Несчастный случай

      Его привезли в пятницу и выгрузили у арендованной мной ячейки большого склада, рольставни которой я едва смог закрыть. В субботу я арендовал пикап и свободное время Кевина, чтобы он помог мне затолкнуть холодильник для мороженого в кузов. Он, конечно, возмущался, что я трачу его время на такую тупость, но я почти не слушал и отдавал короткие приказы типа «Раз-два, взяли!», «Толкай!» и «БЛЯТЬ, КЕВИН, ТОЛКАЙ ВПРАВО, — МНЕ РУКУ ПРИЩЕМИЛО!»       Целую вечность спустя, когда руки уже тряслись от перенапряжения, а трусы были насквозь мокрые от залившегося в них пота, холодильник оказался в кузове. Мы с Кевом осели на землю, привалились спинами к борту пикапа, тяжело дыша и вытирая пот со лба рабочими перчатками. — Теперь… ты рас-… -скажешь, … на кой хер… тебе холо-… дильник? — спросил он, запинаясь. — Увидишь. — коротко отозвался я, хлебнув воды. Кевин устало усмехнулся, забрал бутылку из моих рук и принялся жадно пить. Тонкая струйка стекала по его до ужаса сексуальному кадыку. Мне обожгло живот, щеки и спину. Кевин блаженно застонал и мне нестерпимо захотелось поцеловать его: глубоко, жарко и влажно — так, чтобы, когда я вытащу язык из его рта, за ним тянулась нить слюны, а нам обоим было тяжело дышать. — Не смотри на меня так. — предупредил Дэй, ставя между нами барьер — бутылку с водой. — С последним, кто так на меня смотрел, я переспал. — Мы не трахались. — заметил я, поморщившись. Всё-таки он умеет отрезвлять… Сделав недовольное лицо, я пришёл к выводу, что перехотел его целовать, и из-за этого даже немного расстроился. — Если ты не называешь это сексом, это не значит, что для меня… — начал Кевин, но… — Завали.       …Я попросил его заткнуться на хуй. Потому что снова видел эту потрясающей четкости картинку: я выдавливаю на пальцы смазку и растягиваю его «ножницами» пальцев, чтобы потом не засадить, а Кевин извивается и закрывает лицо ладонями, жарко стонет и просит ещё. Мы оба дурные от алкоголя и пыли, мы вваливаемся в наш дом в Колумбии: целуясь, кусаясь и обшаривая тела друг друга горячими ладонями. Я сижу, подогнув под себя ноги, рядом с его левым бедром и подаюсь навстречу его горячим губам, прижимая мякоть ладони к его охеренно твёрдому и мокрому члену, лаская его внутри и растягивая двумя пальцами и срывая с губ дрожащие потрясающие всхлипы: «-дрю!.. Ещё-ещё! Глубже, умоляю! Не… не останавливайся! Я с-сейчас… Агрх!..»       Но ничего не происходит. Его член напрягается и дёргается, но кончить Кеву не удаётся. Виной тому мои пальцы, сомкнутые у самого основания — я не хочу, чтобы разрядка накрыла Кевина так быстро. Я чувствую под своей рукой подступающую к уретре сперму, но не хочу её выпускать, потому что не спросил у моего жирафёнка кое-что важное. С пошлым хлюпающим звуком я вытаскиваю пальцы из его жаркого и тесного тела, оглаживаю чуть раскрытый вход подушечкой большого пальца и легонько толкаюсь внутрь кончиком — просто так, на пробу. — Кевин, — зову, склоняясь к его лицу, — слышишь меня? — -дрю… Я не м-могу кончить… — его взгляд расфокусирован, но Дэй пытается сосредоточиться на моём лице и звуке голоса. Сам же Кевин звучит фигово — с сожалением и обидой. Так, будто ему стыдно, что он подошёл к черте и не смог излиться на свой потрясающий пресс. — Знаю, Кев. — я поглаживаю его основание подушечкой большого пальца, снимая боль и напряжение, успокаивая, и Кевин надсадно стонет и дрожит подо мной. — Я