Каждый дрочит, как он хочет, или История одного соседства

У Чонгука эмоциональный откат, сопровождаемый приливом неконтролируемой, щемящей нежности. Тело ощущается постыдно легким, на ум приходит лишь аналогия с невесомостью, да и в голове приятная пустота. Лишь дичайший раздрай в душе и сильнейшая эмоциональная привязка к человеку, с которым довелось пережить поистине крышесносные ощущения. Ему стыдно, что в моменте достижения пика, вся любовь и страсть пролились тонкими нитями из глаз, делая ещё более уязвимым и жалким и поэтому сейчас так важно получить тепло и ласку, отогреться, услышать, что так запредельно хорошо было не только ему. В душе раздрай полный, там целые бури. Удовлетворение растекается по телу, то тут то там вспыхивая отголосками сильнейшего, выматывающего оргазма, но душа сходит с ума. Ей, такой наивной, отчего-то тревожно очень, она заполошно мечется и ноет. А ещё болит поясница и немного бедра, а из растянутого отверстия медленно, тягуче вытекает вязкая и теплая сперма, принося дискомфорт, потому что от этого начинает печь и саднить натруженную, тонкую кожу. В таком состоянии Чонгук никогда не был и сейчас борется с собой, чтобы не спрятаться, не свернуться клубком, закрываясь. Сейчас, когда пелена страсти спала, а влажные простыни под разгоряченными телами медленно стынут, в голову врываются обрывки фраз, заставляя немного трусить и леденеть нутро. Под разоблачающим светом неуютно, но Чонгук подобно котенку ластится к красивому, все ещё пылающему жаром телу, мягко льнет и невыносимо нежно целует в плечо, следом утыкаясь носом в шею и кольцуя рукой поперек груди. Он чувствует чужое, ещё не до конца пришедшие в норму дыхание, тянет носом терпкий аромат тела, сходя от него с ума так сильно. Хочется тепла, Чонгук нуждается в том, чтобы почувствовать себя нужным, вовсе не одиноким и вынужденным засыпать практически каждую ночь в коконе из одеял и подушек в стремлении утолить тактильный голод. Он сильный, да. А ещё независимый и остерегающийся привязанностей к людям. Он не любит прикосновения посторонних и терпеть не может вторжение в личное, но сейчас вдруг вся мягкость души рвётся наружу, в которой раз делая слабым. Но это же не беда, так? Нет ничего плохого в том, чтобы настолько открыться человеку, которого точно пора на свидания звать, брать в оборот, чтобы не оставить произошедшее смазанным пятном похоти в их памяти. Вот только память о словах едких внезапно кипятком ошпаривает глубоко внутри. Такая, мать ее, путаница из ощущений, мыслей, интуитивных реакций, что он еле подавляет первое желание трусливо сбежать в душ и не выходить оттуда как минимум век. Тэхён не двигается, не обнимает в ответ и молчит, выравнивая дыхание. Чонгук робеет, но предельно чутко кончиками пальцев влажной кожи касается, мягко губами водит по яремной впадине, приручая своего зверя, показывая, что угрозы не представляет. «Спасибо» тихо, едва различимо шепчет, хочет продлить это ощущение нужности и такой необходимой близости, хоть и ощущает сейчас больше дискомфорта, чем удовольствия, потому что тянет, болит, саднит. Потому что нехорошее предчувствие звенит в воздухе, заставляя мысли метаться в панике. — Мне надо идти, Ёнтан один. Или ты на второй заход пойти хотел? — деловито и сухо, так отчетливо отстраняясь и душой и телом. Чонгук отстраняется тоже и чувствует, как упавшее куда-то в бездну сердце натягивает ведущие к нему реки вен, как тянущее чувство в груди мешает дышать, а пульс отбивается на кончиках пальцев. — Нет, я не… — голос от волнения звонкий и писклявый. — Давай поговорим? — робкое, обличающее. — Ты… — Приходится