Одна короткая встреча

      В городе на реке царило тревожное оживление. Разведчики сообщили, что на Осгилиат по дороге от чёрных врат движется большой отряд орков. Никому из защитников ранее и в голову не могло прийти, что Мордор выступит в открытую и пошлёт войско на Осгилиат. Но этот момент настал.       — Комендант велел держать лошадей под седлом. Похоже, новости и правда тревожные. — Один из молодых воинов, Ирлейт, отходивший по приказу своего командира подслушать и подсмотреть, вернулся, присел на камни в кругу товарищей, окинул присутствующих взглядом. — На нас движется большой отряд.       — Насколько большой? — юный командир Боромир, стоявший рядом, привалившись плечом к полуразрушенной стене, хмыкнул, дёрнул щекой. Новостями он был разочарован. — Не пять же тысяч их идёт на нас.       — А ты бы удержал пять тысяч? — насмешливо спросил ещё один из солдат, глядя на юношу со скепсисом и весельем.       — Пять — нет, — покачал головой Боромир. — Но нас тут набилось под пять сотен. Разведчиков бы из Итилиэна вернуть, чтобы отряд лучников сформировать, и в этих руинах обороняться можно.       Солдаты переглянулись, кто-то смеялся про себя, кто-то вздохнул. Боромиру было почти шестнадцать, вот уже три года, после памятного побега и возвращения с окровавленной спиной и мечом, он состоял на службе в гарнизоне Осгилиата. Со временем ему даже доверили командовать маленьким отрядом, но это командование сводилось к простой передаче приказа от вышестоящего начальства рядовому составу. Обычно младшим командирам выдавали приказ, а как это сделать — решал сам командир. Боромиру, в силу его молодости, не доверяли, и вместе с приказом выдавали подробный маршрут, куда идти и что делать.       Время шло, мальчишка прилежно учился. Всё теснее ему становились рамки указаний и инструкций, всё чаще он спорил и обсуждал приказы, что было запрещено. Разжаловать его за непозволительное упрямство и самомнение было уже некуда, разве что перевести в рядовые. А на этот счёт наместник высказался ясно: мальчику нужно было учиться водить людей в бой и постигать науку полководца, потому что мечом махать он и так умеет. Вот и выдали ему отряд из дюжины человек, состоящий из парочки безусых, как сам командир, юнцов, и десятка своё давно отвоевавших стариков. Старики относились к юноше со снисхождением, молодёжь слишком юному командиру откровенно не доверяла.       Гнетущее молчание среди войск, скованных ожиданием, прервал грохот копыт. По разрушенным улицам промчался маленький отряд, посланный ранее комендантом по дороге на северо-восток, навстречу неприятелю. Отряд вернулся, и на маленькой площади возле парочки более или менее целых зданий, ставших восточным штабом, собрались командующие. Боромир протиснулся туда же, стоял за спинами товарищей, присматривался и слушал. Новости и правда были недобрые.       — Их больше тысячи, — докладывал разведчик. — Идут плотным строем, знамёна, барабаны. Идут медленно, потому что солнце ещё не село, но к закату будут здесь и ударят во всю силу.       — Нам не выдержать такой удар, — сокрушённо покачал головой комендант. — Придётся оставить город, чтобы избежать бессмысленных жертв.       — Бессмысленных? — воскликнул Боромир. Рядом стоявшие люди оглянулись, расступились, пропустили его вперёд. — С каких пор защита наших границ бессмысленная жертва?       — Мы лишь небольшой охранный гарнизон, — ответил комендант, явно борясь с желанием возвести очи к небу. Его давно утомила необходимость объяснять мальчишке очевидные вещи. — Противник вдвое превосходит нас числом, это неразумно.       — Да, вдвое, но это не много, — Боромир вышел на самую середину круга, встал рядом с комендантом. На гладком мраморе чаши полуразрушенного фонтана перед командующими лежали карты, на которых стрелочками и точками обозначались направления для атаки и отступления. — По всем канонам фортификации армия, атакующая укрепление, теряет три к одному при самом благоприятном расчёте. При организованности их и безалаберности нас. Но сейчас то всё наоборот! Если хотите знать…       — Я не хочу знать, — прорычал комендант, приближая своё лицо вплотную к лицу Боромира. До молодого командира долетел запах вина и солонины, даже губы и усы у коменданта ещё блестели, словно он только что вылез из-за стола. — Я отдал приказ! Оставить город!       — Мы не можем! — вскричал Боромир. — Это последняя переправа через Андуин, которую мы удерживаем. До самой Энтавы больше нет ни мостов, ни безопасных бродов. Мы не можем потерять переправу Осгилиата. А как же следопыты Итилиена? Там остаётся большой отряд, они не смогут вернуться в Гондор, если мы оставим переправу!       — Мы не оставим, — вмешался ещё один из старших командиров. — Мы вернёмся сюда с достаточными силами и вернём себе город.       — Но тогда нам придётся вернуться числом не в пять сотен, а в пять тысяч, и самим терять каждого третьего, — Боромир оглянулся вокруг, ища в глазах командующих и солдат хоть проблеск если не разума, то гордости. — Мы будем атаковать с равнины, а орки расстреливать нас с башен и стен. Удержать город сейчас обойдётся нам куда меньшей кровью, чем завоевать его заново.       Присутствующие переглядывались, кто-то смотрел на коменданта, многие, встречая взгляд Боромира, отводили глаза. Лицо коменданта сделалось багровым, глаза почернели от злости. Он схватил Боромира за тунику, притянул к себе, словно хотел оторвать от земли и заставить повиснуть в руках, но ничего не вышло — мальчишка уже был одного с командиром роста. Жест, призванный унизить, лишь заставил Боромира выше поднять подбородок.       — Ты думаешь, щенок, что раз отец нарядил тебя в эти тряпки, ты можешь тявкать без спросу?       — Я знаю, о чём говорю, — спокойно ответил Боромир, глядя теперь на командующего сверху вниз. — Этот город можно удержать и в меньшинстве один на десять.       — Ты не знаешь, о чём говоришь, — презрительно скривился комендант. Он отпустил Боромира и встряхнул рукой, словно испачкался в чём-то. — Ты ничего не знаешь. — С этими словами он повернулся и отдал приказ собирать документы и готовить лошадей.       — Знаю, — сказал Боромир веско, как припечатал. В по-юношески звонком голосе вдруг прорезались густые и низкие ноты: — Знаю, что вы трус! Вас не численное превосходство врага смутило, а что при раскладе один на двоих не будет спины, за которой можно спрятаться.       — Да как ты смеешь…       — Смею. Бегите! — Боромир сказал как приказал, эхо каменных стен повторило эти слова. — Бегите. Гордость вам это позволит, потому что гордости у вас нет. А я остаюсь.       Боромир повернулся, чтобы уйти, люди в круге вновь расступились, пропуская его. Комендант нагнал его, схватил за руку, развернул к себе.       — Ты соображаешь, что творишь? — зло спросил он. — Я не могу вернуться в Минас-Тирит и сказать твоему отцу, что оставил тебя здесь!       — Придумайте что-нибудь. — Боромир опустил взгляд, выдернул руку из захвата и скривился, как совсем недавно комендант, словно коснулся чего-то грязного. — Вы до сих пор носите свои гербы и знамёна не потому, что выигрываете битвы, а потому что находите удачное оправдание поражения, — сказал он в лицо командиру, морщась от отвращения. — Сделайте это снова.       — Это самоубийство! — воскликнул кто-то из стоящих за спиной коменданта. — Кому и что ты хочешь доказать?       — Никому и ничего, — Боромир покачал головой. — Я знаю, что могу удержать переправу с сотней человек.       — Столько дураков не наберётся, — процедил комендант сквозь зубы.       — Один есть. Я. Я остаюсь.       