***
— Ты ведешь себя неразумно! — воскликнула Лиззи. — Еще как разумно! — возразила мать. Честно говоря, она была права. Дело происходило после ужина, Сибила ушла позвонить отцу, а Лиззи с родителями пили чай в гостиной. Мэйлин принесла дневную почту, и, к удивлению Лиззи, на одном из конвертов значилось ее имя. Это было приглашение на бал в честь празднования дня святого Валентина, который состоится через несколько недель. В лондонском поместье графа Алоиса Транси. Лиззи никогда не встречала Алоиса Транси, но знала, кто он такой. Сиэль рассказал ей о нем в их последнюю встречу. Он считал, что Транси и его дворецкий Клод Фаустус были как-то причастны к смерти Эдварда. Клод был демоном, сказал Сиэль. Он не стал предполагать вслух, что Эдварда убил сам Клод, но ему и не требовалось. Вывод было логичным. Приглашение Лиззи на бал при том, что Транси никогда с ней не встречался, могло быть только уловкой, чтобы заманить Сиэля в игру. Как бы Лиззи ни претило, что с ней обращаются как с пешкой, увидев на конверте свое имя, безупречно набранное на печатной машинке, она испытала темное, волнующие чувство силы. Сиэль не мог удержать ее. Однако ее мать, похоже, решительно намеревалась попытаться. Едва увидев приглашение в руках дочери, она пришла в ярость. — Как ты можешь ожидать, что я позволю тебе пойти в дом незнакомца, когда твоего брата убили, а убийцу еще не нашли? Как ты можешь так бездумно относиться к своей безопасности или к душевному здоровью своей матери? Тут понеслось дальше: спор тянулся по кругу, Лиззи безуспешно доказывала свою независимость, мать раз за разом запрещала ей посещать мероприятие, а отец молча сидел, делая вид, что не принимает ничью сторону, хотя Лиззи знала, что он согласен с матерью. У женщины не было причин видеть вещи в том свете, в котором их видела Лиззи. Честно говоря, она правильно делала, что беспокоилась. Однако же она не знала, что поставлено на карту, как необходимо было Лиззи оказаться на этом балу, встретиться лицом к лицу с Алоисом Транси и его демоном. Если бы только она знала, то поняла бы, почему дочь хотела это сделать, что это было ради блага всей семьи, ради правды, ради справедливости. Но Лиззи не могла ей рассказать. — Думаю, мне лучше удалиться на сегодня, — фыркнула девушка, когда стало ясно, что этому спору не будет толковой развязки. — Спокойной ночи. Лиззи развернулась на каблуках и, кипя от злости, понеслась наверх, стуча по половицам и летя по коридорам в свою комнату. Она снова чувствовала себя ребенком в разгаре истерики. То было неприятно, едкое чувство, и она ненавидела его. Так продолжалось всю дорогу до спальни, пока Лиззи громко не захлопнула за собой дверь и, прижавшись к ней с закрытыми глазами, сделала несколько глубоких вдохов. — Думаю, я еще не слышал, чтобы тетушка Фрэнсис так повышала голос, — сказал Сиэль, откидываясь в кресле у окна. Лиззи открыла глаза и вскрикнула, едва не выскочив из кожи при виде него. — Что ты здесь делаешь? — прошипела она. — Как ты попал сюда? Он указал на окно. — Это было несложно. Я бы и раньше справился, даже со слабой ногой. Было время, когда мысль о том, как Сиэль взбирается по шпалере под ее окном, чтобы поздней ночью проскользнуть к ней в спальню, заставила бы ее покраснеть, как девичья греза, которой она едва бы осмелилась предаваться, кроме как тайно. Теперь же ее просто раздражало, что он вломился без предупреждения. — Вижу, у тебя приглашение, — сказал он, вскакивая на ноги и глядя на слегка помятую карточку в ее руке. — Как ты узнал? — В высшем обществе Лондона ходят слухи, что Алоис Транси скоро устраивает бал. — Он протянул руку за приглашением, и она неохотно передала его. — Похоже, его вечеринки пользуются славой в определенных кругах, но он уже давно не проводил их. — Он не знаком со мной, — заметила Лиззи. — Мы никогда не встречались. — Ему известно, что ты моя кузина, — сказал Сиэль. — И ему известно, что я жив. Он хочет, чтобы ты привела меня. Лиззи скрестила руки на груди. — Я догадалась. Казалось, он был впечатлен ее проницательностью. — Идти туда