Каждый дрочит, как он хочет, или История одного соседства

Сокджин медленно выдыхает через нос, дёргает плечом, а после трет устало переносицу пальцами венчанными тонкими серебряными кольцами. — Приятно познакомиться, — возвращает взгляд красивых, усталых глаз Тэхену, не глядя на Чонгука. — Что ж, я много времени не отниму. Не думал, что ты не один, не приперся бы. Ты просто знай, что все хорошо, ладно? Не хочу уезжать с тяжелым сердцем. И да, Тэхен~щи, с днём рождения. Прости, что слегка опоздал. Сборы они знаешь такие, да. Он встаёт, кладет небольшую коробочку на стол и молча уходит. Спина прямая, как и взгляд, ничего не выдает внутренней агонии. А может и нет её вовсе? Тэхен притих и пару минут мечется между тем, чтобы дать ему вот так уйти и тем, чтобы проводить. На выручку, как ни странно, приходит Чонгук: — Проводи его, не думаю, что он сказал всё, что хотел. Жалеть же будешь, — бесцветно подталкивает. — Если тебе неприятно, то… — Иди! — чуть резче, чем хотелось. — Все нормально. Потом поговорим, если захочешь. И Тэхен рвет с места, под звук хлопнувшей двери, оставив Чонгука наедине с мыслями. Сокджин неторопливо покидает квартиру, но замирает, слыша окрик. Поворачивается. — Подожди, не уходи, Сокджинни, — просит тихо. — Куда ж я? Ты вон бегаешь за мной. Не стоит, ты не в моем вкусе, —шутит, улыбается. Только улыбка натянутая и фальшивая насквозь. — Прости меня, — и глаза в пол. Нет сил смотреть. — За что? За шикарный секс? Я ж не дурак, да и на девицу красную не похож вроде. Глупо злиться и обижаться на то, что перепих под алкоголем после душевных разговоров свадьбой не закончился. — Я не должен был пользоваться этим. — Этим? — Выгибает бровь, хмыкает, а после и вовсе хохочет, а отсмеявшись продолжает: — Из нас двоих если кто и воспользовался ситуацией так это я. Знал же, что в другое время ничего бы не вышло. А так урвал свой кусочек счастья, хоть тоже права такого не имел. А вообще отнесись к этому проще, жизнь не заканчивается на безответной любви, а хороший трах и вовсе говорят для здоровья полезен. Всё? Душу очистил? Я могу идти? — Я не на исповеди, я серьезно. Не хотел расставаться на такой паршивой ноте. Джин, мне правда жаль. Но думаю, что нам и правда лучше не общаться. — Говорю же: порядок. Не забивай голову, ладно? Меня ждёт новая страна, новые знакомства, горячие япошки, ммм. И да, я твой выбор поддержу, но оставлю за тобой право в любой момент позвонить или написать, рад буду услышать, а вот ждать намерено не стану. Так что грустить некогда будет, и ты не грусти. А мальчик у тебя хорошенький, жаль не пообщались совсем. Берегите друг друга, надеюсь, что ты нашел свое счастье. Всё, целоваться не будем, я правда спешу. Тэхен не находится, что сказать, провожает взглядом спину некогда такого родного и близкого человека. Так уж сложилось в их компании, что парни сблизились за счет ориентации, ведь это та часть жизни, которую и скрыть непросто и открывать страшно, а тут все друг перед другом открыты, словно нет претензии общества и презрения окружающих. Они не искали намеренно, но видимо радар нежно голубого цвета помог высечь из общей массы тех самых. Только для Сокджина встреча с этой компанией стала фатальной. Он слету влюбился в шкодную улыбку, звонкий смех, родинки. А потом узнал душу сложного парня и… пропал. Скрывать с каждым днем становилось сложнее, но и влезать в отношения друга не то, что не хотелось, это было табу, ведь Тэхен, глубоко влюбленный и счастливый, рядом с Луханом светился изнутри. С их расставанием вопреки здравому смыслу появилась надежда, рухнувшая тогда, когда алкоголь и разбитые сердца толкнули в объятия. Ночь выдалась бурной и жаркой, каждый брал от этой ночи по-максимуму, стараясь утешить свою тьму. Тэхен старался забыться в крупных, но нежных руках, чтобы хоть на пару часов под веками не крутился порно фильм сломавший его пополам, Сокджин же изо всех сил, всеми атомами тонул, прижимал, вдыхал, опьяневший от счастья и близости, уверенный, что это шаг к большему. Утро разбило мечты одного и вернуло демонов другого. Тэхен тогда по больным и тоскливым глазам понял всё сам, извинился, не желая уточнять ни временных рамок, ни глубины чувств. Испугался. Сбежал. Тогда внутри не было ресурса, чтобы помочь кому-то, себя едва тянул. А сочувствие в таких ситуациях ранит сильнее тишины, вот из двух зол как говорится. А сейчас, кажется, сбегал Сокджин. И хотелось верить, что в светлое будущее, отрубая, отрезая бывшего друга, оставляя в прошлом — от слова прошло. Зайдя в квартиру обнаружить Чонгука на кухне не удалось, и от этого внутри