***
— У тебя сегодня до скольки занятия? — Тэхён нежно смещает руку на колено Чонгука, продолжая вести машину и мягко гладит. Чонгук сидит в выглаженной форме, за которой бегал утром с такой скоростью, словно от этого зависит его жизнь. — Не позднее трех освобожусь. А у тебя? — А я под тебя подстроюсь. Напиши, как можно будет тебя забрать. — Хорошо. Спасибо тебе... Мне кажется Юнги оттаял. — Меня больше беспокоишь ты, — мажет по любимому лицу серьезным взглядом. — Ты видел фото этого… Хосока? Так вроде? — Не видел. Но я видел, как это сломало Юнги, — вздыхает тяжело. — Никогда его таким не видел. — Чимин на удивление с ним тоже мягок. Обычно его стервозная натура лезет вперед него! — усмехается. — Ой, не наговаривай! Чимин просто булочка! Такой классный. И очень красивый, — сказал, а сам насупился. — О да, он не рассказывал, но ему поступали предложения для съемок в журнале. И не каком-то там, а в W Korean! Представляешь? — И он отказался? — шокировано смотрит Чонгук. — А зачем ему? Он сказал, что свое фото оставит только рядом со статьей о том, какой он крутой специалист. А к этому ещё идти и идти, так что… — Почему именно психология? — Там много причин. Я одна из первых. Из нас двоих я чаще всего влипал в дерьмо, с которым он по итогу помогал справиться. А потом… Потом с его братом произошла трагедия. И Чимин решил для себя, что сделает всё, чтобы помочь. — Что-то серьезное? — В машину, в которой находился брат Чимина, Намджун, и его беременная жена Сохи, влетел байк. В попытке вырулить автомобиль выкинуло на встречку, где было не миновать столкновений, что собственно и произошло, в конце автомобиль врезался в защитное ограждение. Байкер погиб на месте, более пяти пострадавших попало в больницу с легкими травмами. Ребенка спасти не удалось. Это стало настоящим ударом для семьи. Намджун словно замкнулся. Чимин говорит, что он продолжает делать вид, что ничего не случилось, но его не самом деле словно подменили. — Ужас какой! Даже представлять не хочу, что он пережил... Он взрослый очень, да? — Нет, ему только двадцать семь. Хён, конечно, но не старый. — улыбается Тэхён. — Жаль, что ты увидишь его уже таким. Ну, если он придет, конечно. До этой трагедии сложно было называть его хёном. Это просто Бог разрушения, в руках которого все ломалось, как у ребенка. Да и веселья ему было не занимать. Всегда легко подхватывал самые сумасшедшие идеи. — Ты с таким теплом о нём говоришь. — Мы с Чимином выросли вместе, а Наму был для нас близким другом, братом, да кем угодно. Никогда не стучал на наши шалости, оберегал и защищал. Он потрясающий, как впрочем и Чимин. Мне повезло встретить таких людей на своем пути... — Им с тобой повезло тоже! — запальчиво перебивает Гук. — Ты очень заботливый и внимательный. Уверен, что они любят тебя не меньше. — И ты не ревнуешь? — улыбается, а в голосе провокация. — Только немного. Но сам понимаю, что это глупо. Просто Чимин… Он… Он и правда такой красивый… — Теперь видимо стоит ревновать мне? — легко смеётся, пока машина плавно заезжает на парковку. — Ни в коем случае. А что же, ревнуешь? — глаза блестят, в них смешинки. — Ну, я же человек. Вдруг тебе Чимин понравится и всё, бросишь меня? — они паркуются на почти пустующем пятачке, задом к зданию университета. — Даже не думай, что так запросто от меня избавишься! — задорно смеётся Чонгук, отстегивает ремень безопасности и смотрит игриво. — И мысли не было, — вторит теплой улыбке, смотрит в ответ и всё думает, как сложно сдержать себя, когда вот так, в душном салоне, когда снег за окном и вселенская тяга под ребрами. — Я не уйду от тебя вот так легкомысленно. Я привык и вовсе быть один, без отношений, но с тобой пересмотрел некоторые взгляды на жизнь, — улыбается. — И не смотря на красоту Чимина, тебя я нахожу самым привлекательным. Насмотреться не могу. — Оу,— Тэхён так очевидно смущается, улыбнувшись и смешно покачав головой, пряча