Причины моей ненависти

Драко, оставшись в пустой раздевалке после физкультуры, упрямо воюет с молнией на джинсах. Уже приняв душ и одевшись, он обнаружил, что та разошлась, и теперь, сидя на скамейке в одних трусах, упорно пытается поджать зубчики пальцами, потому что плоскогубцев, ожидаемо, поблизости нет. Физкультура стояла последним уроком, и все его одноклассники поспешили разойтись по домам, поэтому со своей проблемой Драко борется в гордом одиночестве. Молния, к его большому сожалению, длинная, потому что джинсы, ремень которых обхватывает талию, имеют высокую посадку, и идти по морозной улице с расстёгнутой ширинкой ему не хочется. В конечном итоге, он добивается того, что молния застёгивается наполовину, и, выругавшись себе под нос, бросает эти жалкие попытки. Наполовину уже неплохо — поверх остального накинет рубашку, не заправляя её за пояс, да и его куртка достаточно длинная, чтобы ничего себе не отморозить. Одевшись, он в последний раз окидывает взглядом свой шкафчик, чтобы убедиться, что ничего в нём не забыл, а затем подхватывает рюкзак со скамьи и отправляется к выходу. Настроение у него поганое, впрочем, в этом нет ничего необычного. Оно такое с той самой встречи на вокзале. Драко убеждает себя в том, что болезненные чувства не могут уйти так быстро, что с каждым днём ему должно становиться легче, что старые привычки отпадут, но всё равно жутко злится, потому что он уже устал. Существование кажется ему мерзкой необходимостью. — Малфой. Драко подпрыгивает от неожиданности, когда знакомый (такой знакомый) голос окликает его сзади. Он медленно опускает руку, которую уже было протянул к дверной ручке, а затем так же медленно оборачивается всем телом назад. Поттер стоит в каких-то десяти футах от него, и смотрит, смотрит своими глазами яркими так пристально, словно Драко разложен у него под микроскопом. Малфою это не нравится совершенно, ему вообще вся эта ситуация не нравится, но что-то в глубине его грудной клетки бьётся радостью, робкой, немного болезненной. Он думал, что больше никогда не заговорит с Поттером, и понимание того, что он ошибся, приносит ему облегчение, которому он совершенно не рад. — Следишь за мной, что ли? — Малфой кривится, вполне осознанно повторяя слова, которые Поттер ему сказал на чёртовой станции Вест Хэмпстед. Видит бог, он запомнил каждое. — Можно и так сказать, — неожиданно соглашается с ним Поттер. — Ждал подходящего момента. Гарри чуть наклоняет голову вбок, продолжая внимательно рассматривать Малфоя. Драко, в свою очередь, приосанивается и складывает руки на груди, пряча свою растерянность и уж точно не собираясь показывать жалкую радость, что сейчас бьётся ему под рёбра, желая разрастись. Он её давит. Ему и так слишком больно, и он не вынесет повторения того разговора. — Мне казалось, мы всё решили. Хочешь снова обсудить это? — выплёвывает Драко, выделяя последнее слово голосом и прекрасно осознавая, что он звучит злобно. Хотя никакой злобы он на деле не испытывает. А вот потребность защититься — да. Защищаться Малфой умеет только одним способом. — Хочу, — кивает Гарри, и вдруг делает шаг вперёд, отчего уже Драко начинает пятиться. Ему кажется, что сокращать расстояние между ними нельзя. Нельзя, потому что он снова сломается. Потому что запомнит каждый момент, каждую чёрточку лица и каждый жест Поттера, и меньше всего он хочет ещё и увидеть его глаза вблизи. — Я много думал о тебе. — Как мило. — Перестань, Малфой. Я знаю, что для тебя этот разговор тоже важен. Просто скажи мне, это правда? Всё то, что ты сказал на станции? Драко хмурится, вертикальная морщинка пронзает его переносицу. Он отдал Поттеру всего себя в ту встречу, вывернулся наизнанку, показал всё сокровенное, и больше делать этого не собирается. Он уже всё для себя решил, уже начал бороться (едва ощутимо, но), и не видит никакого, абсолютно никакого смысла в этом диалоге. Разве что Поттер решил мстить и прыгать по его больным местам. Что ж, это было бы справедливо, пусть Малфой и ебал такую справедливость, если уж говорить честно. Но эта отчаянная радость, в которую начинает вплетаться надежда, врастает в него изнутри. Драко не хочет анализировать её, думать о ней. Он просто хочет, чтобы всё это поскорее закончилось. И не знает, как это сделать. — Допустим, — всё-таки отвечает он после короткой паузы. Поттер, услышав это слово, которым Малфой часто