Вышел срок, вновь быть войне, Твердыни обратятся прахом. Ты обретёшь, отринув гнев, Надежду, что сильнее страха. Погибший меч, оживший Рок, В Имладрисе сойдутся снова. И полурослик, как свой долг, Возмёт проклятие другого.
Боромир некоторое время сидел, подтянув колени к груди и обхватив голову руками. Сон не исчезал, как бывало всегда, пророчество словно бы отпечаталось на веках, Боромир снова и снова читал про себя. «Твердыни обратятся прахом, — повторял он страшные строки. — О какой надежде речь? Её нет». Наконец он поднялся, не в силах более заснуть или лежать без сна. Оделся, стараясь не разбудить товарищей, подхватил доспех, меч и вышел из полуразрушенных комнат арсенала, служащих сегодня ночлегом для защитников Осгилиата. До рассвета оставалась пара часов. Небо было черно, тьму разгоняли лишь огненные всполохи на востоке. Мордор гневался: атака на переправы Андуина провалилась, гондорцы отбили западный берег и укрепились, мосты были сожжены, переправу севернее охранял бдительный гарнизон, а на юге, в устье реки, стояли корабли Дол Амрота. Весь Гондор, от побережья до границ с полями Рохана, ощетинился мечами и был готов принять новый удар. Неожиданное нападение, должное стать сокрушительным и приблизить полное поражение Гондора, лишь укрепило защитников, умножило их ряды. Но командующие не разделяли наивной радости простых солдат. Солдат горюет над проигрышем, празднует победу, а командир смотрит дальше. Он знает, когда оставленный город приближает триумф, когда отвоёванный лишь оттягивает неизбежное падение. Даже Фарамир, неутомимый в своей непоколебимой надежде и вере, прошлым вечером на совете был молчалив и мрачен. А Боромир не мог избавиться от мерещащегося смрада дыма и крови в воздухе, хотя пожары над Осгилиатом потушили. Можно подумать, что странный сон стал лишь отголоском событий последних двух дней. Но Боромир никогда не сочинял стихов, ни во сне, ни наяву, и был уверен, что не придумал это. Должно быть, таким образом проявился сомнительный дар материнской крови, спавший много лет. Но что делать с таким туманным предупреждением? Совершенно точно для себя Боромир истолковал только первых две строки: он знал, что такое война и чем она закончится. Погружённый в безрадостные размышления, Боромир не сразу заметил, что на площадке старой башни, куда вынесли его ноги, есть кто-то ещё. На фоне горизонта виднелся силуэт сидящего на парапете. Это был Фарамир. Он тоже не услышал шагов брата, вздрогнул, когда тот тронул его за плечо. — Не спится? — спросил Боромир тихо, прекрасно зная ответ, зная все тревоги, омрачающие мысли младшего брата. — Сны всякие снятся, — уклончиво ответил Фарамир. — Кошмары? — Боромир присел рядом, но спиной к востоку, чтобы не видеть Мордора. Впрочем, отблески его пламени всё равно красили болезненным румянцем лицо брата. От Мордора негде было укрыться. — Не знаю, кошмар ли это, — Фарамир пожал плечами. — Там был свет. Оконце света над Белыми горами. И звёзды, которые наяву не всегда увидишь. А во сне они были очень яркими. На губах Фарамира появилась лёгкая улыбка, а во взгляде — теплота. Боромир вернул эту улыбку. А сердце у него пустилось вскачь, только успокоившись после пробуждения. Один сон на двоих совершенно точно не может быть просто тревожными грёзами уставшего разума. И там, где Боромир запомнил лишь войну и пепел, Фарамир видел звёзды. — Я слышал голос, словно бы вокруг и внутри, он был всюду. Он говорил… — Фарамир задумался на мгновение, нахмурился, воскрешая в памяти строки. — Вышел срок, вновь быть войне, твердыни обратятся