Причины моей ненависти

Из зеркала на Драко смотрит худое, бледное, как мел, лицо. Его лицо, но он себя в нём не узнаёт. Подняв руку, он обводит пальцами линию своих заострившихся скул, проходится по теням, залёгшим под глазами, и с каждым днём становящимися только глубже, по сухим губам. Его пальцы тонкие — всегда такими были, но больше они не кажутся изящными, скорее жутковато худыми. Он весь такой — сплошные выпирающие косточки и рёбра, натягивающие бледную кожу. Он похож на мертвеца. Он чувствует себя мертвецом. На часах четыре утра, но он знает, что не решится уснуть вновь. Его ночи — сплошная вереница кошмаров, с тех пор, как он увидел чёртову статью. «Двадцатипятилетний Гленн Фишер утверждает, что его преподаватель географии, мистер Дэвид Флойт Синглтон, в течение многих лет сексуально домогался его. В своих социальных сетях он опубликовал записи, обличающие Синглтона, и призвал других пострадавших перестать хранить молчание. «Это длится многие годы, и я знаю, что были и другие мальчики, кроме меня. Боюсь представить, сколько их. Уверен, счёт идёт на десятки. Прошу вас, не бойтесь, расскажите о себе, только так мы добьёмся справедливости» — пишет он в своём блоге. Заявление Фишера подверглось резкой критике. Многие интересуются, почему он молчал все эти годы, а также выражают сомнения в том, что подобные деяния могли столь долго оставаться безнаказанными» Вот что было сказано в той статье. Драко включает воду и принимается судорожно умываться. Лицо Дэвида Синглтона теперь появляется в его снах как никогда чётко. Раньше оно было размытым, смутным, пусть Драко и знал чётко, что это он, но теперь его кошмары вышли на новый уровень. Теперь он не просто слышит голос, не просто чувствует узловатые пальцы, гуляющие в его волосах, болезненно растирающие мочки ушей и залезающими под его форменную рубашку, теперь он видит его, пятидесятилетнего мужчину, лоб которого прорезают три чёткие линии морщин. Видит его глаза, голубые, холодные. Видит — и задыхается. В основном Драко просыпается тихо, лихорадочно мечась на простынях и хрипло выталкивая из грудной клетки воздух, но пару раз кричит так громко, что родители прибегают из спальни. Он мягко отталкивает обеспокоенную мать и смотрит из-за её плеча на хмурого отца, застывшего в дверях, будто изваяние. А потом говорит, что он в порядке. Правда, в порядке. У всех бывают страшные сны, и он не маленький ребёнок, чтобы успокаивать его. Он говорит это, выпроваживая их из комнаты, а затем, весь трясясь, неизменно включает настольную лампу и, лишь глядя на её мягкий жёлтый свет, позволяет себе задремать снова. Иногда вместо холодных голубых глаз ему снятся другие. Тёплые и зелёные. Малфой, поскуливая и слепо шаря по подушке рядом с собой, затрудняется ответить наверняка, какие из этих снов потрошат его больше. Его дни — тоже кошмар, но уже наяву. Он ходит — автоматически, слушает — автоматически, говорит с друзьями — какой сюрприз — тоже автоматически. На его осунувшемся лице в нужные моменты появляется ухмылка, его рука сама собой сжимает ручку и пишет конспекты. Он налегает на учёбу, потому что это единственное, что может его отвлечь. Не идёт ни музыка, ни фильмы — в любой момент они могут обратиться в болезненные воспоминания. Он не смотрит на Поттера, не залезает в их переписку (даже не удалённую, рука ведь не поднялась), не поддевает его. Он хочет выкинуть его из своей головы и из жизни, стереть его черты лица, походку, смех и запах. Только вот, кажется, ничего не помогает, и единственный способ забыть о нём — это, наверное, выстрелить себе прямиком в грудную клетку. Может, хоть так получится. Он не смотрит на Поттера, но берёт в руки свой старый фотоаппарат, с которым Гарри баловался добрую половину их каникул. Там его снимки — вот он стоит с кофейником в руках, сонный и оттого кажущийся недовольным, вот он выходит из ванной в одном полотенце и показывает в камеру средний палец, возмущаясь назойливым папарацци. Вот закрывается рукой, вот падает на кровать, смазывая фотографию, но даже в жутком блюре можно разглядеть его улыбку. Вот Поттер обнимает его за шею. Драко смеётся, зажмурившись, а Гарри улыбается в камеру широко. Следующий кадр почти такой же, но на нём Поттер целует его в висок. Они так счастливы на этом снимке, что Драко по-настоящему мутит. Его вообще постоянно мутит. Он не может есть, лишь бесконечно тыкает вилкой в еду, гоняя её по тарелке. Когда он отказывается от своих любимых спагетти с овощами, Нарцисса, не слушая никаких возражений, записывает его к семейному врачу. Драко даже честно плетётся на приём, но все его анализы, ожидаемо, в норме, он не жалуется ни на желудок, ни на температуру, ни на головную боль, разве что на сердце — и то мысленно, потому что болит оно отнюдь не в прямом смысле. Мистер Харпер, ведущий Драко с рождения, только плечами пожимает и списывает всё на переутомление в связи с учёбой. А вслед настоятельно советует показаться психологу, что Малфой, конечно же, игнорирует. Нарцисса вздыхает и умоляет его съесть хотя бы кусочек ростбифа. Драко приходится подчиниться, лишь бы выражение беспокойства ненадолго сошло с её лица. Зато отец ничего не говорит. Только