взгляд. — Ну всё, теперь я готов пасть к твоим ногам. — К ногам не надо, это не удобно, а вот поцеловать можешь. И кто такой Тэхён, чтобы отказать? Даже по сторонам не смотрит, нагибается, двигаясь по сидению, рукой тянет к себе и тут же целует. Глубоко, мокро, жадно. Соскучился. И по тому как голодно ему отвечает Чонгук становится ясно, что это у них обоюдно. Они стукаются коленями, салон слишком узкий, но размыкать губы никто не спешит. Чонгук торопится губами, спешит и крепко втягивает поочередно то одну, то другую, сам же телом хочет ближе, тянется доверчиво, сводя с ума. Дыхание срывается моментально, заполняет шумными вдохами-выдохами через нос салон, а от накала страстей потеют окна. Тэхён смазывает поцелуй, перейдя на скулу, игриво прикусывает за подбородок, тут же легонько чмокнув и отстранившись. Лицо Чонгука пылает, с трудом уложенная причёска уронила прядь на лоб, а глаза лихорадочно блестят. — Я готов тебя съесть, Гиацинт. Ну невозможно же отрываться от тебя, — грудным голосом говорит Тэхён и вновь целует. На этот раз мягче, раскрывая рот, чтобы плавно скользнуть внутрь языком, ласкать им изнанку, так чувственно, что дрожь по телу. Чонгук обнимает за шею двумя руками, нежно гладит кожу у линии роста волос, скребется тонкими, маленькими ногтями, млеет. У него трепещут ресницы и мелкой дрожью исходит всё внутри. Сладкая истома заполняет до краев, плещется у горла, и когда Тэхён углубляет поцелуй, сплетая языки, Чонгук тихо и откровенно звучит самой лучшей музыкой для ушей. Тонкий, хрустальный стон побуждает вспыхнуть изнутри пожаром. Тэхён громко и так привычно урчит прямо в губы и прикусив нижнюю оттягивает. — Гиацинт, я не могу от тебя оторваться. Если мы сейчас не остановимся, то я просто увезу тебя в ближайший мотель и буду целовать так долго, чтобы ты говорить не мог. — Звучит как план! — смеётся хрипло, но совершенно темный, влажный взгляд выдает истинные желания. — Мне тебя так мало. Даже когда ты спишь в моей постели, даже сейчас, когда так близко, – трется щекой о щеку и нелепо бодает головой. — Хочешь меня? — провокационно улыбается и цепляет нижнюю губу зубами. — Постоянно, — хрипотца в голосе выдает желание. — Я… Их отвлекает шум машины, оба нехотя отодвигаются на приличное расстояние и смотрят, как рядом с ними паркуется черный Порш. Некоторое время просто наблюдают, как оттуда выходит парень, ловко обходит машину, открывает пассажирскую дверь и выпускает наружу девушку. Она в короткой юбке, белой шубке, с рассыпанными по ней тяжелыми локонами, на которые моментально ложится снег. Она смирно ждёт, пока он закроет двери и поставит блокировку, подойдет к ней, переплетая пальцы и оставив нежный поцелуй на щеке поведет в сторону главного входа. Реальность проникая в тихий салон отзовется тоской под ребрами, потому что не смотря ни на что для двоих, укрытых от снега толстым металлом, подобное проявление чувств на публике порицаемо. И они не то чтобы ставили себе целью брести на пары держась за руки, но когда у входа уже Чонгука окликнет Минхо всё, что он сможет позволить себе это махнуть Тэхёну рукой на прощание и изобразить пальцами трубку телефона, обещая позвонить, как освободится, не смотря на то что губы фантомно покалывает от жарких поцелуев, а в животе всё ещё тепло и томно.***
— Чем займёмся? — тут же радостно спрашивает Чимин. — Не знаю, — задумчиво отвечает Юнги. — Я всё думаю, как попасть домой. У меня не осталось ни ключей, ни бумажника. Ни сотового. Звонить мне некому, но и быть без связи туго. — Тебе нужны услуги медвежатника? — Кого? – хмурится. — Ну типа, что может вскрыть замок? Или как ты собираешься туда попась? — Да не знаю я! Думал может мастера вызвать? Слесаря например? — И что он тебе сделает? Расфигачит дверь? Внутри запасные есть ключи? — Есть. — Отлично. Тогда дело за малым – надо эту дверь вскрыть. И говорит это так деловито, словно ежедневно вскрывает и двери, и сейфы и