прахом, — сказал за него Боромир. Фарамир воззрился на него с изумлением. — Ты видел тот же сон! — Да. — Внемли совету, он в цене теперь куда сильнее страха, — продолжил Фарамир. Этой строки во сне Боромира не было, он нахмурился, но брат, поглощённый пророчеством, не обратил внимания. — Погибший меч, оживший Рок в Имладрисе сойдутся снова. Погибший меч? Рок? — И полурослик как свой долг возмёт проклятие другого, — закончил Боромир. — Здесь много непонятного. — Что это, по-твоему, значит? — от задумчивости Фарамира не осталось и следа. Он оживился, вскочил, принялся мерить узкую площадку шагами. — Имладрис — это совершенно точное указание. Ривенделл на общем наречии. — Эльфы? — спросил Боромир. — Причём здесь эльфы? Они никогда не стремились нам помочь. — И всё же судьба Гондора тесно связана с этим местом. Говорят, там тысячу лет хранятся реликвии дома Элендиля. И под защитой лорда Элронда воспитываются наследники трона Гондора и Арнора. — Если они существуют, — желчно проворчал Боромир. — У Эарнура не было детей. Ветвь Анариона прервалась. — Но есть ветвь Исильдура, — Фарамир остановился перед братом. Он смотрел ему в глаза, словно хотел заглянуть в душу, найти там какой-то ответ. — Тот северянин, Торонгил, говорил, что король существует. — Гондору нужен не король, а оружие и союзники, — твёрдо сказал Боромир. Он тоже поднялся на ноги и бросил взгляд на запад, где уже из ночной тьмы проступали очертания белого города. — Вели седлать коней, мы едем в Минас-Тирит. Если выйдем сейчас, возможно удастся перехватить Имрахиля до его отъезда на юг. — Хочешь собрать совет? — спросил Фарамир, уже нагоняя Боромира на лестнице. Когда старшим овладевал азарт и стремительность, даже длинноногий, лёгкий, как эльф, младший брат не мог за ним угнаться, приходилось прыгать через три ступеньки. — Ради всего, что тебе в этом мире дорого, не говори при отце строчку про падение твердынь. — Напротив, я думаю, что только эта строка и заставит его отнестись ко сну и стихам как к серьёзному поводу для сбора совета, — ответил Боромир. Казалось, в Минас-Тирите никто не спал. Денетор даже не ложился, получив донесение от стражи о прибытии сыновей, он спустился в тронный зал через минуту, в кирасе и с мечом у бедра. Имрахиля поймали на конюшенном дворе, ему и свите уже снаряжали лошадей. Малый совет Денетора, ставшего в последние годы особенно подозрительным и гневливым, включал всего двоих советников: Имрахиля, которого Денетор был вынужден терпеть, поскольку князь владел доброй половиной земель Гондора, и старшего сына, непогрешимого и отважного военачальника армий. Присутствие же Фарамира диктовалось волей Боромира, и в этот раз наместник не преминул заметить, что командиру разведчиков стоит вернуться в Осгилиат и заняться прямыми обязанностями, а не лезть в дела выше своего разумения. Боромир пропустил укор мимо ушей, Фарамир может что-то и хотел бы ответить, но был остановлен братом. На ссоры времени не осталось. Удивительно, но Денетор без колебаний уверовал в то, что сон его сыновей действительно имеет значение. Он слушал очень внимательно, просил повторить строки снова и снова, шептал их про себя. Фарамир по просьбе брата изложил свою версию стиха, Боромир же отличающейся строкой делиться не спешил. Почему-то он был уверен, что это личное. Он тоже повторял про себя слова пророчества. И его не покидало ощущение, что голос, произнёсший те две строки, про надежду, отличался. Пророчество звучало равнодушно, как свет, как ветер или дождь — нельзя сказать, принадлежал ли этот голос человеку или вообще живому