С этими словами Боромир широким шагом ринулся через толпу — ссора у штаба уже привлекла внимание, вокруг стояли едва ли не все защитники Осгилиата. Он подхватил меч, подпоясался, затянул ремни ножен, проверил кинжал на поясе, и поднялся на осколок стены, с которого было хорошо видно восточную дорогу. Он собирался ждать Мордор здесь.       Комендант, уже сидя верхом, подъехал к стене в сопровождении личного отряда. Гарнизон Осгилиата за его спиной снимал лагерь, из прорех и щелей осыпающейся кладки штаба валил дым.       — Хочешь, чтобы я силой стащил тебя со стены, сунул в мешок и к седлу привязал? — тихо и с угрозой спросил комендант.       — Хочу, чтобы вы убрались, — ответил Боромир, даже головы не повернув. — В ваших интересах теперь желать мне смерти, потому что по возвращению в Минас-Тирит я потребую трибунала.       — Он рехнулся, — проворчал комендант. И махнул рукой следующим за ним людям: — Уходим!       Боромир всё так же стоял на стене, не поворачивался, не смотрел. Он слушал, как стучат лошадиные копыта по каменным мостовым, слушал как фыркают лошади, переговариваются люди, звенит оружие, оставшееся сегодня без крови. Горькая обида сковывала ему горло, на глаза наворачивались слёзы. Это самоубийство, правда — оставаться в городе одному. Умирать очень не хотелось, но ещё меньше — вернуться в Минас-Тирит вслед за отступающей армией. Отец, конечно, скажет, что это было благоразумно, а комендант улыбнётся торжествующе, и милосердно простит молодому наследнику упрямство со словами «все мы совершали в юности ошибки». Вот только чудовищной ошибкой будет это возвращение.       Конечно, воевать в одиночку с тысячей орков даже в удобной позиции нельзя. Нельзя оставаться в городе, нельзя вернуться в столицу. Значит одна дорога — вперёд, на восток, навстречу орочьим ордам. Если повезёт, можно будет проскользнуть у них под носом и уйти к Окну Заката, где остались следопыты Итилиэна, рассказать им, как их предали и отрезали от Гондора. И вместе с ними уже пробиваться в южный Итилиен, искать способ переправиться ниже по течению.       Решение сложилось, Боромир успокоился и взял себя в руки. Отец хотел, чтобы он учился побеждать? В таком случае не стоило определять в учителя труса, виртуозно умеющего только бегать. Пришла пора самостоятельно преподать урок.       — Ну и каков наш план? — вдруг раздался рядом голос.       Боромир вздрогнул, очнувшись от своих дум, повернулся и несколько мгновений в изумлении смотрел на людей, стоящих вокруг и под стеной. В опустевшем дворе вместо пяти сотен осталось чуть меньше одной. Большей частью это были старики, седые, в шрамах и давно выцветших серых, а не чёрных, туниках поверх доспехов.       — У тебя ведь есть план? — повторил старик Лонард, стоявший рядом с Боромиром на ступенях. — Или ты ради красного словца упомянул сотню, которая тебе нужна, чтобы удержать город?       Боромир хотел было возмутиться, но осёкся. Он смотрел в лица людей, стоящих у стены, и понимал, что никто из них, на самом деле, в него не верит. Они остались потому, что устали отступать. Они слишком стары, чтобы зваться трусами и подчиняться приказам труса.       Много лет Гондор воевал на опережение, с тех самых пор, как Торонгил был командующим. Сражаться, нападая, теснить врага, обладая численным преимуществом использовать эффект внезапности, гнать отступающих — это просто. В этом есть азарт битвы, кураж, слава. Но всё меняется, и Мордор отныне и чаще будет нападать первым, будет осаждать крепости и стучаться в ворота. Обороняться солдаты Гондора отвыкли. Сидеть в каменном лабиринте, среди руин и ждать, пока на головы посыпятся стрелы — то ещё удовольствие. Вскормленные лёгкими победами вояки оказались трусливы. А эти старики… Они помнят Торонгила. Они ходили в бой с ним, они защищались с ним, они отступали с ним — но не так, как теперь, а лицом к врагу.       — Я понимаю, — тихо, но отчётливо сказал Боромир, — понимаю, почему вы здесь. Вы остались не потому, что верите мне, а потому, что решили обменять жизнь на честь. Вы готовы идти со мной на смерть. Я вам укажу другую дорогу. Завтра в это же время мы вернёмся в Минас-Тирит, бросим орочьи знамёна к подножью трона моего отца и макнём мордой в дерьмо всех тех, кто пытался унизить нас бегством! — Конец фразы Боромир уже прокричал, и пустой каменный город вторил ему многоголосым эхом. К эху примешались одобрительные выкрики людей и звон обнажаемых мечей.       — Командуй, малыш, — кивнул старик Лонард.       Боромир даже не подумал обидеться на это обращение. Он и правда против этих стариков был ребёнком. Ребёнком, который сегодня поведёт их в бой, с которым они согласились идти без приказа и просьбы, по велению сердца.       — Карта, — воскликнул Боромир и рванул вниз по лестнице, к штабу. Дёрнул ручку дверей, отпрянул, когда ему в лицо повалили клубы дыма. — Вот хрен собачий, все документы упёр, а какие не упёр, те пожёг. — Боромир отмахнулся от дыма и захлопнул дверь. — Ну и пёс с ним, обойдёмся.       Он вынул меч и принялся лезвием чертить в пыли на камнях схему укреплений Осгилиата.       Первая столица Гондора была выстроена на обоих берегах Андуина, и связывала эти берега переправой — когда-то это был высокий каменный мост, под которым могли проходить корабли, а теперь деревянные подмостки. Они поднимались и опускались на цепях, чтобы пропустить суда. Впрочем, и этот механизм давно вышел из строя, потому что никакие корабли не шли по Андуину с севера и на север, не было и необходимости поднимать мосты.       Андуин резал город практически пополам, но это были очень разные половины. Восточный берег, пологий и практический плоский, представлял собой очень неудобную для обороны часть крепости. Высоких зданий там не строили, ровно как и казарм, арсеналов и укреплений. Но зато с высокого западного берега восточный был виден как на ладони.       Ещё одной особенностью Осгилиата был искусственный остров посреди реки. Андуин тут был довольно широк, и чтобы устойчивее сделать переправу, инженеры конца Второй эпохи выстроили «Черепаху» — крупный каменный островок, где в то время расположилась базарная площадь. Корабли могли швартоваться там и вести торговлю прямо с палубы, не занимая причалов и пристаней вдоль берегов.       — Удерживать восточный берег нет смысла, и мы не станем, — рассказывал Боромир, дочерчивая рисунок. — Спрятаться там негде, арсеналов нет, амбары пусты. Орки покукуют там денёк другой и сами уйдут. Нам нужно остановить их на переправе. Самая удобная для этого — мост Черепахи. Две другие, выше и ниже по течению, хлипкие, их проще поджечь сразу. И себе прикрытие обеспечим, чтобы орки в спину не зашли.       — Вопрос можно? — один из солдат, внимательно рассматривающий схему, прервал Боромира. Тот кивнул. — Почему просто не уйти на западный берег, предав огню переправы? Ты же сам сказал, таким числом форсировать реку они не станут, да и плавать не умеют, посидят там и уйдут.       Боромир выпрямился, опёрся о меч, смотрел в сторону чёрных гор Мордора, над которым вспыхивало огненное зарево. Он помолчал минуту, потом сказал:       — Потому же, почему Враг посылает на нас тысячу орков. Думаете, он не знал, что Осгилиат охраняется, и сколько нас? Если бы комендант не струсил, эта атака захлебнулась бы от одного нашего плевка. Ему не город нужен, это всего лишь разведка боем — он хочет увидеть, что мы сделаем. Побежим, — Боромир презрительно кивнул в сторону дороги на запад, — отступим ли за реку, не приняв бой. Или разобьём нападающих так, что даже доложить о поражении в Барад-Дур будет некому.       