пользовался в их переписках, вдруг хмыкает с какой-то почти весёлой, отчаянной горечью. — Ты и правда Джеймс. Вот чёрт. Знаешь, я ведь мог бы заметить… Я думал о том, что тебя зовут иначе, что живёшь ты, вероятно, не в Лудсе. Потому что я искал хоть какую-то информацию, и ни в одной базе данных не встретил Джеймса Блэка, который проживал бы в этом городе и учился бы там. — Мне похвалить тебя за старания? — Я даже смотрел на ребят в нашей школе, — продолжает Гарри, словно и не услышав язвительного укола в свой адрес. — Но никогда не думал на тебя. Он резко переводит взгляд вниз, задумчиво осматривая ботинки Малфоя. Тот нервно сглатывает слюну, испытывая внезапное желание стянуть их и остаться босиком. — А стоило. На Драко вдруг наваливается сильная слабость. Радость, было проклюнувшаяся в нём, резко сменяется тяжестью. Он смертельно устал от вездесущего Поттера. Устал от сомнений, устал от боли. От мыслей, от собственных чувств, в которых, признаться, он давно уже и сам ничего не понимает. Поэтому он произносит, и эта самая усталость чётко проявляется в его голосе: — Чего ты хочешь, Поттер? Да, я писал тебе вполне… искренне. Врал в мелочах, чтобы не выдать себя, но старался не лгать лишний раз. Да, мне нравилось с тобой общаться. И да, я сделал тебе больно, но ты унизил и растоптал меня в ответ. Мы квиты. — То есть, ты признаёшь каждое своё слово? — Да, да, чёрт побери! Что тебе ещё нужно услышать, чтобы отъебаться от меня навсегда? Поттер ничего ему не отвечает. Только вглядывается в лицо внимательно ещё пару секунд, словно каждую эмоцию, что пробивается сквозь маску раздражения, ловит и разделывает на части. А затем резко сокращает расстояние между ними, хватает Драко за ворот рубашки, впечатывает его в стену одним резким, злобным движением, и накрывает его губы своими. Что-то в голове Малфоя разрывается, и на мгновение к нему приходит совершенно нелепая в данной ситуации мысль: может ли человек почувствовать кровоизлияние в мозг? И если это оно было только что, есть ли у него шансы умереть быстро? Но затем эта мысль исчезает, оставляя после себя только пустоту. Поттер целует его крепко, прижавшись близко и не выпуская ворота рубашки из рук. Драко выдыхает резко и рвано, и губы его приоткрываются как-то сами с собой. Тело предаёт его, не слушая разум, не позволяя управлять собой. Его собственные пальцы вцепляются в плечи Поттера так крепко, что на коже наверняка останутся синяки. Жар проходит по грудной клетке, затем сворачивается в паху тугой спиралью. А потом он вдруг чувствует наглый язык, пролезающий ему в рот, и ошеломлённое оцепенение покидает его. — Блять, что ты творишь! — восклицает он, и его руки, до этого так крепко сжимавшие плечи Поттера, теперь отталкивают его с силой. Тот от неожиданности едва не падает, но, покачнувшись, остаётся на ногах. Он запускает руку в волосы и взъерошивает их нервным жестом. На его лице появляется горечь. — Значит, не всё было правдой, да? — Конечно, нет! Я же сказал тебе, что был пьян! Господи, как ты мог подумать о том, что я… Блять, Поттер, я не педик, ты меня понял? И меня не волнует уже кого там предпочитаешь трахать ты, но меня в это не втягивай! Малфой вытирает рот тыльной стороной ладони, это движение быстрое и показательное. Он стоит, его грудная клетка тяжело вздымается и опадает, и он вдруг понимает, что чувствует ярость. Наконец-то чувствует. Сейчас в нём нет ничего другого, только злость, поглощающая и застилающая глаза. Потому что, чёрт возьми, он не влюблён, и он никогда не стал бы целовать другого парня. — Я так и думал. Поттер усмехается, отчего злость Малфоя только вырастает в своей силе. Паршивца словно ничто не может пронять. Драко старается не думать о том, что в зелёных глазах, несмотря на беспечное выражение лица, плещется боль. Он отказывается её замечать, как отказывается замечать и то, что его сердце начинает робко ныть. Нет, он злится, злится, злится! Он должен поддерживать этот огонь. — Какой же ты трус, Малфой, — выплёвывает из себя Поттер, и, не позволяя Драко ничего ответить, выбегает за дверь, не забыв громко хлопнуть ею напоследок. Драко остаётся в одиночестве. Он слышит, как быстрые шаги, отзвук которых гулко отражают стены пустого коридора, удаляются от него. Он замирает, будто маленький ощерившийся хищник, и не шевелится, пока вокруг не наступает полная тишина, а затем медленно подходит