существу. Но «надежду что сильнее страха» произнёс кто-то мучительно знакомый. С мягким укором любящего сердца он просил поверить надежде. Возможно, этому голосу соседствовал и взгляд, дотянувшийся через поля и горы, заставивший Боромира повернуться спиной к пламени Мордора. Мысли о Торонгиле не покидали Боромира ни на день с их последней встречи. Впрочем, как всегда. Жизнь делилась на краткие моменты нечаянных встреч и долгие годы лелеяния воспоминания о них. Новой встречи Боромир ждал и теперь, что-то подсказывало ему — Торонгил появляется в важные для Гондора моменты, он не врёт, когда говорит, что сердце его всегда здесь. Но вместо невыносимого и желанного упрямца в этот раз Боромиру досталось только письмо. Невозможно было обличать Торонгила во лжи, когда он писал о своей любви и преданности. Каждая буква была правдой, Боромир знал это. Но вместе с тем какая-то горечь сквозила в строках, будто письмо пропиталось ядом — оно заставляло сердце часто колотиться от смутной тревоги. Боромир размышлял об этом и понял, чего так боится — письмо, при всей своей нежности, очень походило на прощание. В том и заключалась причина — одна из множества, но самая веская, о чём Боромир никому не сказал — что он вызвался отправиться в поход на север, в Имладрис. Раз уж именно это место чётко обозначено в пророчестве, пусть эльфы и объясняют, что это значит. Фарамир отказывался верить, что падение предсказано Белой твердыне, значит, сушествует способ сокрушить Чёрную. Его надежды были связаны с погибшим мечом, он видел явное указание на Нарсил и того, кому суждено этим мечом владеть. Денетор был резок, отмахнулся от этой идеи, но высказал предположение, что там, где бессильны мечи, придёт на помощь иная сила. Что именно он имел в виду, старый наместник не объяснил, но оживился. И приветствовал решение старшего сына отправиться в путь. Четвёртого июля, через две недели от битвы за Осгилиат, сделав все необходимые распоряжения и приведя армию в полную боевую готовность, Боромир покинул Минас-Тирит. Он отправился на северо-запад, к Вратам Рохана, один, без свиты. Денетор и Имрахиль предостерегали его от опасностей в пути, Фарамир же сказал, что не боится ни орков, ни варгов, что могут встретиться на дорогах, коими пройдёт его брат. И всё же он был печален и долго не мог заставить себя разомкнуть объятие. Это расставание и брошенные напоследок скомканные слова тоже были очень похожи на прощание навсегда. Путь не был ни лёгок, ни скор. Как много лет назад, карты снова обманывали, а дороги вели не туда. Боромир досадовал, что так мало знает о мире за границами Гондора. Он не страшился дорог, но невольно воспоминал северян, их рассказы — Торонгилу или Хальбараду одолеть переход из Гондора до Ривенделла ничего не стоило, особенно если шли они вдвоём или целым отрядом. Боромир же был один. Отец не настаивал на попутчиках, хотя и предостерегал сына, просил быть осторожным. Что-то тревожило Денетора, но выяснить причину Боромир не сумел. И всё же, помимо тяжести долга и подгоняющей в пути тревоги, было ещё кое-что. Вырвавшись из кольца стен крепостей, оставив тяжёлый доспех и знамёна, Боромир ощутил себя наконец свободным. Он шёл на север, узнавая в пути ориентиры из рассказов Торонгила, вспомнил то место на роханских дорогах, где однажды спас следопыта, где вёз его в своём седле — впервые так нуждающегося в Боромире, а не наоборот. Хельмова Крепь ещё более оживила воспоминания. Хотя те, что родились здесь, не умирали никогда: встреча в пустом коридоре, горячий шёпот «ты мой!», торопливые поцелуи