***
Поездка до отеля тянулась бесконечно для такого короткого расстояния. Улицы были забиты всевозможными транспортными средствами, как конными повозками, так и автомобилями. К тому времени, как они достигли места назначения, солнце в небе заметно скатилось. Сокращенные дни быстро перетекали в вечера, и с приближением темноты из воздуха вытекало то немногое тепло, что в нем имелось. Когда карета остановилась, Себастьян мгновение подумывал не выходить из нее, а остаться еще ненадолго в этом замкнутом, тихом пространстве, вдали от спешащей, гниющей улицы за дверью. Увы, столь много нужно было сделать. Первое, что поразило его, когда он вышел, был запах. Париж имел собственный запах, да и все города теперь пахли промышленностью: сжиганием угля, выхлопами бензина, стальными конструкциями и кирпичной пылью. Но Лондон был уникален тем, что даже зимой воздух в нем оставался влажным, удушливым и тяжелым от хмари, город всегда пах туманом, дождем и древесным дымом, как старый, так и новый. Вдоль здешних дорог росло меньше плюща и кедровых кустов, а сами дороги были уже, чем помнил Себастьян, и далеко не так освещены, как их парижские двойники. По мере того как солнце продолжало опускаться по своей траектории навстречу горизонту, высокие крыши и серое небо погружали все в водянистую тень. Ноги скользили и чуть хлюпали по грязи. Он нахмурился. Возле парадного крыльца отеля, в безопасности от уличной слякоти, расхаживал, борясь с морозом беспрестанным движением, мальчишка-газетчик, протягивавший дневную газету всем проходящим и выкрикивавший заголовки высоким, пронзительным голоском. — Убийца из Мидтауна вернулся! Скотленд-Ярд не приблизился к поимке убийцы молодого лорда Мидфорда! Сиэль замер на месте, сделал шаг назад и выхватил у мальчика газету. Себастьян вздохнул, полез в карман, выудил шиллинг и вложил его в пустую ладонь мальчика. — Никаких дальнейших зацепок… давление из Букингемского дворца и Палаты лордов… — читая, бормотал Сиэль, спешно просматривая главную страницу в поисках любой информации, которой еще не владел. Себастьян задался вопросом, приходило ли ему уже на ум, насколько его расследование будет в этот раз отличным от других, учитывая, что он больше не имел доступа к полиции. Я могу двигаться быстрее, чем способен воспринимать человеческий глаз, мысленно отметил Сиэль. Отсутствие приглашения от Скотленд-Ярда едва ли замедлит меня. — Это интересно, — сказал он вслух. — В деле принимает участие некто под именем «Паук». — Он бросил взгляд на мальчишку-газетчика. — Кто это? — Один из детективов королевы. — Мальчик странно посмотрел на Сиэля, как будто тот задавал очевидный вопрос. — Граф или кто-то там. Ну, знаете, как Сторожевой Пес несколько лет назад, прежде чем взял и умер. Сиэль взглянул на Себастьяна, который поднял бровь и повернулся к ребенку. — Как твое имя, мальчик? — Бенджамин, сэр. — Мальчонке пришлось задрать голову, чтобы встретиться взглядом с Себастьяном. Пожалуй, ему было лет одиннадцать, ростом он был невысок, маловат для своего возраста. Он немного напоминал Себастьяну Сиэля в их первую встречу — та же голодная фигурка, тот же решительный взгляд. — Ты продаешь здесь газеты каждый день, Бенджамин? — Да, сэр, это мое место и больше ничье! — Превосходно. — Себастьян улыбнулся, как он надеялся, подходящей человеку улыбкой и дал мальчику еще один шиллинг. Мальчик уставился на монету в руке широко раскрытыми глазами, как если бы она была отлита из чистого золота. — За что это, сэр? Себастьян присел на уровень мальчишечьих глаз, демонстративно оглядываясь по сторонам, будто чтобы убедиться, что их не подслушивают. — Видишь ли, Бенджамин, — начал Себастьян, указывая на Сиэля, — милорд и я остановимся здесь на какое-то время. Нам поручено очень