черт знает что еще. Юнги и сам с появлением денег ввязывался в разные круги людей, но будучи нелюдимым от природы, глубоко ни в кого не падал и к себе не подпускал. За одним только исключением, укатившим в университет. Чимин же тем временем уже ловко стучал по экрану мобильника пальцами и Мин едва сдержал усмешку. Мало того, что на чехле у блондина висела мягкая игрушка Микки-Мауса, так ещё и на ногтях нежно-розовый маникюр, только безымянные были венчаны ещё и черной клеткой. Смело. Но Чимин не парился. Жил в свое удовольствие, красил ногти и волосы, таскал мобильник с игрушкой и при этом искал в его недрах человека или людей, которые бы могли вскрыть дверь. — Короче смотри, Вонпиль сейчас за городом, часа через три будет в Сеуле, — деловито говорит завершая переписку. – Дай адрес, куда ему подъехать? Вскроем тебе дверь и ты сможешь туда попасть. Так что занятие на это время я нашел. Сейчас что поделаем? Ты ещё не проголодался? — разговаривает так же как и улыбается. Ярко, искристо, искренне. Так, что хочется слушать мягкий, журчащий голос. — Ты всегда все так легко решаешь? Даже ну, если о помощи не просили? — нарочно колется, потому что нельзя никому приближаться, помогать, дружить. На Мин Юнги впору табличку крепить: «не влезай, убьет», для таких вот добрых и альтруистичных натур. — Не, если хочешь, я отменю. Ноль вопросов, — дуется так очевидно, что вызывает умиление. — Зачем? Уже ведь договорился. Чимин, спасибо, я не прошу помощи и принимать её тоже не умею, но это не значит, что не нуждаюсь в ней. И нет, я не голодный. — Ну, знаешь, мне не сложно. Посмотрим кино? — Ты прям фанат, да? — Просто шилозадый. Ну, а что, сидеть будем? Смотреть в стену? — Окей, фильм так фильм. Опять ужасы? — Я уже видел Тэхёна с утра, на сегодня хватит с меня кошмаров, — отмахивается вызывая в ответ на слова улыбку. — Давай драму? — А комедии ты всегда игнорируешь или только по вторникам? — криво улыбается. — Кто в нашем универе был, тот над комедиями не смеётся, — изрекает Чимин глубокомысленно, с видом заправского философа. — Иди в комнату, я принесу пожрать и приду. — Сколько же в тебя влезает? — Смотря что ты имеешь ввиду, — острит и смотрит дерзко. — Я парень вместительный. Юнги ошарашено глядит на него, брови удивлённо ползут вверх. — Если ты таким странным образом пытаешься меня клеить, то зря потратишь время, — выставляет оборону автоматически. — Ты не в моем вкусе, расслабься, — ничуть не обидевшись отмахивается — Иди фильм включай. Так и быть, можешь даже комедию, — и спешно уходит на кухню. Правда просмотр заканчивается провалом, на этот раз по причине того, что Чимина буквально выключает прямо на середине, он роняет тяжелую голову на плечо Юнги и тот поморщившись спихивает спящего на подушку, но после того как сходит покурить и вернётся обратно сжалится, устроит поудобнее, даже пледом прикроет. Во сне Чимин выглядит беззащитно, подгибает колени и кладет сложенные ладошки под щеку. Его губы, полные и яркие смешно складываются уточкой. И эта картина выносит мозг своей обыденностью. Юнги же изнутри смердит, выдыхает медленно, но так тяжело, словно плотность изменилась, пройдя путь от свободы до нутра Юнги и обратно. Боль притупилась, притаилась на задворках. Первые волны боли напоминали, что ты жив. Сейчас же психика защитила себя, утопив эмпатию, сопереживания и боль в болоте, припорошив зловонной жижей. Юнги хочет её, жаждет, вожделеет. Боль по Хосоку означала бы, что он несёт наказание за каждое слово. Хосок мертв, боль смыта водой, омыла его даже изнутри. Там где он находится, чем бы это ни было, будь то даже конец всего, как есть, без рая и ада, реинкарнации и прочего дерьма, за которое цепляются люди, – боль ушла. Ушли сожаления, страхи и вина. Ушла вся грязь чужих липких мыслей, карточный домик плавно уронил последнюю карту. Он своё отстрадал, сломавшись в один миг. Отмучился. Настало время страдать палачу, но