на кухне пахнет лавровым листом и дедушкиными сигаретами

зарываясь носом в душистую сирень, он жаждет утонуть хотя бы на мгновение в лиловом океане. на пальцах чувствуется липкая пыльца, ухо улавливает тихое жужжание жирного шмеля. ветер разносит сладость по воздуху, такую густую и ароматную, даже голова начинает от её изобилия болеть. джисон просит старушку, порхающую в огороде, отрезать или отломать парочку веточек, которых не жалко. — хочу домой принести, — объясняет он немного смущённо, — папа очень любит сирень. в седине женских волос поблёскивает майское солнце, отражается серебром пробежавших, словно мгновение, десятков лет. старушка улыбается, и её лицо утопает в глубоких морщинах. в этот момент подросток невольно вспоминает свою бабушку. в детстве он любил водить пальчиком по заломам на пигментной коже, гладить дряблые сухие руки, обнимать крепко-крепко за шею и вдыхать полной грудью запах какой-то ментоловой мази и супа. ба называла джисона маленьким витамином, тягала за пухлые щёки, читала сказки разных регионов и пекла блинчики. из воспоминаний его вырывает протянутые старушкой пышные и невероятно красивые ветки, которые она срезала откуда-то сбоку. — повезло кому-то с сынулей, — говорит она, — бери на здоровье и передавай привет отцу. джисон поспорил бы о везучести чана и минхо, но решает просто поблагодарить и побрести дальше по улице. он ведь почти не соврал про отца, любящего сирень. минхо её обожает до трясучки, грезит посадить на заднем дворе на даче несколько кустов, покупает картину по номерам с откровенно колхозным натюрмортом, где лиловые соцветия разбросаны по столу, а маленький букетик стоит в скучном коричневом горшке. ещё у старшего в шкафу имеется несколько вещей нежно-фиолетового оттенка. он выглядит в них трогательно и тонко, будто сам становится каким-то цветком. именно поэтому джисон несёт ему благоухающий подарок прямо на работу. точнее, он проходит с ним через школу, многочисленные дворы с невзрачными детскими площадками, стоит пару минут на остановке, а затем втискивается в заполненную маршрутку. в рубашке и джинсовке жарко, хотя окно открыто; за стеклом пролетают с огромной скоростью строительные и продуктовые магазины, шиномонтажка, редкие остановки, речка и зеленеющее поле, по которому разбросаны частные домишки. полноватая женщина в розовом платье смотрит то на джисона, то на сирень в его руках. — красавец-жених, — журчит она, обращаясь к подростку, — невесте везёшь? джисон зачем-то кивает, и его щёки становятся пунцовыми. очень жарко и очень стрёмно. не объяснять же незнакомой тётке, кому на самом деле он подарит сирень, правда? он буквально выскакивает на нужной остановке, забитый до краёв транспорт выплёвывает его из своих дверей. до работы минхо идти ещё минут пять, как раз есть время, чтобы проветриться и остыть. со стороны детской поликлиники слышится истошный крик и визг, будто какого-то несчастного ребёнка пытают. джисон предполагает, что его ведут на прививку или к стоматологу. джисону 15, но он тоже боится делать всякие манипуляции с иголками, а изверги с жужжащими инструментами вселяют в него дикий ужас. он бы тоже верещал и цеплялся за чью-нибудь руку каждый раз, да как-то нельзя лицо терять. холл больницы встречает его духотой, запахом стерильности и обеденного перерыва. стены неаккуратно покрашены в грязно-бежевый, где-то посыпалась побелка, на потолке красуется уродливая трещина. в регистратуре людей практически нет, талоны почти закончились. джисон здоровается с проходящей мимо медсестрой средних лет, потому что та знакома с минхо и знает его чадо в лицо. 15 ступенек вверх — второй этаж, ещё 15 — третий. до кабинета 20 шагов. два раза постучать в дверь, дёрнуть белую ручку и впустить в небольшую комнатку кусочек весны. минхо сидит в белом халате, сосредоточенно царапает бумагу синей ручкой, от стола глаз не отрывает даже. из-за дверцы шкафчика выглядывает медсестра с чайником в руках. она одаривает неожиданного гостя лучезарной улыбочкой и чуть не ставит чайник мимо стола. — минхо, к тебе тут кое-кто с красотой пришёл, — посмеивается она. врач наконец обращает внимание на вошедшего в кабинет, и его брови взлетают вверх под густую чёрную чёлку. на его скульптурное лицо падает тень, выделяя точёные скулы и острый нос, а глаза мерцают крохотными блёстками. минхо вытягивает губы уточкой, часто моргает и явно хочет что-то сказать, да не может подобрать слов. медсестра разливает кипяток по кружкам и достаёт третью, чтобы ребёнок тоже чай попил. джисон мнётся несколько жалких секунд, а потом подрывается к столу и протягивает минхо сирень. — это тебе, — его голос подрагивает от волнения, пока он сам бездумно пялится на свои кроссовки, — ты же вроде любишь её, и я