важное дело, но никто не должен знать, где мы находимся. Секретность чрезвычайно важна. Думаю, нам может понадобиться кто-то, кто будет следить за подозрительными персонажами. Кто-то, кто будет докладывать о любой странной активности и предупреждать нас о любом, кто станет задавать вопросы. Ты кажешься весьма предприимчивым и смышленым молодым человеком, может быть, ты будешь нашим наблюдателем. Взгляд мальчика метнулся между лицом Себастьяна и монетой в руке. Он смотрел на него с опаской, и правильно делал. Дети гораздо лучше чувствовали сверхъестественных существ и представляемую ими опасность, даже если не понимали подсознательного трепета, который испытывали. А Себастьян был, пожалуй, самым опасным, с чем этот мальчик когда-либо сталкивался, даже в своей, несомненно, беспокойной жизни. — Я бы поразмышлял над предложением, — весело вмешался Сиэль. — Возможно, мы пробудим здесь довольно долго. Для тебя — это соверен в неделю. Мальчишечьи глаза расширились, брови скрылись за спутанной бахромой каштановой челки, ниспадавшей на лоб. Но Себастьян видел, что его не убедили. Он сомневался, соглашаться ли, даже если деньги прокормят его две недели. — Как насчет гинеи? — спросил он. Голод делает смелым, заметил Себастьян. Определенно, согласился Сиэль. Глаза блеснули весельем и, быть может, ностальгией. — Сделка заключена, молодой человек. — Сиэль протянул мальчику ладонь, и тот сжал ее обеими руками, неистово тряся. — Что ж, Себастьян, — живо произнес Сиэль, — заплати человеку. Себастьян подбросил в воздух золотую монетку, наблюдая, как она сверкает на свету, взлетев в открытую мальчишечью ладонь. — Благодарю вас, сэры! — Выпрямившись во весь рост и цокнув каблуками, он встал в детское подобие стойке смирно и отдал честь вслед покидавшим его Сиэлю и Себастьяну. — Я не подведу вас!***
Своим декором номер в отеле во многом походил на их квартиру в Париже. Он был меньше, всего с одной спальней и единственной небольшой, но уютной гостиной, а настоящую столовую заменял обеденный уголок рядом с кухней. Важнейшей особенностью было то, что он располагался на самом верхнем этаже здания, с балконом для удобного выхода и несколькими лестничными пролетами между ними и возможными преследователями. Не то чтобы Сиэль думал, что их обнаружат — никто даже не знал, что он был жив, не говоря уже о том, что находился в Лондоне. Но подготовка никогда не помешает. — Ты был весьма щедр с мальчиком, — заметил Себастьян, щелкнув защелками одного из чемоданов и принявшись его распаковывать. — Думаю, он может оказаться полезным, хотя и сомневаюсь, что будет стоить гинеи в неделю. — Может, и будет, — мягко поспорил Сиэль, садясь на край кровати и слегка подпрыгивая, чтобы проверить упругость матраса. — Наверное, мне стало его жаль. — Он наблюдал за работой Себастьяна и вновь почувствовал укол ностальгии, которую испытал ранее. — Наверное, он показался мне милым. Себастьян развернул рубашку и повесил ее на вешалку. — Ты был в похожем состоянии, когда я нашел тебя. Притягиваться к слабостям — природа нашего вида. Меня не менее влекут уязвимые люди. Из них получается весьма податливый материал. — Мне показалось, то, как ты разговаривал с ним, было просто очаровательно. — Сиэль широко улыбнулся, прикусив губу, чтобы сдержать смех. — Даже умилительно. Себастьян бросил на него возмущенный взгляд. — Однако, дорогой, не нужно грубить. Тут уж Сиэля рассмеялся. Было приятно, и он понял, что соскучился по смеху. В последнее время у него не было повода смеяться. Он встал, пересек комнату к окну, раздвинул шторы и обвел взглядом раскинувшийся город. — Сперва я хочу отправиться на место преступления в Ист-Блэкволле, — объявил он. — В газетах говорилось, что погребение состоялось сегодня, так что тела мы не