возвращались во снах, обрастали несуществующими подробностями и продолжением. Пробираясь на север теперь, Боромир представлял себя беглецом. Будто бы свершилось придуманное, но отвергнутое долгом, и он, бросив отца и брата, страну и армию, бежал к тому, кто стоил больше. Это ложь, конечно, ни Боромир, ни Торонгил не выбрали друг друга, оба выбрали долг. Долг преследовал, шёл по пятам даже теперь. В Хельмовой Крепи Боромира приветствовали Эркенбранд и Теодред. Последний, прослышав о путешествии сына наместника, специально выехал из Эдораса и нагнал его по пути. Встреча в крепости была по-дружески тёплой, но омрачённой новостями. Боромир не упоминал пророчества, но рассказал о нападении, которое пережил Осгилиат. Рохиррим делились своими невзгодами. — Отец совсем плох, — пожаловался Теодред. — Он очень постарел за последние годы. — Он ведь моложе моего отца, — недоуменно заметил Боромир, прикидывая в уме, сколько сейчас Теодену. — Не забывай, что твой отец от крови Нуменора. Но даже это не главное. Возможно, ты и твой брат, молодёжь при дворе и считают, что разум наместника уже не так гибок, как раньше… — Как будто когда-то был, — ухмыльнулся Боромир. — У отца железный хребет, в смыслах плохих и хороших. — А у моего хребта не осталось, — ответил Теодред. — Он почти меня не узнает, гонит советников, отсылает Эомера. Слушает одного только Гриму и принимает Сарумана на тайные советы. Боромир нахмурился. Имя Сарумана почему-то всё чаще соседствовало со всякими пакостями, недуг короля Теодена не был единственной. Орки заходили на земли Рохана, это тревожило Гондор, потому что означало борьбу на два фронта. Говорили, что приходят они с Мглистых гор — но при этом хозяин Орхтанка, чья цитадель прикрывала Врата Рохана, ничего не делал, чтобы защитить соседей и себя. Орки разоряли деревни, уводили лошадей, жгли урожаи — не вступали в открытое противостояние с рохиррим, но подтачивали их силы. Как Мордор по отношению к Гондору много лет. И тревоги Белой башни всё чаще были обращены к Изенгарду. — Гендальф встревожен, — заметил Теодред. — В последнюю нашу встречу он сказал… — Меньше слушай волшебников, — резко прервал его Боромир. — Если нас предал Белый совет, то и Гендальф тоже. Не зря они с Саруманом рыскали в Минас-Тирите по библиотекам, небось слабое место искали. За столом воцарилась тишина. Боромир без аппетита ковырял вилкой в тарелке, Теодред разглядывал его. Боромир иногда ловил взгляд, но молчал, погруженный в свои думы. — Скажи честно, — наконец нарушил молчание Теодред. — Ты ведь не за советом эльфов на север едешь. — Какой совет могут дать эльфы смертным? — горько усмехнулся Боромир. — Выбрать смерть на свой вкус? Они сядут на корабли и уплывут, а мы унаследуем Средиземье как братскую могилу. — Значит, я прав. Ты едешь на север за Торонгилом. Боромир промолчал, сделал глоток эля, глядя в сторону. Теодред смотрел на него с улыбкой, чуть печальной и до ужаса понимающей. Воспоминания о Торонгиле в этой крепости были свежи, словно всё случилось вчера, а вот вкуса губ Теодреда Боромир не помнил. А штука Эркенбрада вообще никогда не существовала. — Не знаю, встречу ли я его, — тихо сказал Боромир, нарушив молчание. — Он не называл условного места и времени. Но иногда упоминал Ривенделл. Теодред кивнул, вздохнул. Опрокинул в себя оставшийся эль, перевернул кружку на поднос и поднялся из-за стола. Он пожелал доброй ночи и ушёл к себе, Боромир вскоре последовал его примеру. На рассвете они попрощались на дороге, ведущей на запад. Пожали друг другу руки, и Боромир уехал, а Теодред ещё долго