ощущается так, словно всю боль с собой уже забрал тот, кто меньше всего её, боль эту, заслужил. Позаботился, так сказать? Проще поверить в это, чем принимать мысль, что пустота внутри это то самое, что должен испытать человек, повинный в смерти другого, дорогого сердцу человека. Но боль ощущается размыто, на периферии. Так бывает, когда пьешь обезболивающие при низком давлении. Голова не болит, ты просто ощущаешь упадок сил и тяжелый пульс в висках. Только таблеток от душевной боли выпито не было, отчего же грудь не разрывает от тоски? Не текут слёзы, рот не распахнут в рыданиях, а под ребрами просто тяжесть, как в желудке при переедании. Тяжесть мыслей придавливает, ощущается физически, плечи опускаются. Юнги натужно встаёт, тихо плетётся в коридор, достаёт сигареты, накидывает куртку и уходит на балкон. Дым оседает в легких, въедается в волосы и кожу. Внизу снуют люди, спешат куда-то, живут, строя планы. Даже сам Юнги вписан в планы, хоть и совсем не в свои, просто поплыл по течению. А что дальше? Как-то жить, работать, мечтать? Однажды пришлось вырывая крылья с мясом пешком ползти вверх, уворачиваясь от летящих камней, стиснув зубы перебиваться дешевой едой, от которой скручивало желудок, чтобы после позволить себе ещё не всё, но многое. Мечты любить и быть любимым не было в списке, просто ночами настигали обезоруженный мозг мысли. О том, что если родиться не сломанным, да в здоровой семье, то можно потом по жизни руку чью-то держать, делиться прожитым днём и дыханием. Ругаться, мириться, выбирать фильм на вечер и блюдо к обеду. Болеть, позволяя партнеру варить для тебя бульон и таскать градусник, а после и самому заботливо изучать назначения врача и поправлять край одеяла, сберегая тепло. Только это не для волчат, пришедших в мир без всяких там половинок, пришедших в одиночку. Больше он такой ошибки не допустит, не позволит себе войти в чью-либо жизнь, потому что как оказалось они, жизни эти, бывают хрупкими. Flashback.🎶Tattoo Loreen Звуки всюду, На небе нас осудят. Я найду по звёздам Путь к тебе…
У Юнги нервно потеют ладони, а губа вся обкусана, сухая и шершавая. Так повелось, что он стал инициатором встреч, взвалив не только роль доминанта в постели на свои плечи. Всё катится куда-то не в то русло, это и так понятно. Уже год как из партнеров только Хосок. И если до этого их встречи проходили не чаще чем раз в две недели, то сейчас каждые выходные проходят в стенах клуба. Вчера они уже виделись, упивались друг другом, бросаясь в омут грязи, боли и похоти сразу как закрыли дверь казенной комнаты. Хосок целовал голодно, с напором, вжимая в стену, безумно улыбаясь, когда терял одежду. Просил нетерпеливо, стонал громко и развязно, подставляясь под грубые толчки, умолял не останавливаться, хрипел от хватки на шее, но всё равно выглядел слишком желанным. Юнги сносило крышу, он брал его четырежды, пока не пришло время уезжать, а приехав в свою маленькую квартирку ещё долго не спал, меряя шагами пространство, потому что внутри нервным осознанием билась мысль о том, чтобы бросить все и ехать к нему, забрать хрупкого парня к себе. Чтобы что? Трахать ещё? И ещё? Пока организм не велит остановиться? Только не помогает это. Перестало помогать, Юнги насытиться им не может, жадный и голодный, с обостренным инстинктом собственника и волчьей верностью, которая мешает даже смотреть на других. Юнги нежно хранит в глубине души светлые чувства к Чонгуку, но набирает сообщение не ему. Юнги любит Чонгука, но не вспоминает о нём, когда превышая скорость мчит дождавшись ответа туда, где его ждут. Хосок сбегает со ступеней, улыбается ярко, а садясь в машину приносит с собой аромат лета. Его кожа смуглая и теплая, острые коленки торчат нелепо из-под задравшихся шорт. Ненавязчивый парфюм заполняет легкие, а рука сама тянется к бедру, гладит, ласкает, пока машина, громко зарычав мотором, срывается с места. Хосок откидывается на