увидим, но я хочу стоять там, где Эдвард умер. Хочу знать, действительно ли его убили последователи сэра Артура или это какое-то зверское совпадение. — Он сильно сомневался в последнем. — Я должен получить ответы. Себастьян завершил работу и присоединился к Сиэлю у окна. — Во всем этом и правда очень много вопросов. Не последний из которых вопрос — почему? Почему вновь начинать убивать? Почему убивать конкретно молодого лорда Мидфорда? И почему делать это сейчас? — Я невольно задумываюсь, не имеет ли это какое-то отношение ко мне, — ответил Сиэль. — Возникает вопрос, не знают ли они каким-то образом, что я жив, и поэтому пытаются выманить меня, посмотреть, что стану делать. — Он нахмурился. — Что если все это ловушка? Что если, вернувшись для расследования, я иду прямо к ним в руки? Себастьян задумчиво погладил подбородок. — Это действительно возможно. Если это так, то возникает еще более тревожный вопрос. Как они узнали, что ты выжил в огне? Это возвращает нас к предыдущему вопросу — почему сейчас? Предположим, им уже давно известно о том, что ты выжил, почему им так важно, чтобы ты был здесь сейчас? — Должно быть, они пытаются завершить работу сэра Артура, — высказал догадку Сиэль. — Он хотел обратить меня, поработить, чтобы я мог возглавить его революцию и свергнуть монархию. — Нахмуренность, казалось, начинала въедаться в лицо. — Но я уже обращен, и теперь они не могут надеяться поработить меня. — Он посмотрел на Себастьяна. — Так что же они замышляют? Себастьян обхватил рукой щеку Сиэля, поднимая его лицо и встречая пронзительным взглядом. — Не сомневаюсь, что очень скоро ты раскроешь их план. Сиэль чувствовал, как разум Себастьяна скользит по его собственному, мысли смешивались и переплетались, пока он не сводил с него долгого взгляда. Он не давал сопротивления вторжению, позволяя поверхности сознания поддаться нежному, но настойчивому изучению Себастьяна. — Ты соскучился по этому, не так ли? — Себастьян улыбнулся своей самой дьявольской улыбкой. — По тайне. Погоне. — Ровно настолько, насколько ты соскучился повсюду следовать за мной и ловко вырывать меня из когтей опасности и смерти. Сиэль обвил руками плечи Себастьяна. — Ты назвал меня милордом, когда говорил с тем мальчиком. — Он притянул Себастьяна к себе. — Я не единственный, кем овладела ностальгия. — Разумеется. В конце концов, ты есть и всегда будешь хозяином моей преданности и любви. — Сделав шаг назад, он поклонился и поцеловал Сиэлевы костяшки. — Я сделаю все возможное, чтобы оправдать свою прошлую славу. Сиэль применил свою немалую силу, чтобы поднять Себастьяна в вертикальное положение, и направил их обоих в сторону кровати. Себастьян с легкостью последовал, прижимая Сиэля как беспомощное существо в ловушке и поцелуем вырывая воздух из легких. — Тогда мой долг, — задыхаясь, произнес Сиэль, — попасть во много, много неприятностей.***
Ужин тем вечером прошел ужасающе тихо. На похоронах тишина была, по крайней мере, ожидаемой. Лиззи смотрела, как ее брата придавали земле в совершенной тиши, и не предавала ей значения. Но за столом, в доме, в комнатах которого она выросла, там, где бесчисленное множество раз ее семья собиралась, чтобы смеяться, разговаривать, спорить и прощать, тишина казалась порочной. Здесь она слушала рассказы Эдварда о школе и, несомненно, наводила на него скуку своими. Где ссорилась с ним из-за мелких обид, с коими сталкиваются все братья и сестры, и где видела, как Эдвард готовился стать следующим главой дома Мидфордов. Теперь же это место было таким же, как все остальные, — местом, где ей больше не услышать его голоса. Из-за малейшей тишины казалось, что кости ее сложены неверно, что все тело неправильно сидит на месте, где сидело так часто. Мурашки по коже пробегали всякий