откашляться. — Прости меня… На последних словах Тэхён резко садится и нервно дёргает головой. Жует губу, криво, как будто бы с трудом, ухмыляется и поворачивается так, чтобы уронить ещё более тяжелый взгляд на лицо напротив. — Слушай, без обид, но я не любитель всей этой болталогии после секса. Даже после хорошего, — под растерянным взглядом встаёт, не стесняясь своей наготы и мутных разводов на животе, по-хозяйски обходит комнату, обтирается все той же майкой, поднимает вещи с пола и встряхивает поочередно, пытаясь сделать не такими мятыми. Чонгука тошнит. Чонгука тянущее в груди захлестывает. А ещё мерзкое, липкое отвращение к себе и к сексу заполняет поры. Он же извинился, ну? Понятное дело, что скорее всего лежал бревном, что минетом этим неумелым разочаровал. Но разве заслужил сейчас подобное? — Стой, не уходи, пожалуйста. Я сейчас, только… — Чонгук излишне резко встаёт резко и замирает, затыкается вдруг, ранимо распахивая глаза. По внутренним сторонам бедер вдруг расползаются вязкие ручейки, что ощущается крайне отвратительно. А ещё яркий свет не скрывает ничего и и в собственной квартире становится невыносимо неуютно, ведь Тэхён стоит напротив наполовину одетый, смотрит хмуро, а Чонгук перед ним грязный, лохматый, перемазанный спермой… У Чонгука дерёт горло и болит задница, ему тошно и стыдно, а еще ужасно хочется спрятаться и прореветь всюночь, потому что глупая душа всё бьется птицей, ласки требует от сильных рук, которые только что тело ублажали. — Ну что ты смотришь так на меня? Не зыркай, я правда должен идти. Ты вон тоже Бама бы выгулял, у пацана стресс, — слова, произнесенные нарочито грубо, ситуацию легче не делают, оставляя после себя звенящую неуютную тишину. Но как только Чонгук хочет сделать ещё одну попытку поговорить, в дверь опять звонят. Долбанная доставка, о которой он успел забыть, больше некому. И напуганный мозг резко дает сигналы телу. Он срывается в ванную комнату, хватает белый, пушистый халат, быстро заворачивается в него и роняет на ходу «доставка». Когда же начинает открывать дверь, то слышит, как айфон взрывается стандартным рингтоном. Как назло, доставщик возится с бумажными пакетами, которых неожиданно целых три, пытается протянуть планшет для подписи, чуть не роняя его. Вся эта суета отнимает не более трех минут, да. Но когда Чонгук, спешно закинув продукты в зону кухни, оборачивается, то натыкается на злющий взгляд. Тэхён выглядит запредельно злым и опасным, даже отталкивающим. На краю компьютерного стола вновь начинает звонить телефон и Тэхён срывается к двери. Проносится диким зверем мимо, нервно пытаясь попасть ногами в шлепанцы. Чонгук интуитивно тянется к нему, касается плеча, пребывая в ужасе, хоть и не понятно пока от чего, но его грубо отталкивают, окатывая таким ненавидящим взглядом, что подкашиваются колени. — Я же сказал, мне надо идти! Отвали от меня! Чонгук отшатывается, пугаясь. И Тэхён пользуется этим, чтобы выскочить в подъезд, громко хлопнув дверью за собой. В наступившей тишине раздаётся новый звонок, Чонгук на автомате идет на звук, пребывая в состоянии шока, отмечает, что звонит Юнги, и по сей день подписанный нежным «내사랑» (моя любовь). Дрожащими руками принимает вызов, вздрагивает от бурного «Малой, ты что там дрочишь как всегда? Чего трубу не берёшь?» и вдруг всхлипывает. Трубка мигом затыкается, а потом напуганный голос вопрошает: — Что случилось?.. — Хён… – голос дрожит, а Чонгук начиная раскачиваться на пятках, окончательно давая волю слезам. — Приезжай пожалуйста… И получив в ответ короткое «Еду» подкошено садится на кровать, но тут же встаёт с