хмуро наблюдает за сыном, если им выдаётся поужинать вместе. Драко чувствует его взгляд кожей, но впервые в жизни ему на это как-то наплевать. Раньше под изучающим взором отца он едва не давился, теперь же еда застревает в его глотке и без участия Люциуса. Ему постоянно холодно, и он не уверен, что это связано с его резким похудением, которое с каждой неделей принимает всё более экстремальные формы. Мать приносит ему растворимый протеин, умоляя восполнять калории хотя бы таким образом, и Драко послушно разводит его в своём стакане: пить куда легче, чем есть. Нарцисса, глядя на то, как он вяло помешивает трубочкой получившийся белковый коктейль, спрашивает, не хочет ли он всё-таки посетить психолога. Драко только рукой машет. На кой чёрт ему психолог. Он не болен. Он просто очень, очень сильно устал. А Поттер всё не смотрит на него — и Драко не смотрит тоже. Он поднимает на Гарри глаза всего один раз, в школьной столовой, когда Тео вдруг выдаёт пространное замечание: — Неприятности в раю. — А? — вяло переспрашивает Драко, отрываясь от своей термокружки, в которой плещется кофе. Он стал пить его по нескольку раз на дню, просто чтобы не засыпать прямо посреди урока, и не забывает сдабривать это дело парой сигарет, пока его сосуды молят о пощаде. — Золотая парочка поссорилась. Нотт кивает в сторону, и Драко, проследив за его взглядом, замечает Уизли, который демонстративно отсаживается от Поттера за другой стол. Тот смотрит на друга хмуро, и у Малфоя неприятно посасывает в желудке: Гарри, кажется, во всём признался. Драко в этот момент хочет убить его за непрошибаемое стремление к честности, и ему остаётся лишь надеяться на то, что Поттер не рассказал главного. Впрочем, уже через пару дней они с Уизли вновь появляются в школе, идя бок о бок. На скуле Гарри красуется синяк, у Рона подбита губа, но это не мешает им обоим обсуждать что-то, громко смеясь. Драко неожиданно для себя испытывает облегчение. Он знает, как ценны для Поттера его друзья, и уверен, что Гарри здорово переживал, пока был в ссоре с Уизли. Видимо, тот всё принял, а может, они просто решили обо всём забыть, и Драко это совершенно не касается, но он всё равно хмыкает себе под нос. И отворачивается, конечно же. А про себя отмечает, что Поттер, пусть и смеющийся, тоже выглядит паршиво. И обнимает Паркинсон, идущую рядом, беспомощно ища немой поддержки. Скандал вокруг его старой школы всё набирает обороты. Новость не издали только несколько крупных изданий, очевидно не желая соваться в гущу событий, пока не будет хоть каких-то доказательств, зато остальные раструбили направо и налево. В основном все критикуют несчастного Фишера, но некоторые снабжают статью размышлениями о причинах молчания жертв насилия. И внизу приписывают номер горячей линии для пострадавших. Впервые увидев его, Драко откидывает телефон в сторону столь поспешно, будто бы тот превратился в ядовитую змею прямо в его руках. К его огромному облегчению, разразившуюся драму, торчащую теперь из всех информационных щелей, хотя бы не обсуждают вокруг него. Так он думает — пока однажды, придя домой, не застаёт ссору родителей. Нарцисса и Люциус спорят на повышенных тонах, их голоса отчётливо доносятся из гостиной. Драко, планировавший зайти домой и сразу же удрать к себе в комнату, замирает в коридоре, даже не сняв ботинки. Родители редко ссорятся, и сам факт того, что они ругаются, необычен. А потом Драко осознаёт предмет их жаркого спора и с трудом подавляет желание выскочить обратно на улицу в ту же секунду. — Ты не можешь отрицать, что всё это странно! — голос Нарциссы беспокоен, но в нём отчётливо различаются тяжёлые, непривычно давящие нотки. — Да что я отрицаю? Цисси, нельзя верить каждому на слово. Синглтон прекрасный преподаватель, со множеством заслуг… — Заслуги мешают ему быть педофилом? — Полагаю, словосочетание «презумпция невиновности» тебе известно. Слово этого мальчишки, который явно захотел денег, против слова Синглтона. Никаких доказательств, ни единого. Драко прижимается к стене, как был, в куртке и ботинках. Он потеет, но сам не понимает отчего: то ли ему жарко, то ли его нервы, скрипя, понемногу сдают. Лишь бы не заговорили про него. Лишь бы… — А ситуация с Драко? Неужели она тебя не беспокоит? — Какая ситуация? — Не прикидывайся дураком, милый, — слово «милый» Нарцисса выделяет голосом так холодно, что Драко аж вскидывает брови в удивлении. — Тебе не кажется странным, что у нашего сына случился нервный срыв именно в кабинете этого… Учителя? — Это совпадение. Я говорил с Драко, он подтвердил, что просто не выдержал интенсивной учёбы… — Говорил? Это когда ты орал на него? — Я не орал! Его поведение было возмутительным и… Дальше Драко уже не слушает. Рвано выдохнув, он взбегает по лестнице на второй этаж даже не раздевшись. Ему попадёт за то, что он наследил на идеально вымытом полу, но сейчас это его нисколько не тревожит. Сев на кровать, он зарывается пальцами в свои волосы, чуть покачиваясь. И думает о том, что, если ад существует, он должен быть примерно похож на его жизнь сейчас. К его большому облегчению, Синглтон не снится ему этой ночью. Зато снится Поттер: сияющий, нежный и до одури