, что это просто в небе сверкнула молния, но вот он-то хорошо запомнил каждый завиток этой самой молнии и понял, что она будет его, умрёт, но будет лишь его. С этим невозможно бороться, этому нельзя противостоять. Можно лишь поддаться столь сладостному искушению, о, он обязательно научит её поддаваться, нырять в это с самой головой, ведь он отлично знает, как на неё воздействовать. Эмонд продумает все ходы, не будет спать ночами, но не даст ей выбраться из этого плена, бежать от его больного сознания, где мир перевернулся с ног на голову, потому что он начал на неё охоту. Его жертва просто ещё не поняла своего положения, как и он не понял, когда именно упоминание о ней стало волновать его внутренности, побуждая прислушиваться ко всему, что говорил её сын. Он соскользнул в бездну, его накрыло окончательно, потому что, когда Арвен впервые приснилась ему, он почувствовал своё падение, проснувшись в холодном поту с одной лишь мыслью о ней, о том, что он обязан обладать ею. Она преследовала его, являлась в темноте, рождая в голове невероятные картинки, ведь вновь и вновь пыталась удержать сына в своих руках, пыталась защитить его, смотря на него глазами, полными мольбы, столь жалостно, что он не мог не улыбнуться ей в ответ, а ночная сорочка, что липла к её покрытому крупными бусинами пота телу, врезалась в сознание, посылая нервную дрожь в каждый закоулок души. Лекарства от этого не было, а в последнее время он заметил, что даже смыкая пальцы кольцом на возбуждённом члене, совершая рукой резкие движения вверх-вниз, а затем сильнее и сильнее, увеличивая напор и давление пальцев, это перестало приносить жалкие дозы удовлетворения. Она была у него перед глазами, когда он кончал, не важно просто на простыни или же на аппетитную попку какой-нибудь девки, которую часами изводил своими грубыми движениями. Арвен была повсюду, не покидала его, шептала что-то в самое ухо. Наверное, хотела, чтобы он быстрее пришёл и забрал её к себе, потому что сама устала изводить себя, ему хотелось в это верить, хотелось верить, что она нуждалась в этом тоже, совсем как он, потому что это вдруг стало невероятной необходимостью, как дышать воздухом. Теперь же она была в его руках, можно было выдохнуть в облегчении, но нет же, он был напряжён как никогда, потому что она, его уголёк, ещё не прочувствовала всю тонкость того, что между ними, ещё не поняла, как сильно он в ней нуждается, как сильно хочет излечиться от этого недуга, имя которому было Арвен Иримэ. Ему нужно научить её, показать ей, что это совсем не страшно, ведь теперь они рядом, и он сможет унять её боль, если только она поделится с ним собой, хотя бы самой малой крошкой, чтобы он не чувствовал себя одиноким в этом безумстве воспалённого разума. Пусть скажет ему, что хочет этого так же страстно, так же полно, как и Эмонд, ведь она не могла не думать о нём всё это время. Конечно, она не видела его лица, не знала его имени, но самого образа, самой маски было достаточно, чтобы дальше рисовать картинку самостоятельно. Ты же отравилась им, Арвен? Смогла почувствовать эту самую сладко-горькую грусть на кончике своего языка? Ну же, Арвен, дай мне почувствовать тебя! Оказавшись в нужном доке, Эмонд с удовольствием выдохнул. Принцесса решила побыть храбрым воином, загораживая собой сына от направленного на них оружия нескольких штурмовиков. Прелесть. Боги, уголёк, какая же ты у меня прелесть, но за своё непослушание расплатиться всё равно придётся. Всё верно, она ослушалась его. А как иначе? Она просто хотела выбраться из его лап, спасти своего сына, улететь далеко-далеко. Ник уверил её, что сможет и сам