тебе, разумеется, слишком опасно. — Ох, ну только ты не начинай! — Она ухватилась за приглашение, но он был слишком быстр для нее и ловко ускользнул, посмеявшись, когда она надула губы. — Поверить не могу, что ты встал на сторону моей матери, — проворчала она. — Ты совсем не изменилась, правда, Лиззи? — сказал он, забавляясь. Она оставила его слова без внимания, зная, что он просто пытался подначить ее еще больше. — Я иду на этот бал, Сиэль. — Она топнула ногой. — Ты обещал… — Я обещал тебе, что буду честен. — Он вернул приглашение. — А не то, что позволю тебе подвергать себя опасности при малейшей провокации. — Ты не можешь запрещать мне делать что-то, — парировала она, — потому что ты мне не хозяин. Мое имя указано на приглашении, и я пойду на этот бал. Он вздохнул, возводя глаза к потолку. — Вероятно. Лиззи приподняла бровь, с подозрением относясь к его видимой капитуляции. — Что вероятно? — Себастьян высказал тонкую мысль, что, если мы оставим тебя, ты все равно последуешь за нами. — Он… — Лиззи огляделась, почти ожидая, что Себастьян появится из воздуха. — Что? Как? Сиэль постучал пальцем по виску. — Связь позволяет нам общаться мысленно. — Вы… всегда умели это делать? Он покачал головой. — Только с тех пор, как я обратился. — Он прошагал обратно к окну. — Полагаю, это было естественным продолжение контракта. Раньше, если я нуждался в его помощи, он чувствовал, что я его зову. А теперь он может слышать мой голос у себя в голове, а я могу слышать его. — Он плюхнулся обратно в кресло. Лиззи прошла к кровати и присела. Между ними ненадолго воцарилась тишина, пока она старалась правильно подобрать следующие слова. Сиэль закатил глаза. — Просто спроси меня, Лиззи. Я не обижусь. — Как давно вы с Себастьяном… — она осеклась, — вместе? В смысле, как давно до твоего обращения. Сиэль явно наслаждался ее нерешительностью. — Под «вместе» ты имеешь в виду… Она почувствовала, как горят ее щеки. — Ты знаешь, что я имею в виду. — Октябрь. Помнишь тот вечер, когда я пришел к вам на ужин, за неделю до кануна Дня всех святых? Лиззи кивнула. — Я помню, как ты поцеловал меня. — Это был всего лишь поцелуй в щеку, но ее сердце все равно затрепетало. — Ты сделал это, чтобы заставить Себастьяна ревновать, — поняла он хмуро. — За это я должен перед тобой извиниться. — Он склонил голову. — Было жестоко с моей стороны обманывать тебя. — Он улыбнулся сам себе. — Однако, это был действенный трюк. Ей хотелось злиться, и она бы злилась, если бы все еще его любила. — Я думала, что это длилось дольше, — призналась она. — Вы двое всегда были так… близки. Раздался стук в дверь. — Мисс? — Это была Мэйлин. — Вы в порядке? Лиззи поспешила к двери, и Сиэль приткнулся за ней, когда она ее открыла. — У меня все хорошо, Мэйлин, — сказала Лиззи. — Я проходила мимо, и мне послышалось, что вы разговаривали с кем-то. — Глаза у Мэйлин были влажные. — Могу поклясться, что голос был похож на господина. Сиэль в своем укрытии закусил губу, чтоб не шуметь. — Ничего, — утешила ее Лиззи. — Порой я тоже слышу его голос. — Знаю, что прошло уже достаточно долгое время, — Мэйлин всхлипнула, — но временами я по-прежнему скучаю по нему, если не будет неприличным так сказать. — Нет, вовсе нет. Лиззи изо всех сил пыталась игнорировать Сиэля — его плечи сотрясались от тихого приступа смеха. — Сибила у себя? — спросила она. Мэйлин кивнула. — Могла бы ты сходить и сказать ей, что мне нужно видеть ее? — Конечно, мисс. — Мэйлин поклонилась и ушла. Лиззи захлопнула дверь и облегченно вздохнула. Сиэль с шипением выпустил воздух из легких, все еще посмеиваясь про себя. — Они в порядке, кстати говоря, — сказала Лиззи секунду спустя. — Что? — Мэйлин, Бард и Финни, — пояснила девушка. — У них все хорошо, хоть ты и забыл поинтересоваться. — Что насчет Танаки? — Он умер в прошлом году. — Она решила не упоминать, что говорила с его духом. Сиэль выглядел задумавшимся. — Что ж, полагаю, он был стар. — Даже древен, — согласилась Лиззи. — Он хорошо служил нам, до конца. — Ты сказала, что Сибила у себя? — Сиэль без предупреждения