129 год от З.Э.
Два года прошло с тех событий. Никто более не затрагивал эту тему, а засосы оставленные Эймондом, Люцерис постарался скрыть за высоким воротником на следующий день. На утро он не застал в постели одноглазого принца, чье истинное нутро обнаружил ночью. И лишь стены тех покоев знали о том, что произошло. Война, что началась со смерти короля Визериса I и последующей коронации Эйгона, заставила две фракции перейти к активным действиям. И первым шагом двух сторон было укрепление своих позиций за счет древних и сильных домов Вестероса. — Если не справишься… — произнес Отто Хайтауэр, внимательно смотря на своего среднего внука, что отправлялся в Штормовой Предел. — Справлюсь, — твердил со сталью в голосе Эймонд, а его лицо изобразило небывалую решительность. — Эйгон получит армию, а я девицу. — Не смей ввязываться в то, о чем все мы пожалеем, — с укором говорил Отто. Намекая на двух Веларионов, что тоже будут отправлены с посланием к Баратеону. Таргариен кивнул, но обещать ничего стал. Лишь проверил крепление на сиденье, а после взял поводья в руки. Огромный дракон взмахнул крыльям, взмывая к облакам. Путь до Баратеона оказался недолгим. Последующие события, пожалуй, позабавили Эймонда и заставили вновь вспомнить о событиях той ночи.🩸
Прибывший Люцерис выглядел напуганным, даже растерянным. Он весь путь молился о том, чтобы не встретить в Штормовом Пределе своего искусителя. — Я прибыл, как посланник, лорд Боррос, — проговорил Люцерис с придыханием. Его беглый взгляд рассматривал жилистую фигуру Эймонда, что стоял к нему спиной, но после того, как он заговорил, его приговор стремительно развернулся к нему. — Малыш бастард! — воскликнул Эймонд, он еле сдерживал свои руки за спиной, дабы не сорваться к Люцерису. — Чтобы доставить Вам письмо от моей матери, королевы, — продолжил Веларион. Взгляд Эймонда был наполнен усмешкой, а приподнятые уголки губ заставили Велариона поежиться, он помнил это выражение лица. А также вспомнил крепкие руки, что скользили по его юному телу. Та ночь проскальзывала все два года перед глазами, становясь напоминанием о той страшной ошибке. Когда желание взяло вверх над разумом, а тело будто само шло на встречу опасному зверю. Теперь исход был предрешен, ведь Эймонд ни на миг не забывал об увечье, а ту ночь он воспринял, как что-то обыденное. Будто так и должно было быть. — Он хотел сказать от шлюхи с Драконьего Камня! — Двинувшись к Велариону, он почувствовал, как его жертва все больше наполняется страхом. — Лорд Стронг у нас тоже не из робких, — чуть тише заговорил Эймонд. Намекая на то, как Люцерис жадно впивался в него пальцами, пока Таргариен все больше удовлетворял свои скрытые желания. — Если я исполню то, что предлагает твоя мать, которую из моих дочерей ты возьмешь в жены? — вопрошал лорд Боррос. — Милорд, я не свободен, — после этих слов Люцерис взглянул на Одноглазого принца. Эймонд же хмыкнул оттого, как Веларион смотрел в его сторону. Будто сам того не осознавая, он признал, что принадлежал ему всецело. — Я не могу вступить в брак, потому что уже помолвлен. — Так я и думал, — бросил Боррос. — Ступай щенок! А той суке передай, что лорд Штормового Предела не пес! Веларион выдохнул, ведь он наконец мог покинуть место, которое так и искрило от взглядов, что бросал в его сторону Эймонд. Таргариен же медленно проследовал за ним, отчего шаги Люцериса почти сорвались на бег. Капли дождя стремительно падали на их лица, а волосы уже стали мокрыми, как и одежда. Но их будто не волновало это, лишь молчаливые взгляды друг на друга были важны сейчас. Спускаясь по ступеням, Эймонд приблизился к замершему Люцерису, что смотрел на него, не отрывая своего взгляда. — Забери мой глаз, — шептал Люцерис от безысходности, — я устал жить с мыслью о тебе. Освободи меня и на этом закончим. Эймонд залился смехом, слова, что говорил Люцерис, уже не были нужны ему. Он придумал для него куда более изощренное наказание. А, может, и вовсе хотел вновь насытиться его страхом, вожделением и покорностью. Сломить его было куда веселее. — Глупый лорд Стронг. — Руки Эймонда обхватили его лицо, чтобы тот смотрел только на него него. — К черту твой глаз. К черту твои слова. — Тогда что тебе нужно? — вопрошал Веларион. — Ты.🩸
И меркнет все перед глазами теми, Что были некогда полны надежд. На благоразумие бесчестного, Которого и вовсе нет. И вот их окружает шторм, Объятия волн встречает он. Когда рука скользит чужая, Что некогда была родной. И дрожь по телу вновь прошла, а после с уст его сорвался вздох невинный. Все тот же шепот шелестящий, ненавистный. Вновь наполняет разум ядом тем, Что был знаком ему до боли.