***
Клод, сколько он себя помнил, никогда не испытывал радости. Однако в эту минуту, стоя в столовой и наблюдая, как хозяин ест и морщится с каждым глотком, заставляющим синяк на горле шевелиться — синяк, похожий на ошейник, — радость, или что-то наподобие того, должно быть, и была той колющей вещью, что тыкала Клода за ребрами. У входной двери, в двух коридорах от столовой, раздался стук — Клод слышал, как Ханна пошла открывать, звук ее шагов и шорох юбки легко доносились до его слуха. — У меня послание для хозяина дома, — в качестве приветствия проговорил мужчина у двери. — От Ее Величества королевы. Послышался шелест бумаги, переходящей из рук в руки, и шепот волос Ханны, скользнувших по ее плечу, когда она кивнула. — Я непременно передам ему, благодарю. Стук и щелчок закрывающейся парадной двери гулко разнеслись по холлу, отразились от стен и эхом отдались в голове Клода. Алоис сидел хмурый, отказавшись завтракать и решив вместо это полистать утренние газеты, как вдруг его взгляд зацепился за что-то, и мрачный вид сменился искренним, пусть и немного отстраненным интересом. — Совершено убийство, — произнес он как раз в то время, когда Ханна появилась в дверях. — Вам сообщение, Ваше Высочество, — сказала она, все это время пристально глядя на Клода. — Из Букингемского дворца. Алоис молча протянул руку, выхватил конверт и вскрыл его, даже не взглянув в сторону Ханны. Он все еще был поглощен газетной статьей. — Учитывая личность жертвы, это дело еще долго будет обсуждаться в городе, — лениво заметил он, наконец переведя внимание на письмо в руке и быстро пробежав глазами по словам. — Тс. Если б я знал, что такова цена за титул, я б никогда не утруждался, чтоб его получить, — съязвил он, скомкав и отбросив письмо. — Меня приставят к расследованию. Она хочет, чтобы кто-нибудь докопался до сути, на сей раз окончательно. Он по привычке посмотрел на Клода; взгляд быстро потускнел, а на лице пятнами выступил редкий румянец. Он был явно смущен, откровенно унижен. Радость с силой рванулась в черной, пустой груди Клода. — Я только надеюсь, что меня не постигнет участь ее сторожевого пса, — тихо добавил он, потягивая чай. Алоис никогда не встречался с покойным, довольно легендарным Сиэлем Фантомхайвом. Английская аристократия была кругом небольшим, но не таким уж и маленьким, а Фантомхайв не был известен чрезмерной общительностью. С момента его смерти на Алоиса возложили обязанность расследовать все преступления, разгадывать все тайны, которые королева считала достойными его усилий и времени. Скверно, что Фантомхайву не хватило ума остаться в живых, — Алоис находил эти дела ужасно утомительными. — Возможно, у него не было такого дворецкого, как у вас, — ответил Клод, хотя его не спрашивали. Алоис усмехнулся, однако звук получился более дрожащим, чем, как был уверен Клод, ему того хотелось. — Ты льстишь себе. — Он пренебрежительно махнул рукой. — На этом все, вы оба можете идти. Клод последовал за Ханной в коридор, где она повернулась к нему. Левую сторону лица по-прежнему скрывали бинты, но правый глаз прищурился, когда она сосредоточенно воззрилась на него. — Ты уверен, что это сработает? — спросила она уже не в первый раз. — Это была твоя идея, — ответил Клод. — Но это ты ответственен за его месть. — Это на нее не походило — вот так бросать ему вызов. Клод не питал иллюзий. Он знал, что Ханна старше его и в чем-то гораздо могущественнее. Ему до отвращения не хотелось это признавать, но он нуждался в ней. У них была общая цель, хотя мотивы совершенно разнились. Единственное, чего у них не было общего, так это слабость Ханны — она пеклась об Алоисе так, как Клод никогда бы смог. Он вздохнул. — Ты передала сообщение прошлой ночь? Как я просил? Она кивнула. — Тогда, — сказал он ей, — боюсь, нам остается только ждать. Лондон, штаб-квартира Скотленд-Ярда Абберлайн сидел за рабочим столом, обхватив голову руками, и чертыхался себе под нос, мрачно уставившись на заголовок сегодняшнего выпуска «Таймс». УБИЙЦА МИДТАУНА ВОЗВРАЩАЕТСЯ? Сама статься слишком подробно описывала убийство в Ист-Блэкволле. Абберлайн не был глупцом, он знал, что сборище полицейских экипажей и офицеров, собравшихся