сменил тему. — А почему бы ей там не быть? — Я полагал, раз уж она сейчас живет здесь, она бы делила комнату с тобой. — Сиэль поднял на нее брови. Лиззи вновь почувствовала, как греются щеки. — В-все не так. Мы не… Сиэль пожал плечами. — Я просто предположил, после того, что я видел в канун Нового года. Он снова пытался ее рассердить, раздразнить, спровоцировать. И у него получалось. Девушка вернулась к кровати и снова присела. — Это был первый и единственный раз, когда мы поцеловались. — Она вернула взгляд к Сиэлю. — Даже не знаю, зачем я тебе это рассказываю. Тебя ведь это не заботит. — Я же говорил тебе, Лиззи: я хочу, чтобы ты была счастлива. Об этом я не лгал. — Он сел рядом. — Ты поцеловала ее… значит, любишь? Она видела, как он рассеянно дернул воротник рубашки, расстегивая одну пуговку. В глаза бросился след, как тот, что она уже видела, — укус у основания горла. С такого близкого расстояния ошибиться было невозможно, она отчетливо видела вмятинки от зубов Себастьяна, вдавленных в бледную кожу Сиэля безупречным кольцом вокруг фиолетового синяка. Лицо загорелось при воспоминании о том, как Себастьян обнимал его, касался его, целовал. Было сложно не представить их, переплетенных в куда более жарком объятии, вообразить, как их тела движутся вместе в самом сокровенном из танцев, как Сиэль обнажает свое нежное горло для клыков Себастьяна. — Каково оно? — спросила она, проигнорировав его вопрос. — Это? — Сиэль указал на синяк. — Больновато. Сначала жалит, потом жжет. — Уголок его губ поднялся в задумчивой улыбке. Голос звучал отстраненно, будто он предавался приятным воспоминаниям. — После болит, но это такая приятная боль, такая же боль, как когда вот-вот… — он вырвался из своих грез, словно только сейчас поняв неуместность того, что собирался сказать. — Чувствуется так, как будто я принадлежу ему, — сказал он наконец. — Как будто я целостный. Лиззи не питала иллюзий по поводу своих отношений с Сибилой — Сибила не принадлежала ей. Она не имела права претендовать на ее любовь, несмотря на явное желание последней отдать ее ей. Один человек не может по-настоящему обладать другим. Сибила не принадлежала ей. Но ей так сильно хотелось принадлежать Сибиле. В дверь снова постучались. — Войдите, — позвала Лиззи, голос почти дрожал. — Лиззи, Мэйлин сказала, что ты хотела меня видеть… — Сибила замерла на пороге, увидев сидящего на кровати Сиэля. — А ты здесь что делаешь? — Она бросила на него злобный взгляд. Сиэль ответил тем же. Воздух в комнате мгновенно стал холодным. Лиззи подумала, виной тому была враждебность между этими двумя, пока не поняла, что открылось окно, через которое забрался Себастьян. — Добрый вечер, мисс Элизабет. — Он поклонился, хотя и притворно. — Что здесь происходит? — Сибила тихо закрыла за собой дверь. — Мы приглашены на бал, — объявил Сиэль. — Я приглашена, — поправила Лиззи. — Я тоже иду, — заявила Сибила. Сиэль хмыкнул. — Разумеется. Может, нужно прихватить еще кого-то? — Кто-то должен приглядывать за Лиззи, — заспорила Сибила. — Ладно-ладно. — Сиэль поднялся с кровати и пустился расхаживать. — Думаю, там будут присутствовать несколько членов коалиции. Друитт тоже, если повезет. Возможно, не так уж и плохо, если вы двое будете высматривать признаки подозрительной активности. Лишь бы не попали в неприятности. Действовать придется скрытно. — Есть одна проблема, — заметила Лиззи. — Тебе полагается быть мертвым. Там будут члены аристократии, которые узнают тебя, если увидят. — Тебе понадобится маскировка, — сказал Себастьян, задумчиво потирая подбородок. — Что, если… — он замолчал, глядя на Сиэля. Теперь, когда Лиззи знала, что они могли общаться без слов, эти молчаливые паузы были чуть менее странными. — Идея, возможно, не сама худшая, — вслух подумал Сиэль. — Однако, если я снова собираюсь надеть платье, я не хочу, чтобы оно и близко походило на тот розовый, вычурный ужас, который я носил на том балу во время дела о Потрошителе. То платье было безвкусным, и я ненавидел его. Лиззи вдруг вспомнился бал — то было десять лет назад, а может, больше, — на