наблюдал за трактом с холма, пока фигура конного не скрылась вовсе. * * * Ещё один человек двигался тем же трактом, но опережал Боромира на две недели. Хальбарад шёл пешком, но хорошо знал эти земли, дорога не утомляла его. И в Ривенделл он не шёл, его дорога пролегала через Эрегион прямиком к Брендевину. Он спешил, хотел предупредить Арагорна о Боромире. Хоть мысль «Я тебя предупреждал!» произносилась всякий раз в мысленном диалоге с другом, тревога за двух людей, ставших одинаково близкими и родными, снедала его. Хальбарад всегда говорил, что правду Боромир должен узнать от Арагорна. Если он прибудет в Ривенделл первым и услышит истинное имя своего северянина от кого-то из тамошних обитателей, разразится буря. Её не миновать в любом случае, но правда всегда предпочтительней утайки и слухов. Казалось, всё в Средиземье пришло в движение. У каждого шага на всех дорогах оказалось уйма причин. Ещё одну для поисков Арагорна и тем более спешных, Хальбарад встретил недалеко от Лебяжьего разлива. Причина эта звалась Гендальф — дурные вести собственной персоной. Старый волшебник очень удивился, услышав, что сын наместника послан отцом на север, в Риввендел за советом. — Денетор, — повторил Гендальф. Хальбарад кивнул. — Послал за советом. — Хальбарад снова кивнул. — К эльфам. Очень смешная шутка, — подытожил волшебник. — Не шутка, так говорят. В любом случае, Боромир выехал вслед за мной, сейчас должен быть в Эдорасе. — Печальное его там ждёт зрелище, — хмыкнул Гендальф. Гендальф велел немедленно разыскать Арагорна. Сердечные дела друга его волновали чуть меньше чем совсем нет. Он вручил Хальбараду свиток потрёпанного вида и письмо в конверте с наказом непременно передать лично в руки Арагорну. — Ты это в библиотеке Денетора спёр, что ли? — спросил Хальбарад, разглядывая свиток, испещренный рунами. Текст датировался 3441 год Второй эпохи. — Не спёр, а… — Позаимствовал! — Хальбарад едва увернулся от затрещины. Рука у волшебника была сухая и жилистая, тяжёлая не на вид, а по сути. — Откопал, от пыли очистил, перевёл на общее наречие и переписал, — проворчал Гендальф. — В те закрома три тысячи лет никто не заглядывал. Впрочем, Денетор интересовался, что же я ищу, хоть и виду не показывал. Вероятно вот это, — волшебник постучал мундштуком трубки по свитку, — и есть истинная причина, тот самый «совет», за которым он отправил сына в Ривенделл. И не младшего, заметь, без которого легко обошёлся бы. Хальбарад развернул пергамент и вчитался в строки. Первых же слов хватило, чтобы желание шутить улетучилось, а по спине пробежал холодок. «Запись об Исильдуре и Кольце…» — Не может быть, — прошептал он и тут же понял — может! Это то, что должно было случиться, чего опасались Мудрые, чего ждал Враг. Кольцо нашлось. — Хотел бы я, чтобы у тебя были крылья, — сказал Гендальф. — Разыщи Арагорна, скажи ему, что час настал. Враг придёт за Кольцом, он знает, что оно не пропало куда дольше нас. И удар по Гондору говорит о многом. Маг говорил ещё, кратко и скоро. Сказал, что оставил письмо для мистера Фродо Беггинса у трактирщика в Пригорье. А Хальбараду велел собирать следопытов и усилить охрану бродов на подступах к Ширу. Если всё пойдёт как задумано, к началу осени Кольцо окажется в Ривенделле, в относительной безопасности, потому что в Шире его не удержать. Сам же Гендальф собирался встретиться с Саруманом, рассказать, что узнал. Если удастся собрать Белый совет, как много лет назад, и дать отпор Саурону, возможно… Что там возможно, Гендальф не сказал, похоже, у волшебника впервые за бесконечно долгую жизнь