пилотировать, но для этого нужно было снять замок с корабля. Пришлось выбраться наружу, она думала, что справится, но замок никак не поддавался, как бы сильно она не стучала пальцами по кнопкам, и настолько увлеклась, проклиная тот, что не услышала, как сзади подошли два штурмовика. Пропала. Вся надежда пропала. И вот теперь он здесь. Эмонд смотрел на неё и сына через визор маски, и, она была уверена, под ней он улыбался своей безумной улыбкой. Что ты там говорила себе, Арвен? Больше жизни? Нет. Больше боли. Ну же, Арвен, больше боли! Он так близко, подошёл к ним совсем близко, словно собрался выстрелить ей в самое сердце, глядя при этом в её голубые глаза. Она тяжело вздохнула, пытаясь удержать панику и не дать той вырваться на свободу. Сейчас было не самое подходящее время. Арвен что-то шептала дрожащими губами, чувствуя, как внутри что-то рвалось, столь неумолимо, что после оставались лишь кровавые ошмётки. Пальцы её сильнее сжали тело сына, заводя за спину и пытаясь укрыть его своей грудью. Она приказывала себе просто дышать, но мысли прыгали в голове с невероятной гиперскоростью, так, что её тело дрожало, а ноги слегка подгибались, и поиграй они в гляделки ещё пару минут, наверное, она бы вновь встала перед ним на колени. Слишком сильно. Слишком холодно. Слишком голодно. Столь яркое безумие. Возвышающе-прекрасный в своей непринуждённости и вере в свою правоту, в свою силу. Так высоко, и так черно. И эта исходящая от него аура, что поглощала всех и всё вокруг себя, ломала и калечила, доводила её до тошноты. Она не знала, где найти безопасное место, где укрыться. Где же мне укрыть сына? Это безысходность? Вот как это ощущается, да? Тело парализовано страхом, все достоинства зарыты глубоко в земле, ведь она готова умолять его всю жизнь, наплевав на самоуважение, готова истечь кровью до последней капли, если только он пообещает, что с её сыном всё будет в порядке. А если и пообещает, то как же ему довериться? Как? Он же ведь лжец. Когда же ты исчезнешь из нашей жизни? Оставь нас в покое! Больше не могу. Устала. Прекрати, пожалуйста. — Ник, — она вздрогнула, услышав его модифицированный маской голос, голос, что обращался к её сыну. — Разве ты не говорил своей матери, что за непослушание следует наказание? — забавный вопрос с его стороны, чуть наклонив голову в сторону, показывая свою изысканную заинтересованность. Ты жив или нет? Не могу понять из-за этой маски. Живого человека можно просить, но мне почему-то кажется, что ты умер. Тогда почему ты стоишь здесь, передо мной. Хватит! Эмонд сделал шаг в сторону, словно намеревался обойти её и встать у неё за спиной. Молниеносная реакция со стороны женщины, которая сделала такой же шаг в сторону, не хотела, чтобы он видел её сына, чтобы снова отнимал его у неё. Как же защититься? Арвен не могла позволить, чтобы ему причинили боль. Мысль о подобной возможности ворошила в ней всю сущностью, заставляя душу пустить наружу острые шипы. Она готова страдать сама, нести боль за двоих. Больше боли, жизни больше нет! — Только не он, — она глядела прямо на его маску, туда, где должны быть глаза. Решительно сжала губы, и ему показалось, что у неё потемнели глаза. Перестали быть голубыми. Стоит ли ему называть её теперь синеглазкой? Очередной шаг в сторону с его стороны и с её, конечно же, тоже. Давай же, тёмная принцесса, покажи, на что ты готова. Или мне самому озвучить предложения? Арвен утонула под шапкой отчаяния. Жизнь сказала терпеть, но боль в ответ лишь рассмеялась. Она прикрыла глаза, освобождая лёгкий, короткий выдох из груди. Конец? — Я сама, — открывая глаза, ненависть и отвращение в которых