***
28 января 1900 Выйдя из дома и пройдя сквозь главные ворота, Лиззи без удивления обнаружила, что в карете у тротуара ее ждал Сиэль. Она знала, что они с Себастьяном всю неделю сменяли друг друга, следя за ней. Как-то она заметила Себастьяна у одного из коридоров кампуса, а за день до того Сиэль сидел на крыше напротив ее дома. Если они так очевидно давали ей понять, что наблюдают за ней, это означало, что и их врагам было известно, что она под защитой. Сам факт того, что они преследовали ее, должен был говорить о том, что они считали, что она находится в опасности, но сама она этого не чувствовала. Она чувствовала, что у нее появилась цель в жизни, нечто, чего ей давно не хватало. Сегодня должна была состояться примерка платьев к балу в честь Дня святого Валентина, который организует Транси. Однако, когда карета свернула в сторону, противоположную от дома Сибилы, Лиззи вопросительно посмотрела на Сиэля. — Мы проведем примерку в отеле, — сказал он ей. — Сибила уже там. — Что? — Я попросил ее помочь усилить защитные чары. Лиззи округлила глаза. — И она согласилась? — С радостью, как только я признал, что мне это не по зубам и без нее не справиться. Она немного горделива, эта твоя ведьма. — Она не моя ведьма. — Лиззи зарумянилась. — И она не горделива. — Это был комплимент, уверяю тебя, — настойчиво сказал Сиэль, и Лиззи показалось, что он действительно мог говорить серьезно. — Как бы то ни было, я сомневаюсь, что ее убедило хоть что-то, сказанное мной. Себастьян может быть весьма обаятельным, когда хочет. И она ему нравится, — он сказал это так, словно не мог понять, отчего же это было правдой. — Он говорит, что она чем-то напоминает ему меня. Он был явно оскорблен подобным измышлением. В это верилось уже гораздо больше. — Почему ты ее так невзлюбил? — спросила Лиззи. — Потому что она не возлюбила меня. — Лиззи уже собиралась возразить ему, но он остановил ее, подняв руку. — Ох, да брось, Лиззи, не притворяйся, ты знаешь, что она жутко меня ненавидит. В конце концов, мы с тобой были помолвлены, и ты была так безутешна после моей смерти, а она безмерно о тебе печется. Думаешь, она ревнует? Голос его, без всякого сомнения, окрашивало озорство. Ладно, решила она. В эту игру могли играть двое. Она мило улыбнулась и показала ему средний палец. Застигнутый врасплох ее неподобающим для леди жестом, Сиэль изумленно разразился смехом. Пожалуй, Лиззи следовало разозлиться. Стоило помнить, что он еще не заслужил ее доверия и что она решила держать его, так сказать, на расстоянии вытянутой руки. Вместо этого она засмеялась вместе с ним, подхваченная абсурдностью обстоятельств и искренним восторгом на лице Сиэля. Они вдруг очутились в другой жизни. В той, где Сиэль выжил — или хотя бы не лгал об этом, — и они часто совершали воскресные прогулки по городу, сплетничая о каждой бессмысленной драме, которую им мог предложить Лондон. Что плохого в том, чтоб притвориться? подумала она. Всего на секунду.***
Открыв дверь в гостиничный номер, Сиэль уткнулся лицом в невидимую стену. — Что за… — вскрикнул он удивленно. — Что это? — не понимала Лиззи: ее пальцы, поднесенные к дверному проему, остановил тот же самый барьер. На другой стороне комнаты Себастьян и Сибила стояли, склонившись над книгой, и вели между собой тихий разговор. Услышав возглас Сиэля, оба подняли глаза. Себастьян тихо засмеялась, явно забавляясь. Сибила улыбнулась Лиззи, потом кивнула Сиэлю, холодно, но не враждебно. Сиэль вздохнул. Прогресс есть прогресс, каким бы мизерным он ни был. — Я как раз объясняла Себастьяну новые защитные чары, — сказала Сибила в качестве приветствия. — Щиты стоят на всех дверях и окнах, барьер непроницаем, если не знать ключа. — Она провела пальцами по оконной раме у самого верха. Знак, прежде незримый, коротко вспыхнул серебром. — От прикосновения он на мгновенье отключается, и можно пройти, прежде чем он восстановится. — Потрясающе, — сказал искренне впечатленный Себастьян. Сибила ухмыльнулась, даже не стараясь изобразить скромность. Сиэль усмехнулся, потянулся к дверной раме, пробежался пальцами по холодному, гладкому дереву и, найдя знак, вошел в комнату. Тут же за ним вошла Лиззи. — И так великолепно продемонстрировано, милый, — дразняще добавил Себастьян. Сиэль бросил на него хмурый взгляд, но не стал сопротивляться, когда Себастьян притянул его за талию. За последние дни он впервые виделся с Себастьяном так долго. С тех пор, как Лиззи получила приглашение на бал, они сменяли друг друга в дозорах. Один следил за передвижением Транси и Клода, второй провожал Лиззи на занятия и до дома. Транси, к счастью или к сожалению, вовлек Лиззи в эту игру, а учитывая, как мало им было известно, существовала вполне реальная вероятность, что она находилась в опасности. — Вероятнее всего, он решит, что мы следим за ним, — заметил Себастьян, когда Сиэль предложил ему план. — Он не станет ничего предпринимать, если будет знать, что он под наблюдением. Сиэль только пожал плечами. — Возможно, это то, что нам сейчас нужно. Возможно, Клоду стоит знать, что за ним наблюдают, поэтому, когда мы перестанем наблюдать, он подумает, что мы у него под контролем, и, может быть, тогда не будет таким осторожным и оставит какую-нибудь зацепку, говорящую о его планах. И хотя Сиэль по-прежнему придерживался своих доводов, разлука, нельзя не признать, начинала действовать ему на нервы. Он чувствовал себя так, словно распускается по ниточкам, и пусть раньше он бы избегал такого публичного проявления нежности и определенно не был бы его инициатором, сейчас он обнаружил, что не в силах удержаться о того, чтобы подняться на цыпочки и поцеловать Себастьяна в краешек губ. Желудок устремился вниз, когда Себастьян, усилив объятие, смачно поцеловал его, снова поднимая на носочки одним быстрым, головокружительным движением. Сиэль глянул в сторону, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сибила закатывает глаза, а Лиззи застенчиво отводит взгляд. Раздался стук в дверь. Лиззи открыла ее, быстро дотронувшись до знака. — Леди Элизабет! — воскликнула мадам Лашанс, переступая порог и заключая девушку в теплые объятия. — Как же чудесно снова видеть тебя, моя дорогая. Мне было очень жаль узнать о твоей потери брата. Как твои родители? — Как и следует ожидать, полагаю. В коридоре послышался грохот колес, в открытых дверях появилась процессия посыльных, толкавших тележку, тяжело нагруженную багажом. Исчезнув, они возвратились с второй тележкой, нагроможденной еще выше, потом с третьей. — Ох, оставьте это здесь, merci, — сказала мадам. — Мои друзья-джентльмены