глухим стоном. Поясницу пристреливает болью от данного действия, окончательно доламывая что-то хрупкое внутри. И он осторожно ложится на бок, так и не приняв душ, не переодевшись, не проветрив маленькое помещение от тяжелого запаха секса. Позволяет слезам катиться из глаз, обнимая себя руками крепко, и отпускает себя, позволяет хоть наедине с собой прорваться наружу себе настоящему. Ну и что, что сейчас он не сильный, пусть такой наивный, пусть глупый, доверчивый, ранимый чрезмерно. Пусть. Имеет право хотя бы раз в жизни не прятаться. Сейчас вот приедет Юнги и станет все хорошо. Только бы продержаться до его приезда. _______________________ Тэхён игнорируя лифт не спускается — слетает по ступенькам, чудом не заплетаясь в ногах. От злости кипит кровь, поэтому выйдя на улицу и столкнувшись с ледяным ветром его трясет ознобом. Хочется курить, но карманы пусты. В них даже мелочи нет, да и телефона тоже. А ещё хочется разбить собственные кулаки о стену, а потом и головой приложиться туда же. И вот надо было идти на поводу говно-эмоций, чтобы лететь к «соседям» выяснять отношения? Сидел бы себе дома, к этому моменту уже в тишине. И продолжал бы рефлексировать на тему того, какой же пиздец ему судьба подкинула для отработки кармы в виде ебучих соседей. Тем временем ветер выстудил последние крохи тепла, подталкивая к своему подъезду. Взгляд против воли, минуя здравый смысл, метнулся по окнам вверх, посчитал, нашел. Зацепился. Что он там? Ждёт своего любимого? Да ну неееет! Тэхён помнит, что не сдержался, кусал, целовал пылко, оставляя засосы и метки, которые при всем желании не скрыть. Да и кончил он внутрь, а всё это вымывать — та ещё затея, знает, проходил. Блядь! Не должно его волновать абсолютно, что там с ним, кого ждёт, как оправдываться будет. А может и не будет вовсе, может в их отношениях это норма. Тэхён знает таких, увы, гомо пары слишком редко отличаются моногамией... Вконец продрогнув, но зато проветрив голову, Тэхён скрывается в подъезде, прикрыв за собой дверь, и на этот раз вызывает лифт. Сейчас бы тепло одеться, взять сигареты, Ёнтана и выйти в парк, привычно кутаясь в пальто, да вдоволь поиздеваться над сознанием, воскрешая самые яркие моменты близости с тем, кто с первых минут встречи заставил участиться пульс. И пусть сначала это было не больше чем симпатией, здоровым сексуальным влечением, но после… После разбилось о короткий звонок. Хотя нет. Ещё раньше. В парке. Когда увидел ИХ, но не уходил, смотрел на их общение, прикосновения моментами откровенно трепетные, и кровоточил прямо на пожухлые листья, утрачивая былую нежность к забавному соседу, откровенно завидуя. Он правда думал, что Чонгук ТОТ САМЫЙ. Его. Но он, конечно же, не мог им оказаться, потому что уже стал ТЕМ САМЫМ для другого. И Тэхён тогда понял, что уже проиграл, даже не успев вступить в игру и ознакомиться с правилами. А сейчас, открывая квартиру ключом всё же позволил ярости выйти наружу, разбивая кулаки в кровь о немую стену подъезда, тяжело дыша и не сдерживая глухого рыка. Надо просто переварить произошедшее, посмотреть под другим углом, отнестись наконец-то к сексу так, как относятся к нему нормальные люди. Что скрывать, секс с Чонгуком вышел упоительно прекрасным. Даже неловкость не смогла разочаровать, вновь и вновь припоминая потрясающие по своей глубине эмоции. И надо бы поставить себе плюсик, засчитать победой, ведь он подмял под себя охренительного, сексуального парня, желающего его до откровенной дрожи в теле и голосе, только вот победа эта горчила на языке и пульсировала в голове. Если в этой ситуации кто и выиграл, так это