даже не были скрыты. И всё ему. Лишь ему! Ведь весь мир вокруг сжался в нём одном, в эту жестокую фигуру. — Я сделаю всё, лишь бы ты не трогал его. Обещаю. Ты так просто раскидываешься обещаниями, что мне уже не терпится проверить всё это на деле. Короткий взгляд направо, туда, где открывалась брешь в космос. — Твоя готовность умереть за сына впечатляет, — шаг вперёд, ближе к ней. Эмонд протянул затянутую в перчатку руку к ней и взял её за подбородок, сильно надавливая пальцами. Она закинула голову чуть назад, сводя брови и хмурясь: колола его своей безысходностью, но всё ещё смела демонстрировать ему своё презрение. Арвен явно стала тёмной, потому что по щеке покатилась одинокая слеза, кристальной каплей собравшаяся на коже его чёрной перчатки. — Ну так умри, Арвен, — медленно произнёс он, делая акцент на её имени, словно то жгло ему язык и губы. Теперь в открытый космос смотрела она. Смотрела долго и мучительно. Тяжело сглотнула и, развернувшись к сыну, опустилась перед ним на колени. — Всё хорошо, Ник, — голос дрогнул, когда она произносила его имя. — Ты ведь знаешь, мама любит тебя. Всегда любила и всегда будет, — гладя его по щеке, вытирая ему слёзы. — Не надо, мам, он ничего не сделает мне, — пытался возразить мальчик. — Скажи ей, что ты ничего мне не сделаешь, — обратился он к рыцарю Рен. — Мы с тобой обязательно ещё встретимся, я найду способ, — она прижимала его к груди, несмотря на протесты. Его снова вырвали из её объятий. Штурмовик в белой броне резко дёрнул мальчика на себя, заставляя отступить. Теперь уже слёзы катились по её щекам, ничего не стыдясь, собираясь кровавым озером в самом сердце. Она посмотрела, как на плечи сына опустились тяжёлые руки, удерживая на месте. Бросила взгляд на Эмонда, глядя на него снизу вверх, но тот лишь жестом пригласил её пройти дальше, к краю дока. Арвен медленно поднялась с колен и сделала ненавистный шаг вперёд. Ради сына! В этот раз её шаг сопровождался и шагом с его стороны. Вытри слёзы, Арвен. Снова шаги. Выполняй обещание, целуясь с бездной. Ничего сложного. Это всего лишь звёзды, всего лишь пыль. Ничего сложного. Это всего лишь холод космоса. Задохнёшься и всё. Или как умирают в открытом космосе? Тебе это и предстоит узнать, милашка. Надо кое-что сделать перед смертью. Надо… Ты столь эпична в своих стенаниях, моя девочка, что все завидуют тебе. Давай же, покажи мне ещё большую идеальность, покажи мне свою суть, уголёк. Какая ты настоящая? Я знаю, ты не умеешь быть храброй. На самом деле ты слабая, ты боишься умирать. Я чувствую, тебе хочется обернуться и умолять меня не поступать с тобой таким образом. Ты обречена, ведь ты так нагло украла мой покой, что твоя жизнь кажется мне не такой уж и ценной платой. Сама же ведь обещала. Зря… зря так вольно бросаешься своими словами. Тебе следовало знать лучше, что я не стану защищать тебя, не стану препятствовать страданиям, наоборот, боль я буду только поощрять, ведь по-другому тебя не научить. Чего тебе хочется? Хочешь, чтобы я остановил тебя? Хочешь. Ты хочешь забыть всё это, как страшный сон, ведь там так одиноко, так холодно и тускло, что ты не в силах больше смотреть. Медленно развернувшись, она удивилась тому, как же близко он стоял у неё за спиной. Казалось, подуй он на неё, и она тут же пошатнётся, не удержится и упадёт за край, ведь осторожно прощупывая обувью грань поверхности пола, она пяткой чуть завалилась назад. Эмонд слишком сильно напирал на неё. Не давал ей шанса. — Пожалуйста, — тихо, надрывным голосом, протягивая руку вперёд, осторожно-осторожно касаясь кончиками пальцев металла маски. Холодная. Она посмотрела на