помогут мне их занести, — она повернулась к Себастьяну с Сиэлем и, понизив голос, добавила, — раз уже они знают, как пользоваться знаками на дверях. Сиэль удивился больше, чем следовало бы, если принять во внимание все обстоятельства. Лиззи побелела как полотно, а челюсть Сибилы отвисла до пола. Себастьян, похоже, был единственным, кого не поразила эта новость. — К вашим услугам, — сказал он, кланяясь — вылитая копия дворецкого, роль которого он некогда играл. — Похоже, нам много что есть обсудить, — заметила Сибила, пока Себастьян разбирал тележки одну за другой. — Да, — согласился Сиэль, — есть о чем поговорить. Это не так уж удивительно, лениво подумал Себастьян, неся одной рукой чемодан почти с него величиной так, как будто бы тот ничего не весел. Разве я не говорил всегда, что мадам — поразительное существо? Сиэль состроил гримасу. Пижон. — Это последний. — Себастьян возник позади Сиэля, схватил его за бедра и поцеловал в бок шеи просто потому, что мог. — Разве тебе не нужно кое-где быть? — пробурчал Сиэль, страшно краснея. Мадам засмеялась и стала выпроваживать Себастьяна к двери. — Да, занимайтесь своими делами, месье Корбо. Будьте уверены, ваш ненаглядный в хороших руках. — Не сомневаюсь. — Себастьян на ходу надел пальто. — Всегда рад вас видеть, мадам. — Он чмокнул ее в щеку, и та радостно хихикнула, игриво шлепнув его, когда он уходил. — Приятного дня, дамы, — говоря это, он смотрел строго на Сиэля и, подмигнув, исчез в дверях.***
Гостиная номера преобразилась. Каждую поверхность завешивали полотна шелка, атласа и бархата. Мебель сдвинули в сторону, по полу рассредоточились вешалки с платьями и норковыми шубами, чемоданы с обувью и шляпами. В одном углу расположилась ширма, а еще мадам каким-то образом нашла несколько зеркал в полный рост и разместила их по комнате. Сибила до сих пор не могла оправиться от откровения мадам, от новости, что та не только знала о существовании такой вещи, как колдовство, но и без труда могла улавливать присутствие защитный чар. — Существует несколько типов ведьм, — объясняла мадам, принявшись распаковывать вещи, когда ушел Себастьян. — Твоя мать была искусницей по части практического применения магии: ритуалы, защитные чары, талисманы и тому подобное. Я же обладаю даром к более абстрактным аспектам сверхъестественного: считывание ауры, предсказание судьбы и прочие. В годы молодости гадание было моей профессией. Собственно говоря, так мы с твоей матерью и познакомились. — Вы предсказали моей матери судьбу? — Да. Это было задолго того, как она встретила твоего отца. Услышав обо мне в том или ином кругу, она пришла в мой салон в Марселе, где я жила в то время. Она хотела знать, будет ли у нее когда-нибудь ребенок. — Вы сказали ей да, — догадалась Сибила. Мадам печально улыбнулась. — Я сказала ей нет. — Что? Мадам размотала шелковый шарф из одного из своих чемоданов и, пропуская нежный, яркий материал сквозь пальцы, обдумывала ответ. — Полотно судьбы читать не просто, — сказала она наконец. — Его можно свернуть и даже распустить, придать иную ему форму, изменив уто́к. Читая судьбу твоей матери, я видела ее будущее таким, каким оно было в тот день, исходя из всех принятых ею решений и всех совершенных до того момента действий. Заглянув тогда в вечный мрак времени, я не увидела ребенка. — Но ведь вот она я… — Дыхание Сибилы пересохло в горле. Могло ли быть так, что ее мать вовсе не была ее матерью? Мадам прочла неприкрытую панику на лице девушки и, выронив шарф, который держала, взяла ее за руки. — О, нет, дорогая моя девочка, это совсем не то, что я имела в виду. Ты — дитя своей матери, это также точно, как то, что реки впадают в моря. У тебя ее волосы, ее глаза, ее голос, ее дух. Что я имела в виду, так это то, что твоя мать услышала свою судьбу и решила ее изменить. — Изменить судьбу? — Сибила сморгнула слезы. — Такое правда возможно? Мадам пожала плечами. — Просто спроси своего друга месье Феникса. Сибила хотела отметить, что Сиэль определенно ей не друг, но ее перебили. — Вы сказали, что читаете ауру, я не ослышался? — сказал Сиэль, появляясь из спальни. Сибила молча отругала себя: ей следовало бы понять, что он мог слышать все, что говориться, даже через стены и закрытые двери. — Oui, — ответила мадам, стоя к нему спиной. — Так-то я и поняла, что вы такое, месье. — Она повернулась и ахнула, на лице проступила забава. — Или мне следует сказать мадемуазель? Сиэль стоял, полностью одетый в дамское белье, во все от сорочки до корсета и кринолина. Он был строен сам по себе, без намека на щетину на нежном лице, а изгиб талии в корсете в сочетании с длиной волос подчеркивал и без того женственные черты его внешности. Немного пудры на лице и краски на губах и Сибила не сомневалась, что он легко мог бы сойти за женщину. — Все еще месье, спасибо большое. — Сиэль зло сверкнул глазами. Мадам рассмеялась. — К тому же, — продолжил он, — я был бы мадам. В конце концов, я замужняя женщина. — Он машинально покрутил кольцо на большом пальце. Сибила уже замечала его. Сапфир, подумала она, а может быть, синий бриллиант. Ей было интересно, откуда оно появилось, что означало. Он не носил кольцо на безымянном пальце, но подарил ему его наверняка Себастьян. Ворча, Сиэль сделал несколько шагов вперед. Движения были медленны и скованы. — До сих пор не понимаю, как вы умудряетесь делать что-то в этих штуках. Мне потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы все это нацепить, а я даже не полностью одет. — Это мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы надеть на тебя это, потому что ты отказывался стоять смирно, — пожаловалась вошедшая в комнату Лиззи. — И не прекращал возиться с волосами. На ней была та же сорочка да корсет с кринолином — Сибила чувствовала себя испорченной, глядя на нее, особенно после того, что как-то ночью слышала из-за двери ванной комнаты Лиззи, но веди она себя не как обычно, это только привлекло бы внимание. Нет ничего необычного в том, чтобы одеваться в компании подруг. Расхаживать в нижнем белье перед бывшим женихом, однако же, было куда необычнее. Поразительно, но Лиззи, кажется, это ничуть не заботило. Сибила попыталась последовать ее примеру. — Ты пойдешь на бал в костюме? — спросила Лиззи Сибилу, в то время как мадам начала критиковать Сиэля за нетвердую походку и мужскую осанку. — Ох… — Сибила нарочито смотрела Лиззи в глаза или выше. — Не думаю. Пожалуй, будет лучше не выделяться, поэтому я надену платье, как и все прочие женщины. — Я уверена, ты будешь выглядеть прелестно, — сказала ей Лиззи. Бледные щеки окрасил легкий розовый румянец. — Тем более, что платье для тебя выберу я. Так будет честно, раз ты выбирала для меня на Новый год. При одном только упоминании Нового года лицо Сибилы запылало. Пульс ускорился. Такими темпами ее бедное сердце не выдержит. Она почувствовала на себе чужой взгляд и поняла, что Сиэль наблюдает за ней с блеском мрачного веселья в глазах. — Пожалуй, фиолетовый, — говорила Лиззи. — Мадам, покажите нам, что у вас есть!***