настоящий. Они держатся за руки, Драко водит большим пальцем по косточке на его запястье и смотрит, смотрит, смотрит. Сон пахнет солнцем и, совсем чуть-чуть — простым мылом без отдушек. Малфой просыпается с судорожным рыданием, застывшим на губах. Поттер внезапно окрикивает его, когда он идёт по школьному коридору, выслушивая стенания Панси, схлопотавшей U по истории, потому что Бинс в кое-то веки решил проверить домашние задания. Услышав свою фамилию, произнесённую голосом Гарри, он резко останавливается на месте. Замирает на секунду, кидает на Панси, продолжающую виснуть на его руке, панический взгляд, а затем медленно разворачивается через плечо. Гарри, прижавшись плечом к чьему-то шкафчику, стоит, скрестив руки на груди, и буравит его взглядом. Рядом с ним крутится Уизли, поглядывающий на друга с не меньшим удивлением, чем Драко. — Что ты сказал? — сухо спрашивает Малфой, едва совладав со своим голосом. — Я сказал, классные джинсы, — он кивает на его ноги с таким видом, будто бы они ведут светскую беседу. У Драко едва не отваливается челюсть. Его взгляд беспокойно мечется с Уизли на Поттера, и застывшее, почти злобное выражение на лице последнего, заставляет его думать, что он всё-таки повредился умом. Поттер заговорил с ним посреди школьного коридора, заговорил о, мать его, джинсах, причём с таким видом, как будто бы Драко нанёс ему личное оскорбление. Вот теперь ему точно пора к психологу. Да нет, даже к психиатру. Малфой медленно переводит взгляд вниз, рассматривая свои ноги. Джинсы не новые, просто он их почти не носил — они слишком обтягивающие, и Драко вообще смутно помнит, как они оказались в его гардеробе. Но в своей сонной неловкости он с утра пролил на себя кофе, и это была единственная приличная чистая вещь, которую он нашёл в шкафу. Да, на то, чтобы вовремя отправлять вещи в корзину для грязного белья, у него сил тоже не хватает. — Выглядишь в них, как педик, — вдруг добавляет Поттер. Глаза Драко расширяются ещё больше, а потом на лице Гарри мелькает знакомое больное, почти затравленное выражение, и Малфой понимает, ради чего это всё затевалось. Абсурдные слова, которые Поттер выплюнул ему прямо в лицо, призваны задеть его. Гарри знает его, и поэтому прекрасно понимает, куда бить. Ради чего? Привлечь внимание? Разозлить? Что ж, у него это, блять, получилось. Малфой чувствует, как тупая ярость начинает наполнять его тело, течь по сосудам и венам, питая мышцы. Он устал, вымотался напрочь, он ненавидит Поттера за то, что тот сотворил с ним, и всё, чего ему хочется — это навсегда забыть. Вычеркнуть, не видеть, не знать. Его всё достало. Если Поттер решил вдруг сыграть в игру под названием заметь-меня-пожалуйста, решил после того, как сам же его бросил, то Драко его поддержит. Панси, видимо сообразив, к чему всё идёт, резко дёргает его за рукав. — Драко, пойдём. — Нет, подожди, — он вскидывает руку, вынуждая её отодвинуться. — Мне интересно. Повтори, что ты сказал? — Что ты выглядишь в этих джинсах, как педик. И Поттер пожимает плечами так, будто бы сообщил, что за окном каждое утро встаёт солнце. Драко начинает надвигаться на Гарри, сам не понимая, что собирается сделать. Но ответить он определённо должен — хоть как-то, потому что всё это просто немыслимо. Сюрреализма добавляет Уизли, который вдруг отодвигается в сторону, на ходу буркнув «сами в своих отношениях разбирайтесь». Услышав это, Малфой взрывается окончательно: Поттер всё-таки растрепал ему всё. Иной причины, по которой Уизли, обычно рвущийся в бой, вдруг решил не вмешиваться, быть не может. — Заткнись, Поттер, — шипит Драко, придвигаясь вплотную и нависая над Гарри. Разница в росте у них не такая уж большая, но, выпрямившись и расправив плечи, Драко всё равно чувствует ощутимое преимущество. — А что ты мне сделаешь? Ударишь? — Могу. Потом беги, жалуйся мамочке… А, погоди, — Драко выдерживает короткую паузу. — Она же сдохла. На секунду Гарри замирает, неверяще глядя ему в глаза, а затем его лицо перекашивает от гнева, и он подаётся вперёд, со всей силы толкая Драко в грудь. Малфой, не ожидавший этого (он ни разу не собирался драться всерьёз), отлетает назад, больно ударяясь спиной о шкафчик. Кто-то взвизгивает. Зарычав, Драко кидается обратно к Поттеру, ничего перед собой не видя. Его топит злость, топит боль и непонимание, и ему так хочется выразить все эти эмоции, выплеснуть на того, кто их вызвал, что перед глазами едва не темнеет. Обхватив Гарри за шею одной рукой, он резко дёргает его на себя и впечатывает кулак ему в подбородок. Голова Поттера дёргается, но он не мешкает: ногой ударяет Драко под колено, заставив пошатнуться. Малфой вцепляется в противника со всей силы и, падая на пол, утягивает его за собой. Краем глаза он замечает, как вокруг стремительно собирается толпа, слышит, как вскрикивает Панси, видит Уизли, который бросается к ним, чтобы оттащить Поттера в сторону. Затея проваливается — Гарри со всей дури заезжает другу локтем, а потом снова валится на Малфоя. Они катаются по полу, стремясь ударить друг друга, то коленкой, то кулаком, а на фоне кто-то начинает скандировать: — Драка! Драка! Слово подхватывает целый хор голосов, и в этот момент Малфой со