сына, стоящего в паре метров, и с трудом сглотнула. Прикрыла глаза, облизывая сухие губы. — Позаботься о нём, прошу. Никому не отдавай его, не позволяй другим делать ему больно. Не заставляй его страдать, не заставляй, — как молитву говорила она, не открывая глаз и свято веря, что её слова дойдут до него, что он услышит её. Вновь сглотнула, чуть склонив голову, открыла глаза и решилась взять с него обещание. — Он всегда хотел попробовать заварные пирожные. Обещай, что купишь их ему. — Он молчал. Просто смотрел на неё с неподдельным интересом и прикидывал, как её тело полетит вниз. Сейчас? Нет, ещё пару секунд. Арвен убрала руку, опустив ту вдоль туловища и подняв на него влажные глаза, тихо прокляла его двумя словами. — Ненавижу тебя. А затем в неё выстрелили.

***

Больно. Кажется, ты убила меня, мусорщица. Конечно, убила, ведь он оставил её совсем одну. Бросил её в том тронном зале. Вернулся. Не по своей воле, а потому что поступил приказ от учителя вернуться и забрать её. Это было самым ужасным. Видеть её изуродованное на полу тело, или чувствовать её искалеченное сознание? Нет, ужасным было ожидание, и даже смерть штурмовика, что попался ему на выходе из лифта, не ослабила гнев, когда Рен разрубил того шипящим лезвием. Сила требовала освобождения, но даже резкие, размашистые удары не приносили желаемого облегчения. Не пришло оно даже тогда, когда он наконец увидел её — жалкую и слабую, сломленную, лежащую в осколках, на которые капала кровь. Её кровь. Какая же она на вкус? Удивительно горькая, но так прекрасно сочетающаяся по цвету с его клинком. Теперь же Рей с ним. Снова в закрытом помещении. Она стояла такая вся ватная, но даже так твердила ему «нет». Конечно твердила, ведь характер у неё был не сахар, но именно это заставило его сердце пропустить удар — её воля к жизни. Замри на мгновенье. Мне так это нужно! Ничего не спрашивай у меня, просто держи меня. Не смей отпускать, не смей ничего спрашивать. Мне страшно, что больше я не выдержу. Всё разрушилось, и жертва решила найти утешение у монстра в объятиях. Рей ещё так юна, что не в силах разобраться со всем, что на неё свалилось, готова тянуться к любому, кто проявит доброту по отношению к ней, к любому, кто готов вернуться за ней, обнять и защитить. Всё равно, что он делал ей больно до этого, теперь это отошло на второй план, но не забылось. Просто они изменились, и ей надо смириться с этим, принять, что монстр способен защитить от остального. От своего учителя не защитил. А как же «ставь блок, мусорщица»? Рей ненавидела его за это, за то, что играл с ней в столь жестокие игры, подкидывая лишь новые загадки, но не ответы. Зачем? Почему не сказал ей об это прямо? Чтобы она презирала себя ещё больше? Она и так перешла в этом всякие границы, ведь с каждым днём прошлая жизнь таяла, как оазис в пустыне, а на её хрупко-острые плечи обрушивалась новая волна боли. Хотела избежать её, вот и находила защиту в странных местах, вроде рук Рен. Понимала, что так нельзя, но сил бороться со слабостью в теле больше не было. Она ответила отказом на его вопрос лишь для того, чтобы не падать в своих глазах ещё ниже, чтобы не захлебнуться отвращением окончательно. Хотела сказать ему «да», да, пусть возьмёт её на руки, потому что дышать становилось труднее с каждой секундой. Её словно куда-то уносило, но Рей понимала, что ей туда нельзя. Может, снова начать рисовать картинку? В зале ей это помогло, она смогла остановить натиск Сноука, за что и поплатилась своей же кровью. Но это было так сладко, что она бы повторила всё вновь, сожалений за произошедшее не было. Потому что ей на самом деле хотелось