***
Судьба всегда сводит тех, кто должен встретиться. Эл Ригби. «Иди на мой голос»
Егор по-прежнему сбегает из дома, но теперь он не один бродит по улицам и сидит, вслушиваясь в чужие разговоры. Теперь у Егора появился человек, к которому хочется раз за разом возвращаться. Никто из семьи Егора не знает о Шуре. Пусть так и остаётся, ведь тот, Шура, не может похвастаться знатной семьёй. Возможно, точнее, наверняка она есть или была. Иначе не объяснить образованность Шуры и его манию хорошо одеваться. Однако ничего о своих родителях он не говорит. Егор не старается выпытать и просто пускает дело на самотёк. Если Шура захочет, то обязательно расскажет, а если нет — Егор давить не будет, ведь его совершенно не волнует происхождение нового знакомого. Тот и без этой информации кажется хорошим. Снова Егор «прячется» в капюшон, торопится идти вперёд и чуть ли не спотыкается о собственные ноги. Наверное, Егор ещё никогда не ходил так быстро. Обычно он старается растянуть удовольствие от прогулки, из-за чего прохожие иногда наступают ему на пятки. Теперь же ситуация совершенно не позволяет наслаждаться каждым шагом на свободе. Нужно торопиться. Теперь уже сам Егор чуть ли не наступает на чужие ноги, пихается и подгоняет людей, идущих впереди. Сейчас нельзя позволять драгоценному времени пропадать зря. В конце концов Егора ждут. По крайней мере, должны ждать на назначенном месте в назначенное время. Возможно, Егор впервые так жаждет общения с другим человеком, сам рвётся к нему и не ждёт попыток развлечь. Подобное совсем не похоже на молодого графа. Обычно он старается не общаться с людьми без надобности и старается погружаться в миры книг. Однако Шура смог заставить изменить эдаким правилам. Егор ничуть не жалеет об этом. Он впервые счастлив с кем-то говорить. В сумке Егора нет книги, зато есть «журнал» с собственными набросками и стихами. Шура, узнав о них, захотел лично увидеть. Егор не смог отказать, поэтому сейчас фактически бежит, чтобы продемонстрировать свои труды. Они обычно скрыты от глаз посторонних, ведь Егор не считает, что они все достойны видеть его произведения. Они чересчур личные, пропитанные переживаниями и мыслями самого автора, не желающего обнажать душу перед людьми, озабоченными лишь мелочными развлечениями и пустой болтовнёй. Проще говоря, Егор считал окружающих недостойными видеть его рисунки и стихи. Так что их приходится прятать. Егор входит в парк и оглядывается по сторонам, пытаясь найти глазами Шуру. Того нет. Неудивительно, если учесть, что Егор пришёл почти на двадцать минут раньше назначенного времени. Просто страх опоздать был слишком большим, он душил, не позволял нормально дышать и расслабиться. Эта паранойя залезла в сознание, отравляла его и упорно мучила. Найти свободную скамейку оказывается несложно. Егор опускается на неё, тяжело вздыхает и устало прикрывает глаза. Воображение сразу рисует образ Шуры, на чьих губах сияет эта расслабленная хитрая улыбка, так сильно похожая на лисью. Вроде бы в этом нет ничего необычного. Но Егор считает выражение лица Шуры, да и его самого, самым невероятным явлением в своей жизни. Ветер бьёт в лицо, ерошит волосы, приносит за собой смесь различных запахов. Среди них улавливается аромат моря, бескрайнего, глубокого, пугающего и манящего к себе. С ним плотно связана жизнь Шуры. Если верить его рассказам, а Егор не может не верить, то можно сделать вывод — море прекрасно в своей таинственности. Оно скрывает в себе смерть, богатства и существ, не ведомых для человека, живущего только на суше. Лишь моряки видят недоступное. Слышатся разговоры, лай собак и покачивание чего-то тяжёлого и скрипучего. Егор невольно вспоминает рассказы Шуры о море. Он говорил о жизни на корабле с довольным блаженным видом, которым невозможно было не проникнуться. Последнему способствовал и приятный голос, что так приятно ласкал уши, заставлял улыбаться и мечтать о море всё больше и больше. Егор нервно сжимает в сумке «журнал» со своими стихами. Шура должен прийти с минуты на минуту. Он говорил, что сперва должен помочь