Картинки

Диму иногда Сережина озабоченность откровенно нервирует. И ладно, что Матвиенко постоянно флиртует, заигрывает, пошло шутит и недвусмысленно намекает. Это, может быть, и неплохо, особенно учитывая то, что рядом с Сережей Дима и сам на взводе довольно часто. Химия между ними была всегда. Взаимная, искристо-яркая, обволакивающая плотным, густым туманом взаимного желания. Позов был и не против позажиматься где-нибудь в коридоре, чувствуя, как все внутри ходит ходуном. В такие моменты нервишки шалят, что-то в самом низу живота волнительно покалывает, а чужие горячие губы на шее непременно доводят до той стадии возбуждения, до которой даже стыдно дойти от одних лишь поцелуев. Но тот факт, что Матвиенко постоянно втягивал Диму в разного рода… эксперименты, порой заставлял нервничать уже по-настоящему. Позов довольно спокойно, пусть и немного тяжело отреагировал на предложение попробовать сенсорную депривацию. Со временем втянулся, понял, что к чему, и чем хороша передача контроля в знакомые руки. Думал, что на наручниках и повязках на глаза все и закончится, ровно до тех пор, пока Сережа не притащил миниатюрный вибратор. Напрягся сначала, но когда Матвиенко с огромным рвением вызвался ему отсосать, одновременно стимулируя основание члена вибрирующим моторчиком в силиконе, понял, что согласился не зря. Но в любом случае все эти штуковины вводили Диму в какой-то ступор. По началу так точно. Ему было некомфортно, непонятно и очень сильно стеснительно. Чувство неосведомленности всегда заставляло Позова испытывать дискомфорт. Все эти игрушки определенно были Сережиной стихией, чем-то, в чем Матвиенко явно разбирался куда лучше. Дима чувствовал себя неопытным школьником, скованным, глупым и… ужасно заведенным. О последнем он никогда не говорил вслух, когда они что-то обсуждали, но по хитрому и сытому взгляду Сережи было прекрасно видно, что тот все знал.

***

Когда Матвиенко стреляет глазками и вовсю липнет к Диме перед очередным концертом, Позов снова ощущает прилив странного, разливающегося по всему телу волнения. Он точно знает, что это не обычное легкое возбуждение перед выступлением. Чувствует на каком-то подсознательном уровне. То ли Сережа как-то особенно низко тянет привычное «Димка», то ли в его взгляде слишком отчетливо проскальзывают хищно-хитрые искорки, то ли еще что. Но когда Матвиенко цепляется взглядом, пристально задерживаясь всего на секунду, а потом выходит из общего помещения, Дима точно знает — за ним лучше не ходить. Ради собственной моральной устойчивости, да и, в конце концов, ради стабильности и гладкости предстоящего концерта. Только вот Поз азартен до чертиков. Он уже слышит, как где-то внутри гулко стучит, а интерес и нежелание сдавать позиции буквально подталкивают его к злосчастной двери. Дима выходит в коридор. Пусто. Что-то внутри будто резко падает вниз во временном облегчении. У него есть еще минута на путь до туалета. Конечно, ноги сами доводят его до нужного помещения куда быстрее. Пальцы будто прошивает сотней маленьких иголочек, когда мужчина открывает дверь и оказывается внутри. Он особенно и понять ничего не успевает, в одну из кабинок его втягивают довольно быстро. — Ты сегодня какой-то особенно горячий. — шепот на самое ухо ощущается как расплавленный воск, который льется по коже удивительно жарким дыханием. Диму пробирает до мурашек, и он чуть неловко дергается, но быстро берет себя в руки. — А может ты сегодня просто особенно озабоченный? — Позов хмыкает наигранно дерзко, приподнимая одну бровь и стараясь смотреть прямо и открыто. В конце концов, у него осталось хоть какое-то самоуважение. Вот так вот взять и поплыть прямо сейчас — это ни в какие ворота. — Может быть. — Сережа пропускает тихую, более чем довольную усмешку. Если бы ему не нравилась вся эта напускная колючесть и саркастичность, он бы абсолютно точно не чувствовал того, что разгорается внутри с каждой секундой сильнее и сильнее. — Но это тоже из-за тебя. Диме такие заявления кажутся чересчур наглыми. Он терпеть не может, когда его в чем-то обвиняют, пусть и шуточно. Ко всему прочему, на состоянии мужчины сказывается волнение. И перед концертом, и от