коркой стянуло внутренности, хоть и било осознание, что он не ушел, ждёт просто в другой комнате, но сомнения все же подняли голову. Но, как и ожидалось, парень нашелся в спальне. Лежал поверх покрывала и скролил ленту инстаграма. — Гиацинт… — Почему ты не сказал, что у тебя день рождения? — разворачивается так резко, что шея хрустит, а бездонные глаза смотрят обиженно. — Потому что всё завертелось как-то и стало не до этого. — Завертелось? Ты о проблемах Юнги или о нас? Тэхен осторожно подошел к кровати, присел и мягко коснулся колена. — Обо всём, если честно. Прости, я не мог и подумать, что для тебя это важно. — Ты в своем уме? — против воли начинает злиться на абсурдность ситуации. — Как ты мог подумать, что для меня не имеет значения день твоего рождения? — Как ты мог заметить вечеринок я не закатываю и поздравлений не принимаю. Так уж повелось. Просто не люблю этот день. — Я не ждал вечеринок, но я ведь даже не имел и шанса сказать тебе хоть на словах поздравления. Вместо этого свалился на твою голову, еще и с Юнги, пользуясь твоим гостеприимством, мешая нормально отдохнуть. И мне на самом деле неприятно, когда приходит человек, которого в твоем окружении я никогда не видел и не слышал конкретно от тебя даже имени, поздравляет тебя с днём рождения, а я стою и хлопаю глазами, понимая, что вообще не вдупляю, что происходит. Это обидно, знаешь ли. Ты совсем не доверяешь мне? — Дело же не в доверии! — выставляет оборону. — Чонгук, я просто лажанул, ладно? Не хочу сейчас оправдываться. И у моих друзей правда не принято меня поздравлять, Сокджин это сделал скорее просто как прощальный жест, только прикрылся праздником. — Но твои друзья как минимум в курсе, когда у тебя день рождения. Знаешь, если бы ты просил не устраивать из этого дня шоу я бы понял. Не тупой. — Злишься, да? — вопрошает устало. — Я бы наверно тоже злился. Прости меня, я каждый раз обещаю тебе не косячить, но вдруг происходит нечто, что выливается вот в это. — Не дави на меня сейчас! Не смей! Я твоим обещаниям верю, понимаю твои доводы, но да, злюсь! И ревную жутко. Кто он? Просто друг, зашедший перед отъездом? И просто смотревший на тебя как щенок на хозяина? — Просто друг, с которым я переспал после расставания с Луханом, — тяжело вздыхает, но остается предельно честным. — Для меня это было просто сексом по-дружбе, как бы это ни звучало, для него, как выяснилось утром, всё было чуть сложнее. Я сбежал, впрочем, ничего нового, и до сегодняшнего дня мы не общались. Прости, что тебе пришлось стать свидетелем этого. — Надеюсь вы не сосались у лифта на прощание? А то там где он, в тебе все клише мира оживают! — Чонгука несет, если бы он успел проанализировать, то ужаснулся сам себе. — Ты правда так думаешь, что я смог бы? Чонгук всё ещё прекрасный, хоть от укладки не осталось ничего, а рубашка помялась и скукожилась, лежит и смотрит так, что молнии летают. Не так планировалось это утро, ох не так. — Ну, как мы выяснили я могу много о тебе не знать? Не Ким Тэхен, а тайна Мадридского двора! — Я не хочу подрывать твое доверие. Прошу, дай мне время освоиться. Новые отношения для меня оказались сложнее, чем я мог подумать. — Я не знаю, Тэхен. Всё так… Странно. Мы ходим по кругу и у меня если честно уже закружилась голова. — Ты же не уйдешь сейчас? — и так это сломлено звучит, что внутри ёкает. — Прогоняешь? — Ни в коем случае. Скорее боюсь. — Не уйду. Но мы просто поспим, хорошо? У меня не то настроение, чтобы заняться сексом. — Само собой, Гиацинт, я не трону тебя, пока сам не попросишь. — Не попрошу, точнее не сегодня. Иди первый в душ, я кровать расстелю. И не думай, что я закончил. Утром на свежую голову поговорим нормально. — Спасибо тебе за всё, — кивает и встав с тяжелым сердцем выходит из комнаты, не заметив, как строгий взгляд Чонгука осыпается, становясь уязвимым. Чонгук открывает глаза от того, что его лицо лижет Ёнтан, он понимает, что спал от силы два часа, потому что мысли мешали заснуть, а теплый и домашний Тэхен за спиной прожигал кожу сквозь слои пижамы. Всё это отразилось на качестве сна и сейчас вставать совершенно не хотелось, но пушистый нарушитель спокойствия имел на этот счет другое мнение. — Тана, прекрати! Всё, всё, я встаю! — бубнит Чонгук и озирается по сторонам. Тэхена рядом не оказывается и он хмурится. Покурить вышел? Ёнтан, увидев, что парень встаёт, спрыгнул с кровати и пушистой юлой закрутился у ног. Чонгук сел на край, потер глаза пальцами, усиленно вытаскивая себя наружу из лап Морфея. Выйдя из комнаты, чуть заплетаясь в ногах он услышал на кухне звук, словно что-то упало, а