к скамейке и тяжело на неё опускается. Упёршись руками в колени, он прячет лицо в ладонях, слушая, как оглушительно тикают часы, висящие на стене прямо перед ним. Злость, которую он испытал на несколько секунд, никуда не уходит, но теперь она смешивается с уже знакомым чувством боли. Сейчас он ненавидит Поттера так сильно, что ему хочется заорать. И, о боже, как же он желал этой ненависти каких-то полчаса назад! А теперь Драко давится ею, она душит, призывает слёзы заполнить глаза, и теперь это слёзы абсурдной обиды. На мгновение, короткое, непризнанное в тот миг им самим, Драко показалось, что всё ещё можно исправить. А потом Поттер всё сломал своим поцелуем. Они не смогут общаться. Они не смогут быть друзьями. Было абсурдно даже предполагать подобное, пусть и всего на секунду, пусть и в самой глубине сердца. Медленно отняв ладони от лица, Драко касается кончиками пальцев своих губ. Быстрый, рваный, полный какой-то дикости поцелуй, словно остаётся отпечатанным на них. — Страйк, — озвучивает Драко очевидное, когда шар для боулинга, запущенный его рукой, сбивает все кегли. — Стра-а-а-йк, — тут же передразнивает его Блейз, — Панс, он наёбывает нас. Протащил какой-то липовый шар. — Ну, так сыграй им сам, — ухмыляется Драко, который только что сбил все кегли в четвёртый раз подряд. «Липовый» шар серебристого цвета как раз возвращается на исходную, грубо потеснив своих соседей. Малфой подхватывает его пальцами и протягивает Блейзу, не забывая вызывающе усмехнуться. Забини хмурится, но выхватывает шар из его рук. — Просто признай, что я лучше тебя в боулинге, — советует ему Малфой, отходя назад, к столику, за которым устроилась Паркинсон. — Никто не лучше меня в боулинге, — огрызается Блейз, не соизволив даже обернуться в его сторону. Драко опускается на диванчик, занимая своё место с краю. Панси сидит напротив него, и, глядя на то, как Блейз примеривается к броску, постукивает по полу выглядывающими из-под короткой юбки ногами. Чёрные колготки делают её ноги ещё стройнее, что Малфой замечает без всякой задней мысли. Он уже смирился с тем, что, кажется, ни одна девушка в радиусе примерно ста километров не вызывает у него вообще ничего. Мягкое любопытство, не более того. — Я же говорил! — восклицает Забини, оборачиваясь к ним под звук падающих в щель кегль. — Что ты с ним сделал, а? Малфой оглядывается на табло, разглядывая очки, присуждённые Блейзу за этот бросок. До Драко ему всё равно далековато, так что он лишь пожимает плечами, обернувшись назад. — Играй им, если хочешь. — Он неудобный. У тебя пальцы тонкие, как у девчонки. — Это у тебя пальцы-сосиски. — Пошёл ты. Они улыбаются друг другу; каждый понимает несерьёзность этого спора. Малфою кажется, что он даже чувствует подобие тепла в своём сердце, которое, конечно, ничуть не разбивает преследующий его холод, но всё равно приятно отдаётся. Драко думает о том, что последние месяцы был так погружён в Поттера, что совершенно не замечал своих приятелей. Звать их друзьями он всё ещё отказывается, уверенный в том, что как минимум Тео мечтает его сожрать. Блейз вполне возможно тоже. Наверное, из всех них он хоть сколько-нибудь доверяет только Паркинсон. Та как раз поднимается со своего места, чтобы сделать ход. — Завязывайте свои брачные игры, — фыркает она, грациозно проходя к дорожке. Блейз, широко улыбаясь, показывает ей средний палец. Пронаблюдав за её броском, он сообщает о своём желании взять ещё безалкогольного мохито и картошки фри. И Драко и Панси без раздумий объявляют о том, чтобы он брал сразу кувшин и три стакана. — Я вам что, официантка? — Да, — хором отвечают они. Блейз выругивается на них, но, махнув рукой, всё-таки отправляется к барной стойке. Драко оглядывается назад и понимает, что не завидует Забини: очередь с их места кажется довольно большой. Почувствовав на себе пристальный взгляд Панси, он оборачивается к ней. Она смотрит на него молча и подозрительно внимательно, словно пытаясь прочитать что-то, что Драко прячет от окружающих. И он правда прячет, и это «что-то» не является тем, о чём должна узнать хоть одна живая душа на планете. — Так кто она? — вдруг интересуется Паркинсон. Кончики её губ приподнимаются вверх, и Драко не может понять, язвительная это улыбка или обыкновенная. — Я же сказал, нет никакой её, — раздражённо отвечает ей Малфой, откидываясь на спинку диванчика. — Потому что есть