сидении, прикрывает глаза и улыбается, позволяя трогать себя, пока за окном плавно наступает душная ночь, прогоняя солнце за горизонт. В спальне с БДСМ атрибутикой они алчные, хищные, сумасшедшие. Но сейчас, пока колеса шуршат по асфальту они обычные. Хосок работающий в кожно-венерологическом диспансере рядом с Юнги оживает, ластится, греется. Худой такой, что вещи висят как на вешалке, зато срывать их так удобно, когда похоть застилает глаза. — Ты ел? – все же не смог удержаться. — Нет, не успел. Когда ты написал я только вернулся с работы. — Тогда предлагаю сходить куда-то и перекусить, а то ещё свалишься в обморок. — В ресторан нас точно не пустят, дресс код не пройдем, — веселится Хосок указывая на свой прикид. — Это их проблемы. Значит сделаем выручку менее претенциозному месту. В тот вечер они так и не доехали до клуба, потому что задержались в кафе просто болтая, а потом пошёл дождь. Летний, но с грозой и громом, омывая прожаренные за день здания. Бежали до машины стараясь укрыться одним пакетом на двоих, позаимствованным у пожилой пары, а после жарко целовались в машине, заставляя окна потеть. Юнги трясущимися руками завел машину, чтобы, петляя, выехать в район гаражей и темных улиц, по которым в этот час разве что крысы сновали туда-сюда. Мотор ещё не остыл, когда Хосок, перебравшись на заднее сидение спешно избавлялся от шорт с трусами, а после седлал худые и такие бледные бёдра, сцеживая стоны сквозь стиснутые зубы. Юнги же вбивался с силой, оставлял синяки на теплой коже цвета мокрого песка, жмурился до белых мушек перед глазами, чтобы не потерять контроль, шумно дышал через нос и переходил на бешеный животный темп. По салону разгулялись тяжелые выдохи, срывающиеся на сиплые стоны, пока машину мыли тугие струи дождя, барабаня по крыше. Они не болтали никогда во время секса, но сейчас Хосок, задыхаясь от быстрого ритма и захлёбываясь кайфом, зачастил с именем, теряясь полностью в моменте, цепляясь за него, как за последнее реальное. Кончал он бурно, и так красиво, вздрагивая худым телом, распахивая губы и ломая брови плаксиво, что Юнги любовался, до последнего не закрывая глаза, даже когда сам с глухим и хриплым рыком излился глубоко внутрь, продлевая своими последними, самыми крепкими толчками чужой оргазм. Хосок разбито подрагивал после, пока Юнги гладил его спину и плечи, мягко крыл поцелуями шею и что-то шептал. Было душно до одури, а тела покрылись липким потом. Обратно ехали молча и Хоби разморило в пути. В мятой одежде, с каплями спермы на футболке, тщетно оттираемой влажными салфетками, съехавшей с одного плеча. Юнги тогда катался по городу несколько часов, чтобы не будить, и довез до дома лишь тогда, когда под шелест дождя и мерный шум колес и сам начал клевать носом. Так привычно отпускать не прощаясь, сказав сухое «я напишу», а после стоять возле подъезда не глуша мотор, задумчиво стуча пальцами по рулю, думая, что совершил ошибку и после этой поездки придется вновь собирать себя, как пазл, наращивать искусственный лёд, надевать шипы. В ту ночь ему снилась улыбка Хосока и смех, а песочная кожа блестела на солнце капельками воды. Flashback and. Сейчас на улице зима и холод, а Хосок увековечил себя на фотороботе ленты новостей и целой фотосессии для сотрудников морга, а Юнги давно уже не собирает себя и не взращивает шипы, ведь они растут сами, обладая завидной регенерацией. Сигарета истлела под тяжелыми мыслями и пришлось подкуривать вторую. Порыв ветра старался помешать, но ловкость рук сделала кончик сигареты красным и Юнги крепко затянулся, облокачиваясь на ледяные края балкона. В голове продолжали хороводом крутиться мысли и воспоминания, а в груди так привычно затянулась петля. Удавка для души.***