хотел бы попробовать кое-что. — я ужасно волнуюсь, потому что прежде делал это лишь один раз, в пятнадцать лет, в колонии. Я уверился, что вышло всё криво-косо, но Джейми сказал, что я молодец, и не стоит беспокоиться, если мой первый раз прошёл не так гладко, как я представлял, и ему всё очень понравилось, и я поверил, потому что после Джейми погладил подушечкой пальца мои губы и глубоко поцеловал меня, стирая с языка этот непривычный вкус… Его поцелуй… это было слишком хорошо. У меня закружилась голова, и я всем телом навалился на Джейми, отзываясь движением губ и языка… А потом… потом Джейми показал класс. Он вбирал меня так глубоко, что ему было сложно дышать. Его язык был тесно прижат к моему набухающему от возбуждения стояку, он осыпал меня мелкими поцелуями и виртуозно вычерчивал кончиком языка разнообразные завитушки на моём животе и паховых впадинах… Я поймал пошлый взгляд его потемневших синих глаз, выгнулся и кончил ему на грудь и шею, объятую татуировкой крыльев. — Попробовать что? — Кевин вырывает меня из водоворота воспоминаний. — Отсосать тебе. — я произношу это словосочетание и становлюсь пунцово-красным от стыда, отвожу взгляд в сторону, потому что больше боюсь насмешки, чем отказа. — Если не хочешь, так и скажи. — я слышу в своём голосе дрожь и обиду — как будто Кевин уже сказал «нет» и назвал меня придурком и гомиком…       Кевин молчит минуту, а потом мягко касается моего плеча и даёт уверенное разрешение. Я смотрю на него, удивленно изогнув брови. Натурал Кевин Дэй хочет поэкспериментировать в постели? С парнем? Слишком круто для правды. — Ты уже делал такое? — Дэй укладывается лопатками на мою подушку, чтобы лучше видеть то, что будет происходить с его членом, и наклоняет голову вправо, испытующе глядя на меня. — Один раз. — отзываюсь я, и натягиваю его тесные боксеры обратно на твёрдый член, чтобы распалить Кевина и морально подготовиться к проникновению его большого дружка в мой рот. — Метки — да или нет? — Да, Дрю. — он кивает. — Не нужно спрашивать каждый раз. — Вдруг передумаешь? — я пожимаю плечом. — Не захочешь портить товарный вид.       Он смеётся. Смеётся так весело, чисто и счастливо, словно это — моя лучшая шутка. Вытерев выступившие слёзы, Кевин приподнимается, сокращая расстояние, и целует меня в висок. — Моим ответом всегда будет «да», когда это твои метки.       Я прижимаюсь грудью к его коленям и, обхватив твёрдый член сквозь бельё, провожу рукой сверху вниз, опуская крайнюю плоть и открывая головку, облизываю её через ткань. Кевин смотрит на меня чуть свысока и напевно стонет, шипя и чертыхаясь от неловкости и волнения. Похоже, для него это первый минет. Его скулы красны как спелая вишня. Осознание того, что я его первый сексуальный партнёр, нарушивший эту границу, греет мне душу. Что ж, я всё сделаю, чтобы его первый отсос был самым запоминающимся. — Всё хорошо? — спрашиваю я в намокающую от моей слюны и его смазки ткань и кусаю его, вбирая в рот головку. — Д-да, — он запинается на слове и кивает, неотрывно глядя на меня. — Эндрю, можно я… м-можно… твои волосы… — Да, Кевин. — я киваю и чуть склоняю голову к правому плечу, чтобы он запустил пальцы слабой руки в копну светлых волос. — Только не тяни. — я снова предупреждаю его, но Кевин тянет. Он не может иначе — я раскаляюсь от натяжения волос и даю ему даже больше, чем рассчитывал. Это по душе нам обоим, но я наказываю его за пульсирующую кожу головы: кусаю подвздошные косточки, паховые впадины и внутреннюю поверхность крепких бёдер, слегка прикусываю головку или близко к ней. Я оставляю на нём метки как напоминание о его непослушании. Кевин стонет громко и надсадно, и по моей коже бегут мурашки, сдавливает пальцами правой руки своё горло или щиплет свой сосок, пока я посасываю его сквозь бельё. Я поднимаю взгляд. Кевин невъебенно красивый сейчас. Красивый, мокрый, страстный, желанный, возбуждённый, сексуальный…       Когда я чувствую, что готов, то спускаю его трусы до середины бедра и, не давая себе струсить или передумать, напоминая, что это — его первый минет и мне следует постараться для него. Беру в рот его головку — она горячая и большая, цвета недоспевшей малины. А ещё до одурения сладкая — из-за коктейлей, что он выпил в «Райских сумерках». Я слышу свои довольные стоны и вибрирующее кошачье урчание. Мне нравится его вкус. Я облизываю её, как рожок мороженого, дразню дырочку бусинкой пирсинга, и бёдра Кевина безостановочно дрожат подо мной. Постепенно я беру его всё больше, впускаю всё глубже. Наклонив голову, я направляю горячую головку в свою щёку и чуть покусываю её боковыми зубами. Кевин дрожит на моей постели, его левая рука отчаянно цепляется за мою голову, но ей не хватает сил, чтобы удержаться, поэтому я освобождаю правую руку и переплетаю пальцы с пальцами Кевина, давая ему опору и поддерживая. Через несколько минут я чувствую слабое движение руки Кева, которая пытается сместиться на мой затылок. Я рывком исполняю его желание и хрипло произношу быстрое разрешение: — Управляй.       Он задаёт темп, и тот удобен нам обоим — глубокие толчки средней скорости. Дэй покачивает бёдрами, подаваясь навстречу моим губам, а я вспоминаю, что могу ласкать его внутри, подталкивая к разрядке. Я проталкиваю в него один палец и нащупываю заветную точку. Подушечкой оглаживаю бугорок плоти и Кевин кричит, обливаясь потом. Он течёт мне на язык, и я знакомлюсь со вкусом его спермы — сладкий, а консистенция напоминает чуть загустевший йогурт. Кевин слишком охуенный сейчас. Он горячий и мокрый, он тяжело дышит и просит позволить ему кончить. Он даже не заикается про то, чтобы сделать это мне в рот. Кевин просто хочет излиться, неважно — куда. Он просто на пределе. И он просит, чтобы я позволил.       Я сосу его головку и вожу кулаком вверх-вниз. Когда поглаживаю точку под уздечкой, Кевин напрягается в моей руке, и я глубоко вбираю его в рот, быстро поглаживая бугорок простаты. Он кончает, дрожа всем телом и хрипло выкрикивая моё имя, а я выпиваю его до последней капли.       Он не хвалит меня, как Джейми, не говорит, что я «такой пиздецки охуенный, что можно кончить от одного лишь взгляда на меня». Кевин дрожит и тяжело дышит. Но он делает то, чего не сделал Джейми. Кевин протягивает ко мне руки и сипло просит объятий. Я ложусь рядом, и Дэй обвивает меня руками, тыкается губами в мой лоб и приклеивает меня к своей вспотевшей обнаженной груди. Он целует моё лицо и плачет. Потому что я сделал ему приятное.       Обожаю тебя, щеночек. — Я всегда буду рядом. — шепчу я, глядя в глаза цвета верделита. — Эндрю, спасибо. — шепчет он в мои волосы, благодаря не то за ласки, не то за защиту. — Спасибо. — он мягко берёт меня за подбородок — просит поднять голову, — и когда я делаю это, Кевин снова целует меня — нежно, неспешно и трепетно. Слишком слащаво, и мне это нравится. Я отвечаю, упрямо тыкаясь ему в губы кончиком языка, и Кевин впускает меня. Я облизываю и посасываю его язык, вырисовываю на нём неведомые узоры и рычу ему в рот. Мы забываем об усталости, полностью отдаваясь приятной близости, растворяемся в поцелуях. Когда мы отключаемся, наши губы уже онемели от требовательных поцелуев и укусов.       