Сиэль бывал моделью для творений мадам достаточно часто, чтобы в некоторой степени привыкнуть к тому, как с него берут мерки для экстравагантных костюмов. При этом же он быстро обнаружил, что создание наряда — зверь устрашающий, зверь утомительных проб и ошибок. — Я не смогла привезти с собой весь магазин, — говорила мадам, помогая Сиэлю влезть в очередное платье. Она глянула на горы вещей, раскинувшихся по всей комнате. — Ну, то есть не смогла привезти все свое оснащение, так что выбор более ограничен, чем если бы я была в Париже. Никаких нарядов от-кутюр, боюсь, но выбор богатый. Сиэль задумчиво нахмурился, глядя на себя в зеркале. Это платье было одним из многих, которые он примерял по настоянию Лиззи. Рукава казались ему слишком свободными, а вырез, на его вкус, слишком высоким. Он в тайне подозревал, что Лиззи наслаждалась этим больше, чем показывала; она часто обращалась с ним как с куклой, когда они были детьми, выбирала для него вещи и наряжала во всевозможные костюмы для многочисленных вечеров, проведенных за игрой в притворство. Было логично предположить, что это снова приносило ей удовольствие, быть может, даже больше удовольствия сейчас, когда он был готов терпеть это, хотя и не охотно. Погрузившись в мысли, он нащупал шелковую нить их с Себастьяном связи и осторожно ее потянул. Ты бы видел некоторые вещи, которые Лиззи заставляет меня надевать. Я выгляжу смехотворно. Тепло, точно улыбка, эхом вернулось к нему. Уверен, что ты выглядишь восхитительно, прозвучал ответ Себастьяна. Конечно, ты так говоришь, парировал Сиэль. Я бы понравился тебе в любой одежде. На этот раз тепло казалось поцелуем на щеке. Ты бы больше понравился мне без нее. — Тебе не нравится, — сказала Лиззи, возвращая Сиэля в реальность. Внутри он улыбался, но, взглянув обратно на свое отражение, обнаружил, что лицо его было по-прежнему кислым. — Что бы заставило тебя так говорить? — ответил он голосом, полным сарказма. — Я достаточно долго знаю тебя, чтобы понимать, что означает каждая твоя хмурая мина, — заявила она. — Что же тебе не нравится в этом платье? — Оно слишком… — он оглядел силуэт, — цветочное. — Вот как. Печально. Как по мне, ты выглядишь очаровательно. — Лиззи повернулась и принялась копаться в ближайшем чемодане. — И синий всегда был твоим цветом. — Простите за наглость, — обратилась мадам, возившаяся в это время на другом конце комнаты с рукавами платья Сибилы, — но откуда вы двое знакомы? Глаза Лиззи метнулись к Сиэлю. Она не была уверена, как много следовало говорить. Сиэль пожал плечами и глянул на мадам. — Мы кузены. — Ох! — Она не скрыла удивление так хорошо, как думала. — Простите меня, я еще не встречала демона с родней среди людей, да еще и живой. Сиэлю очень хотелось уличить ее в блефе, ведь она прекрасно знала как минимум одного демона с живыми родственниками среди смертных, одна из которых стояла прямо рядом с ней. Но вместо этого сказал: — Я был человеком. Еще четыре года назад. Затем последовала история его жизни. Он сам удивлялся тому, как много раскрывал, пусть и опускал особые детали, рассказывая только ту часть, которая уже была известна Лиззи. — Вот как, — сказала мадам, когда рассказ дошел до побега из плена. — Ты заключил сделку с Себастьяном. — Да. Он должен был забрать мою душу и оборвать мою жизнь. — Сиэль почувствовал, как разум окутали темные щупальца мыслей Себастьяна, точно далекая ласка. — Но вместо этого он полюбил меня. Говоря, он смотрел на Сибилу, наблюдая, как смысл его слов поражал ее с иной силой, нежели чем остальных. Она не расплакалась, как это могла бы сделать Лиззи, но было ясно, что он опечалил ее. — Лиззи, — позвала она отрывистым тоном. — Ты не поможешь мне развязать это платье? Я бы хотела примерить следующее. — Ох… конечно. — Лиззи смущенно перевела взгляд с Сиэля на Сибилу, прежде чем последовала за последней в соседнюю комнату. — Это было жестоко, даже для демона, — понизив голос, сказала мадам, смотря на него взглядом строгой пожилой назидательницы. Он еще не видел ее лицо таким мрачным. — Симон очень любил Аду. Для него было адом на земле забрать ее душу. Симон. Так вот как его звали. Интересно, почему ему дали такое имя, лениво задался вопросом Себастьян. — Но все же забрал, — подметил Сиэль немногим громче шепота. — Сибила знает, кем является ее отец? Кем является она сама? — Симон, похоже, думает, что знает. — Мадам начала расстегивать пуговицы на платье Сиэля. — И судя по ее недавней реакции, думаю, можно смело сказать, что она, как минимум, догадывается. Ей может быть трудно поверить в это. — Она видит духов. — Сиэль принялся за застежки юбки. — Разговаривает с мертвыми. У нее оказалось достаточно силы, чтобы призвать Себастьяна, даже не проводя подобных ритуалов прежде. Она мгновенно узнала нас, просто по ауре. Сомневаюсь, что ей трудно поверить в это, трудно только принять. — Вы могли бы проявить больше сочувствия, — вздохнула мадам. — Пусть вы и демон. Сиэль усмехнулся. — Это вы ей лжете. — Фактически он тоже лгал Сибиле. Но он хотя бы не заявлял, что любит ее, как это делала мадам, как это делал ее отец, у которых тем не менее были от нее секреты. Ты говоришь как Элизабет, подумал Себастьян, подхватив ход его мыслей. Мне казалось, ты говорил, что приравнивать любовь к честности неверно. Даже глупо. Сиэль проигнорировал его. Мадам, вовсе не оскорбившись обвинением Сиэля, продолжила, полностью сосредоточенная на работе: — Вам следует знать, мой друг, что ложь порой бывает актом доброты. В этот момент Лиззи с Сибилой появились из спальни. На Сибиле было новое платье, хотя, если быть честным, за сегодняшний день Сиэль повидал их так много, что все они начинали казаться ему одинаковыми. Смирившись со своей судьбой, он повернулся к Лиззи. — Ладно. Какое дальше? — Ох, где же оно? — Лиззи бросилась на поиски, едва не нырнув в груду платьев, которые отложила для него. — Я знаю, что оно где-то здесь... Среди многоцветных слоев ткани, в которых копошилась Лиззи, Сиэль углядел что-то темное, черное, как ночь, с гипнотизирующим блеском. Когда оно шевельнулось, ему показалось, он видел мерцание бриллиантов. — Вон то, — сказал он, указывая пальцем. — Хочу вон то.***