раз, когда она смотрела на пустующий стул, который должен был занимать Эдвард. Ей до сих пор верилось в это с трудом. Смерть никогда не была более незваным гостем, чем тогда, когда нежданно посещала молодых, и не менее незваной, чем тогда, когда неоднократно посещала одну и ту же семью. Быть может, тягость заключалась в том, что они с Эдвардом никогда не были особенно близки. Она была дочерью, он — сыном и старшим. Между ними было множество различий. В детстве она была взбалмошный, а он прагматичным. Она — мечтательной, он — серьезным, трезвым, порой едва ли не суровым. Но он был рядом, когда она нуждалась в нем. Все, что Лиззи видела теперь, закрывая глаза, — это вспышки, образы того страшного дня четыре года назад. Огонь и падение стен, монстры с острыми клыками и когтями и запах пороха, смешанный с серой в дымном воздухе, в правой руке Эдварда меч, в левой — пистолет. В тот день он не хотел сражаться, но, как и у каждого члена семьи Мидфордов, сражение было его второй натурой. В том бою он не раз сохранил Лиззи жизнь, как и полагалось старшему брату. А теперь его не было. На протяжении всего этого времени единственным утешением Лиззи была Сибила, которая почти не отходила от нее с того момента, как Лиззи получила роковую телеграмму утром нового года. Лиззи не ждала, что Сибила покинет Париж, прервет свои каникулы и присоединится к ней в поездке обратно в Лондон, о чем она и сказала. Но Сибила настояла. Решение было принято молниеносно и без колебания. Пока Лиззи пребывала в оцепенении от первого шока, Сибила приступила к действиям, велев слугам собрать вещи Лиззи и подготовить транспорт и билеты для обратного пути. — Не знаю, что бы я делала без тебя, — сказала ей Лиззи в тот день, когда они возвращались с кладбища в карете. — Друзья для того и нужны, — ответила Сибила, протягивая теплую руку и робко улыбаясь. Ее улыбка была единственным ярким пятном в тусклом, бесконечном тумане, пронизывавшем каждую секунду жизни Лиззи с тех пор, как она узнала, что ее брата убили. Это было самым ужасным. То, что Эдварда убили, а никакой явной или даже неявной причины для этого не находилось. Убийство оставляло за собой столько открытых ран, свежих, кровоточащих вопросов, которые саднили и цеплялись за грубые края скорбящего разума. Особенно в данном случае, когда причина смерти отражала угрозу, которую Лиззи — и все остальные — давно считали минувшей. Весь ужин Лиззи была рассеяна. Не было ни беседы, ни диалога, которые требовали бы ее внимания. Даже еда в этот момент не вызывала у нее интереса, и она провела полчаса, погруженная в мысли, в отстраненном беспокойстве перетасовывая по тарелки овощи и мясо. Помимо воспоминаний о том дне, о самой битве, единственное, что занимало ее мысли, это вещи, следовавшие впоследствии. А именно — письмо, которое написал ей Сиэль и вложил в ее руки Танака, выполнявший последний приказ, отданный ему господином. Будь уверена, что если меня нет, писал Сиэль, значит, с этим страшным злом покончено. По крайней мере, моя смерть послужит цели. Но Эдварда нашли в пустом доме, подвешенным за лодыжки, с бескровным вертикальным разрезом на горле. Фредерик Абберлайн, единственный человек, который также был свидетелем разрушения поместья Фантомхайвов и знал правду о причастности сэра Артура, глядя ей в глаза сказал, что это был тот же убийца. И Лиззи не могла не спрашивать себя, не умер ли Сиэль напрасно. Когда с основным блюдом было наполовину покончено, Лиззи наблюдала, как мать заходится слезами, охваченная очередной волной переполняющих эмоций. До сегодняшнего дня она не видела, чтобы мать плакала, и Лиззи мутило при виде того, как круг за кругом она проходит через оцепенение и истерию. Отец держался стойко, хотя и не в той степени, чтобы это