Я отмахиваюсь от воспоминаний, блокируя их на самом важном моменте — моменте, когда я без боли сказал Кевину «Пожалуйста, щеночек» и поцеловал его в линию челюсти.       Мы приезжаем на кладбище и копаем. Сегодня это происходит быстрее, потому что мне помогает Кев. Когда я открываю могилу и забираюсь в неё, Кевин молчит. Когда я говорю с Нилом, Кевин молчит. Когда я проникаю языком в его рот, собирая трупный яд, Кевин издаёт протестующий звук, но я игнорирую. Устроившись в гробу рядом с Нилом, я смотрю вверх — на Кевина. — Всё хорошо. — заверяю его и утыкаюсь носом в холодную шею. — Он мне не навредит. Правда, Нил? — я целую его под ухом, и мне кажется, что Джостен издаёт слабый всхлип. Когда он был жив, я нашёл эту сладкую точку и целовал или просто тыкался губами в неё всякий раз, как подкрадывался со спины и внезапно сжимал его талию в своих руках, обнимая, когда мне было плохо и был нужен немедленный контакт с его телом — тёплым и безопасным. Когда мне было нужно подтверждение, что Нил настоящий.       Я лежу рядом с ним какое-то время, вновь подмечая, что от Нила не пахнет гниением. Прошло уже почти полгода, а он всё тот же. Только мёртвый. Свойства бальзамирующей жидкости потрясающи. — Кев, помоги-ка мне. — Выбраться? — Нет, вытащить его. — я разминаю затёкшую спину, согнув руки в локтях перед грудью и поворачивая корпус влево-вправо. — Я что-то не догоняю или?.. — Кевин хмурится и делает подозрительное лицо. — Всё ты догоняешь. — бросаю я резче, чем собирался. — Спустись и помоги мне вытащить Нила. — Эндрю, что за херню ты несёшь?! — восклицает он. — Кевин, — я смотрю на него усмиряющим взглядом, — я купил грёбаный холодильник. Как думаешь, нахуя? Наверно, не для мороженого. — Т-ты… ты хочешь?.. Хочешь засунуть его туда? — в голосе Дэя слышится ужас. Он начинает медленно пятиться. — Да, хочу. И что? — Ты совсем больной… — выдыхает Кевин, отчаянно мотая головой. — Эндрю, Нил мёртв, и ты знаешь это. — Знаю. — быстро отзываюсь я, делая вид, что мне уже не больно слышать эту фразу — от Лисов, Ваймака, Эбби и Бетси, из новостей по ТВ и из ленты соцсетей. — И ты хочешь сделать что? Заморозить его? Превратить в чучело? В куклу, чтобы он был рядом с тобой до конца твоих дней?       Блять. А Кевин грёбаный гений. Такая идея мне даже в голову не приходила… Чтобы Нил был рядом всегда… Чтобы я мог целовать его, дышать им, обнимать… Блять. Это слишком хорошо и слишком плохо. Я планировал лишь заморозить его, чтобы он подольше выглядел живым. Чтобы я смог чуть дольше побыть с ним, смириться и только потом, — когда буду готов, — похоронить. — Я хочу подготовиться. — коротко отзываюсь я. — Дай мне месяц. Дай побыть с ним месяц, и я больше не буду раскапывать его. — я смотрю на Кевина с мольбой и отчаянием. — Дай мне попрощаться.       Я вижу по его лицу, что он хочет пойти на поводу, чтобы поддержать меня в моей слабости, но собирается с силами и мотает головой. — Нет. Эндрю, это уж слишком. Вылезай. Я не стану помогать. — Предатель. — я выдыхаю это тихо, с болью и ядом. — Ты предатель, Кевин Дэй.       