ещё мерный стук. Дверь оказалась закрыта, и ничего не осталось, как пройти туда. С утра ревность отпустила и хотелось просто обнять своего парня, уткнуться в шею, вдыхая такой необходимый запах, раствориться в нем. Ведь пора смириться с тем, что у Тэхена есть прошлое, в нём есть люди, которых вероятно он не до конца отпустил, но и сценами ревности не добиться ничего хорошего. Так думал Чонгук, открывая дверь. Просто тянулся атомами к тому, от кого пульс с ума сходит. Поэтому открывшаяся картина не сразу подкосила ноги. Тэхен стоял боком ко входу, упираясь руками в столешницу возле мойки, а сзади него примостился Сокджин, методично вбиваясь в разомлевшего, такого родного, который прямо сейчас подмахивал каждому движению и едва слышно постанывал, стукаясь коленом о дверку внизу. Именно этот звук и слышал Чонгук. Сокджин заметил вошедшего, хищно улыбнулся, стиснул стройные бёдра руками и перешел на жесткий темп, от которого Тэхен уронил голову вниз, захлебнувшись стоном. Смотреть на это невыносимо, тошнота подкатила к горлу, а в висках застучали молоточки. Только ноги ослабели настолько, что казалось для падения не надо даже шевелиться. Тэхен тем временем заскребся по столешнице, выгнулся в спине, выпрямляясь и звучно застонал в голос, кончая, содрогаясь в руках Сокджина продолжающего вбиваться глубоко и жестко. Чонгук звонко шмыгнул носом, даже не заметив, что плачет, привлекая внимание к себе. Он видел, но уже как со стороны, как на звук резко повернулся Тэхен, как в ужасе расширились его глаза, как он трепыхнулся, желая выбраться из хватки Сокджина, но тот лишь навалился всем телом, продолжая трахать, до шлепков, пошло и громко, поглядывая на разбитого парня, однобоко улыбаясь, словно получая от этого извращенное удовольствие, и принялся кончать, зарычав сквозь стиснутые зубы, не выходя из Тэхена, накачивая своим семенем. И вид чужого оргазма окончательно доломал что-то внутри — зажимая рот ладонью Чонгук попятился прочь, спотыкаясь о собственные ноги, мечтая по щелчку пальцев оказаться подальше от этого места, но осознавая, что эта картина будет преследовать его до конца дней. Воздуха стало не хватать, грудь сдавило стальным обручем, а в голове поселился страх, нарастающий звоном в ушах. Тело задеревенело, а руки начали трястись. Короткие вдохи словно не могли пробиться сквозь тугой узел внутри глотки, а сглотнуть его так и не вышло, как ни пытайся. Хотелось кричать, но вокруг воздух превратился в тонны воды, лишающие этой возможности. Хотелось дышать. Хотелось жить. Не слышать, как сердце заходится под грудной клеткой, то критически замедляясь, пугая до усрачки, то разгоняясь до верхней отметки. Чонгук рухнул на колени, потому что ноги окончательно подвели, и стал судорожно расстегивать пуговицы пижамы, ведь казалось, что воротник подобно удавке стягивает шею, только вот это не помогло, ощущение петли так и осталась. Паника затапливала до краев, а ощущение того, что прямо сейчас, в эту секунду ты умираешь покрывало льдом внутренности. Неужели так все и закончится? На полу, в чужом доме, застав парня за изменой? Как жалкий трус? Но желание жить превалировало над гордостью и Чонгук сделал попытку добраться до кухни, со свистом и жуткими хрипами втягивая воздух. Лицо мокрое от слёз, а глаза на выкате от ужаса, зрелище не для слабонервных, но так плевать, когда всё, о чем думаешь — это то, как сильно хочется жить и как страшно умереть, вот так, в эту самую минуту, только и думая: сейчас? это произойдет прямо сейчас? С жутким хрипом Чонгук садится на кровати, почти рвет на себе пижаму, кричит так, что больше похоже на карканье ворона, пытаясь выплеснуть весь этот ужас вместе с узлом, не дающим дышать. Руки царапают шею, тело трясется, а с первым полноценным вдохом приходит такое облегчение, что Чонгук буквально рыдает в голос. Он подтягивает к себе ледяные ноги, обнимает их, роняя голову вниз и плачет, сотрясаясь от диких рыданий всем телом. Тэхена рядом нет, сон смешивается с реальностью, обида, страх и тоска сводят с ума, когда раздается хлопок двери. Некоторое время ничего не происходит, на периферии лишь размытые звуки, которые не получается идентифицировать. И лишь когда холодные руки буквально выцарапывают из кокона до Чонгука доходит, что это Тэхен, зовущий его, напуганный, Тэхен. — Малыш, Боже, что случилось? Что с тобой? Посмотри на меня? Ну? Ты ведь дрожишь! — Ты… — Говорить тяжело, силы ушли, пришел откат, а горло после спазма никак не хочет нормально работать. — Я здесь, я пришел, маленький мой, опять сон? — Тэхен кутает его в одеяло, отмечая ледяные конечности