Солдаты молча покивали, принимая объяснения. Мальчик враз стал старше в их глазах — стал похож на командира, которым хотел быть. Командующий — это не тот человек, который знает куда бежать и кого убивать, а знает, почему. Знает, почему враг поступает так, а не иначе, и может предугадать следующий его шаг. Боромир уже кое-что знал. А его люди учились ему доверять.       — Нужно будет заманить орков сюда, на Черепаху, — продолжил Боромир, возвращаясь к схеме. — Подожжём улицы, сено, уголь, всё, что найдём, чтобы создать коридор, и проведём орков к реке. Завяжем драку здесь, начнём отступать вглубь улиц, у переправы сыграем паническое бегство. Орки теряют голову при виде спин и пяток, не станут и разбираться, почему мы бежим и куда. Надо будет подготовить переправу — масло, смола и китовый жир, тащите туда всё, что горит. Подожгëм по очереди оба моста, заманив на середину реки как можно больше орков.       — Лучников нет, — сказал один из стариков, подслеповато щурясь и разглядывая карту. — Поджигать придётся с Черепахи.       Среди воинов воцарилось молчание. Поджигать переправу с Черепахи означало, что тому, кто это сделает, придётся или принести себя в жертву, приняв смерть среди мечущихся в пламени и дыму орков, или попытаться вплавь пересечь западный рукав Андуина, что тоже недалече от верной гибели.       — Я это сделаю, — сказал Боромир. — Я подожгу переправу.       — Ваша милость, вы слишком важны для Гондора, нужны ему, — принялся увещевать Лонард. — Лучше я.       — Я, — жёстко повторил Боромир. — Мой отец уже может считать меня мёртвым, так что… — он не договорил, тяжело вздохнул. Умирать очень не хотелось.       — Нам бы хоть один длинный лук, — пробормотал старик, ни к кому не обращаясь.       — Есть два, — сказал Арагорн, выходя из тени.       Хальбарад успел махнуть рукой, но не успел ухватиться за его плащ, пальцы сомкнулись на пустоте, удержать товарища старый следопыт не успел. Он хлопнул себя ладонью по лбу, что-то простонал нечленораздельное и вслед за ним вышел из укрытия. А с ним и вся дюжина дунэдайн, грязные, уставшие, в заплатах, своей и чужой крови.       — Это что за хрен с горы?! — возмутился кто-то из впереди стоящих солдат Гондора. Вся сотня оставшихся защитников Осгилиата мгновенно обнажили мечи, в грудь Арагорну упёрлись сразу три лезвия.       — Мы — дунэдайн с севера, враги Мордора, как и вы, — сказал тот, поднимая руки в примирительном жесте.       — Свежо предание, да верится с трудом!       — Тихо, — вмешался кто-то из стариков. — Рожи-то не харадские. А вот эта, — он кивнул на Арагорна, — и вовсе очень знакомая. — Старик прищурился. — Доказать можете, что вы те, за кого себя выдаёте?       Арагорн посмотрел косо на старика, улыбнулся едва заметно. Потом произнёс фразу на эльфийском, которую на общее наречие можно было перевести как «старый прохвост, не на столько ты стал глух и слеп, чтобы не узнать меня».       — Что он сказал? — зашумели в толпе.       — Понятия не имею, но это эльфийский, — откликнулся старик, подходя ближе.       — Орки тоже используют эльфийский.       — Нет, — это уже сказал Боромир, выходя из-за спин товарищей. Всё это время, как его оттеснили назад от подозрительных гостей, он молчал и разглядывал Арагорна. В его взоре узнавание загорелось сразу, вместе с искренней радостью. — Мордор использует эльфийские руны, потому что собственной письменности не имеет, но звучание эльфийского для них страшнее меча.       Боромир уже широко улыбался, он подошёл к Арагорну, велел своим людям убрать клинки, а потом заключил следопыта в крепкие объятия. Арагорн ответил ему тем же. Потом отстранился и окинул мальчишку взглядом от сапог до макушки.       — Какой ты стал, — прошептал он восхищённо.       — Какой же? — хитро сощурился Боромир.       — Взрослый, — улыбнулся Арагорн.       «Взрослый, высокий и красивый», — добавил он про себя.       