он, да? Вся деланная расслабленность сходит с него, будто смытая потоком воды. Несколько секунд Малфой моргает, молча вглядываясь в лицо Панси и чувствуя, как холодеют его руки и ноги. Весёлая музыка, играющая фоном, и гул голосов других посетителей кажутся ему в этот момент оглушительно громкими. Но потом он берёт себя в руки, поджимая губы и выпрямляя спину в струну. — Что у тебя за фантазии, Паркинсон? — фыркает Драко, высоко подняв острый подбородок. Та в ответ громко цыкает. После чего отвечает, и голос её звучит безжалостно: — Это у тебя фантазии о Поттере, дорогой, а не у меня. — Что? — Ты думал, никто не замечает? Она ухмыляется так довольно, что Драко хочется запустить в неё чем-нибудь. Запустить и позорно сбежать, чтобы больше никогда не появляться в жизни Паркинсон. Блять, слишком многих людей он хотел бы никогда не встречать. Драко набирает побольше воздуха в грудь, собираясь с силами для ответа и планируя вложить в него всю свою язвительность. Он собирается делать то, что делает любой попавшийся лжец: отрицать всё. Даже если это будет звучать абсурдно. Но Паркинсон, словно прочитав его мысли, показательно закатывает глаза, а потом подаётся вперёд, чуть привставая со своего места и опираясь локтями о стол. — Вот только не надо мне тут. Ты действительно думаешь, что, имея глаза и эмоциональный интеллект, который у меня, спешу заметить, по всем тестам очень высок, можно было не заметить, что ты по уши влюблён? Драко игнорирует чёртово слово «влюблён», которое он ненавидит уже так сильно, что готов самолично выцарапать его из всех толковых словарей этого мира. Вместо этого он, говоря сквозь зубы, негромко интересуется: — Кто ещё в курсе? — Не знаю, — беспечно отвечает ему Паркинсон, оборачиваясь к барной стойке. — Возможно, Забини, но он в последнее время так много курит, что, кажется, реальный мир ему не очень интересен. — По поводу Забини не сомневаюсь. Был бы он в курсе — уже вся школа бы гудела. — Ты его не знаешь, — вдруг резко обрывает Паркинсон, вновь оборачиваясь к нему и заглядывая прямиком в глаза. — У него есть понятие чести, пусть и своеобразное. Он считает тебя своим, а против своих он не пойдёт. — Хочешь сказать, у Забини есть хоть кто-то «свой»? Он не кажется мне сентиментальным, знаешь. — Как минимум я, — фыркает она. — В любом случае, не думаю, что он в курсе. Это я решила немного последить за тобой и направлениями твоих взглядов, из чистого любопытства. И! Нет, даже не открывай рот, пока я не закончу. И сложно было не заметить, на кого именно ты поглядываешь. Малфой хочет возмутиться. Хочет сделать вид, что Паркинсон сошла с ума, хочет выгородить себя и ещё посопротивляться, хотя бы выбить из схемы, сложившейся у неё в мозгу, Поттера, потому что сама его личность резко делает всю ситуацию ещё хуже. Но он смотрит во внимательные чёрные глаза Панси и… сдаётся. У него нет сил пытаться изворачиваться дальше. Идёт третья неделя его личного кошмара, и он так устал пытаться не захлебнуться в нём. Он устал быть один, и это тоже сделал с ним блядский Поттер, которого стоило бы возненавидеть всем сердцем только за этот факт. — Допустим, — произносит он, тяжело выдыхая через ноздри. — И что дальше? Каков твой план? Ты ничего не докажешь. — Блять, Драко! Панси рявкает на него так внезапно, что Малфой аж подпрыгивает на месте. Он смотрит на неё широко раскрытыми от удивления глазами. — Почему ты думаешь, что тут всем что-то от тебя надо? Ты преувеличиваешь свою значимость. — Тогда зачем ты… — Я просто больше не могу смотреть на твоё лицо. Выглядишь так, будто тебе засунули в задницу острую палку и прокрутили там несколько раз. — Очень мило. Что ж, разрешаю тебе не смотреть. Малфой крысится откровенно. Столь же сильно, сколь он желает быть услышанным, он не хочет открываться. Не хочет плакаться. В Драко появилось за этот учебный год столько противоречий, что он давно уже не сомневается в собственном сумасшествии. В конце концов, его родная тётка пару раз попадала в психиатрические лечебницы. Видимо, он унаследовал её безумие. Он сам от себя уже устал. — Я хочу помочь, — говорит Панси уже куда мягче. Она усаживается на своё место, но протягивает руку через стол, чтобы сжать пальцы Малфоя в своих. Тот инстинктивно дёргается, но потом остаётся на месте, позволяя Панси нежно погладить тыльную сторону его ладони большим пальцем. — Ты не можешь