Дневник Фредерика Абберлайна: вторник, 30 января 1900, вечер Минул уже месяц с тех пор, как было найдено тело Эдварда Мидфорда. А я ничуть не ближе к поимке преступника, чем в тот кошмарный день. Ранним утром я заглядывал в сад, чтобы насыпать семян для зимующих птиц. В последнее время я так много часов проводил за работой в стенах Скотленд-Ярда, что уже позабыл, каково ощущать на лице зимний ветер или что солнце светит даже в самую угрюмую пору года. В воздухе витала мелодия — на улице насвистывал прохожий. Большая часть света все еще спала, даже день еще дремал, медленно пробуждаемый рассветом. Я стоял у садовой калитки и вдыхал самый чистый воздух, который мне доводилось вдыхать за последние недели, даже несмотря на лондонский смог, окружавший меня. Это был момент покоя, которого я не заслуживал. Мидфордам уже не знать в своей жизни покоя, особенно пока убийца их сына и брата остается на воле. Я не справился и не имею права искать покой, когда другие лишены его из-за меня. Вина, которую я чувствую, сидит в мое сердце тяжелым грузом, и чем дольше она там, тем больше разъедает мне грудь, разбухая и грозя перелиться через край. Я более чем когда-либо уверен, что этого убийцу не поймать. Единственное, что могло бы изменить такое умозаключение, это возникновение закономерности — хлебные крошки на дороге, тропинка, любой путь через дебри загадки. Но для этого потребуется больше трупов. Больше жертв, больше безутешных семей, больше нарушенного навсегда покоя. И если вина, которую я испытываю из-за того, что не сумел поймать убийцу Эдварда Мидфорда, так опустошительна и прогоркла, то насколько же ужаснее вина, которую я чувствую сейчас, зная, что этим утром, в саду, у меня промелькнула мимолетная надежда, что он убьет снова, лишь бы я смог его поймать?***
31 января 1900 Лондон, поместье Транси После срыва Алоиса за завтраком несколько дней тому назад от Клода не было ни слуху ни духу. Кажется, он слишком усердно подошел к выполнению того, о чем его просил хозяин, если уж не того, чего Алоис действительно хотел. Разумеется, от этого его нетерпение только усилилось. Что ж, по крайней мере, он мог спокойно мастурбировать. А еще он пристрастился к разрушению. Алоис методично крушил все ценное, что находилось, в особенности вещи, которые, он знал, любил старик — диковинки, картины, все, до чего мог добраться. Он все ждал, что Клод появится и отругает его как ребенка. Но Алоис не был ребенком, и это были его вещи. Да и потом, пока дом, в котором можно провести бал, оставался стоять, так ли важно, если в нем было чуть меньше предметов? Этим вечером Алоис сидел в гостиной, медленно выдирая страницы из нескольких бесценных первых изданий из библиотеки старика. Рядом стыл чай. Ханна порхала по комнате, сметая пыль с полок и подбирая каждый клочок бумаги, брошенный Алоисом в ее сторону. — Ты была когда-то человеком, Ханна? — Что вы имеете в виду, Ваше Высочество? — Я спросил Клода, откуда берутся демоны, и он сказал, что большинство из вас когда-то были человеческими душами, грешниками, свергнутыми в Ад, истерзанными и превращенными в зверей, которые охотятся на невинных людей. — Если я и была человеком, то это был так давно, что уже и не помню, — сказала она. — По мне не скажешь, но я очень стара. — Ясно. — Алоис вырвал еще одну страницу из лежавшей перед собой книги, позволяя той, кружа в танце, спуститься на пол. — Каково это? Не любить? Не любить так долго, что и вовсе забываешь это чувство? Ханна тихо вздохнула. То мог бы быть смех, будь на ее месте кто-то другой. — Я не забыла, что такое любовь. — Но я думал, демоны неспособны... — Очень даже способны, хотя и крайне редко. — Она опустила метелку из перьев. — Когда демоны любят, они любят всем своим существом. Большинство из нас делают все возможное, чтобы избежать любви, и большинство хорошо с этим справляется. — Большинство? — Когда-то у меня был господин, — сказала Ханна. — Многие годы назад. Это был молодой человек, во многом похожий на вас. Он продал мне душу, не для собственной выгоды, но ради того, кого сильно любил. Я не встречала душу чище, чем его, ни до, ни после, а его улыбка была почти так же красива. Я была готова сделать что угодно, чтобы видеть, как он улыбается, и никогда не видеть, как хмурится. — Ты любила его. — Да, очень сильно. — Что произошло? — Я съела его душу, разумеется. — Она наклонила к нему голову. — Это вас удивляет? — Знаю, что удивлять не должно. — Алоис вздохнул. — Полагаю... полагаю, я подумал, что ты любила его так сильно, что в конце отпустила. — Любить значит поглощать и быть поглощенным. — Разве это не хуже? — спросил он. — Жить без того, кого когда-то любил? По его опыту, так оно и было. — Нет такой вещи, как жизнь без любимых. В какой-то степени все поглощенные мной души всегда живут во мне, даже спустя века. — Она улыбнулась себе. — Его душа в особенности. — Думаю, ты уже знаешь причину, по которой я заключил сделку с Клодом. — Да. Чтобы отомстить за смерть вашего брата. — Не только ради этого. Он еще никогда не говорил этого вслух. — Я был один, меня держали в качестве игрушки для старого невыносимого развратника. Мне было не спастись. А брата, который всегда был рядом, больше не было. Часть меня умерла вместе с ним. Остальная часть тоже желала смерти. Но у меня не было духу сделать это самому. — Он выдрал новую страницу. — Так что я позволю Клоду сделать это для меня, как он делает все остальное. — Вы напоминаете мне его — моего старого хозяина. Он любил так сильно, что был готов отдать душу за любимого человека. Но в нем тоже была печаль. Алоис вдруг понял, что она посмела приблизиться к нему и уже протягивала руку, словно чтобы коснуться щеки. Он оскалился и изо всех сил швырнул книгу, которую держал в руках. Та с наиприятнейшим треском угодила женщине прямо в лицо, из носа хлынула ярко-красная струйка, голова от удара запрокинулась. Ханна сдержала крик и прижала к лицу ладонь, чтобы остановить поток крови. — Я уже забрал у тебя один глаз, — напомнил он ей. — Даже ни на секунду не сомневайся, что я без колебаний сделаю тебя еще и однорукой, если ты снова забудешься. — Конечно, Ваше Высочество, — голос, прозвучавший из-за руки, был приглушенный и влажный. — Убирайся, — приказал он, не удосуживаясь посмотреть ей вслед. И вот Алоис вновь был один.***