Он молча уходит, оставляя меня наедине с любовью моей жизни. Я перевожу взгляд с места, где минуту назад стоял Кевин, на Нила Джостена. — Это неправильно, да? — спрашиваю я с отчаянием в шепоте. — Знаю-знаю. Я просто… — запускаю пальцы в волосы, — просто не могу тебя отпустить, понимаешь? Я же только нашёл, только нашёл тебя! Почему я должен отпустить?! Мне так плохо без тебя…       Нил не отзывается. От уголка его глаза ползёт слезинка бальзамирующей жидкости. — Я не буду. — твёрдо произношу я. — Теперь — не буду. Приходить и раскапывать. Но не перестану приносить цветы, хорошо?.. Хорошо. Я буду отпускать постепенно, ладно?..       Я выбираюсь из могилы и ложусь на спину, восстанавливая дыхание. Кевин хлопает дверцей пикапа. Он не предатель. Он мой друг. Друг, который не бросает, когда помутился рассудок. — Кев, — тихо зову я, жмурясь от ярких солнечных лучей, — прости меня. Я идиот, что не ценю твою поддержку.       Дэй упирает руки в колени и нависает надо мной, удивленно рассматривая моё испачканное потом и землёй лицо. — Ты не предатель. — произношу я, стиснув пальцами его лодыжку. — Прости, что нагрубил тебе. Поможешь закопать?       Кевин протягивает мне руку: — На этот раз навсегда? — Навсегда. — я киваю, хватаясь за крепкую руку.       Комья земли бьются о крышку гроба, но теперь мне не так страшно, как во все прошлые вылазки. Сейчас не так страшно, потому что со мной Кевин, и потому что я убедился, что Нила не могли похоронить заживо. …наверно. — Кев, это точно? — я перестаю сбрасывать вниз землю и со страхом смотрю на друга. — Ну, что его не могли похоронить заживо? — я издаю истерический смешок. Совсем на меня не похоже. Просто ужас, что сделала со мной боль утраты и тоска по Нилу.       Кевин замирает и с ужасом смотрит на меня. — Да нет, не могло такого быть. Мы же видели… — он осекается, не желая напоминать о минутах опознания. — Доктор всё проверил, Эни. — находит он безопасные слова. — Эни. — повторяю я за ним и слабо усмехаюсь. — Ты говорил, что не считаешь меня хрупкой девчонкой. — Ты очень сильный. — он произносит это так твёрдо и уверенно, что я сам непроизвольно начинаю верить в это. — Никто не выдержит столько дерьма, сколько на себя свалилось. — Но почему «Эни»? — я снова бросаю землю вниз. Кевин неопределенно пожимает плечами. — Мне просто нравится.       Когда я ровняю холмик с уровнем земли, взгляд останавливается на могильном камне. В день похорон, когда Нил перевесился через него и стал читать, он не успел сказать мне что-то и упал… Я подхожу к плите и вчитываюсь — вдруг в имени допустили ошибку?.. Нил Абрам Джостен… Нет, всё верно. Тридцать первое марта. Тридцать первое марта? Его день рождения в январе, кретины! Девятнадцатое января! А год? Даже тут неверно! Он родился в восемьдесят восьмом!       Я достаю нож и, ломая лезвие, царапаю неверные числа, зачёркивая их. Над ними пишу: 19 янв 1988. Вот, теперь верно.       Я выдыхаю.       Кевин отвозит нас в Колумбию, чтобы оставить дома холодильник, не исполнивший своё предназначение. Он говорит, что в следующую поездку сфотографирует его и выставит на «Ибэй». Я не против, если мне купят мороженое и, может, обнимут… Потом мы возвращаемся в общежитие и принимаем душ. Вечером я свободен, но идти за цветами совсем не хочется. Я решаю отложить это на день-другой. Может, даже до следующих выходных. Только не сегодня. Иначе я опять сорвусь и стану разрывать землю руками.       Хватит.       Нил должен отдохнуть.