помочь, — говорит Драко устало. — Что, он оказался натуралом? — Да тише ты! — шипит Малфой, оглядываясь в сторону барной стойки и вытягивая шею в попытках разглядеть Блейза. Тот каким-то образом проник в начало очереди и, очевидно, скоро вернётся. — Блейз не услышит нас через ползала, — она будто бы разговаривает с несносным ребёнком. — Так что? Оказался? — Нет, — только и может буркнуть Драко в ответ. — Тогда в чём дело? — В том, что я, Паркинсон, как раз-таки не гей. — Да, думаю, ты можешь звать себя бисексуалом, если тебе так важны эти рамки. — Я натурал, ты понимаешь? — он почти рычит. — От и до, никаких сомнений. — То есть, ты просто так пожирал его взглядом весь первый семестр, а теперь ходишь с таким видом, будто бы твоя жизнь окончена? И, вот удивительно, у Поттера вид точно такой же… Вы даже смотрите одинаково. Туше. Внутри от её слов начинается ворочаться мерзкое нечто, по какому-то недоразумению считающееся в головах людей светлым чувством надежды. Он избегал взглядов Поттера, вообще старался не смотреть на него, и смог разглядеть его лицо только однажды — тогда, в раздевалке. В тот момент оно не казалось ему печальным. Скорее… отчаянным. Слышать о том, что Гарри тоже разбит, почти приятно. Это значит, что ему тоже не всё равно. Может быть, он даже не ненавидит Драко. — В любом случае, что с того? Ты угадала, я поздравляю тебя. Мы всё равно не будем вместе, Панс. Мне даже произносить это дико. Паркинсон открывает было рот, чтобы ответить ему, но тут же смыкает губы, потому что из-за спины Драко появляется Блейз, несущий поднос с кувшином мохито, стаканами и упаковкой картошки. — С каждого из вас по пятьдесят процентов от стоимости напитка за то, что я стоял в очереди. Принимаю только наличные, государство не должно знать о моих теневых доходах. — Да ты даже в ней не стоял, — Драко моментально переключается на холодно-ленивый тон, будто бы только что не разговаривал с Панси о таких личных вещах, что даже подумать страшно. — Ты мелкий, пролез там у кого-то между ног… — Просто напоминаю, что прямо за моей спиной — десяток шаров для боулинга, и я в любой момент могу взять один из них и запихнуть тебе его куда-нибудь поглубже, Малфой. — Оставь эти эротические фантазии при себе. Они лениво переругиваются с Блейзом, пока тот опускает поднос на их столик, а потом продолжают игру. С Панси Драко говорит только по делу, уделяя ей меньше внимания, чем Забини, разговоры с которым хотя бы немного его веселят. Под конец игры Блейз всё-таки вырывается вперёд, несмотря на старания Малфоя, который продолжает пользоваться «шаром читера», как окрестил его Забини. Шар этот, конечно, совершенно обыкновенный, но он даёт столько поводов для шуток, что Драко не спешит его менять. Панси, ничуть не расстроенная своим проигрышем, громко аплодирует им обоим, не забывая, впрочем, сообщить, что они достали её своим соревнованием в маскулинности. Когда Драко интересуется, кто же, всё-таки, по её мнению, в этом соревновании победил, она без раздумий называет имя Блейза. И пока Забини смеётся над ним, вдруг улыбается и подмигивает Малфою. Тот шутку не оценивает. — Ну чё, Панс, по домам? — беспечно потянувшись, спрашивает Блейз, когда они выходят на улицу. Темнота уже давно укутала улицы Лондона, но вечер кажется очень светлым из-за сугробов, отражающих отблески витрин и фонарей. — М-м, я бы хотела немного пройтись с Драко, если ты не против, — отвечает она, невинно глядя себе под ноги. Малфой прекрасно видит, что на деле она ни капли не смущается. — Оу. Вот это… Ладно, оставляю вас. Не забывайте предохраняться, — хмыкает Блейз, и, резко обернувшись, и даже не пожав Драко руку на прощание, начинает гордо удаляться от них, следуя в сторону ближайшей станции метро. — Ты что, решила обеспечить мне алиби? — хмуро спрашивает Малфой, когда Забини отходит на достаточное расстояние для того, чтобы не услышать их. — Больно надо. Я хочу закончить наш разговор. Пошли. Панси подхватывает его под руку, и Малфою остаётся только издать слабый протестующий стон. На его взгляд разговор исчерпан, и нет ни одного слова, которое может что-то поправить. — Я не знаю, что тебе ещё сказать, — честно говорит он, позволяя Паркинсон тянуть его за собой. Они близко к центру, поэтому людей по пути встречается довольно много. А вечер пятницы делает этих людей шумными и весёлыми, что, вкупе с ярко мигающими вывесками