нем была девочка, которую она никогда не встречала, в самом что ни на есть очаровательном платье. Она пыталась заговорить с ней, но та растворилась в толпе. — Я помню тот вечер! — воскликнула она. — Это был ты? — Как тебе тогда назвал Друитт? — спросил Себастьян Сиэля. — Малиновка моя? Сиэль содрогнулся. — Не напоминай. Он снова зашагал по комнате. — Но мне нечего надеть. — Он ухмыльнулся. — Вот бы знать кого-то, кто мог бы помочь. — Эту неделю мой отец проводит в Париже, — сказала Сибила. — Я могла бы попросить, чтобы он пригласил мадам Лашанс приехать с ним в Лондон. Себастьян кивнул. — Я позвоню ей утром и прослежу, чтобы она согласилась. — Он заметил вопросительное выражение лица Лиззи и тихое хмыканье Сиэля. — Все-таки я ее любимчик. Сибила холодно просмеялась, бросая на Сиэля косой взгляд. — Охотно верю. — А я вот думаю, что Лиззи она любит больше, чем тебя, — парировал Сиэль. Его слова были равносильны тому, как если бы он показал ей язык. — Прекратите, — проворчала Лиззи. Она взглянула на самодовольную улыбку Сибилы и ткнула ее в плечо. — Оба. Я знаю, что вы не нравитесь друг другу, но, если мы собираемся работать сообща, вам придется хотя бы попытаться вести себя культурно. — Ладно, — оба сказали в унисон, хотя в глаза друг другу так и не взглянули. Это лучшее, чего сейчас могла добиться Лиззи, и она была решительно настроена довольствоваться результатом. — А теперь, боюсь, нам придется завершить встречу, — сказала она. — Нам с Сибилой нужно почитать перед завтрашним занятием. Сиэль наклонил голову набок. — Занятием? — Да, я уже рассказывала тебе, что я учусь… — Нет, она рассказывала не ему, осознала Лиззи. Она рассказывала его могиле. Несколько лет она часами говорила ей о своих планах и стремлениях. А теперь он сам был здесь и совершенно ничего не знал о ее жизни. — В медицинском училище, — договорила она. — Как тетя Анджелина, — сказал Сиэль, и на его лице промелькнуло грустное воспоминание. — Хм. Ты всегда ее боготворила. Себастьян открыл окно и выбрался наружу, Сиэль еще сидел на подоконнике. — Спокойно ночи, Лиззи, — мягко сказал он. — Спокойно ночи, Сиэль, — ответила она, и в следующий миг он исчез.***
Час спустя Лиззи удалось осилить только несколько страниц главы, которую она должна была прочесть. Пусть даже большая часть заданного чтения состояла из изображений, в голове у нее оставалось немного. Обычно передовые методы хирургии были ее любимой часть обучения. Она могла часами изучать анатомические разрезы, восхищаясь внутренним устройством человеческого тела. Однако сейчас мысли об анатомии только усложняли положение вещей. Она все думала о том, что говорил Сиэль, как он описывал, что чувствуешь, когда тебя кусают, когда принадлежишь кому-то, и как голос его оборвался, когда он намекнул на вещи, о которых Лиззи могла лишь догадываться, вещи, окутанные тайной и запретом. Ее разум, вечно склонный к полетам фантазии, заполнял пустоты мыслями, источник которых она не смогла бы назвать. У нее никогда не было секса. Когда бы ей им заниматься? У молодых женщин ее общественного положения не было той возможности заводить романы, какая была у мужчин. Вся ее юность была посвящена достижению вершины женского приличия, поэтому даже мысль о сексе, пусть даже со своим женихом, следовало избегать любой ценой. Разумеется, она представляла это. С Сиэлем, хотя теперь с содроганием вспоминала об этих фантазиях. Они принадлежали другой Лиззи и были настолько преисполнены девичьей романтикой, настолько целомудренны, что их едва ли можно было назвать сексуальными. Воображая свою брачную ночь, она представляла себе медленные, неуверенные движения, тихий шепот и нежные прикосновения. Она слышала, что мужчины в этом деле грубы и стремительны, но Сиэль бы не был таким, так она решила. Он был бы ласковым с ней, когда они занялись бы любовью. Уважительным, нежным, идеальным мужем во всем. А она — идеальной покорной женой. Даже в разгар бури полового созревания, когда она впервые узнала подробности соития, о которых беспардонно перешептывались девушки в коридорах