Каждый дрочит, как он хочет, или История одного соседства

Дым летит к потолку, рассеиваясь, наполняя комнату тяжелым запахом. Юнги лежит абсолютно голый, стряхивает пепел прямо на пол, наслаждается тишиной в голове. После, затушив окурок в полупустом стакане с виски встаёт, набирает воду в специальную миску, коротко трогает пальцами, проверяя температуру, удовлетворено хмыкает и возвращается к постели, чтобы поухаживать за Хосоком. Это обязательная практика, ритуал. Всего лишь один из пунктов в БДСМ сессиях. Но сегодня он нежен как никогда, мягко протирая тело, сплошь покрытое метками. У Хосока губа в крови и на теле множество следов чужого бесчинства, но ему это нравится. Нравится боль на грани и невероятное наслаждение приходящее после. Такое же острое, как взгляд личного мучителя. Хоби ведь тоже столкнулся с насилием слишком рано, и это оставило след. Теперь, ему просто необходима порция боли, которую следом сотрет оргазм, ошеломительный по силе, потрясающий, яркий. Ему нужно знать, что после боли теперь приходит нега. А за то, с какой лаской за ним каждый раз ухаживает Юнги, он, кажется, готов на эшафот взойти. Но сегодня что-то меняется неуловимо. Касания нежнее, и даже россыпь поцелуев — они столь нетипичны, что ставят в тупик, вынуждают напрягаться. Парадоксально, ведь в нормальных парах всё как раз наоборот. Да и не пара они, так, друзья по предпочтениям. — Ты со мной прощаешься? — дрожащий выдох и слишком откровенный вопрос. — Нет, — тихим выдохом над ухом. — Я с тобой заново знакомлюсь, Хоба. И чтобы прервать последующие вопросы, губы мягко сминают другие губы, утягивая в горько-сладкий поцелуй, какого у них ещё не было. Позже, лёжа в тишине, для обоих становится откровением, что секс может быть мучительно сладким, приносящим удовольствие не через боль, а нежность, когда одно дыхание на двоих, когда глазами прямо в душу, стыкуясь телами. Чтобы потом обессиленно в объятиях друг друга заснуть, продлевая полученное ранее удовольствие… Они подумают об этом потом, потому что когда придут мысли и время анализировать, хрупкий мир, образовавшийся подобно куполу, может рухнуть. _____________________ Чонгук кутается в куртку, переступает с пятки на носок и судорожно выдыхает в прохладный воздух облачко пара. Он нервничает, взвинчен до предела, а храбрость, казалось, наполнявшая до краев после ухода Юнги вдруг испарилась. Город ещё спит, а единственного такого же отбитого собачника в этот час не видно. И стоило бы обрадоваться, ибо это повод дать себе время выстроить новый сценарий, придумать кучу новых диалогов, выдохнуть спокойно. Но не получается. Отчаяние заполняет до краев, делая безоружным. А ведь сегодня ещё в универ топать, и так пропустил достаточно. Но когда Чонгук уже решается подозвать Бама, чтобы пойти домой, вдруг слышит за спиной тихие, сухие из-за опавшей листвы шаги и замирает. Сердце пускается вскачь, ладошки потеют и вопреки всему в животе разливается томление вперемешку со страхом. Гремучая смесь эмоций бьет прямо в голову, заставляя все вокруг закружиться на миг. Тем временем шаги становятся ближе, слышно, что становятся тише, осторожнее, словно боятся спугнуть, а у Чонгука от напряжения и так звенит в ушах и тишина на виски давит. — Привет? — тихое, едва слышимое приветствие гремит громче взрыва в этот час и что-то вдруг меняется. Чонгук разворачивается резко, оказываясь с Тэхёном лицом к лицу, не выдерживает, губы дрогнув ломаются уголками вниз. В сердце что-то колет от красоты парня напротив, от его низкого голоса и капризно опущенных губ. И так обидно. А ещё, оказывается, больно. С Юнги было иначе — мальчишеский запал и цели, там юношеская прыть была и здоровая наглость. А сейчас трепет в груди, смерч в животе, смешавший невесть откуда взявшихся бабочек и драконов с колючими ежами в один танец, и не понятно, отчего так сладко тянет в груди, но вместе с тем колет и печет, разливаясь жаром по венам. Пульс такой частый, что венка на шее вздувается, а в висках шумит. Тэхён выглядит расстроенным, не собранным, а под глазами тени. Сам же Чонгук выглядит ещё хуже, он знает прекрасно. Он не спал с той самой ночи, аппетит пропал совершенно и от постоянных мыслей в голове на лице словно стоит мрачный штамп. — Доброе утро, — хриплое, больше похожее на карканье вороны. — Не дают они нам поспать, да? — звучит так фальшиво, что оба морщатся, как от зубной боли. — Сейчас ты готов поговорить? — прямолинейно, как бы ни было страшно. По взгляду напротив понимает, что дискомфортно здесь не ему одному, и это подкупает внезапно. — Готов, — и руки в карманы пальто прячет, будто сдерживается. — Тогда я начну, а ты выслушаешь. Согласен? – дожидается кивка и, рвано выдохнув, продолжает. — Я не в отношениях. Знаю, тогда все вышло по-дурацки, но у меня было время, чтобы проанализировать свои ответы в тот момент, и признаю — я лажанул. Но и ты пойми — ты застал меня врасплох. Хочу, чтобы ты знал, что лёг я под тебя не из-за жажды приключений, Тэхён~хён. Я не изменял никому с тобой. Разве что изменил самому себе… Но это всё не должно влиять на тебя, я лишь рассказал тебе свою часть истории. Я пойму, если для тебя это как раз и был разовый, ни к чему не обязывающий секс. Ты просто не объяснил ничего уходя, сбежал