различных заведений, тут же придаёт Малфою желания поскорее добраться до дома. Он вымотался, и дело далеко не в боулинге. — Как это произошло? — спрашивает Панси таким тоном, будто бы они говорят о погоде. — Просто мы начали переписываться. Точнее, он думал, что переписывается не со мной… Я просто хотел развлечь себя и вас, если честно. После того, как ты сказала, что Поттер — гей, я решил добыть доказательства. Это должно было быть смешно... — Ах, вот оно что. А потом что-то пошло не так, да? — Ага. Мы долго общались, и нет, не смотри так на меня, никто ни в кого не влюбился, точнее, я в него не влюбился, просто мы как-то, знаешь, сблизились. Он оказался не таким уж идиотом. — Из твоих уст это практически комплимент. А потом он узнал правду, я полагаю. — Да, — Драко не может удержаться от тяжело вздоха. — И? — Что? Мы больше не общаемся. Всё, точка. Панси вдруг резко останавливается, и Малфою приходится повторить её движение. Она оборачивается к нему, а затем обнимает его за плечи и чуть встряхивает. Её грустная улыбка чем-то невесомо трогает Драко. Всегда язвительная, закрытая Паркинсон сейчас кажется ему очень… нежной. — Слушай, я не знаю, что ты там себе придумал, гей ты, натурал ты, влюблён ты или нет… Наплюй на это и попробуй всё вернуть. — Зачем? Это безумие. И мне это не нужно. — Не пытайся мне врать, иначе получишь по лицу. Ты был счастлив осенью, я это видела. Зачем изобретать непонятно что, если всё в твоих руках, если всё так просто? Поборись. Попробуй. Малфой от её фразы только морщится. Всё это кажется ему чуждым, и от того, с каким спокойствием Панси произносит все эти ужасные слова, вроде влюблён, его всего передёргивает. Не придумав ничего лучше, он решает перейти в нападение: — Может, это тебе лучше побороться? — А зачем, по-твоему, я на глазах Блейза осталась с тобой вдвоём? — в чёрных глазах вспыхивают искорки смеха. — Кстати, если тоже захочешь поиграть в ревность с Поттером, я к твоим услугам. Готова поцеловать тебя у него на глазах, если ты потом расскажешь Забини о том, как тебе это понравилось. — Панс! — Малфой, не выдержав, всё-таки смеётся. — Какая же ты… — Сучка. — Я этого не говорил. — Ты сделал бы мне комплимент. А теперь, будь добр, вызови замёрзшей девушке такси. Драко так и поступает, а затем берёт машину уже для себя. Водитель везёт его в полной тишине, даже не предлагая включить музыку, и его это полностью устраивает. Он чувствует слабое, но всё-таки облегчение. Раньше мысль о том, что кто-то может узнать о его чувствах к Поттеру, как бы там эти чувства не назывались, приводила его в ужас, но теперь, после того, как они с Панси поговорили, на его душе становится чуть легче. Не то чтобы он собирается прислушиваться к её советам, ему просто, видимо, всё-таки надо было кому-то выговориться. Он всё ещё не доверяет ей до конца, потому что доверять Драко не умеет, но в нём живёт пусть и не полная, но кое-какая уверенность, что она и правда никому ничего не расскажет. В свою кровать он падает без всяких мыслей, потому что разговор с Панси вымотал его, и без того уставшего от переживаний, до конца, и впервые за долгое время Драко быстро засыпает. Ему снится Поттер, снова, но этот сон отличается ото всех предыдущих. В нём Драко долго разглядывает его руки, которые нравятся ему так сильно, а потом подносит их к лицу и целует по очереди обе аккуратные косточки, выступающие на худых запястьях. Поттер в ответ на это нехитрое действие негромко стонет и двигается ближе, а потом хватает Драко за плечи и целует его. Этот поцелуй не эфемерный, не проносящийся слабым мазком; теперь сознание Малфоя знает, каково это, и с мстительной точностью воспроизводит все ощущения. Драко чувствует тепло его рта, чувствует его язык, и во сне он не отстраняется, о нет, он касается его своим. Они целуются жадно, влажно, то и дело стукаясь зубами, и Драко просыпается весь в поту. Его щёки и пах горят огнём. Просунув руку себе между ног, он с ужасом понимает, что у него чертовски крепкий стояк. — Блять, — только и может выдавить из себя Драко. Убрав руку, он падает лицом в матрас, а подушкой придавливает свою голову, чуть ли не хныча. Его всё ещё сонный мозг услужливо повторяет кадры из сновидения, такого яркого и живого, и Драко практически ощущает мягкие губы Поттера на своих губах. Он сдаётся, когда понимает, что его бёдра начинают сами собой тереться о