у пустующего дома, в итоге приведет к сообщению о причине их пребывания, видел скопище зевак, столпившихся на тротуаре перед местом преступления. Убийство — дело одно и, к несчастью, обычное, и будь это обычное убийство, никакое освещение в прессе его бы не заботило. Но это. Это было полной противоположностью желаемого. — Неужели я неясно выразил свои приказы? — спросил он, подняв голову и посмотрев на людей перед ним. Все они были на месте преступления три дня назад, и всех их вызвали, чтобы дать выговор. Некоторых вытащили в выходной, на них даже не было формы, но и они стояли по стойке смирно, в строю с сослуживцами. — Нет, сэр, — в унисон ответили они. — Тогда я не могу понять, как можно было неправильно истолковать слова «предельная осторожность». Или слова «между вами и Господом», раз уж на то пошлой. Он встал, обогнул стол, выпятил грудь, заложил руки за спину. Несмотря на то, что он действительно был возмущен, эта поза дисциплины и власти все равно казалась ему неправильной, натирающей, как ботинок, оказавшийся на полразмера меньше. — Меня не особо волнует, кто из вас слил эти детали прессе. — Подняв газету, он взмахнул ей как оружием и, держа перед собой, расхаживал туда-сюда перед людьми. — Если бы я знал, кто это, с ним бы уже быстро разобрались, но поскольку я не знаю, а ущерб уже нанесен, у меня просто-напросто нет времени на проведение должного внутреннего расследования. Благодаря вам сейчас у меня множество других пожаров, которые нужно тушить. Он обвел взглядом лица мужчин, на каждом было вышколенное под стать ситуации понурое выражение. — Но знайте: если в газетах всплывут еще какие-либо новости, какие-либо дальнейшие заявления, содержащие детали преступления или расследования, которые я не одобрил лично, каждый из вас понесет наказание. Кто-то из мужчин повел глазами, переглядываясь. — Да, сэр, — сказали они снова в унисон. Абберлайн кивнул: — Свободны. Как только мужчины шеренгой покинули помещение, на столе Абберлайна зазвонил телефон. Он в ужасе уставился на него — этот звук преследовал его все утро — все больше и больше встревоженных голосов на другом конце линии, страхи за безопасность города и вопросы о том, что он делал, чтобы исправить ситуацию. Тяжело опустившись на стул, он снял трубку. — Абберлайн. — Сэр, — сказал ему телефонист, — у меня для вас звонок из Букингемского дворца. Кровь в жилах Абберлайна застыла. — Да, конечно, — он едва узнал собственный голос. — Соедините. Париж Солнце взошло в новом столетии. Сиэль не видел этого — они с Себастьяном еще долго оставались в клубе после рассвета, вечеринка тянулась часами. После полуночи было шампанское и больше танцев, к которым они в конце концов присоединились. Сиэль чувствовал себя обновленным наэлектризованной толпой, тесно сомкнувшимися вокруг него телами, смехом, болтовней и музыкой, кружившихся в одной великолепной какофонии. Он никогда не поглощал человеческой души, но представлял себе это как нечто похожее — вбирать в себя жизнь, впитывать ее сквозь кожу, чувствовать, как она опускается в желудок, точно славно приготовленная трапеза. Он знал, что демоны — это существа, которые даруют удовольствия, но живут за счет страданий. Он спрашивал себя, почему же нельзя жить за счет и того, и другого. Зажмурившись от утреннего солнца и поежившись от холода, Сиэль ступил в переулок за клубом. Одет он был менее пафосно, сменив наряд Феникса на костюм простого парижанина: шерстяное пальто, длинное и темное, и черная шляпа с низкой тульей, которую он натянул на волосы, по-прежнему заколотые на затылке. Рядом возник Себастьян, одет он был очень похоже. В морозном воздухе облачка дыхания клубились, как драконий дым, когда он медленно выдыхал. Для них было не редкостью возвращаться домой пешком после таких ночей. Их квартира находилась всего в десяти минутах от того места, где они сейчас стояли, и Сиэль имел обыкновение покупать газету в одном из киосков, прежде чем они оба ныряли в одно из кафе, где Сиэль черпал сегодняшние новости и поедал пирожные — такие ночи всегда вызывали в нем аппетит к сладкому, даже больше обычного. А для Себастьяна, конечно, был кофе. — Что же мы за существа привычки, — заметил