Причины моей ненависти

Звуки судорожных рыданий больше не заполняют комнату. Слёзы продолжают катиться по лицу Драко, но уже бесшумно — он лишь продолжает вглядываться в лицо матери, застывшее в непонятном ему выражении. Ему даже не страшно. Он знает, что страх придёт позже, неизбежно потянув за собой и сожаление о сказанном, но сейчас внутри него нет ничего, кроме постепенно сжирающей его агонии, поглотившей любые другие чувства. Ему так больно и он так устал, что ничего другого уже попросту не осталось. — Любишь… В каком смысле? — целую вечность спустя спрашивает Нарцисса. Её голос негромкий, но твёрдый. В нём, на самом-то деле, нет ни капли непонимания. Драко это слышит отчётливо. Он медленно садится, упирается локтями в колени, прячет заплаканное лицо в ладонях. Морщится: пострадавший нос обжигает болью от неосторожного прикосновения. — В том самом, — приглушённо поясняет он. Дороги назад у него всё равно нет. Не получится свести всё в шутку (какие шутки, когда минуту назад он бился в истерике!), объяснить свои слова как-то иначе. Он сделал то, что сделал, и ему остаётся лишь расхлёбывать последствия. Зачем, зачем он вообще открыл рот? Кажется, что-то в нём безнадёжно сломалось. Нарцисса всё молчит и молчит, а Драко и сам не спешит заговаривать, только продолжает прятать лицо в ладонях, ощущая, как слёзы продолжают обжигать многочисленные ранки, оставленные на его лице кулаками Поттера. Он отстранённо думает о том, что, если мать сочтёт его свихнувшимся и предложит вызвать скорую, он даже не скажет ничего против. Пусть уже делают с ним всё, что вздумается. Может, так будет даже лучше. А потом тёплая ладонь Нарциссы вдруг ложится на его плечо. Драко ожидает, что она вот-вот с силой сожмёт пальцы, что следом посыплется поток разочарованных слов, но ничего из этого не происходит. Он ощущает лишь мягкое поглаживание. — Но почему ты так расстроен? Драко медленно отрывает ладони от лица и нерешительно оборачивается к матери. Она смотрит на него с тихим сочувствием и искренним беспокойством, и его разум отказывается понимать и принимать это выражение. Она не расслышала его? Не расслышала имя, которое он назвал? — Что? — спрашивает он беспомощно. — Почему ты так расстроен? — терпеливо повторяет свой вопрос Нарцисса. — Он… Не ответил тебе взаимностью? Вы поругались? Драко моргает. Раз, второй, третий. Ему хочется с силой ущипнуть себя. Его мать говорит так, словно он рассказал ей о своих чувствах к какой-нибудь Паркинсон. Или Астории, или любой другой девчонке. Не считая заминки в самом начале, Нарцисса кажется ему до того спокойной, что он на мгновение задумывается, не стал ли его воспалённый мозг подкидывать галлюцинации. — Ты не злишься? — хрипло переспрашивает он. — А должна? — Но он же парень. Парень. Я влюбился в парня. Нарцисса слабо улыбается ему, и Драко всё-таки незаметно щиплет себя за бедро сквозь ткань штанов. Слёзы, было начавшие успокаиваться, отчего-то вновь начинают жечь уголки глаз. Шмыгнув, он стирает их рукавом кофты. Его подбородок чуть дрожит. — Ох, милый, — Нарцисса протягивает к нему руки, но Драко, всё ещё боящийся даже шевельнуться, может лишь тупо смотреть на мать. Не дождавшись от него никакой реакции, она сама придвигается ближе и крепко обнимает его, поглаживая по спине. Драко кладёт голову ей на плечо, прижимается щекой и судорожно вздыхает. Его по-прежнему трясёт, и он так шокирован, что не может вымолвить ни слова. Светлые волосы матери, пахнущие чем-то сладко-цветочным, щекочут его шею. Нарцисса вновь принимается перебирать его спутанные пряди волос, пропуская их между пальцами. — Я совру, если скажу, что это не было неожиданностью для меня, но я не собираюсь на тебя злиться. Как я могу? — Но это же ужасно, — громко шепчет Драко, облизывая запёкшуюся корочку крови на губах. — Я думал, ты будешь разочарована. Отец бы… — Сейчас неважно, как отнесётся к этому твой папа. Самое главное, знай, что я отнеслась хорошо. Это не ужасно, не страшно, ничего не произошло. Так бывает. А теперь расскажи мне, ладно? Вы поругались из-за… Этого? Драко давится очередным тихим всхлипом, а затем обнимает мать в ответ, крепко обхватывая её руками. Он зажмуривается до боли, чувствуя тёплую руку в своих волосах, и как будто бы снова маленький, а его единственная проблема — это разбитые коленки. Коленки, из-за которых мама обязательно пожалеет его, пока не видит отец. Пожалеет вот так, прижав к себе, погладив по голове и сказав, что всё это — ерунда, которая совсем скоро заживёт. Сказав, что она всегда рядом. Малфой размыкает губы и ненадолго так и замирает, открыв рот. Всё происходящее кажется ему странным сном, и он сам не верит в то, что сможет заговорить. Просто взять и заговорить. И всё же он это делает. — Да. И нет. И… Я не знаю, мам. Я так запутался. Он хочет быть вместе, но всё это… Драко давится своей спутанной речью. Он понимает, что ни черта ею не прояснил, но сама идея обсуждать с матерью Гарри, обсуждать их, никак не укладывается в его голове. Он вертит эту идею так и так, а она всё равно не может улечься. — И давно вы… Нарцисса осекается, явно пытаясь подобрать слова. Драко её понимает — даже он сам не знал бы, как сформулировать этот вопрос. Давно они вместе? Давно у них отношения? Боже, так страшно это звучит. — Мы общаемся с сентября, — выдыхает он, бессознательно прижимаясь к матери крепче. — А всё это… С зимы. Зимой всё началось. Между нами. — Так всё взаимно? — Да. Но лучше бы нет. — Почему? Драко кривится. Как она может не понимать? Ему хочется взглянуть в лицо Нарциссы, разобрать её эмоции, понять, почему она задаёт вопросы, ответы на которые столь очевидны. Но ему так неловко, почти стыдно, что он ни за что не решится на это. — Потому что это не для меня. Эти отношения не для меня. Что будет, если все всё узнают? Если отец… Он запинается, не договорив. Одна только мысль о том, что Люциус узнает правду, заставляет всё внутри Драко похолодеть, а уж произнести подобное вслух… Малфой испытывает суеверный ужас, словно его слова в ту же секунду обратятся в реальность, и разъярённый отец ворвётся в комнату. Впрочем, Нарцисса произносит куда более страшное: — Я могу попробовать поговорить с ним, если ты хочешь. — Нет! — Драко чуть ли на месте не подпрыгивает, одним движением вырываясь из объятий матери. — Нет, пожалуйста! Ты же знаешь, как он относится… — Знаю, — Нарцисса тяжело вздыхает. — Честно говоря, я надеялась, что подобный конфликт обойдёт нас стороной, но что же теперь поделать… Плечи Драко медленно опускаются. Он горько хмыкает, всё ещё не глядя на мать. — Уже ничего не надо делать. Всё закончилось. — Тебе из-за этого так плохо? Если да, то, может, оно того не стоит, милый? Вы можете встречаться, никому об этом не говоря. В конце концов, вам это удавалось. А я попробую подготовить почву, поговорю с твоим папой, и… — Не можем, — Драко обрывает её, поморщившись так, словно его ударили. — Он… Он так больше не хочет. Не хочет прятаться. Сказав это, Малфой опускает глаза в пол. Этот диалог кажется ему столь сюрреалистичным, что даже голова немножко кружится. А может, это последствия всё-таки случившегося сотрясения. — О, милый, — в её голосе столько сочувствия, что внутри Драко что-то болезненно сжимается. — Мне так жаль. Я бы так хотела помочь тебе, на тебя больно смотреть… Она берёт его ладонь в свою, крепко пожимая. Малфой лишь потерянно глядит на её пальцы с аккуратным маникюром. Такие же бледные и длинные, как у него самого, только более изящные. Ощутив их мягкое пожатие, он с трудом сглатывает стоящий поперёк горла комок. В его голове всё ещё клубится туман, сквозь который весь этот диалог кажется нереальным. На первом этаже вдруг громко хлопает входная дверь, заставив Драко и Нарциссу одновременно вздрогнуть. Малфой всё-таки поднимает глаза, нерешительно взглядывая на мать. Он улавливает её поджатые губы и недовольный взгляд, сейчас направленный в сторону выхода из комнаты, но она меняется в лице, как только замечает, что Драко наконец посмотрел на неё. Её губы сразу же трогает нежная улыбка. Она собирается что-то сказать, но Малфой её опережает: — Вы поругались из-за меня. Непрошеное чувство вины начинает скрестись в его грудной клетке. Он ненавидит себя за то, что дал родителям, отношения которых в последнее время и без того казались ему натянутыми, повод для ссоры. Он не хотел, не хотел вновь их разочаровывать, но всё равно сделал это. Как и всегда. Ему липко и неприятно от этой мысли. Но Нарцисса лишь качает головой, продолжая смотреть на сына с трогательной нежностью: — Не говори так. Это наши проблемы. Проблемы двух взрослых людей. — Я тоже взрослый! — тут же вскидывается Драко. — Да. Да, конечно. Мне стоит почаще об этом вспоминать. Не выдержав её взгляда, Драко вновь отводит глаза. На этот раз не из-за страха или стыда — любовь, с которой на него смотрит мать, вкупе с неожиданно подаренным ею полным принятием, вот-вот заставит его снова расплакаться. Теперь уже от облегчения. Он ведь даже не знал, насколько ему это нужно. Чувствовал, как часть груза упала с его души, когда обо всём узнала Панси, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, что он ощущает сейчас. Боль никуда не делась, она продолжает сидеть в нём, едкая, ядовитая и колючая, но будто бы расступается немного, позволяя ему сделать вдох хотя бы на короткое время. Пусть ему всё ещё не верится до конца в то, что услышанное им от матери — правда, а не лишь приятный сон. — Давай ты умоешься, а я заварю тебе зелёный чай? Он тебя успокоит, — Нарцисса осторожно трогает его за плечо, проводя ладонью вверх-вниз. — Давай. Драко не верит, что чай может ему хоть сколько-то помочь, но он слишком благодарен матери, чтобы просто взять и закрыться от неё в комнате. В конце концов, она может захотеть задать ещё какие-нибудь вопросы, и у неё есть на это полное право. Пусть ему и страшно неловко обсуждать что-либо, касающееся Поттера. Он чуть пожимает пальцы матери напоследок и послушно поднимается с места, чтобы пойти в ванную. Ему и правда стоит умыться — следы от многочисленных слёз, засохших на щеках, чувствуются почти физически, а во рту снова ощущается металлический привкус крови. Кажется, он раскусил одну из многочисленных ранок на губе. Неожиданный вопрос догоняет его, когда он уже открывает дверь в ванную: — Это всё, что тебя тревожит? Драко едва заметно вздрагивает. У него не сразу получается совладать с собой: с секунду он пялится в пустоту, крепко сжав в пальцах дверную ручку. Вопрос кажется невинным, но, вспоминая подслушанную ссору родителей, Драко догадывается, почему он был озвучен. — Да, — совладав с собой, Малфой оборачивается через плечо, встречаясь взглядом с матерью, всё ещё сидящей на краешке его кровати. Драко надеется, что напряжение, возникшее на лице Нарциссы, ему лишь кажется. — Да, всё из-за этого. Её пронзительный взгляд он выдерживает с трудом. Нет, об этом он не заговорит ни за что. Не только с ней — ни единая живая душа ничего не узнает. Он самому себе стёр бы память, если бы мог. — Хорошо. — Ты можешь мне всё рассказать. Всё, что угодно. Помнишь? — Помню. Нарцисса, наконец, улыбается ему, и Драко заставляет свои ноющие губы растянуться в ответной улыбке. Момент слабости прошёл — он снова держит себя в руках, снова всё контролирует. Настолько, насколько это вообще возможно в ситуации, когда он только что признался матери в своих чувствах к Гарри. Боже, даже подумать страшно. — И не деритесь больше! Так вы отношения не поправите, — наставительно советует Нарцисса, прежде чем выйти из комнаты. Когда за ней закрывается дверь, Драко хрипло смеётся. Он не может быть счастлив, не может физически, словно это чувство для него теперь навеки заблокировано, недоступно, но может почувствовать тепло, робко притрагивающееся к его истощённому сердцу. Драко гонит мяч к воротам противника, ничего не видя перед собой. Только лавирует между одноклассниками, ловко и изящно, не позволяя себя обойти. Финниган бросается ему под ноги, пытаясь сделать подсечку, но он резко отходит вправо, в последний момент уводя мяч в нужную сторону. Гол. Хук оглушает всех, дунув в свисток, и Драко, напоследок кинув надменный взгляд в сторону Уизли, растянувшегося возле ворот после неудачной попытки перехватить мяч, отходит к своей команде. Блейз, как всегда безразличный к игре, стоит, задумчиво разглядывая свои ногти, а остальные радуются так, словно небольшой матч на уроке физкультуры что-то значит. — Теряешь форму, Поттер! — орёт Тео, хлопнув Драко по плечу. Малфой вздрагивает: не от хлопка, конечно. С застывшей на лице полуулыбкой он оборачивается, скользя взглядом по команде соперников. Гарри ничего не отвечает Нотту, только показывает средний палец, а затем, отвернувшись, начинает брести по полю в сторону раздевалок. Поттер и правда стал дерьмово играть. А выглядеть и того хуже. Сам Драко хотя бы перестал худеть — Нарцисса, узнав, в чём всё дело, конкретно на него насела. Его мать начала ухищряться, готовить ему только его любимые блюда и каждый день вытаскивать его из дома в магазин, где в продуктовую корзину летело всё, на что он имел неосторожность бросить взгляд. Драко было так стыдно от того, сколько сил она тратит, чтобы просто его покормить, что он волей-неволей снова начал есть, лишь бы облегчить ей жизнь. Правда, ни с его кошмарами, ни с пожирающей душу болью Нарцисса не была в силах справиться. Срыв, через который Драко прошёл, придал ему сил изображать хотя бы иллюзию жизни, улыбаясь там, где надо, и говоря то, что надо, но по-настоящему легче ему так и не стало. А отец и вовсе перестал с ним разговаривать. И к своему стыду Малфой чувствовал облегчение, никак не вяжущееся с острым разочарованием, которым Люциус буквально дышал. Он так сильно устал от всего, что происходило в его жизни, что сил на переживания ещё и об этом как будто бы не было. Раньше Драко не знал, что у переживаний и боли вообще есть какие-то лимиты. Ему даже стало почти… Не спокойно, конечно. Скорее, заморожено — один день тянул за собой следующий, точно такой же, как предыдущий, проведённый в одиночестве комнаты, за учёбой да не напрягающими мозг фильмами, и в какой-то момент Драко начало казаться, что так будет всегда. Он будет жить, будто окаменев, а боль постепенно станет тупой, будто туманной, и, наверное, рано или поздно исчезнет окончательно. Так он думал — до тех пор, пока не переступил порог школы. Поттер будто бы ждал его, что, конечно, было абсурдным предположением. Он стоял к нему спиной, о чём-то тихо разговаривая с Луной, по своему обыкновению смотрящей куда-то мимо собеседника. Драко позволил себе застыть в дверях на пару секунд, с жадностью оглядывая плечи, скрытые тканью серой толстовки, худые ноги и голые щиколотки, выглядывающие из-под ткани укороченных джинсов. Оглядел его всего: взлохмаченные волосы, блеснувшую в холодном свете ламп дужку очков, о-боже-мой-руку, которой Поттер жестикулировал, и ненадолго забыл, как это вообще — дышать. Боль вновь стала резкой, яркой и чувственной, затопила полностью, и Драко бы так и стоял на месте, пялясь Гарри в спину, если бы не Блейз, заворчавший, что он загораживает проход. Малфой отмер, высоко задрал подбородок и пошёл дальше, намеренно обходя Поттера по дуге, а сознанием остался там, в этом дурацком холле. Вдохнул, но так и не смог выдохнуть. Больше месяца же прошло. Когда всё станет проще? Сейчас, когда он тащится в раздевалку, глядя перед собой затуманенными глазами, ему кажется, что никогда. Они так нелепо играли — двое нападающих, вынужденных гоняться за одним и тем же мячом, но изо всех сил старающихся не соприкасаться друг с другом. И следа не осталось от былого агрессивного стиля, с подножками, толчками и злобными взглядами. Они вообще по возможности не смотрели друг на друга. Майское солнце так отвратительно печёт голову. Счастливые лица одноклассников, радующихся теплу, вызывают у Драко только приступы тошноты. Уже на подходе к раздевалкам его вдруг окликает Хук, и он, негромко выругавшись, возвращается к ней, недоумевая, что она может от него хотеть: не попытается же заманить в школьный футбольный клуб — уже конец года всё-таки. Опасения оказываются почти верными. Хук просит (даже требует, учитывая её командный тон, но Драко предполагает, что по-другому она общаться просто не умеет) его выйти на замену Захарии Смита — этот идиот умудрился сломать лодыжку незадолго до товарищеского матча с другой школой. Малфой, естественно, отбрыкивается, как может. Отказать Хук непросто, но последнее, чего он хочет в этой жизни — это бегать по полю вместе с Поттером, да ещё и в защиту чести «Прайвет Драйв». Ему даже фантазию включать не надо, чтобы представить, как Тео с Блейзом будут ржать над ним. В итоге на поле он задерживается основательно. От обещаний высоких баллов, Хук переходит к письменным работам, которые ему надо сдать, коль уж он пропустил из-за своего отстранения два дня, и к моменту, когда Драко, кое-как отвязавшись от настойчивой учительницы, добирается до раздевалки, большая часть его одноклассников уже уходит. Впрочем, не то чтобы Малфой имел что-то против — он всегда без восторга относился к идее использования душевой толпой. Ему хватило одного раза, когда он неосторожно взглянул на голого Крэбба, и немедленно захотел выколоть себе глаза. Стянув через голову грязную футболку, Драко кидает её в шкафчик и берёт в руки телефон, чтобы глянуть на время. Отвлекается вновь — на этот раз на заболевшую Панси, записавшую ему с десяток голосовых сообщений. Пока он разбирается с ними, раздевалка окончательно пустеет. Последним к дверям направляется Блейз — пожав ему руку и попрощавшись, Драко наконец поднимается со скамьи. В душе ещё кто-то плещется, но остальные разошлись по домам, спеша выскочить из душной школы навстречу солнцу и свободному времени. Стянув штаны и оставшись в одних трусах, Драко берёт из шкафчика полотенце, после чего неспешно направляется к душевым. Шум воды прекращается — это удачно. Удачно. Удачно. Удачно столкнуться нос к носу с выходящим обратно в раздевалку Поттером. Они замирают в паре футов друг от друга, Гарри — в дверях душевой, стоя босыми ногами на покрытом белым кафелем полу, Драко — на потёртом линолеуме раздевалки. Оба мучительно долго не говорят ни слова, оба не двигаются. Только часы, висящие на стене, тикают и тикают, раздражающим набатом отдаваясь в голове Малфоя. Он оглядывает Гарри почти жадно. Смуглые голые плечи, покрытые капельками воды, мокрые волосы, которые Поттер, кажется, попытался зачесать назад (спойлер: это ничего не поменяло), полотенце на бёдрах, закрывающее ноги до коленок. На одной виднеется небольшая ссадина. Когда успел? Драко не смотрит в его лицо, не-смотрит-совсем-изо-всех-сил, а потом всё равно голову поднимает в мучительном, мазохистом почти жесте. На виске у Гарри всё ещё виднеется рана, оставленная краем часов Малфоя. Она затянулась, но шрам наверняка останется, и Драко из-за этого стыдно, несмотря даже на то, что он сам до сих пор расхаживает с дурацким фиксирующем пластырем, наклеенным поперёк переносицы. Глаза за стёклами очков кажутся такими зелёными. Их цвет всегда был столь ярким, или это вина освещения? А может, больное сознание самого Драко преувеличивает? Он уже ничего не знает, кроме одного: он тонет, тонет. Он падает. Ему хочется открыть рот и сказать так многое. Например, как сильно он соскучился. По глазам этим, по шуткам, по их подколкам совместным, тонко вплетающимся практически в любой диалог, но уже давно не вызывающим чувство обиды. По рукам. Как же он соскучился по его рукам! Сухим, с небольшими мозолями, трогающим, гладящим, обнимающим, сжимающим. По голосу. У него голос такой ведь — низкий, шагни и утонешь. Драко вдруг осознаёт, что недостаточно всё это ценил. Теперь ценит, только уже поздно. Поздно? Ему хочется задать этот вопрос, но он упорно молчит. Молчит и мечтает, чтобы Поттер так и стоял напротив него, не уходил никуда, и одновременно — чтобы ушёл уже, наконец. Потому что у него самого нет сил сдвинуться. И Поттер делает шаг. Только не назад и не в бок, чтобы обойти Малфоя, а вперёд — прямиком к нему. Он кладёт руки ему на плечи, чуть приподнимается на цыпочках, и Драко тянется к нему без единой мысли, лишь захлёбываясь в ощущении дикой, почти безумной радости, вызванной этим простым прикосновением. Он целует Гарри поспешно и лихорадочно, боясь, что тот передумает в любой момент, собирая капельки воды, оставшиеся на полных губах, и ничто его не волнует — даже тот факт, что они, чёрт побери, всё ещё в школе. Пусть и опустевшей после последнего урока. Он боится лишь того, что Поттер в любой момент может его оттолкнуть. Но тот не отталкивает. Наоборот, тянет ближе, цепляясь за плечи, язык просовывает в рот (Драко с готовностью толкается своим навстречу), прижимает к горячему телу. Малфой стонет: ему так хорошо. Он так хочет ещё. Оторваться от губ Поттера его вынуждает лишь холодный кафель стены, в который Гарри, как-то незаметно отступивший к душевым кабинкам, его буквально впечатывает. Драко не отстраняется далеко, оставляет расстояние в жалкий дюйм, и то, чтобы ещё раз взглянуть глаза в глаза. Он задыхается от того, что видит: Поттер смотрит так жадно, что без слов понятно — не уйдёт. Драко понятия не имеет, долго ли это сумасшествие продлится, но оно совершенно точно не прервётся прямо сейчас. Его это устраивает, и он вновь бросается вперёд, целует уголки губ, щёки, скулы, кончик носа. Задевает очки, шипя, снимает их, чтобы отложить на полочку для шампуня, и зацеловывает трепещущие под его губами веки. Смещается вбок, зарывается носом в волосы, с дрожью вдыхая знакомый запах, целует нежную кожу за ухом и в качестве вознаграждения получает тихий, но отчётливый и протяжный стон. Его пальцы гуляют по чужой спине, очерчивают линии торчащих лопаток, ярко выступающие (они не были такими раньше — он отмечает это) позвонки, кусает и сразу же облизывает кожу. Поттер в его руках дрожит уже без остановки, дышит шумно и хрипло, и Драко сам не понимает, что творит, что собирается сделать, зато понимает, что никуда Гарри не отпустит. Когда-нибудь потом, конечно, придётся, но он точно не собирается делать это сейчас. Он хочет целовать его — бесконечно, трогать — бесконечно, умирать от накатывающего возбуждения — да, тоже бесконечно. Ни одну мысль не вызывает даже крепкий член, отчётливо ткнувшийся ему в бедро сквозь ткань полотенца. Так только лучше, и Драко подтверждает этот факт собственным полузадушенным стоном. Он хочет его так. Так. Чужая рука оказывается на его груди. Горячие пальцы приятно жгут кожу, обводят ключицы, спускаются к соскам, и Драко всем телом вздрагивает, ощутив влажный рот на своей шее. Его глазные яблоки беспокойно дёргаются под плотно смежёнными веками. В следующий момент Поттер обхватывает его сосок губами, чуть тянет, посасывая, и Драко весь трясётся — от того, как это восхитительно. Восхитительно и в то же время… — Стой, стой, — бормочет он, перехватывая руку Гарри, неминуемо спускающуюся всё ниже, к резинке трусов. — Стой. Поттер замирает, выпрямляясь. Оставив руку на поджавшемся, подрагивающем животе Драко, он смотрит ему в глаза. Смотрит как-то совершенно особенно — Малфой не может припомнить, когда на его лице появлялось такое выражение. Нежность в нём мешается с тонкой сосредоточенностью и печалью. — Всё в порядке, — шепчет Гарри. — Это я. Это просто я. Драко замирает. Безотчётно сжимает талию Поттера в своих ладонях. Дыхание вырывается из его носа с тихим свистом — знакомое чувство тревоги тошнотворно подступает к горлу, потому что чужая ладонь никак не уберётся с его живота. — Это я, — вновь повторяет Поттер, подаваясь вперёд и прижимаясь лбом к вспотевшему лбу Драко. — Смотри на меня. Я остановлюсь, как только ты попросишь, хорошо? Просто… Дай мне попробовать. Драко вздыхает тяжело, смотрит опасливо, но коротко кивает. Что-то в словах Поттера кажется ему странным, будто бы слишком личным, но ему сложно всерьёз раздумывать над чем-то, когда Гарри, Гарри, по которому он так соскучился, которого он так отчаянно хотел — и хочет сейчас — прижимается к нему всем телом. Практически обнажённым. В пустой душевой, куда никто не зайдёт. А если и зайдёт — они услышат и успеют расцепить объятья. Поэтому даже беспокоиться, как