матрас. Резко развернувшись, он, сгорая от стыда, кладёт руку поверх трусов, и едва не стонет от этого прикосновения. Ещё никогда он не был возбуждён так сильно, хотя, казалось бы, не от чего. Немного подумав и решив, что хуже ситуация уже всё равно стать не сможет, и удовлетворить своё расшалившееся воображение, а заодно и предательское тело, всё равно придётся, второй рукой Драко тянется за телефоном. Не давая себе времени на раздумья, он заходит в аккаунт Джеймса и, открыв переписку с Поттером, быстро находит в медиафайлах фотографию рук Гарри. Эти чёртовы косточки. Драко сжимает зубы, чтобы не застонать в голос, когда, наконец, позволяет своей руке пролезть под резинку трусов. Он так возбуждён, что они немного влажные от выделившейся смазки. Крепко обхватив член ладонью, он начинает двигать рукой, едва ли не скуля. На его губах всё ещё следы поцелуя, язык Поттера — у него во рту. А потом его фантазия идёт дальше, и, бросив взгляд на фотографию, Драко уже может представить себе, как пальцы Гарри касаются его губ, вынуждая разомкнуть их, как указательный проникает внутрь. Драко сжал бы его моментально, посасывая и облизывая, медленно двигая головой вперёд-назад. В этот момент он бы обязательно смотрел в невероятно зелёные глаза, зрачки которых оказались бы расширены от возбуждения, а потом заглотил бы и второй палец, проводя кончиком языка между ними, по соединению из тонкой кожи. Он кончает так ярко, что ему приходится повернуть голову и впиться зубами в подушку, чтобы не застонать на весь дом. Какое-то время Драко лежит без движения, так и оставив руку за поясом трусов, липкую и мокрую, и ненавидит, ненавидит, ненавидит себя. Он просто не может поверить в то, что только что сделал. Ему приходится собрать все свои силы, чтобы подняться с кровати и отправиться под холодный душ. Он только что подрочил на руки Поттера. Драко испытывает резкое желание найти пистолет и прострелить свою голову насквозь. Больше, чем Драко ненавидит Панси Паркинсон, он ненавидит только самого себя. Её — потому что это она подала идею пойти на школьный футбольный матч, пояснив, что они могут неплохо повеселиться, кидая в сторону Уизли и Поттера оскорбительные замечания, чтобы сбить их с толку и дать Блейзу идеи для ещё примерно сотни мемов с их лицами. Себя — за то, что согласился пойти туда. Он не хотел, и открыл уже было рот, чтобы сообщить приятелям о том, что он занят, как из этого самого рта выпало простое «да, пойдём». Потому что он этого хотел. Он хотел посмотреть на Поттера. Посмотреть без всякой мысли, без надобности прятать взгляд, потому что наблюдать во время игры за нападающим — это абсолютно нормально. Малфой идёт на это с мазохистским удовольствием, перемешенным со злобой, и злобу эту не забывает направлять во взгляды, которые кидает на отчего-то ужасно довольную собой Панси. Но он так соскучился. Уже конец января, а его тоска не стала легче ни на унцию. Наоборот, с каждым днём, проведённым им в своём старом, и одновременно таком новом одиночестве, эта тоска будто бы набирает силу, сдавливая его рёбра и мешая дышать. После того, что сказала ему Панси, он отказался даже искоса и изредка наблюдать за Поттером в школе, потому что, раз она смогла догадаться, он переоценил способность скрывать свои чувства. И без этого контакта, хотя бы без этого, он начал сходить с ума ещё больше. И вот теперь он сидит на пластиковой трибуне, в спортивном зале школы, принимающей матч, и ненавидит себя. К его ужасу оказывается, что Поттер ещё и надевает на матчи контактные линзы, и это Малфоя практически нокаутирует. Без очков глаза Гарри кажутся ещё больше, а взгляд его открытый и какой-то… невинный, что ли. Драко благодарит судьбу за то, что та ни разу не предоставила ему возможности взглянуть в такое лицо Поттера близко. В нём точно что-нибудь бы не выдержало и окончательно сломалось. Поттер гоняется за мячом так же яростно, как на уроках физкультуры. Он сосредоточен, Драко способен увидеть это даже по его напряжённым плечам. Тео, сложив руки в подобие рупора, не забывает выкрикивать оскорбления, и Малфой ухмыляется, как и должен ухмыляться, но сам ничего не говорит. Только смотрит и, что греха таить, болеет за Поттера. Не за «Прайвет Драйв», команда которой — сплошной блядский цирк по его мнению, а именно за Поттера. Он знает, как тому важен футбол, как он вкладывает всего себя в каждую