1 февраля 1900 В поместье Транси было тихо и темно. Себастьян занял свое обычное место на краю территории, укрывшись за рядом деревьев, откуда все еще просматривался дом и подъездная аллея, ведущая к главной дороге. Это было то же место, с которого он вел наблюдение прошлой ночью, позапрошлой и позапозапрошлой. Если под покровом ночи Клод и вправду совершал различные дурные деяния, будь то по своей воле или по приказу господина, то не в последнее время. Себастьян держался от дома достаточно далеко, чтобы его не могли ни почувствовать, ни учуять, а это означало, что и он не мог ни почувствовать, ни учуять Клода. Но если этот чертов демон покинет свой пост, Себастьян увидит его. Так длилось уже больше недели, Сиэль и Себастьян едва успевали взглянуть друг на друга, расходясь как корабли в ночи. Все время, что Себастьян знал его, они никогда не были порознь так долго, не говоря уже о том, чтобы делали это по собственной воле. Мягко выражаясь, это выводило из себя. Его не покидало всепоглощающее чувство, что он находится не на своем месте, чувство, от которого не убежать, как от собственной тени, то, что поселилось под кожей и пробралось до костей. Он жаждал Сиэля, всегда, его присутствия, голоса, прикосновения, но раньше Сиэль всегда был рядом, всегда в пределах досягаемости, улыбался, успокаивал, насыщал. Связь, конечно, позволяла им общаться, но не заменяла физический контакт, к которому Себастьян так привык. Несколько лет назад он гнушался бы мысли о подобной нужде, о подобной зависимости от кого-то. Теперь, однако, оставалось только тосковать, и он ни на что не променял бы эту нужду. В такие ночи он обыкновенно чувствовал, как Сиэль таится в уголках его сознания, дергает за нить их связи, как ребенок дергает рукав пальто родителя, умаляя, чтобы на него обратили внимание. Они обменивались сообщениями — образами, мыслями, воспоминаниями, отрывками дня — всеми видами пустых разговоров, которые некогда наводили бы на Себастьяна смертную тоску. В последние ночи он цеплялся за каждое слово, брошенное между ними, будь оно существенное или нет. Но этим вечером Сиэль молчал. Он молчал весь день, понял Себастьян, хоть и отказывался позволять молчанию вселять в себя тревогу. Сиэль был в порядке, он знал это так же безусловно, как знал то, что в небе висела луна. Потянув за связь, Себастьян уловил вспышки предметов, абстрактные приливы и отливы чужого сознания. Что бы Сиэль ни делал, он держал это в секрете. Намеренно или нет — Себастьян не знал. Пока не почувствовал явственный всплеск похоти, руку, отчаянно пробивавшуюся сквозь мирную гладь невидимого океана между ними. Себастьян, позвал Сиэль, иди сюда. Себастьян почти чувствовал, как дыхание слов ласкает ему шею, и это едва не повалило его на колени. Однако, как часто подмечал Сиэль, он бывал той еще сволочью. Поэтому вместо того, чтобы немедля отбросить все доводы против и ринуться к Сиэлю, он сказал: Я бы пришел. Но, в конце концов, это был твой план вести постоянно наблюдение за Транси и его демоном, и мне не хотелось бы рушить его. Сволочь. Себастьян тихо засмеялся про себя. Разве ты не должен приглядывать за мисс Элизабет? Откуда тебе знать, что я за ней приглядываю? Потому что, дорогой, я знаю, когда ты трогаешь себя. Сволочь, повторился Сиэль, хотя мысли его были рассеяны. Лиззи в безопасности в доме Сибилы, продолжил он. Там есть защитные чары. Да и отец Сибилы демон. Мое присутствие было бы излишним. Твое присутствие не может быть излишним, возразил Себастьян. Льстец. Слово эхом отдалось от разума к разуму, полное нежного сарказма. По крайней мере, это шаг вперед по сравнению со сволочью. Иди сюда. Если я сейчас уйду, Клод с высокой вероятностью отправиться кого-то убивать, подчеркнул Себастьян. Пускай. Он может убивать кого угодно. Может убить хоть саму королеву, мне плевать. Ты нужен мне. Хорошо. Себастьян оттолкнулся от дерева, к которому прислонялся. Но при одном условии — ты должен перестать трогать себя. Мне больше нравилось, когда ты был обязан делать, что я говорю, несмотря ни на что, подумал Сиэль. Себастьян чувствовал, с каким усилием он отнял руки, представлял натяжение мышц, голубые венки на бледном сгибе локтя, напряжение жил на запястьях, когда Сиэль хватался за подушку, простынь, что угодно, лишь бы держать руки подальше от члена. Скоро буду, любовь моя. Уж постарайся.***
К моменту возвращения в «Кларидж» Себастьян был совершенно опьянен. Возбуждение накатывало на него волна за волной, Сиэль даже не пытался сдерживать чувства, и те свободно текли в чужой разум. Себастьян, разумеется, не пожелал бы ничего иного. Голова шла кругом от похоти, ноги же были тяжелыми, и как бы быстро он ни двигался, этого было недостаточно. Сердце рьяно колотилось о ребра, а дыхание все громче звучало в ушах. Он мог думать только о Сиэле, о том, чтобы добраться до него, прижать к первой попавшейся горизонтальной поверхности и оттрахать его до потери сознания. Насколько это было влиянием самого Сиэля, не имело значения. В этом, как и во многих вещах, они были едины во мнении. Он бесшумно приземлился на балконе и, проведя пальцами по защитным знакам на оконной раме, вошел. Свет в гостиной был погашен, длинные, темные тени обнимали его, пока он на ходу сбрасывал вещи: обувь, перчатки, пиджак, жилет — все было откинуто небрежно. Даже инстинкт порядка не шел в сравнение с инстинктом, которому он следовал сейчас. От зрелища, встретившего его в спальне, рот наполнился слюной, а член запульсировал. Руки до боли желали дотянуться и прикоснуться, схватить, взять свое. А потом взять еще раз. Сиэль стоял на коленях посреди смятых простыней, обнаженный, если не считать белой расстегнутой рубашки, свободно висевшей на теле. Она была велика ему, широкая в плечах и длинная в рукавах — Себастьян тут же узнал в ней одну из своих. — Она пахнет тобой, — объяснил Сиэль в ответ на вопросительный взгляд. Себастьян прорычал, в брюках уже было болезненно тесно. Тогда он заметил подушку, втиснутую между ног Сиэля. Руки сжимали простыни, держа его в вертикальном положении, пока он отчаянно вбивался в нее. Лицо красное, рот приоткрыт, грудь вздымается, а голова качается туда-сюда, открывая глазу нежную плоть горла. — Такой нетерпеливый, — упрекнул Себастьян и, взобравшись на кровать, поднял его руки себе на плечи, поддерживая. — Ты сказал, что мне нельзя себя трогать, — проскулил Сиэль, когда Себастьян схватил его за зад, поднимая с подушки и притягивая к себе на колени. — И я не трога-а-л. Его член был безупречного, темного оттенка розового, поблескивающий и скользкий и тут же оставлял влажное пятно на штанине Себастьяна. Яйца, напряженные и полные, умоляли, чтобы их опустошили — когда Себастьян приподнял колено, прижимая их к тазу Сиэля, тот простонал и тихо выругался. — Бедняжка, — прошептал Себастьян, покрывая