этого, хотелось того упоительного спокойствия, хотелось беззаботности, жизни без страха и борьбы за выживание, хотелось очутиться в тех объятиях, что подобно волнам несли её в безопасное место, а она бы улыбалась ему, монстру. Да, улыбалась бы, ведь он тогда, в лесу Старкиллера грел её руки, так что снег врезался в её память, как повод почувствовать его прикосновения на себе. Отличный повод. Холодный снег и его тёплые ладони. Да, ладони, что вновь прикасались к ней, ведь Кайло так аккуратно опустил те ей на поясницу, что она даже выдохнула в облегчении. Он пробрался ей в голову и не отпускал, а она устала прогонять его оттуда, несмотря на то, что он столь жестоко нарушал её личное пространство. Пыталась сама сократить расстояние между ними по максимуму, вжимаясь из последних сил в его одежду, что впивалась в её кожу, хотелось испачкать его в своей же крови, ведь знала, он не против, даже слова не скажет. Потому что это было его расплатой за то, что позволил другому сделать с ней, за то, что отпустил её. Вот сейчас, голос разума кричал ей, что надо оттолкнуть его, плюнуть ему в лицо за то, что так снисходительно-восхитительно держал её теперь, но она не могла. Ей было это нужно, нуждалась в этом больше всего на свете в этот самый момент. Чтобы он был рядом. Возьми! Возьми меня на руки! Возьми! Иначе сердце разорвётся окончательно. Рей чувствовала себя заразной, раз позволяла его безумию проникнуть ей под кожу. Держи меня, ну же, держи меня. Держи и держи. Держи! Я боюсь умирать. Кайло набрал короткое сообщение по комлинку, а она решила, что он хочет её бросить. Всхлипнула. Громко. Знала, что он услышит, но ведь на то и рассчитывала. Дыши, мусорщица, я больше тебя не оставлю. Допустил ошибку, но это лишь подтвердило мои желания. Я хочу тебя для одного лишь себя. Не стану ни с кем делиться, даже со своим учителем. Видишь, как ты изломала меня, перегнула всего? Ты выставила для меня новые стандарты, ведь твой измученный вид заставил страдать и меня самого. Пытался выжечь тебя из себя, но ты упорно возвращаешься обратно, становясь лишь сильнее, совсем как сорняк. Ну конечно, ты ведь выросла в пустыне. Маленькая девочка, которую все бросили, но я стану исключением. Веришь? Нет, не веришь, ты просто бежишь ко мне, потому что надеешься вытрясти из меня каплю тепла и понимания. Могу дать тебе больше, ты ведь знаешь это. Потребуй, и я дам тебе это. Но ты не станешь, потому что тебе стыдно. Ничего страшного, скоро ты поддашься своим желаниям окончательно. Она теперь рядом с ним, осколки остались в прошлом. Не надо ломать её снова, просто… не надо! Кайло наклонился чуть вниз, осторожно скользя рукой ей по обратной стороне коленей так, что она задохнулась. Он аккуратно поднял её на руки, стараясь, чтобы хватка рук не была столь ощутимой. Теперь она в безопасности, он ведь так нежно-дико держал её в своих руках, чувствуя её дыхание даже через высокий ворот одежды. Казалось бы, пора бить тревогу, вырываться, бежать без оглядки, сказать нечто колкое, потребовать отпустить, но ей же, наоборот, было хорошо. Наконец сильные руки обвивали её тело, осталось лишь услышать нужные слова, что с ней всё будет хорошо. Скажи же это. Скажи. Ты моя, мусорщица. Скажи другое, Рен. Видишь же, как она умирает, доводит себя до беспамятства, крошится прямо у тебя на глазах. Моя. Лёгкая и своенравная. Ему так нравилось укрощать её дикий нрав, что это давно перестало быть забавой. Они ведь на войне, а на войне все средства хороши. Да, он знал об этом, и Рей тоже знала, но всё равно надеялась. Ты ведь не умерла там, верно? Совсем притихла что-то. Да, притихла, потому