и бледный покров кожи. — Ты с ним спал, — бесцветно и хрипло. — С кем? — вконец растерянно спрашивает Тэхён. — Сокджин. Он… — крупные капли из глаз покатились вновь. — Он трахал тебя, пока я спал. Он… — Чонгук… — Он брал тебя прямо на кухне! Зачем? Тэхен? Зачем? — на Чонгука по новой накатывала истерика, он задышал чаще и глубже. — Малыш! Это сон! Услышь меня, ну же? Я выгуливал собак, ты в моей спальне, никакого Сокджина тут нет, ну же? Тшшш, иди сюда, я с тобой, я рядом, всё хорошо. Слышишь меня? Тэхен притягивает к себе парня, обнимает, гладит ласково, а тот вцепляется как в соломинку, всхлипывает разбито, руки и ноги согреть пытается. — Я рядом, я с тобой, мой хороший, ну? Тшшш, я никуда не уйду. Мне только ты нужен, Гиацинт, только ты. Чонгук постепенно успокаивается, затихает, обмякая, а озноб сходит на нет. — Тебе нужно выпить горячего сладкого чая. Принести? Или со мной на кухню пойдешь? — теплые поцелуи рассыпаются по заплаканному лицу. — С тобой. — Только я тебе сейчас носки дам, ладно? Я включу теплый пол, но он не сразу нагреется, — тарахтит Тэхен. Он осторожно выпускает совсем размякшего парня из рук, достает носки и сам бережно надевает на всё ещё прохладные ноги. — Пошли? — Я только умыться схожу, — голос теперь звучит тихо и безжизненно. — Конечно. С тобой зайти? — Нет, я сам. Чонгук уходит первым, а растерянный Тэхен чуть позже, стараясь прийти в себя от увиденного. У Чонгука разодрана шея, весь зареванный и напуганный. Вновь кошмар, теперь уже с участием самого Тэхена и это поистине жутко. В голове рой мыслей, но решение так и не приходит. Очевидно, что интервал между паническими атаками слишком короткий, чтобы списать на совпадение. С Чонгуком творится неладное, возможно так повлияло произошедшее с Юнги и его парнем, а возможно причина глубже. Вопрос только в том, справится ли Тэхен с этим в одиночку? Чонгук пьет уже вторую кружку чая и молчит. Лицо осунулось, но дрожь прошла, на смену ей пришел ощутимый упадок сил, что было заметно невооружённым глазом. Бам, всё это время игнорирующий хозяина, пришел на кухню и понимающе лёг у ног, кольцуя их своим телом. — Ты хочешь об этом поговорить? — начинает Тэхен, хоть и желания обсуждать скользкую тему нет никакого. — О том, что мне снятся кошмары? — снова этот бесцветный тон, что пугает до дрожжи. — Или ты хочешь пройтись по прошлым отношениям? — А ты? Чего бы хотел ты? — Доверия, — слово тяжелое, опадает грузно на пол. — Я доверяю тебе. Чонгук, я правда тебе доверяю. — Знаешь, как это вижу я — Тэхен лишь качает отрицательно. — Ты вламываешься в мой мир, не желая даже слушать меня. Зачем, если уже сделал выводы, правильно? Сам для себя подтверждений нашел воз и маленькую тележку и сбежал. Меня это задело, да, но смогли поговорить, вроде внятно и на одном языке. Всё было хорошо, мне казалось, мы сблизились… достаточно. Но вдруг появляется твой бывший передруг-недопарень и поздравляет с днём рождения. Ах, да, весь период ты ещё и скрываешь свой статус, хотя вроде как положено в первую очередь говорить о таких вещах. И я каждый раз нахожу тебе оправдания. Ты совсем не открываешься мне, ревнуешь, бесишься, и я не могу сейчас понять, хочу ли и дальше тебя оправдывать. Он встаёт и запнувшись о Бама выходит из кухни, ощущая себя выжатым. А ещё хочется совсем по-детски разреветься, потому что вопреки воспитательным словам всё внутри тянется к Тэхену со страшной силой, вопреки обидам и здравому смыслу, но Чонгук и правда устал. Тэхен приходит в комнату чуть погодя, давая время, чтобы остыть. Мается, не знает куда себя деть, в итоге просто встаёт напротив парня, сидящего на кровати. — Устал от меня? — спрашивает ранимо, на выдохе. — Что ты хочешь услышать? — Чонгук сидит на краю кровати упираясь локтями в бёдра. — Правду? — Устал. Устал быть в слегка подвешенном состоянии рядом с тобой. У меня ощущение, что я с тобой сел на аттракцион, эдакие эмоциональные качели. Тебе самому комфортно? — С тобой? Или с собой? — горькая усмешка. — Я никогда не чувствовал ничего, что хоть близко стояло бы с там, что я чувствую к тебе, Чонгук. И это чертовски пугает меня, потому что, когда последний раз я испытал отдаленно похожее чувство, меня разбили, уничтожили под ноль. И если тогда я справился, то сейчас не думаю, что смогу. И мне по-человечески страшно. Страшно, что ты уйдешь к другому, страшно, что вот в один из таких моментов не простишь мне моего прошлого и меня настоящего. Страшно, что я уже сейчас не знаю, что с этим делать. — Я разве давал тебе поводы? Усомниться? — А я давал? Гук, ты с момента как пришел Сокджин сам