загрузить некоторые припасы на корабль, так что задержка вполне возможна. Однако Егор не может не нервничать, не переживать и не вертеться на месте, пристально глядя на прохожих в отчаянной надежде увидеть Шуру. Только его всё нет. Неудивительно, если учесть причину, по которой команда Шуры остановилась в городе. На корабль заносили припасы, а больных моряков тащили по врачам, чтобы никто не помер прямо в море. Тело прижимается к спинке скамьи. Как-то неосознанно Егор ощущает на своём плече чужое прикосновение, которого на самом деле нет. Просто мозг пытается перенести желаемое в реальность. В прошлые встречи Шура постоянно касался плеч, сжимал их и трепал по голове. Обычно Егор не переносит чужих прикосновений и старается из-за всех сил избегать их. Однако с Шурой всё иначе. Егору хотелось и хочется, чтобы Шура трогал его, как кого-то близкого. Море бьётся о борта кораблей, о мосты и пирсы. Егор слышит это. Наслаждается, и мучительное чувство ожидания на мгновение отпускает. Оно сменяется чем-то другим, едва уловимым и непонятным. Его, это чувство, можно сравнить с тем удовольствием, которое можно получить только от разговора с умным человеком. Им в глазах Егор является Шура, так много знающий о море. Егор снова оглядывается по сторонам, а Шуры всё нет. Он точно работает. В голове Егора невольно всплывают воспоминания о том, как Шура рассказывал о себе. Он происходил из рода обедневшего князя, благодаря чему всё же смог получить образование, но не заимел возможности беззаботно проживать юность. Шура был вынужден найти работу. Сперва он занимался документами, потом пытался учить детей, а потом «послушал сердце» и отправился в море. Сердце самого Егора тоже рвётся в море, шепчет, что только там счастье и свобода возможны. Однако разум отдёргивает и припоминает, как тяжело будет работать на корабле. Шура об этом тоже рассказывал. Он называл работу тяжёлой, но утверждал, будто ничто не способно принести столько счастья, как этот труд. Тот, если верить Шуре, закалял дух и был благодарным. Головой Лёва понимает — он слишком изнежен жизнью в имении, чтобы работать на корабле. Да только сердце продолжает утверждать, будто при желании Егор сможет привыкнуть к труду, узнает много нового и найдёт своё место в этой жизни. Его, места, нет на суше, по крайней мере, в имении точно. Никто прямо не говорил Егору, что он лишний, но слов и не нужно было. Егор и так понимал, почему брату с ним некомфортно, от чего маменька старается лишний раз не говорить с ним (Егором), из-за чего отец настолько сильно недоволен. В глаза бросается фигура со странной, но такой любимой Егором походкой. Это торопится Шура. Значит, он всё же не забыл о встрече и помнит о своём обещании прийти. От увиденного на лице Егора расплывается улыбка. Он едва сдерживается от того, чтобы резко сорваться с места и помчаться навстречу к Шуре. Тот наверняка бы улыбнулся самодовольно и потрепал бы по голове. Егор же не хочет потерять гордость и показаться слишком глупым в чужих глазах. — Здравствуй, — коротко произносит подошедший Шура и садится рядом с жутко довольным Егором. Тот не отодвигается, несмотря на то, что Шура расположился достаточно близко, даже слишком близко. Однако подобное совершенно не раздражает, а только заставляет улыбаться и наслаждаться теплом, исходящим от чужого тела. Шура обладает странной способностью притягивать к себе. Егор настолько попал под это влияние, что постоянно ловит себя на желании обнять Шуру, прижать его к себе, уткнуться в него и наслаждаться исходящим от него запахом моря. — Здравствуй, — спустя несколько минут молчания произносит Егор. — Как там проходит работа? Вопрос искренний. Егора, действительно, волнует состояние дел Шуры, то, что он делает, как и зачем. О Шуре хочется знать всё. Он напоминает те стоящие на верхних полках библиотеки книги, которые хочется перечитывать примерно вечность. Конечно, каждое новое изучение открывает всё новые и новые детали. Каждая в сотни тысяч раз интереснее предыдущих. — Нормально, на удивление. Честно слово, я ожидал