всей дури ударяет Гарри в висок. На его лицо и рубашку тут же начинает капать кровь: краем своих часов он рассёк Поттеру бровь. Тот даже не вскрикивает, только рычит и наваливается на Малфоя сверху, резко переворачивая его на спину. Драко запоздало соображает, что оказался в ловушке: Поттер, усевшись на его бёдра, замахивается и бьёт его по лицу. Удар приходится прямиком в нос, и Малфой сдавленно вскрикивает, чувствуя, как горячая кровь, смешиваясь с капающей на него сверху кровью Гарри, начинает заливать его губы. Он кашляет, судорожно выплёвывая её, пытается двинуть Поттеру коленом между ног, но в этот момент на него обрушивается ещё один удар. А затем ещё один и ещё, перед его глазами всё темнеет, летят яркие искры, но всё, что он может — это лежать, чувствуя, как мотается из стороны в сторону его голова, да слушать чьи-то испуганные крики, тонущие в голосах продолжающей скандировать толпы. Поттера вдруг кто-то сдёргивает с него, и Драко хрипит, захлебнувшись в собственной крови, заполонившей рот, а затем вокруг разносится низкий, негромкий, но способный напугать до инфаркта любого школьника, голос Снейпа: — Немедленно прекратить. Все разом замолкают, только слышатся чьи-то сдавленные всхлипывания. Драко с трудом поворачивает голову и видит Поттера, сидящего на полу. За ним, всё ещё вцепившись в его плечи, устроился пребывающий в шоке Уизли. Лицо Гарри почти пугает — оно всё залито кровью, продолжающей течь из рассечённой кожи на виске, а под глазом наливается огромный синяк. Очки с погнутой дужкой лежат рядом, и Драко даже не заметил, в какой момент сбил их с него. Сам Малфой судорожно дышит ртом, продолжая давиться слюной и кровью. С тоской он думает о том, что Поттер, кажется, всё-таки сломал ему нос, как мечтал давным-давно. Что ж, хоть чьи-то мечты сбываются. Драко едва не начинает истерично смеяться от этой мысли, но резкая боль в отбитых рёбрах его останавливает. — Всем разойтись, немедленно. Малфой, встать можешь? Над всё ещё лежащим на полу Драко появляется лицо Снейпа. В его чёрных глазах невозможно ничего прочесть, только губы кривятся от сдерживаемой злости. Им пиздец. Обоим. Малфой сдавленно кивает, а потом, стараясь не застонать, медленно садится. Болит всё, вообще всё, но сильнее всего саднит нос, которым даже сделать вдох невозможно. Весь рот залит кровью: вероятно, губы у него тоже разбиты в хлам. Снейп, тем временем, оборачивается к Поттеру, который выглядит таким ошалевшим, будто бы это не он только что беспрерывно молотил Драко по лицу. — Поттер, поднимайся. Что вы здесь устроили? — Он первый начал! — тут же встревает Уизли, тыкая в Малфоя пальцем. — Подобные отговорки вам стоило перестать использовать после детского сада. Оба, в медкабинет. А потом к директору. Снейп взмахивает рукой, показывая, что не желает выслушивать никаких оправданий. На Драко он почти не смотрит, зато Поттера буравит взглядом беспрестанно. Малфой отстранённо думает о том, что Гарри, вероятно, достанется больше него. Снейп ненавидит всех детей, но к Поттеру у него какая-то особенно сильная неприязнь. Впрочем, в кой-то веки это почти справедливо. Не Драко начал весь этот цирк. Они оба поднимаются с пола, пошатываясь, и Малфой не без удовлетворения отмечает, что подбитый глаз Гарри стремительно опухает. Обернувшись, он находит взглядом Панси, всё ещё стоящую на месте, несмотря на грозный приказ Снейпа, и криво ей улыбается. А затем сразу же морщится от боли — разбитая губа даёт о себе знать. Подруга, заметив это, качает головой и прячет лицо в ладонях. Драко почти слышит, как она называет его идиотом. Мадам Помфри сдавленно охает, когда Снейп приводит их в её кабинет. — К директору обоих, — бросает химик через плечо, прежде чем выйти, громко хлопнув дверью. Медсестра взмахивает в воздухе руками и приказывает обоим сесть. Первым она осматривает Поттера — рана на его виске слабо, но всё ещё кровоточит. Когда Гарри смывает с лица кровь, Драко выдыхает не без облегчения. Рана на проверку оказывается небольшой, но, видимо, глубокой. Помфри стягивает её специальным пластырем, причитая: — Давно я такого не видела! Вы что, мальчики? Девушку не поделили? Драко издаёт истерический смешок и затыкает себе рот ладонью. — Вроде того, — мрачно отвечает Поттер. — Нашли повод драться, — цокает языком Помфри, качая головой. — Сколько их у вас ещё будет… Малфой едва не всхлипывает. Кажется, он получил по голове сильнее, чем думал. — Вам обоим надо показаться врачу. Голова не кружится? Не тошнит? Они оба бурчат что-то, похожее на «нет», хотя Драко и чувствует, что его слегка ведёт. Вряд ли обошлось без сотрясения, но он не хочет привлекать к себе лишнее внимание. Хотя поездка в больницу неизбежна — ему совершенно точно надо вправить нос. Помфри, подошедшая к нему и стирающая кровь с его лица салфеткой, эти опасения только подтверждает: — Переносица сломана, — она вновь качает головой с таким видом, будто бы они с Гарри ранили её в самое сердце. — Расстегни рубашку, я взгляну на твои рёбра… Малфой подчиняется и, поймав на себе серьёзный взгляд Гарри, вдруг чувствует себя неловко. Последний раз, когда Поттер видел его полуголым, они оголтело целовались, лёжа в