пансионата, когда она просыпалась ото сна с потом на шее и чем-то влажным между бедер, она могла припомнить только безымянные фигуры, тела, отделенные от личности и смысла. Ей снилось, что она лежала на спине, держалась за крепкие плечи и не слышала ничего, кроме собственных вздохов. В часы бодрствования мысль об этом пугала ее — как подобное могло вызывать что-то, помимо боли? Как может доставлять удовольствие превращение тела одного человека в сосуд для другого? Теперь, однако, представляя, как ее держат чьи-то руки, как чужая кожа горит с ее собственной, как вес чужого тела прижимает ее к кровати или стене, она представляла это с темным, отчаянным трепетом — разорванная одежда, желание, рожденное не долгом, а потребностью. Думать, что ее могли желать так сильно, что теряли контроль, что она сама могла потерять контроль и встретиться с таким же пылом — мысль была слишком притягательна, чтобы ей не предаваться. Тела, которые ей снились уже давно не были прежними. Широкие плечи сменили мягкие покаты, большие ладони сделались изящнее, волосы — как у нее, длинные, взывающие провести по ним пальцами. То была не Сибила, никогда не Сибила — даже ее подсознание не перешло бы границу доверия. Но наедине с собой, когда руки пускались бродить, она уже не думала о мужчинах. Мысль по-прежнему пугала, но только из-за того, как сильно она этого хотела. Лиззи со вздохом закрыла учебник. Все это время она читала у себя при свечах, свернувшись калачиком в кресле. Сибила растянулась на кровати и вскоре задремала. Учебник покоился на ее животе, поднимаясь и опускаясь с каждым вдохом и выдохом. Она лежала на спине, лицо было повернуто набок. Такое положение оголяло ее горло, видимое в слабом свете, и кожа, безупречно мягкая, янтарного оттенка, казалось, светилась. Рот был приоткрыт, губы почти что надуты, а веки трепетали от блуждающих движений закрытых, спящих глаз. Руки лежали по бокам. Ранее Сибила немного расстегнула блузку, и из-под накрахмаленного воротничка виднелся кружевной вырез сорочки, туго обтягивавшей грудь. Краснея, Лиззи отвернулась, молча ругая себя. Снова открыла книгу и, потеряв страницу, начала безучастно искать ее. В этот момент дыхание Сибила прервалось. Почти показалось, что она задыхается, и Лиззи, вскочив на ноги, поспешила к девушке, намереваясь разбудить. Язык Сибилы высунулся, увлажняя верхнюю губу, и она простонала. Ноги под юбкой шевельнулись, колени согнулись и сдвинулись вместе. Она слабо качнула бедрами, пальцы вцепились в покрывало. Она издала новый звук, сладостный тихий крик, и он звучал совсем как имя Лиззи. Лиззи выругалась себе под нос, чувствуя пульсацию жара внутри. Желудок крутился узлами, каждая мышца в теле дрожала от внезапного всплеска возбуждения, преследовавшего ее весь вечер. Она не знала, что снилось Сибиле, но что бы это ни было, этот сон был о ней. Желудок сжался, щеки вспыхнули. Ринувшись в ванную, Лиззи включила кран, звук бегущей воды вторил приливу крови, звучавшем в ушах. Она сделала воду холодной — вот что ей нужно, что-нибудь холодное, чем можно остудить жгучее желание под кожей. Она распустила волосы и, повернувшись спиной к длинному зеркалу на стене, начала раздеваться. Стараясь касаться собственного тела как можно меньше, Лиззи вытащила блузку из-под юбки, легко расстегнула пуговки-жемчужинки и отбросила вещь в сторону. Пальцы с трудом справлялись со шнуровкой юбки, руки грозились вот-вот затрястись, но в конце концов узлы поддались. Сложнее было с корсетом, но и тут она справилась. Дальше кринолин, с ним было проще, хотя от шороха, с которым он упал к ее ногам, кожа покрылась мурашками. Момент, когда она стянула через голову сорочку, стал губительным. Обыкновенно гладкий, мягкий хлопок ощущался на коже наждачной бумагой. В прохладе комнаты ее соски торчали, и скольжение ткани по ним вызвало дрожь. Меж ног брызнула влага, Лиззи закусила губу и, заставляя дыхание выровняться, выступила из панталон. Ванна была далеко не заполнена, и с каждой секундой становилось все яснее и яснее, что проблема сама не решится. Простонав