Сиэль, сворачивая за знакомый угол. Их локти соприкоснулись, когда они зашагали ближе друг к другу, чтобы пронырнуть сквозь утренний поток пешеходов. — Не лучше людей, — с кривой улыбкой согласился Себастьян. Люди. Сиэль снова вспомнил прошедшую ночь, на рубеже веков, когда он посмотрел вниз на толпу и увидел в ней Лиззи. Второй раз за неделю, несмотря на малую вероятность встретить в огромном мире, она вновь была там. Светлые волосы отливали зелеными и синими цветами фейерверков, их свет отразился в глазах, когда она поймала его взгляд. Но не узнала его, в этом он был уверен. А еще, кто бы мог подумать, целовалась с женщиной. Он бы никогда не поверил этому, если бы не видел сам. И хотя видел, это по-прежнему казалось слишком неожиданным для правды. — Сиэль, — тихо позвал Себастьян, дергая его за рукав и вырывая из раздумий. Он поднял взгляд, следуя за вытянутой рукой Себастьяна. Тот указывал на близстоящий киоск, где имелись международные газеты. «Таймс» занимала самое видное место, а заголовок заставил Сиэля снова прийти в замешательство. УБИЙЦА МИДТАУНА ВОЗВРАЩАЕТСЯ? Сиэль широкими шагами двинулся к киоску, едва ли не проталкиваясь сквозь толпу локтями, выхватил из стопки одну из газет и поспешил прочь, оставив Себастьяна заплатить продавцу. Ему нужно было найти другое место для чтения, где-нибудь, где было тихо, хотя он знал, что ему никуда не деться от внезапного хора голосов в голове. Он нырнул в ближайший укромный уголок, который смог отыскать, пустой подъезд многоквартирного дома, и начал читать. По данным анонимного источника, близкого к расследованию, тело, обнаруженное в Ист-Блэкволле, стало последней жертвой убийцы, который не терроризировал Лондон с осени 1895 года. Подтверждается, что природа смерти жертвы пугающе похожа на смерть убиенных четыре года назад так называемым Убийцей Мидтауна. Один из очевидцев утверждает, что покойный был молодым человеком не старше тридцати лет. Скотленд-Ярд еще не сделал официального заявления по данному делу и не соизволил ответить на наши вопросы относительно характера дела и личности жертвы. Однако, согласно недавней сводке о пропавшем человеке… Себастьян нагнал его и теперь стоял рядом, теплый и надежный, склонился над плечом и читал. — Взгляни-ка, кто жертва. — Сиэль указал на знакомое имя. — Что ты там говорил на днях про совпадения? — Три раза — повод для беспокойства, — мрачно сказал Себастьян. — Думаешь, это правда? — Не уверен, — ответил Сиэль. — Но должен убедиться. Он сложил газету, сунул ее под мышку и, повернувшись, взглянул на Себастьяна с мрачной решимостью в глазах. — Ты бы ужасно меня возненавидел, если бы я сказал, что хочу вернуться в Лондон? Рука Себастьяна была холодной, когда он приласкал щеку Сиэля. — Я бы ужасно тебя возненавидел, если бы ты притворился, что это не так. С твоей смертью за ними больше некому охотиться. Пускай на время сохранят свое самодовольство, это только сделает страх слаще, когда они поймут, что ты вернулся, чтобы взять свое. Эти слова сказал ему Себастьян, четыре года назад, когда они стояли бок о бок на прахе его человеческой жизни. — Время пришло, — понял Сиэль и почувствовал где-то внутри себя, как оживает пламя. Париж, дом Монтроузов Лиззи почти не помнила, как добралась домой прошедшей ночью. После фейерверка было шампанское и больше танцев. Она помнила, как течение толпы затянуло ее обратно, а после — вальс, кружение и смех, которые длились, казалось, часами, потерянными в дымке веселья и музыки. Было еще темно, когда они вернулись в дом Монтроузов, это она помнила точно. Должно быть, она легка спать в платье, потому что, проснувшись, чувствовала, как занемело тело, ребра в корсете ныли, ноги под юбками были тяжелыми и слишком горячими. В комнате было холодно и темно, шторы задернуты, маленькие лучики солнечного света просачивались по краям, но недостаточно, чтобы мешать. Она лежала в кровати с накинутым на туловище фраком Сибилы. На нем был ее запах — теплый жасмин и прохладная сосна, а еще слабый дым сигар, облака которого затянули клуб после боя курантов. Лиззи вытянула руки и облизнула губы — привкус во рту был ужасен, язык после алкоголя и сна был сухим и