Боромир был теперь всего на полголовы ниже Арагорна и уже выше многих взрослых солдат. Одетый в железо, в гербах наместников, с тяжёлым мечом наперевес, он был очень похож на те высокие каменные изваяния, что стоят в усыпальнице королей и на площадях в Минас-Тирите. Конечно, он всё ещё был очень молод, на щеках и верхней губе у него только-только начинал темнеть пушок. И всё же, того мальчика, сбежавшего из дома и разделавшегося с десятком орков в одиночку, и этого молодого мужчину разделяли три года тяжёлых трудов и суровых уроков.       — А что же следопыты севера делают на юге, — спросил Боромир. Впрочем, спросил без претензий, улыбаясь.       — Присматриваем за границами Мордора по приказу Митрандира. — Серого волшебника в Гондоре знали именно под этим именем, Арагорн так и звал его.       — Только его нам не хватало, — проворчал кто-то из солдат.       — Так вам нужны лучники или нет? — сурово спросил Хальбарад, обрывая сцену радостной встречи. Он стоял поодаль, скрестив руки на груди. За его спиной можно было разглядеть длинный галадримский лук, подарок эльфов Лориэна. Второй такой же был у Арагорна, у их товарищей — обычные.       — Нужны, — спохватился Боромир и сразу стал серьёзен и собран. — Приказывать я вам не могу, вы даже не подданные Гондора. Но если хотите помочь, — он бросил взгляд на Хальбарада, — то ваше место тут и тут, — остриё клинка указало на две сторожевые башни на западном берегу, как раз по обе стороны от переправы.       Народ засуетится, каждый получил свой приказ, восточный берег и мосты принялись готовить к атаке и пожарищу. Боромир поднялся на одну из старых башен, откуда город был как на ладони, внимательно наблюдал за приготовлениями, просчитывал что-то в уме. Он не просил ни совета, ни помощи, но Арагорн поднялся вместе с ним. На несколько минут они оказались на виду у всего города, но при этом в уединении.       — Давно ты подслушивал? — спросил Боромир, оглядываясь.       — Давно, с самого начала, — кивнул Арагорн. — Мы вошли в город одновременно с вашими разведчиками. Столкнулись с орками по дороге, хотели вас предупредить и попали аккурат на обсуждение.       — Если бы этому ублюдку пришлось ещё от тебя советы выслушивать, было бы хуже. — Боромир стоял у осыпающегося парапета, смотрел на дорогу, по которой ждали прихода оков. — Я всё-таки погорячился насчёт сотни человек. Дать бой то можно, а вот взять в кольцо, добить выживших, чтобы и правда ни одна крыса обратно с донесением не улизнула, силёнок не хватит.       — А что ты говорил про отряд следопытов Итилиэна? Большой отряд?       — Человек пятьдесят. Но к ним даже гонца не послать, комендант всех лошадей увёл, проучить решил.       — У моих людей есть лошади, — сказал Арагорн.       Глаза Боромира вспыхнули надеждой и радостью. И тут же снова закралось сомнение.       — Письма не написать, чернил и бумаги мне тоже не оставили, хоть кровью пиши.       — Не надо кровью. Пошлём Руэрина, он у нас часто гонцом служит. Запоминает послание дословно, как ходячая восковая табличка, пиши и стирай. Дай ему какой-то опознавательный знак, чтобы у Закатного Окна свои же не пристрелили, и всё.       Боромир порылся в вещах и выдал молодому посланнику следопытов белую с золотом тунику, с гербами. Очевидно, это был парадный вариант одежд для визитов к отцу. А теперь эта тряпочка, накинутая поверх серо-зелёного одеяния дунэдайн, заставит охранников Итилиэна хотя бы задавать вопросы, прежде чем открыть огонь.       — Скажи так. — Боромир мгновение помолчал, сочиняя приказ. — Боромир, сын Денетора, отныне командующий гарнизоном Осгилиата, приказывает отряду следопытов покинуть Окно Заката, выдвинуться на запад к городу. По пути с противником не пересекаться, в бой не вступать, себя не обнаруживать. Войти в город вслед за орками, занять удобную позицию для стрельбы и ждать. Открыть огонь по отступающим, когда загорится черепашья переправа. Всё.       