не свой! Я не думаю, что дело только в дне рождения. Ты тоже ревнуешь меня! — Ревную? — Чонгук встаёт на ноги, подходит близко-близко, смотрит яростно. — Конечно блядь я тебя ревную! Тэхен, я не чувствую себя в этих отношениях так, чтобы знать наверняка, что у нас есть завтра. Ты избегаешь признаний, скрываешь факты не только жизни и прошлого, но сука, даже свой день рождения! — Да что ты прицепился! С этим днём! — Тэхен взрывается в ответ. — Хочешь знать, почему я не праздную? Почему предпочитаю вообще делать вид, что этого дня нет в календаре? — Чонгук упрямо молчит на эти вопросы, только языком в щеку толкается от раздражения и нетерпения. — День, когда я застал Лухана с.., — осекается, сглатывает ком — с парнями — выбирает самую безопасную формулировку — был моим днём рождения. И ты прости, но у меня и в мыслях не было проявить к тебе неуважение, я реально ненавижу этот день. И да, Сокджин об этом тоже знал. Злость и обида еще не улеглись, а упрямство не даёт здраво мыслить и адекватно реагировать, но даже через нездоровый всплеск эмоций и ревность пробивается вина. Тэхен и вовсе стоит, поджав губы, раненый подобным отношением и собственными демонами, ждущий ответа, да хоть какой-то реакции, потому что эта исповедь подобно пластырю на ране, причиняет боль, стоит отклеить. — Молчишь? — голос едва заметно вибрирует не то зарождающейся злостью, не то умирающей надеждой. — Хорошо. Я тебя понял, Чонгука ~, — кивает сам своим мыслям и сжимает губы в тонкую полоску. На самом деле ни о каком понимании нет и речи, Тэхен зол и задет, ровно как и Чонгук, внутри которого постепенно начинает копиться вина. И чего спрашивается взъелся? Не сказал и не сказал, причина вон, более чем весомая, но язык словно к небу прилипает, мешая произнести слова извинений. Всегда мудрый и идущий на разговор парень вдруг не находит в себе сил заговорить. — Ложись, пожалуйста, время ещё очень ранее, а ты не спал толком. И после такой встряски лучше отдохнуть, хорошо? — мягко просит Тэхен и что-то в Чонгуке с треском ломается. — Тэхен… — Давай после? Ты правда выглядишь уставшим. Через два дня на учебу опять, а ты… — Я лучше пойду, — вроде тихо, на грани шёпота, но звучит громче выстрела. —Прости. У Тэхена стягивает в груди, а еще полный хаос в мыслях, там и прошлого отголоски, и нынешние вина и страх, а еще злость. На гребаного Сокджина, который одним своим приходом столько всего разбередил, так еще и в ход событий вмешался так, что мама не горюй. Вот только сколько ответственность не перекладывай, а отвечать придется, как и расхлёбывать. Кажется, Тэхен и правда поступает некрасиво, из раза в раз скрывая факты своей жизни, опасаясь того, что его не примут, не поймут, оттолкнут. И все это время тонсен доказывал обратное. Но и у его терпения и мудрости есть предел. — Да, конечно, — душа тянется в знакомые и теплые руки, а сердце неприятно щемит, но и насильно удерживать не выход. — Подожди минутку, ладно? Я тебе кое-что отдам. Тэхен уходит, но Чонгук зачем-то идет вслед за ним. В этой части квартиры он был только когда доводилось в сумерках будить Юнги, поэтому ничего рассмотреть не успел. Такой размах он видел только в кино разве что ,и не может сдержать возгласа удивления. Тут, как и во всей квартире чувствуется стиль Тэхена, любящего светлые оттенки и минимализм. А ещё тут есть комнатные цветы, что вызывает странный трепет внутри. Над большим диваном висят картины и хочется рассмотреть каждую, поинтересоваться о происхождении, хоть живописью ранее интересоваться не доводилось, но… — Я не уверен, что сейчас ты не пошлешь меня, руководствуясь тем, что я нарушил обещание. Просто знай, что мне это ничего толком не стоило. Ну и если захочешь, то выброси. И забудь, — выудив из ящичка совсем уж маленький конверт протягивает, оставаясь то ли излишне серьезным, то ли грустным. Чонгук берет в руки презент, чувствует, как начинают потеть ладони и учащаться сердцебиение. Бросает вопросительный взгляд, но не получив ответа вскрывает. Внутри находится визитка. Маленький прямоугольник с данными тату-салона. Информации на нём не то, чтобы много: номер, адрес, да слоган, обещавший воплотить любую мечту в жизнь. — Ты хочешь чтобы я набил тату? — непонимающе глядит, сжимая пальчиками тонкий картон. — Мне. Хочу, чтобы ты набил тату мне, Чонгук. Эта визитка просто номер, но по нему тебе ответит владелец салона, который ждёт твоего звонка, чтобы обучить тебя искусству тату. Ну, ты вроде как с детства мечтал. Срока годности у этого предложения нет, просто если решишься, то набери, договорись о дате. Все, что от тебя