подумал, ну… в общем, держи. минхо принимает веточки очень осторожно, как будто хрусталь забирает. и если бы джисон смотрел на него, он бы заметил бесконечное обожание на чужом лице, тонну молчаливой благодарности и трепета. — у нас где-то ваза была, сейчас в шкафчике гляну, — бубнит медсестра и отходит в другую крохотную комнатку — продолжение кабинета. джисон нервно кусает потрескавшиеся губы, переминается с ноги на ногу, а минхо молча берёт его ладошку и сжимает легонько. мальчик наконец смотрит на мужчину и вдыхает с облегчением. почему он вообще боится дарить что-то старшим? те никогда не стесняются проявлять к нему любовь и заботу, открыто говорят о том, как он дорог им, уделяют ему время, насколько это возможно, интересуются его делами и прислушиваются к его желаниям. так что же мешает джисону дарить им свою любовь в ответ, даже если это дурацкая сирень? — спасибо, чудо, — тихо говорит минхо, — мне очень приятно, правда. — я рад, — тоже почему-то тихо отвечает джисон. а потом они пьют зелёный чай с медсестрой. минхо просит джисона заглянуть в выдвижной шкафчик в столе, где обнаруживается шоколадка с кусочками малины. врач благородно разрешает подростку слопать всё в одно лицо, но тот слишком совестливый, поэтому разламывает сладость и предлагает всем угоститься. потом джисон по поручению бегает в регистратуру, чтобы отдать какую-то бумажку от минхо, пока тот заполняет последние на сегодня бумаги. тётушки из регистратуры охают и ахают, потому что «какой же молодой человек растёт шикарный, а! ну принц просто сказочный, девки табунами бегают за ним небось». минута позора заканчивается быстрее, чем кажется, после чего джисон с великой радостью покидает стены больницы с улыбающимся до ушей минхо, который несёт в руках слегка влажную после вазы с холодной водой сирень. — итак, джисон, — начинает минхо обманчиво спокойно и беззаботно, — я хотел спросить- — ну неееет, давай не сегодня, — ноет чадо и корчит гримасу, полную боли и отвращения, — такой день хороший, солнышко зеленеет, травка блестит, зачем нам говорить про эту маразматичку? щенячьи глазки совсем не помогают, не в тот момент, когда минхо настроен играть строгого родителя. — потому что у тебя вторая двойка по матеше, молодой человек! — он делает голос выше, чтобы показать степень недовольства. джисон недовольно сопит, но больше не возражает. сам знает, что налажал, но исправится ведь. наверное… в горле застывают жалкие протесты и обида. они доходят в краткосрочной тишине до остановки, становятся плечом к плечу и наблюдают за птицами, чирикающими на дереве. солнце нагло бьёт в глаза и слепит, нагревает макушку, рядом вкусно пахнет сирень. джисон не выдерживает первым: — прости, я правда их исправлю, — глаза у него грустные-грустные, — она просто неадекватная, постоянно меня дёргает, прилюдную порку устраивает в классе. я знаю, что это не оправдание, но она правда на меня зуб точит, мы с ней типа в контрах. минхо качает головой и глубоко вздыхает. садится на скамейку, потому что никаких автобусов или маршруток пока не наблюдается, хлопает рядышком с собой, приглашая присесть тоже. — сонь, если она не даёт тебе спокойно жить, то мы с чанни обязательно сходим к твоей классной, — старший кладёт свою свободную руку между лопатками и методично растирает джисонову спину, — а если это не поможет, то я лично поболтаю с этой бабкой, и больше она тебя не побеспокоит. ауч. минхо снова звучит как самый лучший в мире минхо. он правда готов за джисона с кем угодно драться, даже со сварливой преподшей. такой вот он дикий и свирепый кот, за своих близких порвёт в клочья. сердце сжимается от этого приятного чувства. — прозвучало так, будто ты её прикончишь, — прыскает джисон, но всё равно довольный ложится на плечо врача. минхо многозначительно мычит, мол, «всё возможно в этой жизни», и тоже осторожно укладывает свою уставшую голову на чужую. — спасибо тебе, — мурчит джисон, — и чану тоже. за всё, что вы для меня делаете. ему необязательно знать, что у минхо глаза опасно заблестели от непрошенных слёз. а потом они едут домой, обсуждают учебно-рабочую рутину, что приготовить на ужин, куда пойти на выходных и «обязательно купить корм дымку». квартира встречает их тишиной и… сладким запахом? на столе в любимой синей вазе минхо стоит перевязанный белой атласной лентой букет сирени. а рядом записочка на огрызке бумаги. там красивым чановым почерком: «сегодня тренировка до семи, постараюсь успеть к ужину. не смог пройти мимо куста и собрал немного для вредины. люблю тебя. и соника тоже» чёрной ручкой в уголке нарисован кривой кот с сердечком. минхо гладит его пальцем и хихикает, целует джисона в макушку и думает о том, что ему невероятно повезло с двумя самыми главными людьми в жизни.