поведения партнера. Брови тут же сводятся к переносице, а мышцы на руках напрягаются. Хочется оттолкнуть Матвиенко к другой стенке кабинки и дать понять, к чему приводит такая самонадеянная настойчивость. Только вот прежде, чем Позову удается воплотить собственные мысли в реальность, его запястья с силой сжимают чужие пальцы. Вдавливают в чуть шершавую поверхность и впиваются ногтями, давая понять, что продолжать все это физическое и моральное сопротивление попросту незачем. — Да отпусти ты свою нервозность. Расслабься перед концертом. — и Сережа будто бы специально целует именно в щеку. Аккуратно так, даже целомудрено. Успокаивает, просит ненадолго убрать всю эту защиту, показаться ему. Матвиенко ужасно нравится так делать. Нравится раскачивать Позова на эмоциональных качелях туда-сюда, нравится наблюдать, как одна эмоция сменяет другую, как на самом деле до крайности переменчивый Дима будто бы бесконтрольно ему поддается. Вот и сейчас. Мужчина выдыхает шумно, закатывает глаза и шевелит руками, пытаясь дать понять, что он не бесится. А когда его руки оказываются на свободе, Дима тут же медленно, все еще с легкой опаской опускает их на чужие плечи. Плавно заключает партнера в полноценное объятие и притягивает к себе. Расслабиться так расслабиться. Сережа довольно сопит в позовскую шею всего несколько секунд, а после возобновляет свои не удавшиеся с первого раза планы по соблазнению. Целует в шею аккуратно, просто легонько чмокает, призывая успокоиться и довериться. Мягко гладит бока поверх футболки, переползая на спину и мимолетно проходясь по позвоночнику. Прижимается губами чуть сильнее, когда улавливает ощутимое биение под кожей, и медленно ведет языком через всю шею. Дима невольно голову чуть приподнимает. Ему нравится ужасно, внутри отдает таким теплом, что хочется просто расплыться по этому не самому чистому полу и там и остаться. Только вот что-то в мыслях зудит настойчиво, дает понять, что не может быть все так просто. Не сегодня. Не тогда, когда Матвиенко почти незаметно делает поцелуи куда откровеннее, постепенно распаляя, и бесконтрольно довольно хмыкает куда-то в основание шеи. Впрочем, дергаться поздно. Притяжение уже смагнитило их друг к другу с такой силой, что все здравые мысли уплывают куда-то на второй план. Позов вплетается пальцами в короткие волоски на чужом затылке, ерошит все еще не до конца привычный мягкий ежик, притягивает к себе ближе, как бы прося уже действовать немного быстрее. Не знает, что Сереже понадобилось сегодня, но думает, что хочет того же самого. Сейчас — так точно. Матвиенко хитро улыбается, но благоразумно прячет эту улыбку на плече партнера. Чуть прикусывает сквозь черную футболку, пока руками пробирается под нее снизу и мягко гладит кожу в самом низу живота. — Ди-имка, ты и правда сегодня какой-то… особенно красивый? — Сережа тихо хмыкает с улыбкой, пока цепляет пальцами края спортивных штанов. Знает, как Позова комплименты на самом деле трогают и смущают, хотя тот и строит каждый раз недовольное лицо. — Мм, притягательный? Сексуальный? Все сразу. — Матвиенко вдруг поднимает голову и оказывается совсем близко. Почти касается губами губ, горячо выдыхает на нежную кожу и в то же время пробирается одной рукой под нижнее белье. Касается кончиками пальцев слегка окрепшего возбуждения, смотрит так невероятно пристально и будто бы даже гипнотически, и выдает совершенно открыто, с легкой хрипотцой: — Хочу тебя. Всего. Оба понимают, что это значит. Но также оба прекрасно знают, что чтобы все прошло хорошо, безболезненно и с удовольствием, нужна действительно тщательная растяжка. И куча времени. — Сереж… — Дима выражает все свое ответное желание, нетерпение и сомнение одним взглядом. Невольно подается к теплой руке, выдыхает резко и шумно. — Прямо тут явно ничего не получится. Мы же давно… Матвиенко тут же накрывает чужие губы. Быстро, мимолетно, скорее показывая, что продолжать не надо. — Я знаю. И не предлагаю сейчас. — хитрая улыбка снова появляется на губах, а кончик языка игриво скользит по губам разомлевшего партнера. — Но предлагаю после концерта. В номере. Дима снова ерзает, но снова смотрит с сомнением. — У нас самолет в шесть утра. — И тут я тоже в курсе. — Сережа не удерживает короткого смешка. Снова Позов его за идиота принимает. — Поэтому предлагаю заняться самой долгой частью сейчас. И снова на лице напротив непонимание, перемешанное с откровенным нетерпением. Диме в этот момент вести долгие разговоры не хочется совершенно. Ему хочется уже что-нибудь сделать. — Блять, да не тяни. Что ты там опять придумал? — Позов пропускает в голос легкое раздражение, хотя на деле скорее выражает так свое волнение. Знает он эти Сережины хождения вокруг да около. И Димины опасения вообще-то оправдываются. Матвиенко быстро облизывает губы. Может, после короткого поцелуя, а может, тоже нервничает. А после достает из кармана маленький бархатный мешочек и демонстрирует партнеру его содержимое. — Да иди ты на хуй. — Позов привычно выражает негодование и тяжело вздыхает. Но не отшатывается. Ему близость жизненно необходима. — Я думал, в этот раз не против сходить ты. — и Сережа улыбается так соблазнительно и красноречиво, что у Димы даже мат из головы вылетает. Он просто стоит, смотрит на невозможного человека перед собой и совсем не знает, что ему делать. С одной стороны, стоит только представить, как Матвиенко будет вставлять в него эту чертову пробку и какими глазами будет смотреть весь концерт… Точно. Концерт. — Как я по-твоему должен находиться на сцене с этой херней? — чересчур возмущенное лицо, новый протест и попытка снова отступить. Только Сережа явно все возмущения знал наперед. И знал, как действовать в этом случае тоже. — Просто садиться чуть аккуратнее, чем обычно. Сильного дискомфорта при движении не будет, привыкнешь быстро. — Матвиенко говорит уверенно и невозмутимо, так, будто… Позову в голову сразу приходит концерт недельной давности, когда Сережа был каким-то слегка притихшим и первые десять минут вечеринки вечно переминался с ноги на ногу. Пауза долго не длится, но она весьма красноречивая. Дима смотрит на партнера во все глаза и тихо воет. — Сначала сам проверил? — должно было прозвучать шутливо, но у Позова голос ощутимо дрожит. — А как тебя еще убедить? — Матвиенко в ответ улыбается слегка неловко и вопросительно выгибает бровь. Снова оказывается прав. А Дима снова сдается. Укладывается горячим лбом на чужое плечо, собираясь с силами, сосредотачивается на легком поглаживании бедра теплой ладонью, и мельком кидает взгляд на собственные часы. Им совсем скоро нужно оказаться в гримерке. Времени мало. — Блять, и за что ты мне такой… — Позов недовольно бурчит куда-то в Сережину футболку, а потом отрывается, вдруг хватая партнера за задницу и вжимая в себя со всей силы. — Еще раз сделаешь что-то подобное и не скажешь мне, тебе пиздец. Обещаю. Оба знают, что Дима обещаний на ветер не бросает. И точно также оба знают, с какой силой Матвиенко на том концерте хотелось забить хер на все и рассказать о долбанной пробке в своей заднице прямо посреди какой-нибудь импровизации. Но сдержался ведь. Хотел, чтобы все происходило именно так, как сейчас. Сережа отвечает горящим хитрым взглядом. Дает понять, что «пиздец» в данном контексте его скорее заводит. А после все-таки нетерпеливо притирается пахом к чужому, напоминая о времени. Скользит пальцами свободной руки по напряженному плечу партнера, опускается на грудь, вовлекает в поцелуй, сразу глубокий и мокрый. Все еще ласковый и выпрашивающий, будто стирающий последние сомнения. И когда Позов снова расслабляется, когда, кажется, принимает эту идею окончательно, Сережа вдруг резко отстраняется и отворачивает партнера лицом к перегородке. Тихонько заведенно рычит на ухо, пока возвращая мешочек обратно в карман, в пару рывков стягивает чужие штаны вместе с бельем куда-то к коленям, мимолетно прикусывает загривок несколько раз, выражая все, что есть внутри. Дима вжимается щекой в неровную поверхность. На нее же укладывает руки, старается дышать ровно хотя бы сейчас. Все это смущает до ужаса, но рвение и предвкушение партнера передаются и ему. Совсем скоро мужчина чувствует, как его футболку чуть задирают, как на пояснице появляются горячие губы, как они спускаются ниже и ниже, чередуясь с влажными касаниями языка. Мурашки тут же бегут по хребту, с собственных губ срываются резкие выдохи, а в паху все наливается такой тяжестью, что хочется потереться им прямо о чертову перегородку. Внутри ноет и гудит, внутри жарко и нетерпеливо. Хочется стонать, скулить и сделать уже хоть что-нибудь с болезненно-сладко сжимающейся в животе пружиной. Сережина рука появляется вовремя. Знакомые уверенные пальцы обхватывают плотным кольцом, принимаясь неспешно двигаться вверх-вниз. И Позов, не сдерживая порыва, тихонько скулит сквозь недавно сомкнутые губы. Дима поджимается невольно, когда ощущает чересчур горячие и запретные поцелуи на ягодицах. Наверняка у него и лицо покрылось красными пятнами, как у смущенного школьника. Как после этого идти на сцену и полностью отдавать себя зрителю — непонятно. — Хватит думать, Дим. — Сережа шепчет откуда-то снизу, опаляя чувствительную кожу дыханием. — Расслабься, родной. Долго мучать не буду. И Матвиенко звучит так мягко, ласково и заботливо, что Дима снова шумно выдыхает, стараясь совладать с собственным телом. Он ведь доверяет. Знает, что партнер не сделает плохо или больно, знает, что сам хочет того же. В конце концов знает, что эта пробка действительно довольно маленькая и анатомически правильная, хоть и выглядит вообще-то довольно внушительно. Вернуть себе расслабленное состояние выходит довольно быстро. Помогают аккуратные поцелуи и рука на члене, которая доставляет тягучее, до дрожи необходимое сейчас удовольствие. И, когда Позов невольно начинает толкаться бедрами вперед, желая оказаться чуть ближе к разрядке, он вдруг чувствует слегка прохладные пальцы между ягодиц. Первый проникает беспрепятственно, и Дима изо всех сил старается не шутить нервно по поводу их размера. Впрочем, сейчас его этот размер устраивает просто невероятно. Буквально через несколько секунд внутри оказывается уже второй. Сережа тщательно смазывает все изнутри и снаружи, то погружает пальцы на всю длину, то резко вытаскивает, раздразнивая нервные окончания и распаляя партнера еще больше. И тогда, когда ему это удается и откуда-то сверху слышатся совсем тихие, хриплые полустоны, Матвиенко быстро лезет в карман, кое-как вытягивая игрушку из мешочка. Аккуратно прихватывает основание зубами, пока удерживая именно таким образом, еще пару раз игриво растягивает пальцами изнутри, разводит их в сторону, чуть расширяя вход, и в это же время заметно ускоряет движения на члене. А потом, когда партнер окончательно теряется в собственных ощущениях, принимаясь нетерпеливо ерзать и совсем тихо мычать себе под нос, быстро перехватывает пробку рукой и буквально в пару движений вводит внутрь. Позов успевает только как-то удивленно и, наверное, слишком громко для их положения простонать, а после сразу же кончает, пачкая в теплой белесой субстанции руку партнера. Сережа довольно любуется основанием игрушки между ягодиц и даже проводит языком совсем близко, заставляя полностью поплывшего Диму резко дернуться в сторону. — Ладно, ладно, не дергайся. Никаких больше потрясений. Пока. — и Матвиенко увесисто шлепает партнера по мягкой коже, быстро поднимаясь на ноги. Чистой рукой помогает тому натянуть одежду, аккуратно целует в шею сзади, вышептывая еле слышно что-то откровенно-сопливое, а после быстро сбегает из кабинки, чтобы ополоснуть руку. Никаких звуков слышно не было, они тут все еще одни. Впрочем Дима сам выходит следом спустя несколько секунд. С лица постепенно сходит розовый цвет, следы собственных зубов с губ медленно исчезают, только вот яркие искры из глаз никуда не деваются. Сережа тут же сглатывает. Знает он этот взгляд. — Все в порядке? — Матвиенко спрашивает как-то совсем низко, пока разглядывает появившегося сзади партнера в зеркале над раковиной. — Не слишком… — «неудобно»? «дискомфортно?» «много?» Все звучит как-то по-дурацки, поэтому окончание предложения буквально повисло в воздухе. — Слишком. — ответный взгляд пронизывающий, горящий, темный, такой, каким можно запросто мысленно раздеть любого. — Слишком заводит, хотя я только что кончил. А после Позов, разгоряченный, буквально источающий чистую сексуальную энергию, выходит из туалета. Теперь его очередь заставлять партнера мучаться.