Чонгук спешит на парковку, пытаясь не бежать так очевидно, но ноги сами несут туда, где, как он знает, ждёт Тэхён. Они списались ещё на прошлой перемене, но вот только последняя лекция задержала и сейчас внутри всё клокотало и толкало в спину. — Привет! — ярко выпаливает, ещё не до конца заскакивая в салон, крутится на сидении, скидывает куртку и бросает назад. — Привет, Гиацинт, — нежно вторит Тэхён и смотрит с таким теплом, что под ребрами разгорается пожар, — я так соскучился. — Пожар красит щеки и разгоняет пульс. — Я тоже, — выходит так пылко. Чонгук бездумно облизывает губы и дышит глубже. Тянется в руки человека за рулем, к которому влечет так сильно. Хочется упасть в него не метафорически, а сесть сверху, накрывая собой, плавно погрузиться минуя ткани и кожу, минуя мышцы и сухожилия, провалиться внутрь, минуя даже кости, смешаться с кровяными потоками, раствориться в нём, бегая по венам с каждым ударом сердца. Чонгук трясет головой и улыбается своим мыслям. Совсем дурной стал. — Ты голоден? — Техён не спешит выезжать, смотрит тягуче. — Нет, я обедал. А ты? — Я тоже. Что ж, тогда сразу в ТЦ? На нас важная миссия по закупке продуктов. Иначе завтра все будут хлестать алкоголь под лёд из морозилки. — Да, конечно, поехали. Как день прошел? Тэхён сдается магии притяжения и нежно целует в губы, не отвечая, переваливаясь через коробку передач, нежно оглаживая пылающие щеки. Чонгук остро реагирует на это, целует отчаянно, словно Тэхёна вот-вот отберут. Снег перестал идти час назад и сейчас им такая выходка может стоить дорого, но так тяжело оторваться. Тэхён толкается языком в распахнутый рот, вылизывает его, нагло, жадно, жарко. Чонгук руками вслепую находит бедра Тэхёна и мнет их, гладит, в опасной близости с пахом, ловит ртом урчание и теряет голову. Целует с напором, сам языком в язык толкается, а потом плотно обхватывает губами и сосет. Тэхён подается ещё ближе, руками скользит по шее, задержавшись, чтобы мягко сдавить, в этот же момент углубляя поцелуй, скользит открытыми ладонями по плечам, массирует их, напирая, доминируя, подминая под себя. Чонгук разворачивается корпусом, ноги разводит, сам же горячо гладит внутреннюю часть бедер Тэхёна, ощущая жар, исходящий от него. Тесно, жарко и неудобно, но это заводит моментально. В голове воспоминания о том, как это тело может гибко извиваться, вдавливая в матрац. Тэхён ласкает тело горячими ладонями сквозь рубашку, стискивает талию, тонкую но такую крепкую, интуитивно дёргает на себя, перебирая губы напротив, плотно обхватывая своими, страстно вгрызаясь в такой готовый на все, распахнутый навстречу рот. Чонгук стукается коленом о панель и смелеет, положив руку на ширинку хёна. Под пальцами грубая ткань, металлический замочек, а под этим всем горячая плоть. Такая твердая! Тэхён давно готовый, возбужденный, жаждущий. И Чонгук стонет глухо, массируя пах, потому что чувствует, как на это реагирует сам парень, с нажимом скользит ладонью вверх-вниз, а после давит большим пальцем на головку, натирает верхушку сквозь грубую ткань. Обоим откровенно сносит голову, Тэхён стонет и сжимает бёдра, а после и вовсе шипит котом, когда Чонгук ускоряется. Целоваться выходит плохо, мешает сорванное дыхание, а ещё они кусаются, пытаясь тем самым остыть и остудить, но выходит наоборот. У Чонгука потеет ладошка, такой жар исходит от Тэхёна, и он трется ею, скользит ниже, сжимает крепко яица, надавливая на ствол и начинает массировать. У Тэхёна дрожь по телу и окатывает душной волной от самой макушки до поясницы. — Блять… Всссс…— он сквозь зубы тянет воздух и откидывает голову назад. — Я так скучал, — шепчет жарко и ускоряется — С ума сходил на лекциях. Так хотел тебя, Тэхён. Черт, какой ты красивый. Тэхён дышит часто и поверхностно, а глаза начинают слезиться. Живот напряжен и подрагивает от грубой ласки. В паху ломит так, что больно, но эта боль перекрывается другой, жгучей, саднящей. Белье промокает от смазки и холодит кожу. Тэхён мстит, дрожащими пальцами проникает под рубашку и больно щипает соски с проколами, и сам дёргается бедрами, поймав надломленный стон. — Черт! — хрипит