себе под нос и прислонившись к раковине, Лиззи расставила стопы и прижала ладонь к бугорку чуть ниже живота, обнаруживая, что горит. Пальцы скользнули между складок, сквозь лобковые волосы и дальше к влагалищу. Она согнула их, чувствуя, как меж кончиков набухает и скользит мягкий бутон ее клитора. Она потерла пальцами вперед-назад, сначала медленно — она уже давно не делала этого и была такой чувствительной, что было почти больно, но раз начав, остановится не могла. Она закусила нижнюю губу, сдерживая ругательство, каждое движение руки, сгибание запястья и круговые вращения кончиков пальцев пускали по ней электрический разряд. Вскоре она уже тяжело ловила воздух ртом, лаская себя во все ускоряющемся темпе навстречу кульминации. Лиззи хотела ощутить что-то внутри себя, чувствовала, как проход сжимается вокруг пустоты, до боли желая, чтобы его заполнили. Рука, которой она не трогала себя, обхватила раковину позади, удерживая ее в вертикальном положении, в то время как колени грозили подогнуться. Скользнув рукой дальше вниз, она погрузила один палец в жар ее промежности. Она вскрикнула, не в силах больше думать ни об осторожности, ни о стыде, слабо надеясь, что шум бегущей воды заглушит те звуки, которые срывались с ее губ. Затем она протолкнула еще один палец — почувствовалось слабое жжение, когда он скользнул рядом с первым, но, когда они двинулись вместе, их толщена оказалась такой идеальной, что она едва не всхлипнула от облегчения. Вскоре, двигаясь сами по себе, в такт руке подергивались бедра, но, каким бы восхитительным ни было чувство, доставляемое ей от движения пальцев внутри, ей хотелось, чтобы они доставали глубже. Она растопырила их, растягивая себя и желая, чтобы ее рука была чужой, чтобы кто-то другой безжалостно входил в нее, грубо давя, пока она молила об облегчении. — Пожалуйста, — сказала она в пустоту, голос обрывало сбитое дыхание. — Ох… о-о… Оргазм ударил с силой приливной волны, Лиззи согнулась пополам, скуля, пока промежность вокруг пальцев пульсировала, а руку заливала влага. Разум стал совершенно, блаженно пустым, но она продолжала ублажать себя, потирая ладонью о клитор и чувствуя, как он подергивается, отчего все тело пробивала дрожь. Простонав последний раз, она отняла от себя руку и соскользнула на пол. Только тогда она заметила, что ванна вот-вот переполнится. Она выругалась и бросилась к крану. Наконец погрузившись в ванну, Лиззи почувствовала себя закаленной, как только что выкованный клинок. Холод воды на раскаленной коже заставил ее резко вдохнуть, и внезапный всплеск ясности на пару со стыдом прогнали из нее оставшееся возбуждение, хотя ни то, ни другое не притупило боль желания, которое она по-прежнему испытывала. Все это время она думала о Сибиле.***
Сибила проснулась в тумане и потерла глаза тыльной стороной ладони. Видимо, она уснула на кровати Лиззи, пока читала, измотанная больше, чем думала. Первое, что она заметила, это то, что в комнате она была одна. Второе — что между ног у нее ощущался притупленный, пульсирующий жар, как если бы она только что кончила. Перед глазами пронеслись обрывки сна: запах Лиззи, наполнявший легкие, теплая, бледная кожа под ее руками, мелодичный голос, произносящий ее имя с острым как бритва желанием, и… Сибила подскочила в кровати. Дверь в ванную на противоположной стороне спальни была закрыта. Девушка услышала, как бежит вода, и облегченно выдохнула. Кто знает, какие звуки я издавала во сне? подумала она смущенно. Слава богу, Лиззи их не слышала. Держась на трясущихся ногах, Сибила подошла к двери ванной комнаты. Она уже собиралась окликнуть подругу и пожелать спокойной ночи, но тут поверх шума включенного крана она расслышала безошибочный звук голоса Лиззи. — Пожалуйста, — проскулила Лиззи, мягко выражаясь, запыхавшимся голосом. Ох… о-о… Стон девушки пронзил Сибилу будто молния. Она почувствовала, как жутко заливается краской от лица до груди, и помчалась прочь из комнаты. Однако звук того, как Лиззи ублажает себя, следовал за ней, выжженный в ее сознании. Сон к ним пришел нелегко.