Руэрин ускакал, лёгкая тонконогая лошадь под ним была привычна к быстрой скачке. Боромир и Арагорн снова остались одни.       — Хочешь? — Арагорн снял с пояса фляжку с последними глотками разбавленного вина. Давно стоило пополнить запасы, но сначала — разделить последнее с другом.       — Отец запрещает пить вино, — поморщился Боромир, но фляжку взял и сделал глоток.       — Отец тебе, полагаю, запрещает и рисковать собой, — напомнил Арагорн.       — Ага. А ещё у меня завтра день рождения.       Арагорн пытался припомнить, какое сейчас число и день недели. Огромный минус блуждания в пустошах вдали от человеческого жилья — путаница в днях.       — Сегодня двадцать шестое марта? — спросил он. — Ну конечно! Прости, я без подарка.       Боромир воззрился на него так, словно Арагорн отрастил хвост или третий глаз. Потом расхохотался.       — Брось, ты сам уже подарок. Отец говорит: «Этот ублюдок появляется всякий раз в дни большой радости и великого горя нашей семьи. Чтобы радость украсть, а над горем поглумиться». Только это неправда. Радость с тобой ещё ярче, а горе становится тем, что можно пережить.       — Я ведь твой друг, помнишь? — улыбнулся Арагорн.       — Да, друг, — Боромир послал улыбку в ответ, но вышла она какой-то кривой, неловкой. — Вот опять, ты здесь и помогаешь мне. Честно говоря, я уже не верил, что мне исполниться шестнадцать. Я ведь на рассвете родился, а до него ещё дожить надо.       — Я тут не при чём, — Арагорн покачал головой. — Я всего лишь парочка длинных луков, всё самое главное ты сделал сам. — Он протянул руку и, сам не осознавая, что делает, коснулся щеки Боромира, заставил его поднять голову, взглянуть в глаза. — Твой отец может гордиться тобой.       — А ты? — Боромир как будто даже не заметил прикосновения, не отшатнулся в сторону, не отмахнулся. Он внимательно смотрел на Арагорна.       — И я.       В следующую секунду, словно получив разрешение, Боромир поддался вперёд, обхватил Арагорна за шею, притянул к себе и поцеловал. Поцелуй вышел неловким, торопливым, мальчишка не знал, что делать с языком и куда девать нос. Он закрыл глаза и часто дышал, быстро начал задыхаться. Арагорн буквально слышал, как колотится у него сердце. Всё это было неловко и неправильно, и всё же Арагорн ответил на этот поцелуй. Гладил Боромира по голове и плечам, и на мгновение разрывая поцелуй шептал что-то успокаивающее, призывал не торопиться и дышать носом.       Шаги на лестнице прервали этот неожиданный урок, Боромир и Арагорн шарахнулись в стороны, как будто их застали за преступлением. На пороге появился Хальбарад, дурное настроение собственной персоной.       — Орки на подходе, — сурово заметил он. — Идём, Торонгил. Нам уже указали, где наше место.       С этими словами он повернулся в дверях и невзначай поймал взгляд Боромира. Наверно, вид у того был слишком красноречивый, чтобы скрыть хоть что-то. Хальбарад окинул юношу взглядом, потом едва заметно подмигнул и скрылся на лестнице.       — Мне пора, — кивнул Арагорн.       — Спасибо ещё раз, — Боромир принял серьёзный вид, приложил холодные ладони к горящим щекам, чтобы спрятать следы смущения. — За всё. До встречи на рассвете.       В полном смятении Арагорн покинул смотровую площадку, спустился вниз и присоединился к товарищам. Дунэдайн пересекли черепашью переправу, брёвна которой уже блестели от смолы и масла, и приготовились занять места на башнях.       — Ну давай, скажи, что у тебя там на языке вертится, — проворчал Арагорн, глядя на неприлично весёлого Хальбарада.       — Да ничего, — беспечно отмахнулся тот. — Мальчишка — огонь! А ты окончательно потерян для общества.       Арагорн молча сверкнул глазами, но не нашёлся что ответить.