что он, магистр рыцарей Рен, адепт Тёмной стороны, Кайло Рен нёс ей на руках по коридорам Превосходства, так что она тихо приказывала себе не волноваться, успокоиться и просто принимать то, что он давал ей. Бесчисленные повороты, гладкие поверхности, в глазах уже плыло от этой чистой серости, так что, когда перед ними открылись двери, она не сразу сообразила, куда же он её принёс. Очередная каюта, как на его личном шаттле? Да, очередная каюта, его каюта. Не давая ей оглядеться по сторонам, Рен сразу же направился в ванную комнату, увидев, что огромная ванна уже до краев была наполнена химической субстанцией голубоватого оттенка — спасительной бактой. Улыбнулся, радуясь, что его приказы так быстро исполняются без всяких вопросов. Хотя, можно было, конечно, отвести саму мусорщицу в мед-часть, но что-то в глубине души подсказывало ему, что тогда она бы убила его одним своим взглядом. За то, что оставил её одну. Сначала протащил её через ад, так пусть теперь сам и вытаскивает. Когда же мы свернули не туда, мусорщица? Когда?! — Раздеть тебя? — Кайло осторожно повернул её голову к себе, чтобы можно было смотреть прямо в глаза. Она не поняла вопроса, на лице растерянность. Чуть напряглась, пытаясь вникнуть в его слова. Огляделась, отмечая, где она оказалась. Ванная? Глаза расширились, его вопрос наконец дошёл до неё, и Рей отчаянно замотала головой, выдавая этим ему свой ответ. Когда ты смотришь на меня через эту свою маску, я чувствую себя такой маленькой, а ты сам кажешься мне таким далёким, недосягаемым. Сними её. Сними! Она мне ненавистна. Кайло осторожно опустил её в целительный раствор, но она всё равно поморщилась — потому что он убрал руки с её тела. А она ведь так просила его не отпускать её, так просила, что мысленно истощилась до самого дна. Он что-то сказал ей про одежду, но она не расслышала, слишком была увлечена тем, как раствор действовал на тело. Увлекал её куда-то, завораживал, привлекал своим спокойствием, дарил тепло. Рей закрыла глаза, отдаваясь приятной щекотке, что била по всем венам столь трепетно. Она в безопасности, всё хорошо. О ней позаботятся. Стук двери. Ты что, оставил меня? Я ведь просила не покидать меня. Панически она оглядывалась вокруг, хватаясь влажными пальцами за бортики ванной. Нет, нет, нет! Только не сейчас! Рей скрылась под голубым небом, предварительно успев задержать дыхание. Понимала, что нужно выбраться, всплыть на поверхность, оставить позади это тягучее болото, где её вновь мучали, раздирая разум на части. Нужно дышать, лёгкие жгло, так что она сделала болезненный вдох. Хуже. Как же выбраться? Забила руками и ногами, пытаясь оттолкнуться от дна. Научи меня плавать! Научи! Билась, словно её ударили током, выворачиваясь под непонятными углами. Попала в Пустоту, где сухой голос желал повергнуть её ещё глубже, забрать в своё царство. Вырви её оттуда, забери её оттуда, Рен. Ты ведь ощутил это? Услышал, как она кричала? Он схватил за плечи и потянул вверх. Рей тут же закашлялась, сплёвывая горький раствор, пытаясь прочистить горло. Так громко дышала, что ему заложило уши, ведь кровь не просто циркулировала у неё по телу, а словно в шторме билась о плоть, как о волнорезы, разбиваясь пеной. Кайло наклонил её корпусом вперёд, забираясь в ванну и, откинувшись наконец спиной на бортик, увлёк за собой. Она приходила в себя, пытаясь удобнее устроиться, чувствуя его ноги по обе стороны. Он двинулся чуть вперёд, а саму мусорщицу потянул вверх, заставляя почти лечь к себе на грудь. На то, чтобы восстановить дыхание, у неё ушла примерно минута, а затем ещё одна, чтобы понять, что случилось. Она задыхалась. Кричала. Он