кровати. — Так больно? — спрашивает Помфри, надавливая на его рёбра с двух сторон. — А так? — Нет. Просто тяжело дышать. — Кажется, переломов нет, но рентген всё равно нужно сделать, — сообщает она с сомнением в голосе. — И тебе, Гарри, тоже. Можете идти. Через директора, если у вас нет больше жалоб. Драко мычит что-то неопределённое в ответ, поднимаясь вслед за Поттером. Голова у него гудит, к губам и носу страшно притронуться, а во рту так и стоит привкус крови. Он чувствует себя смертельно уставшим — настолько, что даже волноваться по поводу вызова к директору у него нет никаких сил. Дома, когда придёт отец, он будет думать по-другому, но сейчас переживания как будто бы вовсе не имеют смысла. Директора Дамблдора он видит второй раз в жизни (первый был, когда они подавали документы, и Драко не уверен, что Поттер, проучившийся в «Прайвет Драйв» большую часть жизни, встречал его чаще). Добрых несколько минут старик изучает их обоих взглядом, задумчиво поглаживая пышную седую бороду. У Драко ощущение, что его видят насквозь, будто все переживания он вытащил и разложил перед Дамблдором прямиком на дубовом столе, и ему это не нравится. Сгорбившись на неудобном стуле, он нервно скоблит пальцами по ткани джинсов, обтягивающих его острые колени. Весь кабинет давит на него: необычно маленький, заставленный стеллажами с грамотами, кубками и какими-то безделушками. — У вас есть претензии друг к другу? — наконец, директор прерывает затянувшееся молчание. — Я имею в виду, в области законодательства. Может, хотите написать заявления, или… — Нет, — перебивает его Поттер. Драко оборачивается к нему синхронно с директором, и, заметив их взгляды, Гарри тут же тушуется, но всё равно добавляет: — У меня нет никаких претензий. — А у тебя, Драко? Малфой удивлённо моргает. Он был уверен, что Дамблдор и не вспомнит его имени. Он слегка ёжится под взглядом директора, но отвечает твёрдо: — У меня тоже нет. Судиться с Поттером, конечно, было бы отличным завершением всего этого безумия, но Драко всё-таки предпочёл бы этой ахинеей не заниматься. — Что ж, — Дамблдор, сев в своём кожаном кресле ровнее, опирается локтями о стол и сцепляет пальцы в замок. — Это славно. Но я всё равно буду вынужден отстранить вас от занятий на две недели. — Что?! — Драко на своём стуле едва не подпрыгивает. — Но, сэр, целых две недели… — Таковы правила. Я не могу оставить вас без наказания, хоть и понимаю, что подобные ситуации типичны для школьников вашего возраста. Малфой опускает голову, скорчившись от накатившей на него тревоги. По привычке он прикусывает губу, но тут же шипит от боли и выпускает её. Это конец. Вот теперь отец точно его убьёт — отнюдь не фигурально. Он опять всё испортил. Всё. Испортил. Чуть повернув голову, Драко бросает взгляд на Поттера. Тот сидит молча, внимательно разглядывая свои обкусанные ногти на руках. Малфой чувствует прилив раздражения: Гарри, в отличие от него, отстранению разве что порадуется. С трудом заставив себя вновь поднять взгляд на директора, Драко обречённо интересуется: — Это занесут в наши личные дела, да? — Нет. На первый раз — нет. Заметив, как разом прояснилось лицо Малфоя, Дамблдор мягко улыбается ему: — Конечно, мне всё равно придётся объясняться перед социальными службами, отправить вас к школьному психологу, а также позвонить вашим родителям, чтобы они забрали вас сегодня, но я не вижу смысла лишний раз портить жизнь ученикам. Надеюсь на ваше благоразумие. Конфетку? Из кабинета они оба вываливаются, выдыхая с облегчением. Ситуация, по меркам Драко, конечно, крайне паршивая, но хотя бы его досье в этой школе останется чистым. Он знает, что отец, увидев его разукрашенное лицо и узнав об отстранении, снимет с него кожу (хорошо, если в переносном смысле), но, по крайней мере, хотя бы одной проблемы ему чудом удалось избежать. О неминуемо ждущем его вечером разносе он старается не думать, чтобы не впадать в панику. В конце концов, всё уже сделано. Малфой поправляет сползшую с плеча лямку рюкзака, и сумрачно поглядывает на Гарри. Тот стоит, потупившись. Левый глаз у него уже совсем опух. — Что это было? — не выдержав, спрашивает Драко. Ему стоит уйти, развернуться и скрыться за ближайшим поворотом, но он не может. Он много чего не может, когда Гарри рядом. К тому же, у него и правда много вопросов. Но Поттер упрямо молчит, и когда Малфой уже вновь начинает закипать, вдруг выдаёт на одном выдохе: — Полагаю, ревность. Драко только молча моргает, глядя на него. Мысли толкутся в голове, налетая друг на друга, но собрать их в кучу он никак не может. Какая, к чёрту, ревность? Гарри, видимо, поняв, что никаких комментариев не дождётся, буркает, нервно дёрнув молнию на своей кофте: — Ты всё время таскаешься с Паркинсон… — И это повод разбить мне лицо?! — восклицает Малфой. Его глаза делаются круглыми от удивления. — Эй, ты первый это начал! — вскидывается на него Поттер. — Зачем ты сказал про мою маму? — Потому что я знал, куда бить. Драко печально хмыкает. А потом добавляет, тихо и спокойно: — Как и ты. — Как и я, — эхом отзывается Поттер. Он жмурится и устало трёт переносицу, сдвигая в сторону и без того криво сидящие очки. Драко отстранённо думает о том, есть ли у Гарри деньги на заказ новых. И если нет — должен ли он ему их дать. Хотя вряд ли Поттер возьмёт, проще самому заказать и поставить его перед фактом. — Я всё равно ничего не понял. Что за ревность? Я же говорил тебе, она меня использует и виснет на мне из-за Блейза. — Я знаю, но… — Гарри запинается, а потом Драко с удивлением замечает, как кончики его ушей краснеют, стремительно разнося румянец всё дальше. — Я был не уверен, что это всё ещё так. В конце концов, мы с тобой… Ну, расстались. — Вот именно! — восклицает Драко, всплеснув руками. — Какое тебе дело до Паркинсон? — Мне до всего есть дело! И я знаю, что веду себя, как поехавший, но я просто… Блять, я просто хотел заговорить с тобой. Хоть как-то. Как-то выплеснуть свои чувства, свою злость, потому что, правда, это было невыносимо — постоянно видеть, как вы с ней обнимаетесь. И раньше было невыносимо тоже, знаешь, но я терпел, а сейчас у меня совсем снесло голову. И… Ну, вот. Вот, что получилось. Прослушав его тираду, Драко пару секунд молчит, а потом истерично хихикает. Поговорить, блять. Поговорить. Ох, уморительно. — Знаешь, — устало вздыхает он, — необязательно оскорблять человека, чтобы заговорить с ним. — И это мне говоришь ты? — Блять. Туше. Они упорно не смотрят друг на друга, но оба слабо улыбаются — криво и едва заметно, разбитые губы неприятно стягивает корка крови. Драко кидает быстрый взгляд на висок Поттера — тот больше не кровоточит, но вид стянутой раны вызывает в нём смутное чувство вины. Впрочем, Гарри тут же это чувство уничтожает: — Тебе и правда надо к врачу. У тебя нос весь синий. — О, спасибо за заботу, — язвительно отвечает Драко. — Приятно, что ты побеспокоился о нём после того, как сломал. Раздражение проносится в нём яркой вспышкой, но быстро затухает, когда он смотрит на разом поникшего Гарри. Ему явно стыдно, и Малфой должен получать от этого факта удовольствие, но всё, чего он хочет — это протянуть руки и обнять придурка покрепче. Поттер ненормальный, реально, но он его ненормальный. «Уже нет. Уже не твой» — проносится в голове Драко быстрая мысль, и от неё всё внутри схватывает холод. Он смотрит на Гарри молча, всё никак не находя в себе сил уйти. Тот не помогает, тоже оставаясь на месте, и они оба бросают друг на друга короткие взгляды, нелепые и смазанные, упорно продолжая молчать. Малфою кажется, что, в целом, они могут так стоять хоть до конца уроков. Или до конца дня. Они так давно не виделись и не говорили друг с другом. Три недели. С ума сойти. Поттер оживает первым. Он вновь поправляет криво сидящие на переносице очки, будто бы может выправить таким образом погнутую дужку и, нервно откашлявшись, произносит: — Ладно, я… Пойду. Надо поехать и зашить вот это вот, — он неопределённо машет рукой в районе виска. — Да. Да, давай. А мне, наверное, стоит вправить нос. — Извини за него, — вновь скованно просит прощения Гарри, а затем отворачивается. Драко смотрит ему в спину, глядя, как он неминуемо удаляется от него, едва сдерживаясь, чтобы не побежать следом. Всё это жутко неправильно, ненормально. Сегодня, распластавшись на полу и принимая удар за ударом, он впервые за все эти долгие дни ощутил себя живым, и это захватило его настолько, что он забыл обо всём, даже о последствиях этой дурацкой драки. Сначала была ярость, потому что Поттер, прекрасно зная, что он делает, ударил по самому сокровенному и больному. А потом пришло это чувство, чувство, что он живёт, что он больше не тень — он человек. И сейчас Гарри уходит, унося это ощущение вместе с собой. Драко так не хочет. Его рот раскрывается едва ли не против воли. Вопреки здравому смыслу так точно. — Поттер! Гарри останавливается и резко оборачивается к нему. Драко, помедлив секунду, делает несколько неуверенных шагов вперёд, а потом вновь замирает на месте. Что он собирается сказать? Правду, наверное. — Я так не хочу, — он говорит негромко, но эхо его слов отражается от стен пустого коридора, прекрасно долетая до Гарри. — Мы можем просто… Общаться снова? Он чувствует себя до ужаса жалким. Побитая собака, скулящая и мечущаяся у ног хозяина — вот, как он себя видит. Только ему слишком больно, и он страшно хочет всё вернуть, хочет получить обратно то, что ему даже не принадлежало никогда. Он устал умирать, ему страшно хочется жить. Поттер всё молчит и молчит. А затем отвечает, дрожаще, неровно: — Нет. Прости, что я снова влез в твою жизнь. Этого больше не повторится. И уходит, почти переходя на бег. Драко остаётся стоять посреди пустого коридора, тоскливо глядя ему вслед. Кажется, только теперь он понимает, что они и правда — всё. Окончательно. Безвозвратно. Поттер уходит, и жизнь, было наполнившая Драко, исчезает за поворотом вместе с ним. Малфою хочется заорать от разом наполнившей его боли. Всё оказывается куда хуже, чем Драко себе представлял. Мама, примчавшаяся за ним в школу, конечно, причитает всю дорогу до больницы, но не спешит его отчитывать — только переспрашивает раз за разом, в чём дело. Малфой на все её вопросы упорно отмалчивается, буркает что-то невнятное в духе «обычная ссора» и больше ничего рассказывать не спешит. Он даже проводит остаток дня в относительном спокойствии: сидит, закрывшись у себя в комнате и приложив пакет со льдом к лицу, да пытается делать домашнее задание, чтобы хоть как-то себя отвлечь. Цифры и буквы помогают ему не ударяться в панику, хотя тревога всё равно сворачивается где-то в желудке, неприятно потягивая и коля его своими острыми шипами. А потом приезжает отец. Драко слышит его сразу, едва он переступает через порог. До него доносится громкий разговор, и, пусть он не может разобрать ни слова, ему быстро становится понятно, что всё плохо. Его отец крайне редко выходит из себя. Но теперь, слушая их препирания с Нарциссой, Драко понимает, что он в бешенстве. Его предположения только подтверждаются, когда он слышит осторожный стук в дверь. Малфой, к этому моменту уже закрывший учебник по математике и теперь просто сидящий на стуле с бессмысленным видом, отвечает, не поворачивая головы: — Заходи. В его комнату заглядывает Нарцисса. Щёки у неё красные, а причёска, обычно идеально уложенная, кажется чуть растрёпанной, как будто бы она нервно запускала пальцы в волосы. — Дорогой, спустись вниз. Папа пришёл, — просит она, и голос её звучит едва ли не виновато. Драко кивает сдержанно, после чего медленно поднимается со своего места. Он знал, что этот момент неизбежно наступит, с той самой минуты, как пришёл в себя, лёжа на полу школьного коридора. Знал, пытался подготовиться, но так и не смог. Его руки мелко подрагивают. Люциус сидит за столом на кухне, прямой, как палка. Драко, встав перед ним, наоборот горбит плечи, неосознанно пытаясь стать как можно меньше. Его мать садится рядом с мужем, кладёт руку ему на плечо в немой просьбе держать себя в руках, но Люциус лишь раздражённо скидывает её ладонь. В этот момент Драко окончательно убеждается в том, что дело дрянь. — Я жду твоих объяснений. Голос Люциуса мрачный и тягучий. Он будто опутывает Драко, вяжет его по рукам и ногам, задавливает путаную речь, которую он выдумал, пока ехал домой. Все заготовленные слова резко исчезают из его головы. Он бросает короткий взгляд в сторону, на пузатый бок чайника, отражающий его лицо. Разбитые, опухшие губы предательски подрагивают. — Я подрался, — выдаёт он тихо. — «Я подрался», — Люциус всплёскивает в воздухе руками, заставив Драко сжаться: если его отец проявляет свои эмоции, значит он очень, очень зол. — И по какому же поводу? — Просто… Просто ссора. — Просто ссора не заканчивается сломанными носами. Ты себя в зеркало видел? На тебе живого места нет. Рассказывай, давай. Я хочу услышать, что такого важного могло заставить тебя влезть в драку, не думая о последствиях. Драко замирает, как кролик перед удавом, панически ища в голове хоть сколько-то стоящее оправдание. Но это бесполезно — он за весь день не смог его придумать, да и вообще не уверен, что на свете есть слова, после которых Люциус вдруг смягчится и скажет, что всё в порядке. Поэтому он решает выдать версию, которая сегодня была признана общепринятой: — Это из-за девушки. Он почти не врёт. В конце концов, Поттер и правда прицепился к нему из-за Панси. Жаль, что делили они друг друга, а не её. — Из-за девушки? Это всё? — Да. Драко скрещивает руки за спиной, до боли впиваясь в собственные пальцы. Ободранная кожа на костяшках саднит. Он ждёт бесконечно долго. Часы, висящие на стене, всё отсчитывают и отсчитывают секунды, пока Люциус молчит, тяжело дыша, а затем тишину разрезает удар кулака по столу. Драко вздрагивает всем телом. — Смотри мне в глаза. Малфой тяжело дышит, по-прежнему не поднимая взгляда от пола. Он знает, что лишь сильнее выводит отца из себя, ослушиваясь его, но никак не может заставить себя посмотреть ему в лицо. Ему отчего-то кажется, совершенно абсурдно, что стоит их взглядом пересечься, и Люциус всё поймёт. Слышится неприятный скрежет резко отодвигаемого стула, пара шагов, а затем в подбородок Драко вдруг вцепляются крепкие пальцы. Он давится шипением — они больно давят на ссадины — и Люциус заставляет его наконец поднять голову вверх. — Я сказал тебе смотреть на меня. — Прости, — задушено просит Драко. Краем глаза он видит, как его мама поднимается из-за стола. На секунду он решает, что она вмешается, скажет что-то в его защиту, но Нарцисса молчит. Иногда ему кажется, что Люциус пугает её не меньше, чем его самого. — Ты понимаешь, что ты опозорился даже в этой чёртовой школе? — вкрадчиво интересуется Люциус. — И за что тебя отстранили? За драку с этим… Этим отбросом, который ни черта не добьётся в жизни, из-за какой-то там девчонки… — Не говори про него так! — резко обрывает его Драко и сразу же замирает, ужаснувшись тому, что он только что сделал. Он едва удерживается от того, чтобы закрыть себе рот ладонью. Даже Люциус не сразу отвечает ему — несколько секунд просто разглядывает с толикой непонимания. Драко никогда ещё не перечил ему, тем более так, когда у него и без того серьёзные проблемы. А потом раздаётся звук пощёчины. Голова Драко дёргается в сторону, и он отшатывается на полшага назад. Щека, и без того вся в ссадинах, вспыхивает болью. Малфой прикладывает к ней ладонь почти поражённо. Ему иногда прилетало в детстве, пару раз — весьма серьёзно, но после того, как он миновал первый десяток жизни, отец ни разу не поднимал на него руку. Хотя пощёчина сама по себе даже не удар — это, скорее, унижение. Слёзы обиды начинают подступать к глазам, и Драко тяжело сглатывает, давясь их солью. Нет, он не будет плакать. Не сейчас. В его грудной клетке начинает медленно сворачиваться пружина истерики, и он изо всех сил старается не дать ей резко распрямиться. — Люциус! — поражённо восклицает Нарцисса. Она смотрит на него шокировано — и осуждающе. — Что, Цисси? — вскидывается он, оборачиваясь к жене. — Он не понимает слов. Не понимает. — Это не повод… — Я должен позволять ему мне дерзить?! — взрывается Люциус. Его голос громом разносится по всему дому. — Он ведёт себя, как хочет, плюёт на свою жизнь, мы тащим его из дерьма, в которое он себя загоняет, а ему всё равно… — Да что ты! Из какого же, прости, дерьма, ты его вытащил? Хочешь опять поговорить о том случае? Драко, трясясь, закрывает уши руками, будто маленький ребёнок, впервые наблюдающий ссору родителей. Слёзы душат его, вертятся поперёк горла, и ему страшно, страшно и больно, и всё, чего он хочет — это спрятаться где-нибудь, так далеко, чтобы никто и никогда не смог его найти. Его воспалённое сознание готово взорваться, и всё, что он пережил за последние три недели, вихрем проносится в его голове. Поттер, их расставание, его беспощадные слова, беспомощность, страх, чёртова статья, ежедневные кошмары, пожирающая боль. Дурацкая драка. Данное ему и вновь жестоко отобранное ощущение жизни. Гарри, удаляющийся от него по коридору. — Да замолчите вы! Драко не сразу понимает, что этот крик вырвался из его рта. Медленно он отнимает ладони от ушей, так же медленно решается посмотреть на родителей. Те стоят, застыв на месте, и смотрят на него поражённо. Первым приходит в себя Люциус: — Да как ты смеешь… Драко не выдерживает. Слёзы разом брызгают из его глаз, он всхлипывает, громко и надрывно, сгорая от позора и не имея никаких сил остановить свою истерику. Пружина, плотно сжавшаяся внутри него, наконец, распрямляется. — Просто замолчите! Замолчите! — восклицает он, а затем срывается с места, выбегая из кухни. Мама что-то кричит ему вслед, но он не обращает на её слова внимания. Одним рывком Драко добегает до лестницы, несётся вверх, перепрыгивая через ступеньки, и громко хлопает дверью, закрывая её за собой. Он падает на колени рядом с кроватью, придушенные всхлипы вырываются из его горла один за другим. Он зажимает рот ладонью, вцепляясь в тонкую кожу зубами, пытаясь отрезвить себя физической болью, но это не помогает. Все его переживания, все страдания, скопившиеся внутри, рвутся наружу неумолимыми слезами, которые льются и льются. Соль жжёт ранки и ссадины. — Драко, я могу зайти? — голос Нарциссы раздаётся за дверью. Малфой громко, надрывно всхлипывает, и истерично качает головой, будто мать может его увидеть. — Драко? — Нет! — сдавленно восклицает он. — Нет, нельзя, не заходи! Его плечи судорожно трясутся, и он утыкается лбом в край кровати, взмахнув рукой, словно в попытке ухватиться за воздух. Пальцы загребают пустоту, и отчего-то этот факт вызывает в нём новый всплеск рыданий. Дверь за его спиной открывается, и он давится слюной, вцепляясь зубами в край одеяла, предпринимая тщетную попытку себя заткнуть. Не получается — истеричные всхлипывания лишь набирают обороты, а слёзы продолжают катиться из его глаз крупными каплями. — Милый, милый… — шепчет Нарцисса, опускаясь на колени рядом с ним. — Вставай, ну что ты… Вот так. Она подхватывает его под руку, осторожно поднимая с пола, и опускается на кровать, усаживая рядом с собой. Драко, дрожа, сползает ниже и кладёт голову на колени матери, всё так же давясь своей истерикой. Прохладная рука ложится на его затылок, мягко зарывается в волосы, совсем как в раннем детстве, когда он плакал, пока не видит отец, и это будто бы его только добивает. Он вскрикивает задушено, истерически, и, вцепившись пальцами в ткань брюк Нарциссы, начинает рыдать в голос, не беспокоясь уже о том, что его слышно на весь дом. — Ш-ш… — она мягко гладит его по волосам. — Тихо, тихо. Что такое? Прошу, расскажи мне, что случилось? — Я не могу, — бормочет он едва слышно. Но она всё равно улавливает его невнятные слова, перемешанные со слезами. — Ты можешь рассказать мне всё. — Не это. — И это тоже. На тебе лица нет уже столько времени, я же вижу… Пожалуйста, скажи. Это из-за неё? Та девушка, из-за которой ты подрался? Драко замирает, глядя на нечёткие очертания комнаты, едва видимые за пеленой слёз. Он вздыхает судорожно, тяжело, а потом вдруг начинает смеяться, надрывно и хрипло. Смех этот истерический, надломленный, мешающийся со слезами и всхлипами. Нарцисса терпеливо ждёт, пока он успокоится, продолжая осторожно гладить его по голове. — Нет, — как в бреду, шепчет Драко. — Нет, не из-за девушки. Из-за Гарри. — Из-за Гарри? Он медленно поворачивается в её руках. Смаргивает слёзы, вглядывается в её лицо, сосредоточенное, полное боли и переживаний, и всё в нём горит, полыхает адским пламенем, выкручивая каждый орган. Его губы с трудом раскрываются, выталкивая из себя то, что он так не хотел признавать, что так долго прятал, и чего так боялся: — Я его люблю. Рука замирает в его волосах.