поцелуями его лицо. Ногти Сиэля остро впились в шею. — Я скучал по тебе. Себастьян улыбнулся, заправляя выбившийся локон за ухо Сиэля, и вздохнул, когда тот подался навстречу прикосновению. — Я всегда с тобой, любовь моя. — Он скользнул большим пальцем по холмику нижней губы. Затем взял другой рукой Сиэля за запястье и направил его ладонь к своим брюкам. — По нему ты скучал на самом деле? Сиэль громко сглотнул, когда Себастьян высвободил член. Он тут же взялся за него, и внимание Себастьяна полностью сосредоточилось на ладони, обхватившей его, на большом пальце, который давил на головку, заставляя бедра толкаться в такт медленным движениям бедер Сиэля — Да. — Сиэль встретил его взгляд и повернул запястье. Себастьян вздрогнул. Сколько уже прошло? спросил он, не в силах сейчас говорить вслух. Неделя? — Десять дней, — ответил Сиэль в губы, наконец целуя, широко и жадно. Себастьян, конечно же, с точностью знал, сколько времени прошло. Десять дней без секса — это на девять дней больше, чем они обходились без него еще с тех пор, как Сиэль был человеком. Себастьян мог бы подшутить над его отчаянным желанием, подметить, что, когда проживаешь тысячу лет, десять дней кажутся сродни мгновенью, но, как тот, кто действительно прожил так долго, Себастьян мог смело сказать, что десять дней без объятий Сиэля могли с таким же успехом быть тысячелетием. Из-за того, что Сиэль цеплялся за него, избавиться от оставшейся одежды было сложно, но Себастьян справился и, улегшись на спину, притянул его на себя, ни на миг не разрывая поцелуя. Он просунул руки под рубашку на Сиэле, теплые ладони встретили еще более теплую кожу. Нет. Сиэль напрягся, когда Себастьян начал стягивать предмет одежды. Хочу остаться в ней. Хорошо. Себастьян ухватил его за бедра, разворачивая так, чтобы тот был к нему спиной, все еще верхом на нем. Дотянувшись до прикроватной тумбочки, Себастьян легко нашел, что искал, и, открыв бутылочек с маслом, смочил пальцы. Он дернул бедра Сиэля назад, ближе к лицу, отчего тот вскрикнул от удивления и рефлекторно выгнулся вперед. — Ну же, милый, — сказал он, обводя кончиками пальцев дырочку Сиэля, — покажи, как сильно ты скучал. Себастьян скользнул двумя пальцами внутрь, и Сиэль облегченно вздохнул. Обхватил рукой основание члена Себастьяна, провел ею вверх и грязно прижался губами к головке, облизывая и посасывая, пока она не стала тереться о верхнее небо. С каждым покачиванием головы он поглатывал его все больше. Себастьян простонал, все накопившееся напряжение в теле начинало отступать. Сладостные, требовательные стоны Сиэля волнами разносили по нему дрожь наслаждения, а всепоглощающего жара его рта почти хватило, чтобы Себастьян едва не отвлекся и не позабыл, что Сиэль был более чем подготовлен и уже без всякого сопротивления вбирал в себя три пальца. — Как долго ты лежал здесь и растягивал себя, хм? — спросил он. Я не... Себастьян потянулся вниз и, схватив в кулак копну волос Сиэля, дернул его голову назад, отчего член выскользнул изо рта и влажно шлепнул по щеке. — Даже такой жадный ты не выдержишь столько так быстро. — Он добавил четвертый палец, чтобы проиллюстрировать свои слова, наслаждаясь тем, как Сиэль проскулил от натяжения мышц. — Особенно, когда тебя не имели больше недели. В свою защиту могу заявить, что это было до того, как ты сказал мне не трогать себя, мысленно бросил Сиэль. У меня было полдня. — К тому же ты не знаешь, чем я занимался, — сказал он вслух, однако дерзкий тон смягчало прерывание дыхания на каждом слове, когда он толкался навстречу пальцам. — Кто сказал, что меня не имели? Себастьян прорычал и в миг перекатил Сиэля на кровать, удерживая за затылок лицом вниз; колени подогнуты, бедра задраны. Он поддел большим пальцем колечко мышц, красное, сжимающееся, пустое, отчаянно желавшее, чтобы его заполнили. — Тебе следовало бы знать, что меня не стоит злить подобными словами, — сказал он холодно. Сиэль повернул голову, тяжело хватая кислород, в котором не нуждался. — Но тебя так легко разозлить, — ответил он, задыхаясь, на лице — самодовольная улыбка. Себастьян твердо приложился ладонью по заду Сиэль, тот вскрикнул и прошипел от боли, когда Себастьян наклонился и укусил только что оставленный им след, недостаточно сильно, чтобы прокусить кожу, но достаточно, чтобы оставить след еще краснее. — Ты намерен слушаться? — спросил Себастьян. — Да... а-ах... — Сиэль ахнул, когда его вновь шлепнули. Себастьян улыбнулся. — Раз уж тебе так трудно совладать с руками, думаю, я окажу тебе услугу, если избавлю от искушения. Сиэль не сопротивлялся, когда Себастьян потянул его за запястья и, скрестив их за спиной, обмотал снятым галстуком, завязывая тот идеальным узлом. А после приподнял за бедра и усадил так же, как застал его, на коленях, верхом на подушке. — И раз уж тебя хорошенько отымели, жалкая ты шлюшка, ты доставишь себе удовольствие и без моей помощи. — Он отклонился на спинку кровати. — Вперед же. Лицо Сиэля было краснее крови, волосы растрепаны, рубашка Себастьяна все больше и больше сползала с плеч, пока он двигал бедрами, поначалу несколько шатко из-за связанных за спиной рук. Он мог легко разорвать узел, но Себастьян знал, что он не станет этого делать. Это то, чего Сиэль хотел, в чем нуждался — быть под контролем, чьей-то собственностью, подчиняться. И Себастьян никогда ни в чем ему не отказал бы. — Себастьян, — жалобно простонал Сиэль, двигаясь сильнее, быстрее. — Этого... этого мало. — Мало? В ответ Сиэль мог лишь тряхнуть головой, в отчаянии кусая до крови губу. Себастьян медленно ласкал себя, член ныл, с каждой секундой истекая все больше. От желания он чувствовал себя почти что диким зверем, инстинкт, велевший пожирать свою добычу, был еле выносим, чтобы ему сопротивляться. Но он всегда любил играть с едой. — Сколько раз ты уже кончил? — спросил он, наблюдая, как в уголках глаз Сиэля проступают бисеринки слез негодования, и чувствуя, как подергивается собственный член в крепкой хватке. — Сколько раз, пока ты лежал здесь, развлекаясь с пальцами, как обычная девка? Я... — Вслух, — резко велел Себастьян. — Я хочу слышать, как ты говоришь это. — Нисколько, — признался Сиэль. — Ни разу. Я пытался, часами, но не мог. — Он едва ли не всхлипывал, задыхаясь и грубо потираясь о подушку. — Я пробовал представлять, что это ты, твои руки, твой... твой член... но это было не тем, что бы я ни делал. Этого было мало. — Неужто я настолько испортил тебя, щенок? — Себастьян приподнялся на колени и медленно пополз вперед. Он нежно отклонил голову Сиэля назад, следуя языком по дорожке слез, облизывая