приносило утешение, — он был пойман в капкан собственного горя, не в силах выразить какие-либо эмоции, которые он мог испытывать. Когда стало ясно, что последний срыв матери было не сдержать, отец встал с места, поднял жену на руки и увел из комнаты, опустошенным взглядом извиняясь перед дочерью. Зрелище высосало голод из желудка, а затихающие звуки плача матери заставляли мысль вернуться к еде казаться в лучшем случае легкомысленной, а в худшем — неуважительной. — Думаю, я пойду к себе, — сказала она Сибиле. Сибила в ту же секунду была на ногах. — Я пойду с тобой. — Нет, нет, все в порядке. Не позволяй мне отвлекать тебя от ужина. Это был долгий день, и ты, должно быть, голодна. Собственный голос звучал чужим. — То же самое я могла бы сказать тебе, — мягко заспорила Сибила. — Я не стану есть, если ты не будешь. Тебе нужно поесть, Лиззи. Она была права. У Лиззи весь день ничего не было в желудке, и внезапно она почувствовала сильную слабость. Поэтому приняла ультиматум Сибилы и села обратно на место, завершая трапезу чуть в менее неловкой тишине, чем прежде. Позже, идя по коридорам в свою комнату, Лиззи ощущала смятение девушки — было ясно, что она хотела поговорить, но была не уверена, стоило ли. Дойдя до двери спальни, она открыла ее, жестом приглашая Сибилу войти. — У тебя есть вопросы. — Есть, — признала Сибила. — Но не знаю, стоит ли их задавать. Не хочу показаться нескромной. — Все хорошо, правда. Просто... мягко говоря, мне тяжело, и я... — Лиззи. — Сибила взяла ее за руку, чтобы унять внезапную дрожь. — Прости. Ты не обязана мне ничего рассказывать, если не хочешь. Лиззи перевернула руку, прижимая их ладони и переплетая пальцы. — Я хочу рассказать тебе все, — сказала она. — Но рассказать нужно так много, а я не уверена, что ты поверишь и половине моих слов. На это Сибила только улыбнулась. — А ты рискни. И Лиззи рискнула. Она ненадолго задумалась, пытаясь сложить воедино обрывки истории, все воспоминания в голове, все, что пережила, узнала и ведала, а также пробелы, остававшиеся там, где ее знаний не хватало, а именно — сторону истории, принадлежавшую Сиэлю, ранние главы, когда они были детьми и он пропал. С этого она и начала — это, она полагала, служило началом всего. Она поведала Сибиле о пожаре, погубившем ее тетю с дядей, одновременно разъясняя правду, которую теперь знала: что их похитили и убили, и что Сиэля оставили в живых, неделями держа в плену какой-то секты. Рассказала, как Сиэль вернулся так же внезапно, как и исчез, в компании таинственного дворецкого, без каких-либо реальных объяснений тому, где он был и откуда взялся его новый слуга. Все это было пересказано из письма Сиэля. Она сожгла его в тот день, несколько лет назад, но не раньше, чем слова отпечатались в памяти. Ей не забыть слова на тех страницах, правду, о незнании которой не догадывалась, открытие мира, существовавшего за пределами того, в котором она жила до того дня. Она объяснила истинную природу Себастьяна так, как ей объяснило письмо. Он был демоном, порождением ада, продававшим свое служения тем, кто жаждал мести и власти. В обмен он получал души тех, кому служил, — такова была цена за самое сокровенное желание. Сиэль продал свою душу ради этой власти, мести, и в тот день он достиг ее, и дьявол забрал что ему причиталось. Убийца из Мидтауна, рассказывала она Сибиле, был лидером секты, которая похитила его, убила его родителей и разрушила его дом. Он был в том дома в день, когда умер Сиэль, в день, когда поместье Фантомхайвов сгорело во второй и последний раз. Сэр Артур Рэнделл сгорел вместе с ним. Убийства прекратились, и с тех пор о секте не было слышно ни шепота. Монстр был побежден. Вернее, так казалось. Жертв, объясняла она, убивали определенным, одинаковым способом, подробности