игру, даже тренировочную, и Драко искренне хочет, чтобы сегодня Гарри смог испытать радость победы. — Даже жирная мамаша Уизли способна ударить по мячу лучше! — в очередной раз выкрикивает Нотт, когда Поттер подбегает ближе к ним. Драко смотрит на него, уверенный в том, что из-за такой мелочи Гарри не отвлечётся от игры, но он вдруг поднимает голову. И взгляд его предназначен отнюдь не Тео, и даже не Блейзу, который, посмеиваясь, делает фотографии, из которых потом обязательно выберет самые нелепые. Его взгляд предназначен только Драко. Малфой тяжело сглатывает, посреди его горла встаёт ком. В отчаянии он думает о том, какой же ошибкой было соблазниться нехитрым предложением Панси. На что он вообще рассчитывал? На то, что немного подышит одним воздухом с Поттером, посмотрит на его фигуру, довольно органично смотрящуюся в спортивной форме, и его резко отпустит? Они смотрят друг на друга не больше секунды, но этой секунды хватает для того, чтобы сердце у Малфоя перевернулось вокруг самого себя, а грудную клетку затопило такой болью, что ему становится сложно дышать. Поттер смотрит на него так, как будто всё понимает, всё, о чём Драко не смеет даже подумать. А потом Гарри отворачивается и вновь бросается за мячом, оставляя Драко сидеть, поражённо застыв на месте. Его ладонь вдруг мягко накрывает девичья рука. — Я ненавижу тебя, Паркинсон, — говорит он тихо, чуть склоняясь в сторону подруги. Она подаётся вперёд и припадает губами к его уху: — А я тебя обожаю, потому что Блейз сейчас не спускает с нас взгляда. Что по поводу побороться, Драко? Малфой только качает головой да цыкает осуждающе. А затем вновь переводит взгляд на поле, где Поттер, под всеобщие радостные крики, забивает гол. После матча, завершившегося разгромной победой школы «Прайвет Драйв» (и нет сомнений в том, кого именно за это стоит благодарить, пусть Поттер в своей раздражающей скромности ни за что бы не согласился с подобными выводами), Малфой, следом за приятелями, плетётся в гости к Тео. Он не очень хочет это делать, но подумав, соглашается, справедливо рассудив, что за месяц, который прошёл с окончания их с Поттером общения, он вообще не то что бы испытывает интерес хоть к чему-то. У Нотта оказывается неплохо: они выпивают по банке пива, играют в абсолютно идиотскую и пошлую, но смешную настольную игру, и Панси, глупо повизгивая на каждом ходу, жмётся к его плечу. Он в который раз замечает, что эти жесты не вызывают в нём никаких чувств, и думает об этом с сожалением. Чёрт, они ведь и правда могли бы быть красивой парой. — Так, я открываю производство мемов, точнее, как любит выражаться Малфой, ублюдских мемов, — громко заявляет Блейз, когда они заканчивают очередную партию. Зажав в зубах косяк, он укладывается на пол, и, закинув ноги на диван, уставляется в телефон. — Заебал курить в моей комнате, у меня мать вечером приезжает! — возмущается Нотт, но Блейз от него лишь лениво отмахивается: — Я всего разок, откроем потом окно. О, смотрите, вот это кадр. Какое у Уизли лицо… Паркинсон и Нотт дружно склоняются над телефоном Блейза, чтобы оценить его находку, а Малфой спрашивает, как бы невзначай: — А что, видео с матча уже накидали? — Ага, — лениво отзывается Блейз. — Проверь чат класса, там дофига. Драко кивает ему, после чего сообщает, что хочет перекурить, и направляется к выходу из квартиры, чтобы спуститься на улицу. Нотт за его спиной орёт, чтобы Забини брал пример, потому что нормальные люди так и делают, на что Блейз огрызается, что они посреди приличного района, который копы обходят каждые две минуты. Выйдя на улицу, Малфой поджигает сигарету, а затем открывает школьный чат. Там действительно находится много фотографий и видеозаписей. В основном они короткие и смазанные, и он просматривает их быстро, пока не натыкается на то, что искал. Это видео снято где-то неподалёку от того места, где сидел Драко с друзьями, и на пятнадцатой секунде он видит Поттера, который смотрит на него самого, оставшегося за кадром. Сделав медленный, какой-то судорожный вдох, Драко ведёт пальцем по экрану, оглаживая его фигуру: невысокую, но крепкую. Как же он повёрнут на этом человеке. Блядство. «Что по поводу побороться, Драко?» — Пошла нахуй, Паркинсон, — бубнит Драко, затягиваясь зажатой в зубах сигаретой. А потом, вопреки своим словам, не давая себе времени на раздумья, открывает вотсап и заходит в тот чат.