Чонгук. Странно, что счастливым после этого он тоже не выглядел. Неужели совесть заела? Плевать! Плевать ему на его совесть, как и на него самого! Сейчас только, прогулка, сигареты, ночь. И гребаные флэшбэки из прошлого, где Тэхёну довелось самому быть на месте того, кому за спиной изменяли не раз, не забывая нежно улыбаться и сладко целовать, держа в телефоне контакт в избранных, нежно подписанный «МОЯ ЛЮБОВЬ». _______________________ Юнги отмыкает дверь своими ключами, Чонгук ему ещё в прошлый приезд отдал дубликат и сейчас Мин меньше всего заморачивался с тем, чтобы задуматься о нормах приличия. Какие приличия, когда тот, кого давно очень и сильно — сломлено и тихо просит приехать? Пришлось лететь, не обращая внимания на правила, стараясь вцепиться в руль так, чтобы руки дрожать перестали. Мелкий конечно довольно раним, плачет над дорамами, фильмами и порой даже над слишком грустной музыкой. Но он НИКОГДА не стал бы просить приехать, если просто очередной герой на экране разбил сердце не только актерскому касту, но и зрителю. Нет. Чонгук ценит Юнги и его на самом деле сложный график работы и жизни. По мелочам не дёргает и когда слишком тоскует не манипулирует, а прямо заявляет. Хоть и канючит, больше для сокрытия того, насколько же истосковался по глупому хёну. И сейчас страх дышал в спину на каждом повороте, на каждом светофоре. Чтобы едва войдя понять слишком многое… — Гукки~я, малыш, хэй? — на Юнги черный вязанный свитер с горлом и узкие джинсы, мешающие сидеть на корточках у кровати. Руки мягко ныряют в густые вихры, а глаза-сканеры считывают детали. Юнги видит отметины на шее, чувствует отголоски чужого парфюма и запах секса, отчего внутри все холодеет. Чонгук выглядит больным и притихшим. У него пылают щеки и совсем нездорово блестят глаза, когда он жалобно смотрит, не мигая. Задавать вопросы очень страшно, поэтому Юнги обводит взглядом комнату и тихо выдыхает, не заметив следов борьбы. Значит не все так страшно, да? Малыш просто расстроен? С ним же не произошло тех самых плохих вещей, от которых остерегают родители? Обычно девочек, да. Но, к ужасному сожалению, такое происходит и с парнями. — Что-то болит? — наконец роняет в гнетущую тишину и видит, как в глазах напротив что-то тухнет. — Ага. — сухим шепотом. — Поздравь меня, Юнни. Я потрахался. — Ты этого хотел? — самый страшный вопрос царапает глотку и вынуждает сердце биться о корень языка, тревожно, до тошноты. — Очень... И от этого «очень» стальные прутья лопаются, позволяя впервые за последний час полноценно вздохнуть. Всё херня, они со всем справятся, главное, что все эти отметины произошли по взаимному согласию. Остальное переживется, забудется, сотрется. — Пить хочешь? У тебя губы сухие, — Юнги предельно нежно касается припухших, искусанных губ подушечкой пальца. — Хочу. — Тогда сейчас принесу, — не давит, не просит рассказать, ждёт пока мелкий соберется с силами и решит, что хочет рассказать. Сейчас главное просто быть рядом. Чтобы ни случилось, это выбило его тонсена из колеи, и теперь важно вернуть все как было. Встав на ноги Юнги прошел в зону кухни, налил морс из холодильника, добавил в него теплой воды и вернулся со стаканом, уже более осмысленным взглядом изучая обстановку. — А где Бам? — Хрен знает, опять в шкафу, видимо. Не понравилось ему увиденное, — хмыкает Чонгук, буквально вливая в себя напиток, что наводило на определенные мысли. — Голова болит? — хмуро поинтересовался Юнги и не дожидаясь ответа приложил руку ко лбу, присвистывая: — Да ты горишь! — Да херня это всё, моя обычная реакция на стресс. Забей. — Аспирина? — Юнги смыкает челюсть