Тэхён и подмахивает под движения руки, трется о неё сам. — Чонгук! Чонгук, блядь, тише, я… Оооох, черт!!! Чонгук одними пальцами проникает под ремень на брюках, минуя резинку и мягко скребет мокрую головку. — Хочу тебе подрочить, — судорожное признание отзывается внутри похотью. — Мы на парковке блядь! Но Чонгук уже ловко справляется с ремнем и молнией, оттягивает белье, под облегченный вздох. Тэхён спиной загораживает боковое окно и радуется, что поставил машину в самом конце, у стены, а сзади окна скрывает тонировка. Чонгук смотрит хищно, пока рукой рвано двигает, размазывая смазку по члену, дышит тяжело и затрудненно. Тэхёна мажет по салону, оргазм накатывает слишком быстро, сказывается накаленная обстановка, обостряющая все в несколько раз, он смыкает руки на сидении, краснеет кончиками ушей от пошлого звука, но сам толкается в руку. Чонгук вдруг убирает руку, лишая разрядки, ёрзая неугомонно смачно плюет на неё и вновь кольцует изнывающий орган. Тэхёна подбрасывает от ощущений, он бьется головой и стонет. Чонгук дрочит жестко и грубо, ускоряясь ещё сильнее, быстро-быстро двигая рукой. Тэхён не то воет в зубы, не то скулит, сжимает бёдра, задышав часто-часто. — Сюда идут, — хрипло шепчет Чонгук и Тэхён матерится сквозь зубы, пытаясь одновременно прикрыться рубашкой и оглянуться через плечо. Чонгук, посмеиваясь, убирает руку и садится как положено, пока Тэхён изо всех сил старается дышать ровно, краснеет всем лицом и шеей, и сводит ноги, прячась под руль бедрами. К своему авто идет пара, которую ребята видели ещё утром и Тэхён вцепившись руками в руль повержено роняет голову туда же. — Черт, ты не Гиацинт, ты настоящий дьявол. Я за малым не кончил на парковке университета, – глухой стон разносится по салону. — Жаль, что не успел, — смеётся Чонгук. — Тебе весело? — дождавшись пока пара скроется в авто, Тэхён наспех приводит себя в порядок и морщится, пытаясь застегнуть штаны, потому что стояк никуда не пропал. — Я запомню, Малыш. Посмотрим, как будешь умолять меня. — Готов начать прямо сейчас, — провокационно улыбается, толкаясь языком в щеку, хоть у самого чуть ли не дымится ширинка. — Прости, я правда скучал, — и по довольному лицу разве что слепой не увидит, что раскаянием там и не пахнет. — Ты просто невыносимый, ясно? – смеётся Тэхён и выезжает с парковки, стараясь не сильно обращать внимание на возбуждение. — Ну, ты сам такого выбрал, — пожимает плечами и улыбается. — Что, за продуктами? — У меня есть идея получше, — и то как он подмигивает, обещает так много, что Чонгук на миг зажмуривается, скрывая горящий взгляд. Они приезжают к бесконтактной мойке, в дороге слушая музыку и бесконечно подкалывая друг друга, а так же перекидываясь произошедшим за день. Уже заезжая внутрь, Чонгук ощущает, как учащается пульс. — Мойка? Серьезно? Решил помыть тачку? — скептически гнет бровь. — Почему бы нет? — хитро смотрит и щелкает языком — Я оплатил программу, рассчитанную на десять минут. Успеешь кончить? — по автомобилю ударяют тугие и тяжелые струи, шумя шипящими звуками. — Время пошло. Тэхён опускает сидение и на максимум двигает назад, превращая его в лежанку и зовёт к себе одним пальцем. Чонгук чертыхается и перелезает к нему, ударяясь, кажется, обо всё на свете, и тут же впивается в губы, нагло перехватывая инициативу. Целует глубоко и жарко, трахая рот Тэхёна своим языком, кусает губы, мнет своими, в это же время спешно пытаясь расстегнуть ремень и ширинку. Тэхён сам разгорается ярко, рычит приглушенно в губы, тянется к чужим брюкам и расправляется первым. Член наливается и твердеет прямо в руке, Чонгук громко стонет и разрывает поцелуй, упираясь лбом в лоб, добираясь до такого желанного естества. — Дай я сам, пожалуйста, Тэхён, — просит, мажет поцелуями по щеке, ведёт до уха и прикусывает мочку остренькими зубами. — Я не продержусь, — отрицательно качает головой Тэ. Но Чонгук мягко убирает его руку, неловко