горло, челюсть, щеку. Чувствовал вкус их соли, агонии, экстаза. — Для такой шлюшки, как ты, всего всегда будет мало, кроме моего члена. Верно? Сиэль кивнул. — Вслух. — Верно. Себастьян приподнял Сиэля себе на колени и протолкнул все четыре пальца обратно в жаждущую дурочку. Сиэль вскрикнул и попытался спрятать лицо на чужом плече, но Себастьян удержал его за волосы. — Это потому, что ты принадлежишь мне? — спросил он. — Да, — ответил Сиэль. — Потому что ты всего лишь моя славная шлюшка? Он с силой надавил на простату. Сиэль дернулся навстречу, голос превратился в скулеж. — Да. — Скажи это. — Я принадлежу тебе. — Кто же ты? Сиэль всхлипнул и проглотил слезы. — Я твоя... твоя славная шлюшка. — Я вижу, как ты уже близок, малыш, — промурлыкал Себастьян. — Пожалуй, мой член тебе и не нужен. Глаза Сиэля, остекленевшие от удовольствия, вдруг округлились в панике. — Нет, нужен, он мне нужен, пожалуйста! — Ты и без него прекрасно обходился. — Себастьян потянулся пальцами, проскальзывая дальше в жар Сиэля. — Чувствуешь, как глубоко я в тебе? Насколько ты себя растянул? — Я просто хотел быть готовым для тебя, — вымолвил Сиэль, несвязно бормоча. — Просто хотел быть хорошим. Я скучал по тебе и надеялся, что ты тоже скучал по мне, и... Он даже не успел закончить предложение, как Себастьян толкнул головку члена в проход, ровно перед тем, как вынул пальцы. На долю секунды Сиэль не чувствовал ничего, кроме жгучей боли, пока Себастьян не отнял руку и не притянул его на себя, и вот тогда все, что он испытывал, это удовольствие, головокружительное, яркое и беспощадное. — Пожалуйста, Себастьян. — Он чудом до сих пор мог владеть речью. — Развяжи меня... позволь... — он запнулся, когда Себастьян снова повал в цель, — позволь коснуться тебя. — Сперва кончи для меня, — приказал Себастьян. И Сиэль кончил. — Хороший мальчик, — похвалил Себастьян, чувствуя, как чужое тело дрожит и сжимается, когда нетронутый член, горячий и скользкий, зажатый между двумя животами, изливается густой струей. В то время как все остальное обмякло, плоть вокруг члена Себастьяна еще пульсировала, пока он продолжал держать его за бедра и заставлял подскакивать, вбиваясь все быстрее и быстрее. — Конечно же, я скучал по тебе, — прошептал он, задевая зубами раковину уха и позволяя голове Сиэля опуститься на свое плечо. Он потянулся к узлу на запястьях и развязал одним быстрым рывком. Сиэль простонал и ухватился за плечи Себастьяна, пока тот продолжал иметь его. — По правде говоря, я мало что мог с этим поделать. — Он опрокинул Сиэля на спину и склонился над ним, врезаясь в него все сильнее. — Когда думал о своем возлюбленном, вдали от меня, в моей постели, зная, что у него есть только собственные руки в качестве компании, а ведь он должен лежать под мной, как сейчас, иступленный и развратный, опьяненный мной, и все это в то время, как я следую его приказам, которые и разлучают меня с ним. Сиэль вновь возбудился, и каждое сказанное Себастьяном слово отдавалось прямиком вниз, туда, где плоть до боли ныла. К нему вернулось достаточно сил, чтобы приподнять бедра и встретить следующий толчок, вбирая Себастьяна глубже. Тот прорычал, но рык перешел в стон, когда Сиэль провел руками по его груди, царапая соски тупыми ноготками. Он вновь схватил Сиэля за запястья и прижал их над его головой, пуская тупую боль по рукам, вплоть до костей. — А когда он наконец зовет меня к себе, — продолжал Себастьян, — то намекает, пусть и в шутку, что не так уж и ждал меня. — Ты ведь знаешь, я бы никогда... — Знаю. — Себастьян дернул бедрами вперед, как бы подчеркивая сказанное. — Твой разум знаком мне как собственный. — Он слизал пот с шеи Сиэля. — Кроме того, я убил бы любого, кто хотя бы взглянул на тебя. — Разумеется. — Сиэль извивался под ним, раздвигая ноги как можно шире и поднимая голову, чтобы прошептать на ухо: — Потому что я принадлежу тебе. Потому что я твоя славная шлюшка, — в голосе сочились удовлетворение и гордость. Себастьян простонал, обрывая голос на гребне кульминации. Член с силой пульсировал, когда он излился в тугое, безупречное тело Сиэля. Сиэль воспользовался секундой, когда он отвлекся, чтобы вырвать запястья из хватки Себастьяна и, схватив за волосы, притянул на себя в поцелуе, кончая второй раз. Он простонал в его губы, барабанный бой сердца подчеркивал каждый прерывистый толчок бедер Себастьяна. Его захлестнул стремительный поток желания Себастьяна, его потребности, собственное сознание унеслось прочь, мысли и чувства кружились в идеальном урагане вместе с мыслями и чувствами Себастьяна. — Не останавливайся, — умолял он, когда Себастьян начал отстраняться. Себастьян выдохнул со смехом, обжигая дыханием горло. — И не подумаю, — сказал он, перекатывая Сиэля на бок, и, стянув с плеч рубашку, снова толкнулся в него сзади, вбиваясь короткими, острыми рывками. У него все еще стоял, несмотря на то что он только что кончил, а Сиэль был таким податливым, таким растянутым и скользким, что он чувствовал себя расплавленным. Он просунул руки между их телами. Оба прокричали бессловесным хором, когда Себастьян, проведя пальцем у входа, осторожно протолкнул палец рядом с членом, дразня колечко мышц, пока бедра продолжали двигаться все в том же безжалостном темпе. Вскоре он почти нависал над Сиэлем, вдавливая его в кровать и вонзаясь зубами в плечо. Шипя от сладкого укуса боли, Сиэль повернул голову в сторону, чтобы перевести дыхание. Из глаз пустился новый поток слез. Себастьян держал внутри уже два пальца, сгибая и толкая их в такт движению члена, который нещадно давил на простату. Сиэль чувствовал, как болезненно дергался собственный член, влажный и липший к простыне. Он ничего не мог поделать, чтобы унять боль, кроме как подстегивать Себастьяна, пусть даже голос подводил, или, по крайней мере, Сиэль был не в силах формулировать мысли. — Себа-а-а, Себа-а-стья-ян, а-а, — только и мог бормотать он, распевая его имя отрывистыми, раздробленными слогами, под стать безумному ритму их тел, двигавшихся как одно. Места между ними не хватало даже воздуху. Себастьян забывался в рваных звуках его голоса. Кровь Сиэля ярко расцветала у него во рту, и в ней он чувствовал то, что сейчас чувствовал Сиэль — как он трахает его и как пальцы сдавливают член, скользкий от своей же спермы. — Еще, — прошипел Сиэль, одной рукой сжимая простыню, другой — грубо дергая плоть, слишком чувствительную и ноющую. Себастьян вынул пальцы, Сиэль тихо проскулил, а после взвыл, когда рука Себастьяна сомкнулась на его руке, усиливая хватку вокруг томящегося члена. — Еще разок, милый, — улещивал Себастьян. — Не могу, — жалобно вымолвил Сиэль. — Бо-ль-но. Себастьян поднял руку. — Мне отшлепать тебя еще раз? Это научит тебя послушанию? — Да, — ответил Сиэль голосом, таким же одичалым, как и все остальное в нем. — Прошу… Удар ладони о зад был лишь немногим громче повторявшихся шлепков кожи о кожу и влажного звука, с которым член Себастьяна скользил туда-обратно. — Еще, — умолял Сиэль, то ли вслух, то ли мысленно. На сей раз удара хватило. Он кончил со сдавленным, протяжным криком, член дернулся, отдавая с третьим оргазмом последние капли. Горло сжалось, как и все его нутро, в глазах потемнело. — Черт, — чертыхнулся Себастьян. Не было больше сил разыгрывать спектакль, не был сил на притворство. От него ничего не осталось, ему казалось, что он выдернут из самого себя, поглощен гравитацией Сиэля, его жаром, его жаждой. Себастьян существовал только для этого, только для него. — Твой черед, — прохрипел Сиэль, сжимаясь вокруг него — нарочно, был уверен Себастьян. — Ну же. — Сиэль, — выдохнул Себастьян за неимением ни одной другой мысли. Мне нужно это, обрывисто подумал Сиэль. Мне нужен ты. — Сиэль, — повторил Себастьян и, смыкая бедра с ягодицами Сиэля, излился в него с одним последний, грубым толчком. Сиэль недовольно простонал, когда Себастьян вытащил наконец обмякший член, и поморщился от боли в бедрах, когда перевернулся. Он потянулся, чувствуя, как спина протестует против движения. Запястья пульсировали в такт укусам на плечах, хоть все меньше и меньше по мере того, как замедлялось сердцебиение. Он шмыгнул носом, кашлянул и потер лицо. Слезы убывали. Должно быть, он выглядел совершенно чудовищно, если его лицо было хотя бы вполовину таким же красным и опухшим, как казалось. — Ты выглядишь решительно плачевно, — ответил Себастьян на его мысль. — Поистине великолепное зрелище. Он ухватил его и притянул к себя, целуя в лоб, в щеку, в уголок его губ. Бережно взяв Сиэля за запястье, он благоговейно прижал губы к красным следам, уже проступавшим на нежной белизне кожи. — Если я получаю такое спустя десять дней, — подтрунил Сиэль, — пожалуй, в следующий раз стоит заставить тебя ждать дольше. Себастьян прорычал и поцеловал его, крепко, проскальзывая языком меж губ, словно пытаясь стереть сорвавшиеся с них слова. — Ты станешь моей смертью, — сказал он в губы. Сиэль промычал в поцелуй: — Хм, разве что маленькой. Себастьян засмеялся, и Сиэль почувствовал его смех в собственной груди.***
Где-то в Лондоне Ничто не делало работу Клода такой утомительной, как человеческий инстинкт самосохранения. — Право, Ханна, неужели ты не могла усмирить ее, пока она спала? Клод вздохнул, глядя, как женщина — он не удосужился узнать ее имя — выскакивает из кровати и с криком ужаса бежит из комнаты. — Ты сказал дожидаться тебя, — подметила Ханна, когда оба последовали за своей добычей в коридор, хотя ни одна, ни другой, не спешили. Женщина бежала к главной лестнице в передней части дома. Сгодиться, подумал Клод. — К тому же, — продолжала Ханна, — не моя вина, что ты опоздал. Несмотря на жалобы, голос Ханны звучал, как всегда, бесстрастно, мягко, беспечно, точно мир вокруг ее совсем не волновал. — И не моя вина, что ты так ужасно ведешь себя с женщинами, что тебя бояться даже спящие. — Ее губы приподнялись в легчайшем намеке на ухмылку. — Им следует меня бояться. — Клод пожал плечами. — Как, например, этой… — Он рванулся вперед, в мгновение ока обгоняя женщину. Думая, что оторвалась от своих преследователей, та оглянулась через плечо, а когда повернулась обратно, то едва не налетела на Клода, который теперь стоял прямо у нее на пути. Она закричала, резко затормозив наверху лестницы. Клод отступил, и женщина по инерции перелетела через перила, вниз на пол вестибюля. Падение не убило ее, но его хватило, чтобы наконец ее заткнуть. — Напомни-ка, почему они хотят ее смерти? — спросила Ханна, глядя, как Клод спускается по лестнице. Она размотала веревку, которую держала на плече, перекинула один конец через перила, а второй сбросила в руки Клода, дожидавшегося внизу Клода. — Это как-то связано с ее мужем. — Женщина была почти без сознания — она слабо шевелилась и стонала, но была слишком слаба, чтобы сопротивляться, пока Клод связывал ей ноги. — Какова бы не были причина, в конечном итоге она не имеет значения. Приказ есть приказ, а мы выполняем их приказы. — Пока что. — Тяни. Ханна перемахнула через перила, держа в руке один конец веревки. Противовеса хватило, чтобы поднять женщину с пола, и та повисла вниз головой, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. — К слову о выполнении приказов. — Ханна привязала веревку к ближайшей стойке перил. — Господин беспокоен в последние время. Ты мог бы постараться удовлетворить его. — Удовлетворять его — не моя работа. — Клод поморщился при одной лишь мысли. — По крайней мере, если он не прикажет. — Ты не хочешь? — подстегнула Ханна. — Трахнуть его? Клоду едва верилось, что они обсуждали это. — Неважно, чего я хочу. К тому же, это ты его любишь. — Еще одна мерзкая мысль. — Пожалуй, тебе стоит предложить свои услуги. На это Ханна ухмыльнулась по-настоящему. — Моя любовь к нему иного рода. И я не та, кого он хочет. — Если он чего-то хочет, — сказал Клод, — он, черт возьми, может попросить об этом сам. Он присел перед женщиной, которая начала приходить в себя. — Чт… — пробормотала она. — Что… кто вы? Что вы делаете со мной? Прову вас, отпустите! Клод проигнорировал ее. Он заострил ноготь до острого как бритва кончика когтя, который он легонько приложил к горлу женщины, прорезая вертикальную линию сквозь кожу, мышцы и трахею. С внезапный вздохом женщина перестала сопротивляться и замерла. — Прошу, — сказал Клод стоявшей позади Ханне. Легкий свет души женщины вырвалась из раны. Ханна опустилась на колени и вдохнула ее, словно дым, ртом и носом, издав при этом низкий, удовлетворенный звук. Клод наблюдал, на мгновение насытившийся трепетом от лицезрения того, как другой демон поглощает душу. Он бы не брал ее с собой, но душе нужно было куда-то деться, а у Ханны не было контракта — она могла поглотить любую душу, какую пожелала бы. Ханна со вздохом поднялась, вытирая уголки рта и облизывая губы, как будто бы только что съела кровавый кусок мяса. — Не так вкусна, как парнишка Мидфорд, — отметила она. — Но ведь и я всегда предпочитала души юношей. Клод закатил глаза. — Если ты закончила, — он сверился с карманными часами, — я должен возвращаться к господину. — Конечно, — сказала Ханна с проницательной улыбкой на губах лавандового цвета. Никто из них и не вспомнил о жертве, исчезнув в ночи.