пришёл. Помог ей. Теперь же обнимал её, совершенно точно обнимал, потому что одну руку, согнув в локте, Кайло подставил ей прямо под грудь, а вторую, распрямив ладонь, опустил ей на голую кожу живота, там, где задралась немного ткань. Слишком близко, и, наверное, слишком горячо, но она сама звала его. Да, надо быть осторожнее со своими желаниями. Глупая пустынница, не хватало ещё, чтобы ты утонула здесь. — Не отпускай, — осипшим голосом попросила Рей. Она упёрлась рукой ему в бедро и, чуть сместив вес, попыталась повернуться. До сводящей боли в зубах хотелось видеть его лицо, знала, что на нём нет маски. Просто знала это, чувствовала его подбородок у себя на макушке. Не давая её руке соскользнуть, он схватил ту за запястье и, поддерживая второй за спину, помог ей. Она врезалась ему челюстью прямо в ключицу, где ещё недавно оставила шрам световым мечом, его световым мечом. Сглотнула вязкую слюну, опустила обе ладони ему на голую грудь и сделала попытку привстать. В этот раз он не помогал ей, знал, что Рей ненавидела чувствовать себя слабой, потому что для такой, как она, это непозволительная роскошь. Очередное усилие над собой, и она наконец взорвалась под его испытывающим взглядом. Быстро заморгала, силясь вспомнить, что же хотела сделать, свела брови и даже рот открыла, но нужных слов так и не смогла подобрать. Глупо было бы сейчас благодарить его, ведь это именно по его вине она была в таком состоянии, он сам довёл её до этого. Довёл и остался до самого конца. Может, стоит возмутиться? Да, стоит, потому что она ощущала его голую кожу под своими пальцами, а Кайло всё смотрел на неё, пытался что-то выискать в ней. Что? Да так, ничего. Просто смотрел на свою мусорщицу, которую чуть не потерял, пока она играла в догонялки с Тенями. — Ты у меня как на ладони, открытая и слабая, — медленно проговорил он, пробуждая у неё внутри слёзы, ведь слова были правдивы. Что ты со мной сделаешь? Покорю тебя. А я назову тебя монстром! — Я сильнее, — осторожно возразила Рей, вспоминая его слова, сказанные перед Сноуком. Резко он надавил ей на затылок, заставляя плюхнуться прямо на грудь. Что-то промычала в ответ, а после завозилась, пытаясь устроиться удобнее. Немного сдвинул ей бёдра, чтобы она перестала впиваться в него своими острыми коленками. Она шумно вдохнула, когда он коснулся ладонью ниже, под самыми ягодицами, и стоило ему чуть надавить пальцами, как она тут же зашипела в ответ. Ясно. К тому ты ещё пока не готова. Оставим это на потом, мусорщица. Он опустил руки ей на спину, проводя пальцами вниз-вверх. Рей повернула голову на бок, удивляясь, как его сердце может быть таким спокойным, когда её же вырывалось из груди, словно она бежала под палящим солнцем. В руках мужчины. Опасность. Наверное. Но ей вот было хорошо. Спокойно. Словно всю жизнь была готова к этому. Теперь-то она под защитой, не утонет и не рассыплется. Не хватало только снега. — Он разбил мою картинку на осколки. Я рисовала, так упорно рисовала, но он, — она поджала губы, не в силах закончить свою мысль, но самое главное всё же сказала. Рей старалась. Рисовала чёртову картинку, закрывала сознание, как он и говорил ей. Кайло наклонил голову ниже, оставляя едва ощутимое прикосновение губ у неё на виске. Она почувствовала, даже больше, чем он хотел этим сказать ей, потому что прикрыла глаза в наслаждении, потому что понимала, что это была своеобразная похвала с его стороны. Её никогда не хвалили. Только ругали, и этот его жест вновь перевернул в ней всё с ног на голову, меняя решения. — Засыпай, мусорщица. Ты ведь знаешь моё имя, знаешь. Какой ты всё же… монстр! — Нет.