приспускает с себя штаны и тянет ниже одежду Тэхёна, а после без пауз обнимает оба члена и принимается ласкать, сразу переходя на быстрый темп. Он почти лежит на Тэхёне, который сдавшись просто постанывает в такт движениям рук. Чонгук толкается в руку, скользит, имитируя толчки, дергая тазом и Тэхён впивается пальцами в его задницу, крепко сжимая и сминая в процессе. Они целуются одичало, в этом нет нежности, только страсть и похоть. — Нравится? — прямо в губы. — Да-а! Можешь жестче? — Так? — Чонгук проворачивает ладонь так, чтобы больший обхват достался Тэхёну, слегка царапает нежную кожу и принимается жестко дрочить, едва справляясь с темпом. Тэхёна выгибает с сиплым «даааа», и Чонгук вгрызается в его распахнутый рот, заполняет своим языком и толкается внутрь, подстроившись под движения руки. Он грубо лижет его изнанку рта, глубоко и мокро, так чертовски грязно, что кругом голова. А ещё сводит с ума то каким нуждающимся выглядит Тэхён, дрожа от перевозбуждения, открывая себя, предлагая, будучи раскатан увесистой тушей прямо по сидению. Чонгук притормаживает, стучит большим пальцем по головке и давит, на что тело под ним гнется и крутится, но он в издёвку мягко ласкает чувствительное место возле уздечки, держит ствол пальцами, почти болезненно врезаясь ноготками и плавно покачивается, потираясь своим членом по напряженному и затвердевшему до предела. — Чонгук! — рычит Тэхён и дёргается. — Тише! — улыбается проказливо. — Ты же говорил, что я буду умолять? — с издевкой произносит и тут же крепко давит и дёргает вниз, выбивая стон. — Тебе пиздец, обещаю, — угроза смазывается двойным стоном, потому что Чонгук не медлит и начинает грубо двигать рукой, подводя к разрядке. Сам не может сдержаться, стонет, толкается теперь судорожно, пытается теснее обхватить два крупных члена. У Чонгука голос мелодичный, стоны вырываются такими красивыми, что пробирают до самой души. — Сильнее, давай сильнее! Тэхён просовывает свою руку меж тел и помогает Чонгуку создать более плотное кольцо, а ещё задаёт темп, грубый, животный, кусает Чонгука за скулу и протяжно стонет, когда он всхлипывает тонко и начинает содрогаться от оргазма. Тэхён слетает следом, облегченно вжавшись в Чонгука. Они кончают долго, заливая семенем руки и животы. Спермы так много, что она пачкает и одежду, а оргазм кроет волнами, то накатывая ярко, то отступая, щекоча сладкой истомой низ живота. Это сокрушает и деморализует, на время лишая всех органов чувств, но обостряя чувственность. — Мне определенно нравится мыть с тобой машину, — смеётся Чонгук и кряхтя слезает с распятого Тэхёна, стараясь не выпачкать салон. — С тобой опасно находиться наедине, — вяло отбивает сказанное и, глубоко вздохнув, садится. Пока сверху льется пена они приводят себя в относительный порядок и смеются, потому что рубашки измяты до той степени, что ни один утюг не помог бы, даже окажись он под рукой прямо сейчас. Влажные салфетки заканчиваются, а в салоне теперь есть пакет с мусором, забитый грязными комками с лимонной отдушкой. Они успевают даже лениво поцеловаться, перед тем как настанет время уезжать. В торговый центр приходится ехать стремительно обгоняя плетущиеся машины, но Тэхён выдыхает, получив сообщение от Чимина, что их с Юнги тоже унесло по делам. Что ж, значит можно не спешить, но даже если бы и пришлось, то оно стоило того, чтобы ловить на себе остаток вечера косые взгляды, ведь Гиацинт не уходит мыслями в себя, расслабленно жует фруктовую жвачку и лениво комментирует уходящий день. Они обсуждают список продуктов, что понадобятся для готовки, прикидывая сколько и чего предстоит сделать, чтобы накормить голодных мужчин не только в праздник, но и сегодня. И Тэхён ловит себя на мысли, что хочет проводить так каждый свой день, только бы рядом был этот красивый, сексуальный, но нежный парень. Возможно, у него правда получится стереть всех призраков прошлого с картины настоящего?