которого были известны лишь немногим, — если кто-то убивал других таким же способом, это могло значить одно из двух: или то, что секта, эта коалиция могущественных людей с темными идеалами и гнусными стремлениями действовала вновь, или то, что сам сэр Артур Рэнделл каким-то невероятным образом был все еще жив. — Своей последней жертвой он спас мне жизнь. — Лиззи потерла глаза, уже не в первый раз, чувствуя, как руки увлажняют слезы. — В своих последних словах ко мне он говорил, что, если он мертв, значит, это закончилось. Что Себастьян не позволил бы ему умереть, пока бы не свершилась его месть. И я верила этому. Четыре года я верила, что его смерть что-то значила, что она была окончанием миссии, и что, по крайней мере, он верил, что сделанное им было если не правильным, то необходимым. Но теперь я ни в чем не уверенна. — Сиэль умер, останавливая его. — Горло охрипло от долгого разговора. Судя по бою часов в углу комнаты, минул почти час. — Теперь я не могу не бояться того, что он умер напрасно, и хуже всего то, что я не могу поговорить с ним, спросить у него правду, попросить совета. Сибила же приняла рассказ с легкостью. Сперва она показалась шокированной, но ни разу не проявила скептицизма, а только молча слушала, кивая и удерживаясь от вопросов, пока Лиззи вела повествование. Теперь она тихо сидела, осмысливая услышанное и пристально глядя на Лиззи с поистине непроницаемым выражением лица. — Ты, верно, считаешь меня сумасшедшей, — прокомментировала Лиззи, пытаясь засмеяться, выбраться из настроения, которое сама создала в комнате. Сибила покачала головой. — Нет, не считаю, Лиззи. — Она схватила ее за руку. — Мне нужно, чтобы ты знала, что я верю тебе, и теперь должна просить тебя о том же. — О чем ты? — Ты сказала, что хотела бы поговорить с Сиэлем, спросить его о случившемся, спросить его, что нужно делать. — Она глубоко вдохнула, словно для того, чтобы вобрать в себя храбрость. — Что есть я скажу тебе, что ты могла бы? Лиззи встрепенулась. — Что? Что бы она ни ожидала услышать от Сибилы, она не могла предвидеть следующих слов, которые слетели с ее губ. — Лиззи, — сказала Сибила, — я могу видеть призраков. Где-то в Лондоне Эту встречу созвали в срочном порядке, некоторых членов коалиции недоставало, но дело было неотложным, и посему собравшиеся крайне не хотелось дожидаться отсутствующих соплеменников. — Со смерти молодого Мидфорда прошла почти неделя, — сказал один. — А следов Фантомхайва нет. — Как бы мне ни хотелось сомневаться в нашем лидере, — сказал другой, — уверен ли он, что Фантомхайв действительно жив? — Уверяю вас, джентльмены, он жив. Это было сказано лидером, сидевшим во главе комнаты, у слабого огня в камине, в одной руке он взбалтывал бокал, в другой держал сигару. Казалось, он единственный не испытывал на себе напряжения. Подавшись вперед, он перекинул через плечо свои длинные светлые волосы и улыбнулся. — Как грехи не должны оставаться безнаказанными, так и вера должна быть вознаграждена, — провозгласил он. — И те из вас, кто были преданы, увидят доказательства своей веры. — В его голосе, как всегда, звучала мелодия песни, нотка холодного смеха. — Эта миссия — наследие, которое мне оставил мой отец, бывший членам этой коалиции многие годы. Я с гордостью несу это бремя. Но, сдается, нашего противника нельзя недооценивать. Первый заговоривший побелел как полотно. — Уверяю, милорд, никто из нас здесь не посмел бы предположить, что вы кого-то недооценили. — Конечно нет, уважаемый господний. — Лидер осушил бокал и опустил его. — Но недооценил я Фантомхайва или нет — вовсе неважно. Нам просто нужна свежая наживка. Он улыбнулся, и пламя отразилось в лавандовом взгляде. — Даже самую неуловимую добычу можно выманить на запах жареного мяса.