будет нужно это явка. Но, если это глупо с моей стороны, то прости, все, что я хотел, это чтобы ты улыбнулся и приблизился на шаг к мечте. Должны же они сбываться… — Ты серьезно? — и по интонации так сложно понять какой смысловой посыл у вопроса. — Да, — Тэхен поджимает губы и смотрит холодно, выставляя защиту. Когда ему пришло в голову порадовать Чонгука, то идея казалась прекрасной. Сейчас же, когда все утро идет наперекосяк, все решения и мысли кажутся излишне самонадеянными и эгоистичными. — Тэхен, мы же договорились. Понимаешь, что поставил меня в дурацкое положение? Мне нечем крыть, я ведь серьезно говорил, что хочу обойтись без подарков. — Забей, это было спонтанное решение, вовсе не как подарок, просто один звонок от меня. Визитка уже как символика просто. Выкинь, — Тэхену неуютно и тошно, а ещё обидно, чего он старается не показывать, проглатывая горький ком. Чонгук тяжело вздыхает, трет переносицу и лишь после этого смотрит темными, серьезными глазами. — Мне приятно, что ты запомнил то, что я тогда говорил на крыше. Это очень тепло отзывается во мне, что ты ко всему этому ещё и приложил усилия, чтобы помочь мне осуществить мечту. Но ты правда поставил меня в неловкое положение. Мне нечем крыть, совсем, поэтому я не могу принять от тебя эту визитку. Прости. — Ага, хорошо, — тихо соглашается и смотрит исподлобья. — Говорю же, выкинь. — Тэхен… — Нет, Чонгук, хватит, пожалуйста! — просит вроде ровно, но глаза выдают насколько он уязвлен. — Я всё понял, больше такого не повторится, я клянусь, я просто хотел твоей улыбки! Черт, да не должен же ты мне ничего после этого, слышишь? В любом случае это глупо, прости. — Я сейчас уйду домой. На такой ноте? — выходит нервно, язык толкается в щеку. — Мне нечего тебе сказать в дополнение. Всё, чего я хотел, это улыбка. Когда я договаривался с ним насчет тебя, то думал, что ты будешь хоть на миг счастлив. Улыбнешься. Когда прямо сейчас мы шли сюда я уже сомневался, но все же решил, что свалилось так много всего, а этот жест лишь поможет тебе ненадолго забыть о проблемах. Сегодня первое утро в новом году. Я всего лишь хотел сделать его для тебя особенным. Прости, что не вышло. — Вышло, — тихо выдыхает. — Я не выкину визитку. Спасибо, что запомнил. — Уйдешь? — Расстроишься? — Не люблю, когда отвечают вопросом на вопрос. Но не насильно же мне тебя держать? — Звучит заманчиво, готов стать твоим пленником, — пытается нелепо отшутиться, но видит, что зря. — Прости. Что-то я сегодня не в ресурсе быть нормальным бойфрендом. Я чертовски тебя приревновал, а так же да, я расстроился, что в который раз узнаю что-то о тебе вот так. И меня если честно очень бесит Сокджин, потому что ну, выглядит он более подходящей партией для тебя, чем я. Кажется кто угодно выглядит более подходящим. — Пусть выглядят как хотят, Гиацинт. За все годы общения с Джином моё сердце осталось тихим в отношении его. — Но вы спали. — Спали, — предельно честно отвечает, смотрит в упор, дополняет кивком. — Перед этим хорошо так выпив, а ещё поплакав. Ну, точнее, плакал я. Половину из той ночи я не помню вовсе, а наутро все, что я испытал — это сожаление. Чонгук, в мире полно красивых, ярких, умных, крутых. Любых. Всех мастей, национальностей и ориентаций. Но из всего обилия лиц, тел и голосов только ты сделал невозможное. Иди сюда? — Чонгук осторожно подходит, выглядя при этом пристыженным, притихшим и любопытным одновременно. — Дай руку, — Тэхен берет протянутую ладонь в свою и прикладывает туда, где сердце. — Не убирай её, чувствуй. В день, когда я встретил тебя в парке я подумал: вау, этот парень такой горячий! Но такой милый в отношении своей собаки. Я тогда и подумать не мог, что ты перевернешь мою жизнь с ног на голову, напомнишь каково это чувствовать себя нужным. Целым. Потом так быстро все закрутилось, – он прижимает руку теснее, их лица находятся так близко, что Чонгук ощущает теплое дыхание, – я много косячил, и продолжаю это делать. Но это точно не от того, что ты подходишь мне меньше, чем кто-то другой. Нет, Чонгук, если кто и подходит мне, то ты. Потому что только ты одним касанием делаешь со мной это. Не слушай меня, слушай моё сердце. И Чонгук слышит, чувствует под пальцами, сквозь грудную клетку чужой ритм сердца, который так похож на его собственный, тем, что так же сходит с ума, бьется под кожей, трепещет. Чонгук ласково поглаживает ладошкой, смотрит в глаза напротив, тонет отчаянно, забывая кошмар и ревность, от былой неуверенности не остается и следа, потому что напротив такой теплый и открытый Тэхен. Тэхен, который смотрит внимательно и так отчаянно. Молчит. Но это молчание такое громкое, ведь сердце под ладонью ускоряет темп, стоит Чонгуку качнуться вперед, на максимум сократив дистанцию между ними. Глаза с глаза, одно дыхание на двоих, учащенный пульс и бездна чувств, смешивающихся до гремучего коктейля, бьющего в голову. — Я люблю тебя, — твёрдо говорит Чонгук, прямо в глаза, а сам ловит кульбит чужого сердца, отмечает дернувшийся кадык и отчаянную уязвимость в чужих глазах. — Прости, я повел себя как придурок, но… — Я тоже тебя люблю, — перебивает Тэхен и в глазах напротив читает так много всего. — Прости, что я такой придурошный у тебя, но я не хочу без тебя. Не хочу других. Я тебя хочу. Только тебя. Себе. Не уходи… — Не уйду… — шепчет Чонгук. Тэхен не выдержав накала срывается первый, впиваясь в такие желанные, манящие губы. Чонгук отвечает не менее пылко, голодно, вмиг притягивая к себе ближе, вжимаясь в тело полностью, делится тем, как его сердце реагирует тоже, и они, обезумевшие важнейшие органы колотятся, шлют друг другу шифры особой азбукой, а ощущается так, словно ещё немного и навылет, пока губы в схватке соревнуются, языками толкаются, до вмиг сбитого дыхания. Тэхен гладит спину Чонгука, притягивает ещё ближе, скользит крупными ладонями по спине, до ягодиц, мнет их, чуть разводя в стороны, проглатывает чужой всхлип и пропитываясь насквозь сладкой дрожью тела в руках. — С ума по тебе… — Я тоже… У Чонгука слабеют ноги, его мажет от сильных и уверенных рук, а тело такое ватное, после встряски, что кажется не выдержит ещё одной нагрузки. Но оттолкнуть нет сил, да и желания. Он чувствует бедром чужую похоть, там горячо и твёрдо, а причиной является он сам. Тэхен с губ спускается на скулу и шею, тепло, но требовательно целует, от него буквально исходят волны нетерпения и внутренней силы, тем ценнее тот факт, что удается держать себя, зная, что Чонгук на ласку падкий. — Упаду сейчас! — хрипит Чонгук вцепляясь в плечи, задирая голову, чтобы больше шеи обласкали полные губы. — Ты точно в порядке? — грудным голосом вопрошает Тэхен, чуть нахмурившись. — Просто дай мне опору. Но не смей останавливаться, у меня из-за тебя дымится там всё! — вредничает, вызывая улыбку. Тэхен подталкивает к широкому дивану, побуждая двигаться спиной, а потом неловко рухнуть попой. — Я хочу тебе отсосать. И от этого заявления поджимаются яйца, а кровь ударяет в пах. — Черт, Тэхен… Но его прерывают, ловко стягивая штаны от пижамы, сразу с бельем. Чонгук завороженно смотрит, следит за происходящим, а Тэхен подобно коту плотоядно облизывается, берет член в руку, плотно кольцует и пару раз двигает вверх-вниз, глядя снизу вверх. — Ты течешь, — мурлычит и слизывает прозрачную каплю. Чонгук шумно выдыхает, глаза норовят закрыться, но он держит их из последних сил, потому что картина что открывается его взору невероятно заводит. Возбужденный, такой властный и собранный Тэхен, стоит коленями на ковре перед ним, наслаждаясь тем, что делает. Он плавно, глядя прямо в глаза опускается ртом на плоть, туго посасывает головку, начиная бережно двигать рукой. Чонгук судорожно хватает ртом воздух, крупно вздрагивает, но в следующую секунду все же стонет, потому что Тэхен начинает вылизывать головку, щекоча языком, а рукой сминает тугие яйца, массирует, натирает их пальцами, при этом смотря так развратно и горячо, что здравый смысл покидает пределы комнаты. В медленном, нежном темпе Тэхен ласкает чужой член, смакуя, опускаясь то до середины, то покрывая только головку, помогая себе рукой. Чонгук радует тягучими всхлипами и прерывистым, тяжелым дыханием. Тэхен расслабляет горло, заглатывает настолько глубоко, насколько можно, плотно сжимает губы и втягивает щеки, создавая вакуум. Комнату заполняют мокрые, такие пошлые звуки, он ускоряется, мгновенно заводясь, потому что Чонгук корябает обивку, оглушительно дышит и наконец-то закрывает глаза, запрокинув голову. Тэхен с ума сходит от ощущения чужой плоти во рту, сглатывает горьковатый вкус, языком давит на ствол, кружит по головке, а после выпускает наружу, чтобы отдышаться, облизывает губы, хрипло дышит. Чонгук вновь распахивает глаза, опускает взгляд и давится воздухом, когда Ким бесстыдно вывалив язык несколько раз ударяет себя по нему членом, пока сам опускает собственную руку себе в трусы, минуя брюки, мнёт свою плоть и развязно стонет. Член Чонгука от этого дёргается, наливаясь сильнее, а головка мокнет солоноватой смазкой. — Нравится? — рокочет Тэхен. — Возьми его, — молит Чонгук и громко стонет, когда Тэхен повинуется, резко опускаясь ртом на член. Он, не теряя времени, переходит на быстрый