так сильно, что зубы грозятся вот-вот раскрошиться. — Не, лучше обезбол. Найдешь аптечку? Чонгук разговаривает сухо и без эмоций, хотя час назад, когда взял трубку, эмоции били через край. Откат? Роясь в лекарствах Юнги лихорадочно дорисовывает картину целиком, силясь сложить пазл. — Держи. Сейчас запить принесу. — Не надо, я так. И тишина. Та самая, что гнетет ужасно, давит на мозг и звенит в ушах. Оставшиеся вопросы норовят сорваться с губ, но умирают раньше, чем размыкаются губы, потому что тягостно вздохнув, Чонгук открывает рот, чтобы сплошным потоком вывалить всё, что происходило с ним в эти долгие месяцы. Сначала заторможенно и сухо, но к концу выходя на эмоции, активно жестикулируя и предательски шмыгая носом. К концу повествования правда все чувства опять притупились, Чонгук выдохся, а Юнги бросил все силы на то, чтобы усмирить свой гнев и не броситься на разборки с грёбаным собачником, который не стал даже слушать того, кто случайно доверился не тому. Вновь. И только это «вновь» помогало остаться на месте, стараться анализировать беспристрастно, ну или хотя бы пытаться. — Выходит, он решил, что у тебя уже есть парень и ты… — И я ебусь направо и налево, пока его нет. Одним словом ШЛЮХА. Самое паршивое, что я чувствую перед ним вину. Мне кажется, я всё испортил. И сам секс, и мнение о себе, и наше общение… — Ты что такое говоришь? Какое мнение? — Юнги вспыхивает и резко встаёт на ноги. — Ничего блядь, что это твой ПЕРВЫЙ раз,.. — Он не знал, он… — Плевать! Он узнал бы, захоти он тебя хотя бы выслушать, а не потерял остатки разума, когда встал!!! Знаешь, какой самый простой способ узнать, что происходит? Спросить блядь! И если уж у него принципы и морали, то мог спросить, на что подписался!!! — к концу фразы дышит тяжело, со свистом, пытаясь унять ярость в груди. — Но ведь и я промолчал. Знаешь, наверно так лучше. Раз он подумал так обо мне, значит и видеть не захочет. Значит я не увижу его. Значит… — Значит получит пизды, если ещё хоть раз подойдет к тебе! — Руки хлопают по карманам в поисках сигарет, находят, крутят в руках. — Малой, в этой ситуации если кто и обосрался, то явно не ты. И не смей винить себя, слышишь? Я тебе что говорил, мудаки они все, мало честных и ответственных. И тебе ПРИДЁТСЯ это принять, потому что подобных уродов в жизни ещё много встретится. Вы хоть предохранялись? — ещё до получения ответа он понял всё по дрогнувшим губам и потупленному взгляду. — Нет, у нас не было средств защиты. — Прекрасно! – Тяжелый вздох, шорох, а после кровать проминается под чужим весом. — Завтра пойдем в клинику, сдашь анализы. И не спорь! — притягивает к себе, нежно целует в пылающий лоб, качает, как маленького. — С остальным справимся, веришь? Какой же ты ещё малой у меня, а? И глупый. Ребята в твоем возрасте трахаются налево и направо, а не ревут в подушку из-за того, что секс свадьбой не закончился, ну? В кого ж ты у меня такой невинный, Гукки? Ну тшшш, тшшш, поплачь. Я рядом. Я всегда буду рядом… Давай только всё же выпьешь жаропонижающее, а потом я помогу тебе искупаться. Хорошо? И Юнги впервые чувствует, как разрывается его сердце в груди от тихих всхлипов, затихающих постепенно. И впервые задумается о том, что, возможно, зря он все эти годы гнал от себя чуть ли не единственного человека, что действительно любит его бескорыстно и всем сердцем, боясь причинить боль, надеясь, что так откроет дорогу тому, кто сделает его на самом деле счастливым. Юнги всего лишь человек, и в своем стремлении сберечь допустил ошибку. И сейчас слепо винит себя за всё, пока мальчишка в его руках не затихает окончательно.