Каждый дрочит, как он хочет, или История одного соседства

Чонгук получает сообщение, нервно улыбается, в сотый раз проверяя свой внешний вид, берет ключи и сигареты, ласково треплет Бама, сетуя, что оставляет одного, на что собакен обижается и уходит вглубь студии. Завязывая шнурки отмечает, что дрожат руки от волнения. И это осознание бьет наотмашь. Чего он так разнервничался, спрашивается? Подумаешь, свидание! Тем более, что Тэхён пару раз уточнил, что одежда максимально простая, не на выход на красную дорожку. Это расслабляет, но интригует ощущение сюрприза, загорается в груди бенгальским огонечком, искрит и греет. Куда они отправятся? Что он такого придумал? От этого чудаковатого парня можно ждать всего на свете! Но, когда Чонгук выходит из подъезда, то его челюсть в свободном падении летит на асфальт. У подъезда стоит черный, как самая темная ночь, электромобиль марки porsche taycan стоимостью как пара вполне годных почек Чонгука, на который небрежно облокачивается Тэхён, оценив внешний вид которого, уже не только челюсть стремится упасть, но и весь Чонгук. В принципе, можно сразу к его ногам. На Тэхёне черная кожаная куртка, распахнутая, украшенная парой замочков, черная футболка, с V образным вырезом, открывающим ключицы, и джинсы, облегающие стройные ноги как вторая кожа. Взгляд исподлобья мигом охватывает всего Чонгука, но выражения глаз не разглядеть из-за ниспадающей челки, завивающейся на концах, на скрещенных ногах удобные туфли, на вид кожаные и дорогие. При виде Чонгука он улыбается ярко, улыбкой своей квадратной, светится, разглядывает. Но Чонгуку удивлять нечем, он в своей дутой куртке, под которой черная водолазка, плотные джинсы цвета индиго и тяжелые ботинки на шнуровке, но, судя по голодному взгляду даже такой повседневный вид смог произвести впечатление. Только от нервов не выходит улыбнуться, а в голову лезет слишком много вопросов. — Привет, Малыш. Ты выглядишь изумительно, — Тэхён облизывается, когда Чонгук подходит ближе. — Прокатимся? — Тэхёни~Хён, что за приколы? — официальное обращение срывается с губ случайно, с головой выдавая волнение. — Тебе не нравится? — выгнутая бровь. — Дело не в этом. Просто… — Малыш, давай мы просто хорошо проведем время? Не забивай голову. Доверься мне, я обещаю, что тебя удивлю, — Чонгуку остается только кивнуть, ведь этот чертов голос пробирает до мурашек, действует гипнотически. — Да ты уже, — смеется нервно и кивает на машину: — Объяснишь? — Не сегодня. Давай просто хорошо проведем время? И Чонгук опять кивает. А что ещё остаётся делать? ____________________ Юнги хмурится, потому что изначально, когда сообщения, отправленные на знакомый номер, оказались в статусе «не доставлено», то он сослался на загруженность сотовых операторов в преддверии праздников, но вот уже второй час «аппарат вызываемого абонента не отвечает или находится вне зоны действий сети…» отчего тревога липким ужом сворачивается в душе. Обиделся? Да, Юнги поступил ужасно, наплевав на его чувства, поддавшись необъяснимой тяге скрыть чувства за грубостью. После разговора с Чонгуком он был слишком разбит, зол и уязвим, пальцы тогда сами набрали нужную комбинацию, а руки привычно выкрутили руль по нужным поворотам. И ведь не отказал, приехал, провел ночь. Ночь… Никогда прежде, ни с кем ДО юнги не делил кровать для сна. Исключением был малой, с ним он спокойно спал на кровати, дышал им, баюкая в руках. Но то совсем иное, правильно? Чонгука не хотелось раздеть, не хотелось брать, проснуться рядом с сонным, лохматым Чонгуком, со следами от подушки на лице было привычно и комфортно. Не страшно. Проснувшись же с Хоби, волнение затопило такой силы, что включились все защитные механизмы, превращая в деспота, за что сейчас хотелось откусить собственный язык, выплевывая под ноги, чтобы никогда больше не