темп, сосет смачно, так явно наслаждается, причмокивает, позволяя подбородку мокнуть от слюны и смазки, прикрывает глаза и стонет, пуская легкую вибрацию по члену, который в эту секунду принял почти под корень в горло. Чонгук мечется, ему запредельно хорошо, тесно, мокро и горячо в чужой глотке, но когда плоть сдавливает от стона, то позвоночник прошивает вспышкой удовольствия, а живот резко сокращается. Из горла вылетает что-то похожее на скулеж. — Такой вкусный, — хрипло говорит Тэхен, щекоча дыханием, выпустив изо рта член с пошлым мокрым звуком. Он медленно двигает рукой, размазывая слюну и смазку по всей длине, а на своем члене ускоряется, ёрзая освобождается больше и теперь места для маневра больше. Чонгуку слышно, как мокро ласкает себя Тэхен, а это значит, что возбуждение достигло пика. От осознания того, что он не в силах сдержаться, сознание уплывает. — Я хочу, чтобы ты кончил мне на лицо, — добивает окончательно. — Тэхен, ты Дьявол! — восклицает Чонгук и гулко сглатывает. — Давай, Малыш, спусти на моё лицо, я хочу, чтобы ты забрызгал меня своим семенем. Я никому не позволял такого, веришь? Только тебе, мой умничка, мой самый послушный Гиацинт. И это крайняя точка. Чонгук двигается на край, умирая от похвалы, прямо-таки расплываясь от нее, запускает руку в волосы, с наслаждением их перебирает, ёрзает, устраиваясь удобнее, а после берет в свободную руку свой член, притягивает голову своего бесстыжего парня ближе, водит головкой по припухшим губам. — Вытащи язык, — приказывет. Тэхен повинуется, открывает рот, высовывает язык настолько, насколько может, смотрит темным, возбужденным взглядом. Чонгук, на пробу, водит по стволу, толкаясь так, чтобы головка скользила по языку и вздрагивает крупно, когда слышит тихий стон. Тэхен дрочит себе, при этом полностью капитулируя перед Чонгуком. — Боже, какой ты горячий, хён! – тяжело дышит Чонгук и ускоряется. Брови заламываются от удовольствия, смотреть на покорного Кима невозможная пытка, а тот не просто позволяет трахать свой рот, но ещё и откровенно кайфует, стонет, извивается на полу. Чонгук двигает рукой быстрее, краснея ушами от чавкающего звука, постанывает все громче, бёдра вскидывает. Тэхен же глаза закатывает, стонет сломлено, вперед подаётся. — Я близко, — выдыхает Чонгук, ощущая сладкую дрожь расходящуюся по телу, концентрирующуюся внизу живота. Тэхен на это задушено всхлипывает, его лицо искажает гримаса удовольствия, он шире распахивает рот, умоляя. Чонгук чуть отодвигается, яростно двигает рукой, наблюдая, как разбито выглядит Тэхен, громко глотает воздух, давится им, и в ту же минуту кончает, глухо застонав и содрогнувшись всем телом. Его скручивает оргазмом, сперма толчками выплескивается на лицо парня, орошая мутными, вязкими каплями. Тэхен слизывает часть с губ и тут же жадно вбирает в себя мокрый, подрагивающий член, продлевая чужой оргазм, и сам вдруг стонет громко и тягуче, прямо с членом во рту, гнется и дрожит от яркого оргазма, жмурится крепко, но дарит наслаждение своими губами. Чонгука плавит от хёна, а следы семени на смуглом лице потрясают откровенной картиной. Пошло, грязно, но до предела возбуждает. Тэхен некоторое время приходит в себя, дышит сорвано и сипло, а после кряхтит, поднимаясь на ноги. — Иди ко мне, пожалуйста… — капризно тянет Чонгук. — Сейчас, Малыш, — горло явно с трудом проталкивает звуки, отчего голос звучит простужено. Ким всё же находит бумажные полотенца, вытирает лицо и руки, наспех обтирает себе живот и не застегнув брюки, а лишь подтянув идет ухаживать за Чонгуком, но тот молча просится сделать это самостоятельно. Они валятся на диван, который в сложенном виде довольно тесен для двоих парней, но это такая мелочь. Чонгук ощущает тепло внутри, а ещё невероятную легкость в теле и мыслях. Ему так хорошо, что сытая улыбка не сходит с лица. Они тесно прижаты друг к другу, что слышны сердцебиения. — ТэТэ? — Ммм? — Тэхен лежит с закрытыми глазами, все ещё приводя дыхание в норму. — Повтори мне? — Что повторить? — язык с трудом ворочается в пересохшем рту и буквы выходят ленивыми и мурчащими. — То, что говорил до этого. О чувствах? — возится, чтобы удобнее лечь и упрямо пялится на расслабленное лицо своего парня. — Гиацинт, ты заставляешь меня чувствовать себя живым. — Ну нет, я же не об этом, — дуется. Тэхен открывает глаза, полные чувств, а на лице расползается улыбка: — Я люблю тебя, Чонгук. Очень сильно люблю. И Чонгук чуть не пищит от счастья, ярко улыбаясь утягивает в поцелуй, ни капли не брезгуя, который выходит теплым и солнечным, ведь они оба смакуют счастье на вкус.