худшего, но выходит, что работа больше муторная, чем тяжёлая. Думаю, что тебе бы понравилось, — Шура нагло закидывает руку на плечи Егора. Тот от неожиданности вздрагивает, но не старается отстраниться от Шуры. В конце концов его прикосновения, как и харизма, слишком уж притягивают к себе и заставляют забывать о здравом смысле. — Правда, так думаешь? Я же слабый, ничего тяжелее книг обычно не держу в руках, — как-то грустно усмехается Егор. Тут он утрирует. Он достаточно сильный, но не настолько, чтобы работать с каким-либо грузом. В этом нет ничего удивительного или сверхъестественного. Большинство дворян находились примерно на таком же уровне физического развития. Чего-то более значительного не нужно. — Это достаточно легко исправить, да и ты не дряхлый, а больше жилистый… Ты бы есть нормально начал. Тогда бы и мышцы появились, а то совсем похож на задохлика, — Шура сжимает чужое плечо. Егор недовольно закатывает глаза. Ну вот как он объяснит то, что мало ест не просто так? На это, действительно, есть достаточно весомая причина, мешающая начать нормально питаться. Ей, причиной, является бесконечный стыд за каждый проглоченный кусок. Егору постоянно кажется, что он не заслуживает есть, что он кого-то там объедает, что ему лучше отказаться от еды. — Я же правду говорю, Егор. Ты хороший, но сильным не будешь, пока не начнёшь нормально питаться. Твоему организму нужно чего-то наращивать мышцы, — Шура облизывает губы. — Вот если бы ты работал со мной на корабле, то обязательно смог бы нормально есть и развиваться физически. Речи Шуры сладкие и манящие. Они заставляют желать бросить жизнь в имении, плюнуть на семью и уплыть на корабле вместе с Шурой. Это кажется таким невероятно красивым вариантом событий, что не мечтать о нём невозможно. Однако здравый смысл даёт пощёчину и напоминает о том, что дворянам нет места на корабле. Нет, там не должно быть такого мечтателя, как Егора. — Почему мне кажется, что ты стараешься убедить меня уйти к тебе на корабль? — Поднимает бровь Егор. — Наверное, потому что так оно и есть, — без тени стыда отвечает Шура. — Я же вижу, что ты хочешь этого. Егор не отвечает. Да, он безусловно хочет бросить «земную» жизнь, забыть о балах и долге перед родителями и просто уйти в плаванье с Шурой. Морально Егор готов ко всем трудностям. Он твёрдо уверен в то, что сможет всё преодолеть и привыкнуть к жизни на корабле. — Я слишком нежный. Не выдержу тяжёлой работы и помру прямо в море. Вот оно разве нужно кому-то? Я же буду балластом для всех, начну бесить тебя, и ты сам меня утопишь, — пытается пошутить Егор. Он сам не понимает, почему принижает себя. Объективно он понимает все свои плюсы, главным из которых является аналитический склад ума. Он помогает рефлексировать своё поведение и поступки окружающих. Безусловно полезный навык, который наверняка будет полезен в море. — Я бы никогда тебя не утопил, — усмехается Шура, после чего берёт собеседника одной рукой за подбородок. — И ты хоть и немного напоминаешь девушку, но нежным я тебя не смогу назвать. С губ Егора срывается смешок. Он, Егор, не знает, как нужно реагировать на слова Шуры. Никто из окружения Егора не шутит таким образом, не делает столь странных комплиментов и не говорит, одновременно преувеличивая и преуменьшая. Шура сочетает в себе несочетаемое, и Егор не может не восхищаться этой способностью. Он хочет уметь делать так же. — Ты меня в комплиментах утопить хочешь? — Егор вынимает из сумки «журнал» со своими стихами. — Потому что ты этого заслуживаешь, — Шура укладывает голову на чужом плече, глядя прямо на «журнал». — Мне почему-то кажется, что никто никогда не говорит тебе, какой ты хороший. Комплименты сладки, они усыпляют здравый смысл, так отчаянно шепчущий, что Шуре лучше не доверять. — Обычно-с мне говорят, что я должен прекратить витать в облаках… — Егору резко становится неприятно говорить на эту тему. — Давай… давай лучше посмотрим на мои стихи? Я же не зря принёс «журнал»? Шура в ответ кивает и уже через минуту слушает, как Егор вслух зачитывает свои произведения.***