говорил таких слов. Когда Юнги брал его, нежно, весь процесс заглядывая в топленый шоколад глаз, в душе творились невероятные эмоции, сметающие собой многолетние страхи. Наблюдать, как прекрасное, такое утонченное лицо искажает маска удовольствия, как он буквально задыхается, плавится, отдавая себя целиком, заламывая брови и кусая разбитые губы, это искушение достойное Сатаны. Хоби плавно извивался, как всегда тонко чувствуя ритм, подмахивая так искусно, словно в танце, позволяя погружаться так глубоко, как только позволит физиология, выгибая шею, с диком пульсом на ней, предлагая метить, но Юнги лишь целовал нежно, проводя языком по пульсу, продолжая ритмично входить в разморенное тело, не в силах на долго оторвать глаз от чужого удовольствия, то и дело вторя тонким стонам, потому что этот уровень они ещё не проходили, не сливались так плотно, что сердца чувствуются грудными клетками, смешивая два сердцебиения в один ритм. А потом Хосок сорвался, учащённо задышав и задрожав так мелко, изящно выгибаясь и кончая с его, Юнги, именем, произнесенным с таким надрывом, словно вложил немое отчаяние в каждую букву. Юнги сорвался следом, так мощно, так исчерпывающе, что захлебнулся собственным животным криком, не сразу осознав, что это он кричит… Его ломало от удовольствия так невыносимо долго, что потом сил не осталось ни на что, только на поцелуй. Жадный, голодный, но такой чувственный. Невозможно было отпустить, ещё долго, в темноте, руки блуждали по контурам, впитывая близость и чужой запах. В комнате повис тяжелый запах секса, но Хосок, мирно спящий в коконе из его рук, пах чем-то по-детски нежным, а ещё выглядел таким хрупким, что волком выть хотелось. Зная, что тьма скрывает багровые синяки, признаки удушья на шее, отпечатки боли на спине и ягодицах, страшные полосы на спине, многие из которых давно стали тонкими шрамами, напоминая, что Юнги — чудовище, которое однажды оставит такие шрамы вне комнаты, стоит лишь потерять контроль. Больше всего он боится именно этого. Стать зверем, который растерзает то, что должен оберегать. Поэтому утром, увидев все следы от укусов, засосы и гематомы, хотелось поскорее уйти, сбежать, только бы не видеть, только бы не представлять. Ещё и взгляд этот раненый, словно шрамы Юнги оставляет не только на теле, но и в душе. Юнги знает, что шрамы, живущие внутри, никогда не заживают и ноют не только на погоду. Они кровоточат постоянно, напоминая, что несмотря ни на что — ты жив. Неужели в попытке уберечь близких от себя самого он сделал только хуже? Эта мысль отрезвляет и, пока телефон очередной раз старается связаться с абонентом, он быстро одевается, движимый тревогой. Как бы там ни было, но Хосок НИКОГДА не опускался до игнора. И если хотел причинить боль, то зная все слабые места мог ударить куда прицельней. Даже целиться бы не пришлось, настолько как выяснилось он был беззащитен перед Хосоком. «Аппарат абонента…» начинает электронный голос, но Юнги с силой жмет отбой, сбегая с лестницы и садясь за руль. Он должен найти Хосока, даже если тот его просто пошлет — что ж это лучше чем все, что успел нарисовать в своей голове Мин. ___________________ Всю дорогу Чонгук силился не залипать на тонкие пальцы, сжимающие руль, но потерпел поражение. Дорогой салон пах сандалом и Тэхёном, а скорость заставляла утопать в мягком сидении. Восторг от езды в таком дорогом авто сменялся возбуждением, от вида красивого, уверенного Тэхёна, ведущего явно спортивный, мощный автомобиль одной рукой, подняв вторую к окошку в потолке. А потом Тэхён надел очки, повернул голову и подмигнул, и Чонгук подумал вдруг, что если его сейчас отвезут в лес — то он не то чтобы будет возражать. В салоне играло радио, плавно разливаясь ненавязчивой мелодией, а Тэхён так сексуально выкручивал руль опять одной только рукой, что Чонгук понял, что сейчас от возбуждения сгорит на этом сидении, так за всю дорогу не сумев отвести взгляд от водителя. Они то и дело увлеченно болтали обо всем и ни о чем, но Чон бы никогда не признался, что всю дорогу ждал, пока Тэхён положит свою свободную руку ему на колено, или бедро, как бывало в лакорнах. Но Ким остался джентельменом, безмолвно извиняясь за прошлое. Именно поэтому Чонгук не понял, куда они заехали, осознав, что пора выходить лишь когда усмешка на чужом лице стала слишком уж очевидной. Он залип! Какой кошмар… Вывеска на здании, к которому они отправились гласила, что это гончарная мастерская и отчего вопросов стало только больше. Но Тэхён уверенно вел именно туда, потому осталось только поддаться старшему в очередной раз. На ресепшене их встретили две милых девушки, выдали номерки и дали напутствия. — Нервничаешь? — лукаво вопросил Тэ, мимолетно коснувшись ладошки своими пальцами. — Скорее устал ничего не понимать. Зачем мы здесь? – и так большие глаза сейчас, под влиянием момента, распахнулись сильнее и выглядят ещё более глубокими. — Потерпи, сейчас всё узнаешь. Всё хорошо, ладно? Мы просто отдохнём и получим положительные эмоции. Если тебе не понравится, просто уйдем, хорошо? — Забей, мне просто непривычно, — бубнит себе под нос Гук, понимая, что ведет сейчас себя почти как ребенок. — Маааалыш, – хрипло звучит над ухом, — дай поухаживать за тобой. У Чонгука от этого голоса короткое замыкание в груди и тяжесть в паху. Ну что за черт? Это явно магия, не может же он сходить с ума всего лишь от тона голоса?.. Но любопытство перевешивает все остальное, когда они входят в выделенную им комнату. В ней низкие потолки, пахнет сыростью и чем-то ещё, тяжелым и спертым. Тут нет окон, но света достаточно от гирлянд у потолка и большой лампы у странного стола, на котором стоит такой же странный предмет, похожий на коробку с плоским диском внутри. Тэхён осматривается, снимает куртку, оставаясь в футболке и оголив руки, чтобы затем найти проигрыватель и включить музыку. 🎶 The Righteous Brothers «Unchained Melody» Нежная, старинная музыка льется из динамиков, завораживая. Тэхён мягко подходит к Чонгуку, тянет замок на его куртке вниз, помогая ту снять. — Расслабься. Ты выглядишь напряженным. Снова этот голос лишает воли, а когда сильные, длинные пальцы мягко оглаживают напряженную спину, то мурашки рассыпаются по всему телу бесконтрольно. Эта реакция собственного тела пугает и волнует. Тэхён тем временем вешает их одежду, подходит к странной конструкции и зовёт к себе. Чонгук подходит и с интересом оглядывается. — Это приспособление необходимо, чтобы изготовить предметы, например вазу, ну или пиалу, из глины. Приходилось такое делать раньше? — Нет… — завороженно шепчет Чонгук, во все глаза смотря на столь старинный инструмент. — Давай наденем фартуки, чтобы не запачкать одежду, а в остальном я тебе помогу. В конце ты сможешь забрать изделие домой. Можем миску Баму сделать, или чашку, как считаешь? – улыбается довольно, видя реакцию парня. — А ты? Ты умеешь? — Чонгук теперь уже смотрит с интересом на самого Тэхёна. — Да. И научу тебя. Это интересно, но порой неловко. В любом случае ничего не бойся и не переживай. — Я быстро учусь! — подмигивает с намеком на недавний разговор и улыбается. Парни надевают поверх одежды специальные фартуки ниже колен и удобно рассаживаются. Тэхён берет заготовленный заранее «мяч» из глины и протягивает Чонгуку. — Тебе надо хорошо размять её, чтобы выпустить пузырьки воздуха, которые могут там быть, приручить глину к своим рукам, — объясняет старший и Чонгук послушно мнет шар, что вначале плохо поддается, оставаясь твердым, но скоро смягчается. — Молодец! Теперь клади её вот сюда, в центр, и распределяй. Чонгук неуклюже разминает глиняный шар, расплющивая его по центру. — Что дальше? — Дальше я включу поворотный механизм, а ты, намочив руки, должен разгладить глину так, чтобы у тебя вышло более менее ровно. Видишь круги? Это диаметры. Бери первый диаметр, равняйся по нему. Звучит щелчок, а за ним мерное гудение гончарного круга. Чонгук смачивает руки, укладывает их поверх куска глины и громко фыркает. Под руками словно живое существо, откликающееся на каждое касание. Тэхён просит добавить больше воды, его слушаются и вновь обнимают коричневый пласт, мягко сминая. — Вооот, хорошо. Теперь ты должен наметить середину. Не бойся использовать много воды. Смачивай руки, клади сверху, как только наметишь цель, то большим пальцем правой руки и указательным левой начинай проникать в середину, прямо в центр, постепенно растягивая края. Всё это сказано спокойным, бархатным голосом, но звучит так интимно и двусмысленно, что на щеках вспыхивает пожар. Действуя по предложенному алгоритму пальцы с трудом проникают в глину. Она поддается плохо, приходится смочить руки ещё. Непокорная глина сдается, образуя небольшой круг, который пальцы тянут к краям, расширяя. — Да, так, ты так хорошо справляешься! Теперь давай вместе, я покажу, как придать форму. Тэхён опять щелкает чем-то, меняя скорость, щедро смачивает руки в воде и садится сзади, на софу, окружает своим телом, укладывая свои пальцы поверх чонгуковых. — Я буду плавно руководить твоими движениями, а ты просто следуй за мной, хорошо? — над самым ухом. — Хорошо… – ответить удается лишь полушепотом. — Смотри, мы должны максимально расширить края и слегка вытянуть кверху. Но нужно чувствовать глину, чтобы не порвать. Чонгук чувствует, как Тэхён мягко давит на его пальцы, а потом плавно тянет вверх-вниз, снова растягивает к краю и вверх. — Надо убрать лишнюю влагу со дна, погоди. Тэхён отключает гончарный круг, берет какую-то штуку, все это время лежащую в углу стола, похожую на мини посох, просит убрать руки, промакивает дно, выжимает в специальный разъем стола, повторяет действие. — Ты часто тут бываешь? — с нескрываемым восхищением спрашивает увлеченно наблюдающий Чонгук. — Именно здесь впервые. Но одно время я увлекался гончарным искусством, поэтому решил, что тебе это может понравиться. А если нет, то так ты просто немного ближе узнаешь меня. Опять щелчок, гудение, и они принимаются за дело с удвоенной силой. — Мне нравится. Это необычно. Но кажется, без тебя я бы не справился. Она плохо поддается! Близость будоражит, волнует, а интимная и такая необычная обстановка вокруг и вовсе сбивает с толку. Чонгук уверен, что в обычных мастерских нет такой музыки и освещения. Он замечает полку, полную различных глиняных изделий, и думает, что это самая странная вещь, которая случалась с ним. — Ты просто ещё не научился её чувствовать. Вот смотри, — он легко давит и вдруг ведет наверх, глина послушно вытягивается, становясь длиннее и тоньше. — Ты волен сделать из нее что хочешь, она будет тебя слушаться и покорно следовать за руками. Главное понимать, что рвётся там, где тонко. Ласкай её, приручай, и она тебе покорится… Чонгук дышит глубже. Магия этого места завораживает, но слова, выдыхаемые на ухо, обжигают все внутри. Их пальцы красиво танцуют по материалу, лепят искусство, влажные, уже сплошь покрытые грязной водой, но это незабываемый опыт. — Теперь смотри, надо чуть уплотнить край, хорошо? Я поведу, следуй. И Чонгук покоряется, а сам себя чувствует глиной, что плавится от близости. 🎶Hurts “Stay” Четыре руки плавно скользят, ваяют из глины, Тэхён берет в свои руки кисти Чонгука, смачивает, возвращает на место, а тот и дышать забывает. Расслабляется, уже и сам неплохо процессом управляет, начинает понимать, что говорил Тэхён. Чувствует, как под напором, если чуть надавить, стенки становятся тоньше, как если подвести кверху и ослабить, получается бортик. Его гипнотизирует процесс, увлекает. Столько сил и концентрации требуется, чтобы создать простую миску! Неужели раньше посуда и впрямь была на вес золота? Если бы так каждую тарелку пришлось делать, Чонгук точно берег бы каждую, как зеницу ока! А ещё кувшины, чашки, вазы… — Неужели раньше столько сил уходило только на посуду? — выдыхает пораженно. — Устал? — мягко спрашивают на ухо, отправляя колкие мурашки путешествовать по телу. — Нет, но это заставляет задуматься… – отвечает немного нервно, потому что чуть не накосячил, легонько вздрогнув от голоса. У Чонгука хаос в груди и мыслях. Это пьянит, дурманит и определенно останется ярким пятном в воспоминаниях. На свидания для того и ходят, да? Чтобы наполнить жизнь обоих эмоциями от момента? Тогда Ким Тэхён заслужил титул лучшего пикапера, переплюнуть подобное явно будет сложно. За прошедшую ночь Чонгук рисовал в голове сотни вариантов их встречи, от глупых и дерзких до банальных, даже чертов ресторан всё же прокрутил в голове, но до гончарного мастер класса додуматься не смог. Какие вазы? Какая глина? Когда в квартире, что он снимает унитаз на кнопках, выполняющий даже функции вызова врача и полиции! Да и рос он интересуюсь, как и многие сверстники, играми на компьютер, порнухой, да тем, как денег побольше заработать. Нет, он смотрел дорамы и лакорны, мог даже расклеиться под некоторые, но это… — Раньше все было иным. Вещи ценились куда больше, ведь на их изготовление уходили поистине огромные силы, но и чувства тоже имели другое значение. Их тоже берегли… — невесомый поцелуй в висок, а мурашки по рукам и ногам приподнимают волоски. — Хотел бы родиться в другую эпоху? — Нет! — смеется искренне. — Живя в этом времени я могу позволить себе окунуться в прошлое, насладившись подобными вещами, как мы сейчас, но при этом имею доступ в интернет, доставку еды, телефон с кучей функций, да и многое другое, что делает жизнь комфортной. А ты? — Я определенно доволен временем, в котором живу. До встречи с тобой как-то и не задумывался, как жили раньше. — Значит мне удалось удивить тебя? — спрашивает нежно. — Вполне! Такого я и ожидать не мог! — А чего ты ждал? — Тэхён выключает круг и смотрит на их творение, мягко отпускает руки, вновь убирает влагу со дна глубокой миски. — От банальных прогулок по городу, до похода в оперу. Но ни единой мысли о таком… Тэхён вдруг вновь берет руки Чонгука в свои, ласково гладит пальцами и вдруг кладет подбородок на плечо. — Я сам не ожидал, что вспомню, как все делать, да ещё и тебя обучу. Ты прекрасно справился. Посмотри, как здорово у нас вышло! И раньше, покажи ему кто непримечательную, коричневую миску, он бы и внимания не обратил. Но сейчас, сделав это своими руками, волнуясь за исход в процессе работы, да ещё и в паре с Тэхёном, понимает, что для него это выглядит шедевром. Ведь Чонгук прочувствовал каждый бок, каждую стенку в ней, он ваял края, сам растягивал упругий, строптивый материал вначале, грел своим теплом. А после, тепло ей отдавали уже двое. — Мне очень нравится! Не могу поверить, что мы сделали её! Да ещё с первого раза! — Если тебе нравится, мы можем иногда приезжать сюда. На самом деле миску сделать не так сложно, с кувшинами и вазами сложнее, особенно работая на скорости, но ты отлично учишься! — отстраняется и сидит опираясь на руки старший. — А ты придешь со мной? — оглядывается через плечо. — Я бы попробовал! Это и правда интересно! — Приду, Малыш. — Тогда я за! — улыбается ярко Чонгук. — И следующее свидание за мной! Ты не против? — Ммм, ты зовешь? — Зову. Ким Тэхён, пойдешь ли ты со мной на свидание? — Всенепременно, Чонгука~. А теперь давай снимать наш шедевр? Его должны будут обжечь, чтобы глина превратилась в керамику. — И как это сделать? – хмурится. — Мы же все испортим! — Ну нет, у этого тоже есть свой метод! Тэхён легко встаёт, немного разминает ноги. Достаёт моток лески, отрезает длину. — Смотри, сейчас покажу я, а потом будешь делать сам. Надо натянуть леску, как струну, прижать к доске и… — пара ловких, плавных движений, за которыми сосредоточенно следят. — И срезаем. С леской это легко, раньше приходилось пользоваться конским волосом, представляешь? Чонгук не представляет. Он следит за парнем, слушает его и отчаянно боится слушать себя. И своё сошедшее с ума сердце. Они приводят себя в порядок под все еще льющуюся плавную музыку. Чонгук безнадежно залипает на Тэхёна, на его сильные руки, плавные движения. Стройный, высокий, гибкий, притягательный, он подходит, нарушая личное пространство, смотрит в душу и сердцебиение опять шалит. — Пойдем? Надо отнести миску, а завтра подъедем за ней, уже готовой. — Можно будет мне её забрать? — Конечно! Ты хорошо поработал, Гуки~. Идем? Тэхён ухаживает, помогая надеть куртку, на что Чонгук смеется и подкалывает. Они выходят наружу, словно телепортируясь из другого мира. Тот мир был закрытым и пах сыростью и друг другом, в том мире посуду нужно делать руками, а музыка проникает в самое сердце. В этом же есть окна и за ними густые сумерки, яркая пульсация города, плотный трафик машин. В этом их провожают, забрав миску, дарят улыбки в свете флуоресцентных ламп. В этом их ждёт на парковке дорогущая машина, возвращая ворох мыслей. — Не расскажешь, у кого угнал? — скрывает любопытство за усмешкой Гук, ныряя в салон. — Обязательно расскажу, Малыш. Но не в этот раз, ладно? Оставим эту историю скажем… на пятое свидание? — сев в машину он заводит мотор и смотрит. — А мы будем ходить на свидания следуя правилам? — выгибает бровь младший. — Ну, я бы попробовал. — машина мягко выезжает с парковки. — Ты возражаешь? — Что ж, давай попробуем. Тогда, если следовать правилам, то и целоваться нам можно не раньше третьего? — играет кольцом пирсинга в губе, провоцирует. — Ты плут, Чонни~. Но что ж, значит будем действовать по плану. Оставшуюся дорогу они то и дело смеются, подшучивая, провоцируя, шуточно переругиваются за плейлист, гоняя радио по волнам. Чонгук обзывает джаз стариковским, а на явную попсу уже Тэхён закатывает глаза. Время в пути пролетает незаметно, а теплый свет от фонарей заливающий салон навевает грусть. Так быстро все закончилось, хотя в гончарной, как оказалось, они провели около двух часов! Подъехав к дому Тэхён не стал глушить мотор, лишь сел боком, чтобы видеть лицо Чонгука в полумраке салона. — Спасибо тебе за прекрасный вечер, Господин Ким. — тот непонимающе смотрит. — Господин? — Учитывая твои замашки, мне стоит обращаться так. Или как раньше обращались? — Сабо-ним? — тепло улыбаются ему. — Не дождешься! — громко фыркает и смеется. — До завтра? Поедем туда же? — Да, съездим заберем. — С меня свидание. Хорошо? Только не жди, что мы будем кататься на карете и посетим павлинью ферму. Мне нечем удивлять, но я попробую не разочаровать, — улыбается Гук, а у Тэхёна от этой теплой улыбки в груди все переворачивается. — Ты сам по себе удивительный, так что обещаю, что приду. И да, спасибо за прекрасный вечер. Мне очень понравилось. — Не помнишь, что там на первом свидании, целоваться нельзя? — звучит с вызовом. — Только в щечку. Чонгук плавно наклоняется, чуть меняя поворот корпуса, выставив руку, упираясь в дверь позади Тэхёна, другой же держась за сидение, смотрит прямо в глаза. У обоих зашкаливает пульс, распаляя, сбивая дыхание. Чонгук прикрывает глаза, закусывает нижнюю губу с кольцом, выпускает наружу и вдруг невесомо касается влажными губами щеки. Тэхён не успевает сдержаться — рвано, разоблачающе выдыхает. По телу проносится дрожь от простого безобидного касания. Чонгук резко отстраняется, сдерживая улыбку. — До завтра, Господин Ким! И покидает салон авто, оставляя улыбающегося и полностью деморализованного Тэхёна, который понимает, что терпеть с поцелуями до третьего свидания будет невероятно сложно. ______________________ Дома никого не оказывается, Юнги уверен, что ледяная тишина за дверью и отсутствие света не говорят о трусости жильца, затаившегося внутри. Он лишь отчаянно лупит напоследок по двери кулаками, взревев, и уходит, игнорируя лифт. На улице довольно людно, Хосок живет хоть и не в центре, но район один из самых динамичных. Жизнь тут кипит почти всегда, вот и сейчас то тут то там гуляют взрослые и подростки, парочки и одиночки, а также небольшие стайки друзей, весело обсуждающие что-то, наполненные весельем и жизнью. Юнги кажется, что он, в неизменном тотал-блэк, стоя растерянно спиной к подъезду, лишний на этом празднике жизни. Он не вписывается в него, весь заполненный тьмой внутри. Он не помнит, чтобы в его жизни была ласка и любовь. Может были? Когда-то? Пока отец не решил, что для того, чтобы воспитать настоящего мужчину, необходимо закалять. Не ледяной водой и одеждой не по сезону, нет. Строгим графиком и побоями, которые постепенно вошли в расписание так плотно, что стало ясно — к воспитательному процессу они не имеют отношения. Родителю нравилось ощущать власть, показывать силу. И, однажды, Юнги не выдержал. Он пиздецки устал, у него тогда не клеилось в жизни, перспективы на будущее пугали, а в клубе, куда его по счастливой случайности привел бывший парень, всё никак не попадались нормальные сабы. Оттого напряжение скинуть не удавалось вот уже вторую неделю, и именно в этот момент он посетил родительский дом, чтобы нарваться на отца, который, видимо, истосковавшись по дракам, накинулся на него почти с порога. И Юнги взорвался. Помнит, как кричала мать и младший брат, как под руками страшно ходила ходуном чужая шея, а тело, прибитое к полу, мощно дергалось, шлепаясь о ламинат как рыба. Как потихоньку затихал под ним тот, кто всё его детство мучал всю семью. И Юнги осознал. Он оторвал руки от чужого горла будто обжегшись и так резко вскочил на ноги, что чуть не упал. От напряжения и страха его качало, пока мать поливала водой ублюдка, а Юнги лишь молился, чтобы тот оказался жив. И как только тот все же сделал первый, ужасающий, хриплый вдох, волнение отпустило. Жить будет, остальное не важно. Именно тогда он вновь пошел в клуб — в полном раздрае, мечтая усыпить демонов внутри, да голоса в голове, твердящие, что он только что чуть не убил человека, родного отца. Что ему понравилось это ощущение, как чужая жизнь находится под ладонями. Хрупкая настолько, что пары минут крепкой хватки достаточно, чтобы отобрать. Тогда Юнги смирился с тем, что он монстр, превзошедший своего отца. Именно тогда он и встретил Хосока. Парня, который кончал от удушения, умоляя быть грубым. Их обоих тогда не слабо штормило от страсти и боли, они терзали друг друга с таким упоением, что в какой-то момент было страшно, что обеспечен сабдроп. Но Хоби выдержал, поблагодарил, даже номер не поскупился оставить. С тех пор неизменно уже четвёртый год они то и дело катались в клуб, срывая маски, обнажая уродства. Это должно было остаться качественным сексом, подходящим обоим, не более. Но тогда почему сейчас Юнги чувствует сжирающую его боль внутри от пропажи человека, которому накануне плюнул в душу? Почему тогда Хоби не огрызается в сообщениях, не обвиняет взглядом? Как они к этому пришли, а самое главное — как все исправить? Ответов у Юнги не было, поэтому набрав ещё раз знакомый номер и получив не менее знакомый за эти часы ответ, он отправился в бар. — Куда же ты пропал, Хоба? Паршивым было и то, что несмотря на то, что Юнги обнажал себя перед ним не только телом, но и душой, сам Хосок тем временем оставался закрытым. И сейчас это впервые так сильно ударило по сознанию. Будь у него хоть одна зацепка… Увы, даже тогда он бы не смог предотвратить беду.