так быстро и… Это задело, но вот я здесь и хочу узнать, что тогда произошло. Так что скажешь, мы сейчас расходимся здесь раз и навсегда или ты все-таки тоже хочешь выяснить что между нами?.. Тэхён молчит пока младший вавыливает на него всю сбивчивую, пропитанную какой-то ледяной горечью исповедь, внимает словам и борется с тянущей необходимостью всего своего существа заключить этого ребенка в объятия и не отпускать никогда. Конечно, у него была фора, ведь он слышал разговор Юнги, примерно знал, что облажался хотя бы в том, что сам придумал их отношения. Но слышать это всё вот так, с расстояния согнутой в локте руки — слишком. От него ожидают ответа, действий, чего угодно, и это вдруг бьет паникой по нервам. Но необходимость расставить все точки заставляет взять эмоции под контроль. И хотя бы извиниться для начала. — Я хочу извиниться перед тобой. То, что я сказал и сделал ранило тебя, я видел. Но был тогда слишком зол, чтобы анализировать твои и свои слова. Прости? — виноватый взгляд из-под чёлки. — Могу я задать ещё вопрос? Он мучал меня это время. — кивок в ответ. — Я был ужасен? — и тут Чонгук уже не выдерживает, опускает взгляд на носки ботинок, вызывая у старшего внутри щемящую нежность наряду с сильнейшим шоком. — Ужасен? — неверяще прилетает в ответ. — Ты?! — Я. — Чонгук, ты был каким угодно, только не ужасным. Я боюсь, что если скажу, что это был лучший секс в моей жизни, то ты решишь, что я просто балаболю. Но это так. Настолько хорошо мне ещё не было ни с кем. По… — Ты издеваешься? — перебивает младший, а обсидиановые глаза смотрят с обидой. — Это был мой первый секс. Первый минет. Даже я понимаю, что был плох… — Что? — у Тэхёна глаза огромные от шока, он берет подбородок Чонгука, в глаза заглядывает, нервно улыбается, в то время как чувство вины вновь ложится на плечи тяжелым плащом. — То! — нервно стряхивает с себя руку Чонгук. — Ты же услышал. Ну, это относится к сексу с живым человеком. Какой никакой опыт у меня был, как ты наверняка понял. — То есть ты настолько доверился мне?.. — шок все еще мешает связно мыслить, Тэхён волосы руками ерошит, тянет, будто это хоть как-то поможет мозгу осмыслить услышанное. — Выходит, что так, — жмет плечами парень напротив и отворачивается, смотрит вглубь парка. — Так что? Я жду вердикт и, если честно, нервничаю очень. Я уйду и не буду сюда приходить снова, просто скажи мне правду. Мне надо это знать, ведь… — Чонгук! — в него врезается взгляд измученных виной и бессонницей глаз. — Ты не был для меня разовым опытом. Я запал на тебя с первых минут знакомства, всё не знал, как к тебе подступиться. Боялся, что ты и вовсе не за мою команду. А потом… — нервно сглатывает. — А потом я увидел вас с Юнги. И сделал неправильные выводы. Всё, что случилось после — лишь следствие моих дурных умозаключений. Я не хочу, чтобы ты избегал меня. — Я не встречаюсь с Юнги, — зачем-то Чонгук и смущается абсолютно неуместно. — Я знаю, — тихий и хриплый ответ. — Чонгук? Ты простишь меня? А у Чонгука дурацкая улыбка на лицо лезет. И если от Тэхёна исходят волны вины, страха и сдерживаемой силы, то возле Чонгука должно быть искрит от облегчения и счастья. — И ты меня прости, я должен был тебе всё сказать сразу. Тэхёна ломает чужая искренность, близость, всепрощение. Он заражается улыбкой, светится ярко, пока сердце в груди так непривычно сходит с ума. Тэхён на самом деле привык быть сильным, смелым, жестким. В универе много тех, кто откровенно побаивается скромного на вид парня, но перед Чонгуком он вдруг становится таким слабым, открытым в своих чувствах. — Позволишь мне всё сделать правильно? — почти шепчет, касаясь ладонью мягкой кожи на щеках, бережно поглаживая большим пальцем скулу. — Конечно, — часто кивает Чонгук. — Я могу тебя обнять? — вместе с вопросом осторожный шаг, сокращая дистанцию до минимума и теперь их горячее дыхание смешивается, умирая в стылом воздухе. А у Чонгука от нежданной нежности в касаниях и взглядах подкашиваются колени, ему почти плохо от волнения и жажды большего. Под грудной клеткой хаос, он даже пару раз рукой похлопывает себя по груди, словно усмиряя дикого зверя. — Можешь, — отвечает разбито и тихо. Его в тот же миг крепко обнимают сильные руки, прижимая к себе, скрывая от враждебного мира. Чонгук пользуясь случаем тычется носом в ворот пальто и жадно вдыхает аромат, от которого однажды уже потерял голову, в то время как внутри сердце бьется как сумасшедшее от всплывшего в сознании одного лишь слова, которое, как кажется Чонгуку, идеально описывает его состояние прямо сейчас, в объятиях любимого человека… В английском языке, на Уэльском диалекте, есть такое слово: «cwtch». Когда нам страшно, плохо и грустно, когда мы чувствуем опасность, больше всего нам нужно, чтобы кто-то близкий сделал нам «cwtch». Это слово означает заключить в объятия того, кто нуждается в безопасности и тепле. Это слово передает состояние, когда тебя переполняют любовь и радость от существования в твоей жизни близкого человека — и эта любовь такова, что ты не можешь удержаться и словно пытаешься вложить ее в этого человека своими объятиями. И Чонгук впервые ощущает себя именно так в этих руках. В руках Тэхёна. В них — он дома. И это — самое сладкое откровение этого утра.