Картинки

Шутливое рукопожатие в конце вовсе ничего не решает. Напротив, от одного к другому бежит чистое электричество. Раздраженное, искрящее, упрямое. Обоим хочется чужую руку посильнее сжать, вдавить собственные пальцы в мягкую кожу, дойти до лёгкой боли. Резко потянуть противника на себя, заебашиться в армрестлинг и продавить к чертям этот стол желанием доказать свою правоту. Но съемка все еще идет, а они — вроде как профессионалы. Вроде как умеют остановиться в нужный момент, чтобы камеры и люди за ними не увидели того, что видеть им совсем не следует.

***

Стаса бесят эти двое ничуть не меньше, чем бесили раньше двое других. Он не может взять и вырезать все. Его, вопреки фандомным шуткам, совсем не интересуют личные взаимоотношения парней. По крайней мере те, которые должны оставаться между двумя. Не интересуют, конечно, до тех пор, пока это не отражается на общей работе. Именно поэтому после выпуска Шеминов, дружелюбно попрощавшись с гостем и поблагодарив команду за плодотворный день, буквально отлавливает Поза с Матвиенко за шкирки, впихивает в Димину ладонь ключи от студии и смотрит наиграно-строго, но в то же время по-настоящему серьезно. — Миритесь прямо сегодня. Прямо здесь. И не отнекивайтесь, я вас наизусть знаю. Пацаны, у нас в ближайшее время проектов дохуя. Я серьезно, вы нужны мне лучшими друзьями. А потом быстро пробирается вперед, оставляя слегка опешивших ребят у выхода из студии. Торопит всех остальных, буквально коршуном над ними вьется, контролирует, чтобы все люди и вещи исчезли в ближайшие двадцать минут, и, наконец, выходит из помещения сам, изображая популярным знаком рукой, что он будеть следить. Ни физически, так ментально. Стас не знает, каким образом эти двое обычно мирятся. Не знает и знать не хочет. Единственное, что сейчас важно — это достижение результата. На Диме с Серым обычно работает подобная схема. Запереть где-то, надавить морально (хотя с этими, признаться, куда тяжелее, чем с кем-либо еще), проговорить словами важность взаимоотношений в коллективе и оставить. К следующей съемке будут в порядке. По крайней мере, на приемлемом уровне. В этот раз упрямство обоюдное. Какое-то колкое, обидное и эгоистичное. Дима уже особенно и не помнит, как все произошло, но понимает, что скорее всего начал именно он. Не признается — абсолютно точно. Но понимание иногда играет роль. Позов думает, что Сережа сам виноват. Он жутко бесит еще с самого начала съемок. Бесит своей довольной рожей (наверняка трахался с кем-то другим вчера), бесит своими абсолютно спокойными взглядами (будто ему плевать на то, что они наедине не оставались уже хрен пойми сколько), бесит своими дурацкими шутками (именно, блять, над Димой) и бесит этим чертовым вырезом. Последний пункт, к слову, действительно выводит неимоверно. Позов хочет вцепиться пальцами в ткань покрепче, с силой рвануть ее в стороны, услышать желанный треск наверняка дорогой тряпки и разорвать ее совсем. Прямо так, пополам. Потому что постоянно смотреть на вот этот маленький кусочек знакомого тела невозможно. Одновременно слишком много в присутствии других людей и слишком мало для самого Димы. Сережа… просто чувствует себя плохо. Он просто соскучился и просто держит лицо изо всех сил. Ведет себя, как обычно, старается влиться в работу, настроиться на весь этот шутливо-веселый лад. Ровно до тех пор, пока его не начинают откровенно провоцировать. Матвиенко не понимает, с какого хуя Дима прицепится к этой кофте, не понимает, почему взъелся на него с такой силой, не понимает, почему сам блокирует в своей голове вполне очевидные ответы. Это все раздражает до ужаса. Сережа ведь тоже не железный, его тоже может прорвать в один (не)прекрасный момент. Так и получается. Сучатся оба, оба предъявляют друг другу все, что могут, и оба считают себя куда более правыми, чем другой. Стас выдал им ключи и заставил помириться. С одной стороны, можно просто уйти. Никто им не помешает. Они — два взрослых человека и наверняка успокоятся за ближайшую неделю сами по себе. Но другая сторона привлекает куда больше. Оба садятся по своим законным местам. С разных концов стола. Зачем — вопрос без ответа. Молчат какое-то время, потому что о чем говорить — не представляет ни один. Тишина не гнетущая, как это бывает, совсем нет. Она какая-то тяжелая, густая, жаркая. Она окутывает со всех сторон, собирает напряжение, копит в себе. И стоит только проскочить одной искре — взорвется. — Ну и какого хуя? — Сережа прерывает молчание довольно дурацким вопросом, который включает в себя одновременно все и ничего. Прекрасно знает, что вот такое начало — самое то, чтобы выйти к чему-то более конкретному. — Ты, как всегда, невероятен в формулировках. — Дима зачем-то выебывается и изображает скучающий взгляд, который, впрочем, слишком нацеленный на оппонента для такового. — А ты, как всегда, ведешь себя по-ублюдски. — парирует достаточно легко, но все равно невольно кривится, потому что неприятно. Ужасно неприятно это все. — Ублюдская тут только твоя кофта. У Сережи никаких сил нет продолжать эту перекидку оскорблениями. Причем, довольно детскими и посредственными. Не несущими в себе абсолютно никакого смысла и не отражающие ни одной правдивой мысли друг о друге. — Мы так и будем бросаться тупыми оскорблениями? Если да, я поехал. — Матвиенко выгибает бровь и отчего-то даже в этот раз добавляет в интонации уже приевшегося яда. — Не хочешь бросать оскорбления, можешь бросить меня. Только по-нормальному, словами. А то заебал вечно отмалчиваться. — Дима чувствует себя одновременно раздраженно, как-то резко-испуганно и совершенно по-идиотски. Эта игра на глаголах показалась ему злорадно-забавной в голове, но на деле прозвучала так, будто он девчонка-подросток, которая предъявляет что-то своему парню. Только вот ни Поз девчонкой не был, ни Сережа — его парнем, ни предъявлять Дима ничего был не в праве. Но сейчас, на эмоциях и с определенной долей вседозволенности, все само вылетело. И Димины обиды по поводу кажущейся холодности партнера, и его тщательно скрываемые страхи. Он ведь без Матвиенко уже… — Что.? — Сережа непонимающе хмурится, выдает вопрос на чистом автомате, хотя совсем скоро понимает, что Позов имел в виду. Только вот начинать все эти разговоры и объяснения — слишком. Матвиенко бы сейчас не хватило ни словарного запаса, ни моральных сил, ни мягкости и спокойствия по отношению к человеку напротив. Поэтому он выбирает другую тактику. — Ладно. Брошу. И, пока на лице Димы не появилось тяжелого выражения, Сережа вскакивает со своего места, обходит стол на удивление быстро и хватается за Позовскую расстегнутую рубашку, которая все еще была надета поверх футболки. Держится крепко, с силой тянет на себя, вынуждая подняться со стула, а потом со всей своей злостью, со всем напряжением и вообще-то с отчаянно вспыхнувшими после последней чужой фразы чувствами, опрокидывает партнера на стол. Благо, предмет мебели довольно крепкий, выдержит. Впечатывает Диму в ровную поверхность так, что из того с хриплым выдохом весь воздух вышибает. Позов тихо хрипит, старается прекратить это как можно скорее, хочет побыстрее спрятать стыдную слабость и уязвимость. А Сережа смотрит сверху прямо и прожигающе, не позволяет скрыть ни единой эмоции. Смотрит так, будто хочет одновременно разбить чужое лицо и его же расцеловать до покалывания на собственных губах. — Так мне надо было тебя бросить? Или я опять делаю что-то не то? — Матвиенко рычит буквально, низко и разозленно. Его внутренне до крайней отметки радражения разгоняет просто от того, что на самом деле имел в виду второй мужчина. Искра вспыхнула. Все вокруг загорелось. Пламя мгновенно спалило все, что в Диминой голове ему же покоя не давало. Сам себя накрутил. Сам извелся из-за того, что они никак наедине остаться не могли из-за вечных дел и проблем. И сам, возможно, специально начал все это, чтобы закончить именно так. — Теперь все правильно. Молодец, Сережа, умничка. — хмыкает гаденько, но на этот раз с куда более привычным и менее ядовитым сарказмом. Припоминает даже нарочито-демонстративную похвалу самого Матвиенко во время игры. Просто потому, что хочет показать, что все запоминает. А после Позов вдруг снова впивается взглядом в этот чертов вырез. Благо, где-то в мыслях тонкий голосок противно пищит о том, что так откровенно портить съемочные вещи нельзя. А хочется. В конце концов Дима чуть смещает вектор внимания. Хватается вдруг пальцами за цепочку на шее и резко, совершенно не думая и не церемонясь, тянет на себя. Фигурные части очень неприятно впиваются в ладонь, но Позову откровенно плевать. Как и Матвиенко плевать на то, что звенья сзади довольно болезненно вгрызаются в шею. Между ними остается буквально сантиметр, и вот это — самое важное. Сейчас, наконец, можно говорить. Теперь получится быть ближе, честнее, получится открыться и выдать все то, что изнутри постепенно разъедало все это время. — Еще раз скажешь такое, я тобой этот стол точно сломаю. — и Сережа выглядит действительно угрожающе. Обещает всерьез. Он и думать не собирается о том, что все это сумасшествие однажды может закончиться навсегда. По крайней мере, не сейчас. Он итак тратит на это слишком много времени, когда Позова нет рядом. — А ты не смей ходить с таким ебалом, будто тебе все равно. Две недели прошло, и хоть бы одну свою похабную смску скинул. — губы в губы, в раскаленный до предела жалкий отрезок между ними. — Ты их ненавидишь. — Матвиенко усмехается тихо и заставляет партнера закатить глаза. — Как и тебя иногда. Но это не значит, что они мне не нужны. — Дима проговаривает с таким лицом, будто в сотый раз разжевывает совершенно очевидные вещи. Впрочем, разговоры заканчиваются довольно быстро, как и терпение. Окончание фразы Позова Сережа совершенно нагло сцеловывает, впитывает в себя и морально, и физически. Лижет чужие губы, чтобы закрепить эффект, впечатывается грудью в Димину, чтобы разделить собственное облегчение и запасается всем и сразу. В будущем их ждет столько дерьма, что представить страшно. Но прямо сейчас… Прямо сейчас можно позволить себе думать о чем-то куда более приятном.