не было чёткого плана. Саурон действительно опередил своих врагов. Всё пошло не по плану. Гендальф отправился в сторону Изенгарда и как в воду канул. Арагорна Хальбарад отыскал уже в начале сентября на границах Шира и передал тому просьбу волшебника. В ответ услышал, что Фродо границ Шира не пересекал, если и было к нему какое-то письмо у трактирщика, он наверняка забыл его отправить. О том, чтобы немедленно переправить Кольцо в Ривенделл речи не шло — назгулы рыскали вокруг, следили за всеми тропами и дорогами. Двадцать второго сентября, аккурат на осеннее равноденствие, все девять призраков ударили по Сарнскому броду. Они выждали самый тёмный час и ринулись в атаку, вперёд мечей пуская страх и ужас. Сторожевой отряд дважды отбрасывал назгулов назад, к рассвету пришлось отступить. Арагорн велел всем, кто ещё может держать оружие, собираться ближе к Хоббитону. Прискакавший гонец оттуда сообщил, что Фродо оставил дядюшкину нору и переехал к друзьям, предусмотрительно скрыв новый адрес, а потом ушёл и оттуда, где он сейчас — никому не известно. — Я отправляюсь в Бри, — сказал Арагорн Хальбараду. Беседовали они тайком, сидя за дальним столом в «Зелёном Драконе». Хоть в последние годы следопыты успели тут примелькаться, хоббиты людей сторонились, и это было самое удобно место для пошепталок. — Куда бы ни направился Фродо, пойдёт он через Пригорье. Путешественник он неопытный и выберет прохоженную дорогу, на которой есть трактиры. — А если он не появится там? — Навещу Туков и Брендибаков, перетрясу весь Бакленд и выясню, куда дели кузена. — А потом? В Ривенделл? — взгляд Хальбарада сделался таким хитрим, что можно было не сомневаться, о хоббите и Кольце он думает в последнюю очередь. — Дружище, я помчался бы туда прямо сейчас, — вздохнул Арагорн. — Но уверен, что уже опоздал. Боромир вышел из Минас-Тирита в начале июля, вероятно. Если в пути его ничего не задержало, он уже в Ривенделле и всё знает. — И единственный выход — никогда больше не показываться ему на глаза? — Я знаю, ты невысокого обо мне мнения, — поморщился Арагорн. — В том, что касается дел сердечных. Но я не настолько труслив. Я много лет боялся открыть ему правду, боялся потерять… Но не побоюсь завоевать снова. — История повторяется дважды, — сказал Хальбарад. — В первый раз как трагедия, второй раз — фарс. Когда-то он мучительно просил твоей любви, теперь ты будешь наказан его же участью. И поделом. — Хальбарад поднял свою кружку и отсалютовал Арагорну, мрачному как туча. Но каждым словом старый следопыт был прав.Глава 17. Клубок дорог
16 ноября 2023 г. в 11:19
Боромир открыл глаза. Темнота вокруг царила кромешная: в предутренний час догорели факелы и давно золой обратились костры. Несмотря на жаркую летнюю ночь, камни, служившие командующему постелью, казались ледяными, а рубашка на нём сделалась влажной от холодной испарины. Разбудившее сновидение не отпускало, в мыслях набатом звучали слова странного стиха.
Боромиру снилось огненное зарево над Мордором. Огонь обжигал небеса, чёрные тучи, осыпающиеся на землю пеплом, заволакивали всё вокруг. Солнце тонуло в дыму, лучи его меркли и наконец погасли совсем. Отчаяние наполняло сердце стража Белой башни, но какая-то неведомая сила заставила его повернуться спиной к пламени и обратить взор на запад. Над ослепительно сверкающими вдалеке пиками белых гор ещё оставалось оконце чистого неба, чуть хранящее отблеск лучей умирающего солнца. У самого горизонта зажигались ранние звёзды. И тогда голос, звучащий словно бы и снаружи, от земли и неба, и внутри Боромира, провозгласил: