Картинки

Балкон, на который выходит Дима, большой и длинный. А еще холодный и скользкий. Зима хитро отбирает последние деньки ноября себе. Этот балкон общий, как в старых домах, один на этаж. Только вот офис у них во вполне новеньком и модном здании, но балкон все равно все тот же. Все тот же балкон, все та же привычка выходить на него, чтобы подумать или, наоборот, чтобы не думать, все тот же продолговатый предмет в руке. Насчет последнего — вранье. Дима теперь умнее, Дима теперь круче, Дима теперь следит за своим здоровьем. Поэтому вместо сигареты в руке теперь электронка без никотина. Сигарет теперь нет. Дима избавляется от вредных привычек. На балконе где-то в углу стоит Матвиенко. Трещит по телефону, обкашливает какие-то бизнес-вопросы. Стоит в своей новой дорогущей пиздатой куртке, облокотился о скользкие перила и наверняка думает, что он крутой. На деле нахохлился, как воробей, и наверняка просто-напросто ебнется, если рука на этих перилах хоть на миллиметр сдвинется. Хотя, пусть сдвинется. Может, улетит с этого балкона. Как воробей, разумеется, на крыльях. Дима не садист. Он просто хочет избавиться от вредных привычек. Однако Матвиенко все еще на балконе, а старая добрая помятая пачка мальборо все еще в кармане. Позов достает свою белую модную электронку и втягивает пар. Выдыхает. Сладко, даже приторно. Никакого вкуса, просто сладко. И никакого удовлетворения тоже. И зачем оно ему… Потому что всасывать что-то надо. По старой привычке. Справа слышится болтовня Матвиенко. Его голос звучит с претензией на серьезность, и Дима отчего-то хмыкает себе под нос. В последнее время он часто слышит такой тон. Рабочий, отстраненный, неебаться деловой. Это вообще-то раздражает. А деть это раздражение некуда. Даже заглушить нечем. Он ведь следит за здоровьем, он ведь бросает… Ага. Позов достает помятую пачку, запихивая в карман вместо нее дурацкую штуковину с белым корпусом. Смотрит на несчастную пачку так, будто собирается все сигареты разом поджечь взглядом. И выкурить их все тут же. По очереди. Сверление оказывается занятием затягивающим. Дима погружается в него полностью. Он даже не думает, просто стоит и изо всех сил сосредотачивается на том, чтобы не сдвинуться с места. Только смотреть. Не трогать. Позов не замечает даже того, как стихает монотонный знакомый голос где-то в отдалении. Не замечает, как обладатель этого голоса теперь стоит где-то в полуметре и, кажется, подхватывает его занятие. Дима поворачивает голову. На него смотрит пара уставших карих глаз. На Серегиной голове самое настоящее гнездо сейчас. Гнездо это присыпало маленькими снежинками, которые почти незаметны просто так, но очень заметны в черных отросших волосах. Дима думает, что он смотрит спокойно-вопросительно, но знает, что смотрит взволнованно-просяще. Впрочем, смотреть разрешается. Только смотреть. Не трогать. — Ты чего застыл тут? Борешься с вредными привычками? — Сережа тихо хмыкает, глядя на злосчастную пачку в Диминой руке. — Угу. Почему до сих пор не выкинул эту пачку — не знаю. — Не срывайся. — Матвиенко советует тихо, совсем тихо, на грани слышимости. Его голос, кажется, звучит просяще и грустно. Все понимает, еще бы. — Я стараюсь. Мне это дается пиздец, как тяжело. — Дима вдруг признается, хотя совсем не собирался. Эта привычка с годами выработалась. Когда они с Матвиенко вот так стоят вместе, и есть чувство, что никого больше вокруг нет и не было, слова сами наружу лезут. — И как ты так спокойно умудряешься справляться со своими диетами? — Спокойно. — Сережа повторяет это слово с максимальным сарказмом, на который он способен. Он смотрит на Позова выразительно, устало, даже измотано. «Просто есть то, с чем справиться сложнее». — Просто заставляю себя понять, что это нужно именно мне. Что потом будет лучше и… легче. Матвиенко многозначительно молчит всего пару секунд, а потом вдруг хрипло, по-дурацки наигранно смеется. Они больше не обсуждают это напрямую. Уже сказали все, что могли. Теперь только неконтролируемые намеки и редкие отчаянные переглядки. — Ты где-то на другом уровне. — Дима вздыхает, но натягивает на лицо кривоватую улыбку. — Я вот сегодня мимо Шаста с сигаретой шел, а потом заметил, что остановился и стою дым носом втягиваю. Как охотничья псина. — Позов даже смеется почти правдиво. Случай был действительно идиотски-смешной. — С активного курения скатился в пассивное? — Сережа не может не улыбнуться пошловато-противно. Знает, что Дима по привычке его в бок пизданет, и ждет этого с нетерпением, хоть и скрывает всеми силами. Привычный тычок куда-то под ребра состоялся, а потом Позов картинно закатывает глаза, и оба тихо, механически ржут. — Ну если ты правда так страдаешь, как у тебя на лице написано, то случай тяжелый. — Сережа вздыхает понимающе, разглядывая еле-еле держащуюся маску относительного спокойствия перед собой. Дима продолжает отбиваться, как и всегда, скорее по привычке. Снова закатывает свои глаза, изображает независимость и даже пытается засунуть пачку сигарет обратно в карман слегка дрожащими пальцами. Но Сережа оказывается быстрее. Секундное соприкосновение пальцев — холодные и дрожащие с теплыми и уверенными — и кажется, что Позов действительно втянул в себя всю пачку разом. Матвиенко быстро открывает помятую упаковку и выуживает оттуда старую зажигалку. Надо же, даже работает. Значит и план состоится. Сережа с самым нейтральным выражением на лице подкуривает сигарету. Ему вообще-то не нравится ни вкус, ни запах, но сейчас почти все равно. Ему нравится то, как в непонимании загораются чужие глаза. Позов тут же поворачивает голову вбок и уже не может повернуть ее обратно. То ли снова шею заклинило и надо к врачу, то ли две его тяжелейшие зависимости объединились в одну и пытаются его убить. Дима будто примерзает к этому балкону. Ни вперед двинуться, ни назад. Взглядом он давно уже скурил сигарету до фильтра и принялся за кое-что куда более опасное, но на деле он просто стоит на месте и пялится. Открыто, охуевше и с таким желанием, что странно, что сам не начинает дымиться, как эта сигарета. Матвиенко несколько секунд просто наслаждается своим положением. Да, иногда он совершенно по-садистски наслаждается. Своими возможностями, своей показушной независимостью и чужими пробирающими насквозь взглядами. Вот и сейчас Сережа просто с абсолютно наглым и довольным выражением втягивает горький и довольно гадкий дым внутрь. Впрочем там, внутри, этот дым мешается с собственной горечью и мерзостью, и это заставляет слегка неприязненно поежиться. Благо, совсем скоро Матвиенко прекращает это издевательство и медленно поворачивает голову чуть вбок. Он выдыхает дым в Димину сторону как бы невзначай, медленной тонкой струйкой. Начинается издевательство еще хуже. Позов тут же ведёт носом. Точно ищейка, похож невероятно. Он вдыхает дым с выражением абсолютного наслаждения на лице. Ну может быть с легкой примесью болезненности. А может, и не с легкой. Сережа на время останавливается. У него вдруг совесть просыпается или что-то еще. Он думает, что может вот прямо сейчас рушит все Димины попытки начать здоровый образ жизни и хоть как-то побороться с тем, что мучает его большую часть его существования. Однако… — Еще. … Одно короткое слово все благие намерения снова растворяет в воздухе вместе с сигаретным дымом. Сережа снабжает Диму новой порцией. Тот даже глаза прикрывает, настолько ему нравится. Позов вдыхает полной грудью, облизывает губы, будто чувствует фантомное ощущение фильтра на них, а потом вдруг двигается ближе. Настает черед Матвиенко слегка занервничать. Он то срываться точно не собирался. Теперь руки подрагивают у Сережи. Он держит несчастную сигарету двумя трясущимися пальцами, снова затягивается, на этот раз гораздо глубже, а потом максимально медленно выдыхает. Чтобы хватило на подольше. Позов глаза все еще не открывает. Он отдается этому моменту так, как будто вот это все сейчас — именно то, чего он хочет больше всего на свете. Руки Сережи теперь совсем не теплые. Одна его рука очевидно мёрзнет от прохладного воздуха, а другая, которая в кармане, замерзает от волнения. Сигарета постепенно тлеет. Дима постепенно приближается. Сережа… застывает. Не постепенно. Просто в какой-то момент понимает, что втянул последний раз, скурил до фильтра, и тепепь надо выпустить дым наружу и убрать ненужный окурок от губ. А рука не двигается. В руке — этот жалкий, несчастный окурок. Последнее, что отделяет Позова от его вреднейшей привычки. Многие говорят, что бывших наркоманов не бывает. Сейчас Дима с этим согласен. Потому что только так он может объяснить то, что буквально через пару секунд он тянет свою руку вперед, настойчиво обхватывает Сережино запястье и отодвигает его руку с до фильтра скуренной сигаретой в сторону. Матвиенко от удивления тут же выпускает дым наружу, только вот в воздух не улетает почти ничего. Все целенаправленно выдыхается прямиком в Димины губы, которые сейчас накрывают Сережины суховатым, но невероятно теплым отпечатком. Матвиенко глаза тут же открывает. Смотрит вперед, сталкивается с такими же неловко открытыми глазами, но не отстраняется даже тогда, когда весь дым очевидно заканчивается. После — расстояние всего в миллиметр и шумный выдох со стороны Позова. Одновременно удовлетворенный, блаженный и… очевидно, разочарованный. Он разочаровался в себе в какой раз. Впрочем, разочарование давно стало привычным для Димы. Может, даже стало новой вредной привычкой. Ему хочется разочароваться еще больше прямо сейчас, поэтому он подается вперед снова и снова ощущает чужие губы своими. Тепло, знакомо, хорошо, так, что внутри все дрожит от чувств. Позов ведет губами медленно, ласково, совсем аккуратно и невинно. Он просит, умоляет, выпрашивает, он ждет хотя бы чего-то, хоть малейшего ответа, но… Его нет. Разочаровывающе. Так, как и должно было быть. Сережа на другом уровне. Сережа сильнее. Сережа справляется с вредными привычками.