шершавым. Она была довольна, обнаружив, что голова болела лишь немного, больше гудя, чем раскалываясь. Она поднялась с кровати, порылась в вещах в поисках пеньюара и поплелась в ванную комнату. К тому времени как она спустилась вниз, часы в коридоре показывали четверть одиннадцати. Лиззи честно не могла припомнить, когда в последний спала так долго. Она зевнула, прикрая рот рукой и почти желая вернуться наверх и поспать еще немного. Войдя в столовую, Лиззи немедленно нашла взглядом Сибилу. Она сидела за столом и намазывала булочку джемом. Ее темные волосы и синий пеньюар ярко выделялись на фоне бледно-серых цветов на обоях. Там же, разумеется, был и Симон, мужчина попивал кофе и читал финансовые газеты, но с тем же успехом мог и вовсе отсутствовать. С лица Сибилы были стерты все следы прошедшей ночи. Ни блеска на веках, ни румян на щеках, ни размазанного красного пятна на том месте, где соприкасались их губы. На секунду Лиззи смущенно потянула руку к собственному лицу, прежде чем вспомнила, что только что приняла ванну, а значит, доказательств их поцелуя на ее коже было не больше, чем на коже Сибилы. Их поцелуй. Он по-прежнему горел на губах, даже сейчас. Она думала, что это изменит что-нибудь. Или изменит все. В первые секунды после того, как это произошло, она была уверена, что Сибила посмеется над ней или убежит от нее; вместо этого они вместе вернулись внутрь и снова присоединились к празднованию, ничего не говоря об этом, даже во время молчаливой поездки домой. Это был новый год, новый век, и она начала его с поступка, который никогда не думала, что совершит, не говоря уже о том, что это принесет ей столько удовольствия. Все было новым. И все же вот они, за завтраком, и все оставалось по-старому. — А, Лиззи, вот и ты. — Сибила встретила ее взгляд широкой улыбкой. — Хорошо спалось? — Да, — ответила Лиззи, сев напротив Сибилы, и потянулась за булочкой, коих на блюде между ними лежала целая груда. — Не знаю, как бы мне могло спаться нехорошо после всех танцев прошлой ночью. — Я так рад, что вы, девочки, повеселились. — Симон поднял взгляд на Лиззи поверх газеты. Она видела только его глаза, но слышала улыбку в его голосе. — Счастливого Нового года, Элизабет. — Вам того же, Симон. — Она улыбнулась в ответ и вгрызлась в булочку. — Прочли какие-нибудь интересные вести этим утром? — Ох, ничего подходящего для вежливой утренней беседы, — уклончиво ответил он. — В «Таймс» пишут что-то об убийстве в Лондоне, но я не стану обременять вас подробностями. Лиззи почувствовала, как кольнуло в шее, и уже собиралась продолжить эту тему, но ее прервали трое слуг, ворвавшихся в дверь и ввалившихся в комнату один за другим. — Мисс Элизабет! Вот вы где! — Мэйлин первой пришла в себя, прервав свое падение на пол тем, что навалилась на Финни и Барда. Она вскочила на ноги и кинулась к Элизабет, размахивая конвертом. — Для вас только что пребыла телеграмма, доставлена прямо к двери, так и было! — Это из Лондона, — сказал Финни. — С пометкой «срочно», — добавил Бард. К покалыванию в шее присоединилось то же ощущение в руках, каждый волосок встал дыбом, по коже побежали мурашки. Она взяла у Мейлин конверт и вскрыла его, тут же обрадовавшись, что еще не поела, ибо в ужасе желудок опустился, а после подскочил обратно к горлу, когда она прочла слова, напечатанные на бумаге у нее в руке.1ЯНВ1900
ДОРОГАЯ ДОЧЬ (ТОЧКА) УЖАСНЫЕ ВЕСТИ (ТОЧКА) ЭДВАРД УБИТ (ТОЧКА) ВОЗВРАЩАЙСЯ В ЛОНДОН (ТОЧКА) ПОСПЕШИ МАМА — Лиззи? — Сибила нахмурилась, уже отодвигая свой стул от стола, когда Лиззи покачнулась. Симон потянулся к ней и, придерживая, взял за локоть. — Газета, — пробормотала она, покачав головой, чтобы прояснились мысли. — «Таймс». Где она? Она отбросила телеграмму. Мэйлин подняла ее с пола и, прочитав, ахнула, тут же протягивая ее Барду и Финни. Сибила обошла стол на сторону Лиззи и ловко вытащила «Таймс» из стопки газет, лежавших перед Симоном. Она положила ее перед Лиззи, переводя взгляд с заголовка на ужас, застывший на наморщенном, бледнеющем лице. УБИЙЦА МИДТАУНА ВОЗВРАЩАЕТСЯ? — Что это значит? — спросила она. Лиззи подняла на нее взгляд. В глазах навернулись слезы. — Это значит, что мне нужно домой.