будто бы, не о чем. Теперь уже обе руки Поттера оказываются на его теле. Драко поджимает губы, чтобы не застонать — одна всё так же обводит его живот, другая гуляет по груди, задевая затвердевшие, ставшие совсем маленькими розовые соски. Он дышит тяжело, удовольствие постепенно теснит липкую тревогу. Драко смотрит Поттеру в глаза неотрывно, теряется в чёрных зрачках, ставших такими широкими, что цвет радужки едва виден. Пальцы Гарри отодвигают резинку трусов, оттягивают её в сторону. Малфой вновь замирает, весь напрягаясь и едва дыша. — Остановиться? — нежный шёпот обдаёт его губы горячим дыханием. Драко прислушивается к ощущениям, а затем медленно качает головой из стороны в сторону. Он сам не верит в то, что позволяет прикоснуться к себе так, и одновременно жаждет этой руки слишком сильно. Его член, зажатый между их телами, болезненно ноет. Поттер цепляет ткань его трусов и тянет вниз, заставляя Драко окончательно одуреть от того, что он вдруг остался совершенно голым. Ему хочется в ответ стянуть с Гарри это дурацкое полотенце, которое он уже понемногу начинает ненавидеть, но в этот момент сильные пальцы сжимают его член, и он оказывается больше не способен сделать хоть что-то. Только вскрикивает и с силой прикусывает тыльную сторону ладони. Это помогает довольно слабо — задушенный стон всё равно вырывается из его груди, когда Гарри начинает двигать рукой. Он упирается затылком в стену, конвульсивно подаваясь бёдрами вперёд, пытаясь попадать в ритм. Все его мысли и опасения тонут, исчезают где-то за гранью этих ощущений, он весь теряется — в прикосновениях, запахах, собственном остром возбуждении, глазах Поттера, с которым они не разрывают зрительный контакт. Это правда помогает: знать, кто перед ним, помнить, чьи руки его касаются, кто приносит ему эти ощущения, от которых приглушённые стоны всё рвутся и рвутся из горла. Когда он кончает, по всему его телу проходит судорога, и он рывком подаётся вперёд, вцепляясь зубами в кожу на плече Гарри. Пульс стучит у него в висках так сильно, что на секунду даже закладывает уши, и ответный стон Поттера он слышит как сквозь вату. Тяжело дыша, Драко медленно разжимает зубы, затуманенным взглядом изучая оставшийся след. Небольшие выемки медленно заполняются кровью, и он сцеловывает её в немом извинении. Хотя Поттер, кажется, не имеет ничего против — обмякнув, он сгребает Драко в объятьях, утыкаясь носом в его линию челюсти. — Я так скучал, — различает Малфой горячечный шёпот у себя под ухом. Он зажмуривается от этих слов, не веря тому, что всё это происходит с ним. Это похоже на чудо, на чрезмерно яркий сон, и если это так, то он предпочтёт не просыпаться вовсе. Стиснув Поттера в объятьях, он несколько раз целует его в щёку, зарываясь пальцами во влажные волосы. — Я тоже, — бормочет он в ответ, и Гарри слегка вздрагивает под его ладонями. Бросив взгляд вниз, Драко хмурится — чёртово полотенце всё ещё на месте. Неловкими пальцами он тянется к нему, чтобы схватиться за ткань и сбросить её, наконец, на пол. Поттер тихонько всхлипывает у него над ухом: его член, крепкий и налившийся, всё ещё стоит, теперь утыкаясь головкой Драко в живот. В теле Малфоя, ещё толком не отошедшего от яркого оргазма (он думал, что лучшим был предыдущий, но этот, вызванный чужими прикосновениями, оказался ещё более потрясающим) снова зарождается горячая волна, стремительно утекающая в район паха. Он нервно сглатывает мгновенно скопившуюся во рту слюну, а затем осторожно отстраняет Гарри от себя. — Встань к стене, — произносит он хрипло, не просит даже — почти приказывает. Поттер поднимает на него непонимающий взгляд, но послушно отступает на полшага назад. Драко смотрит на него пару мгновений, глядя на то, как поблёскивают глаза, как раскраснелись влажные губы и как горят ярким румянцем щёки, а затем прижимается к нему, обнимая за талию, и целует крепко, ловя один судорожный вздох за другим. Ему снова мало, хочется ещё, хочется его, а ещё хочется сделать ему приятно — приятнее, чем было тогда, в полумраке спальни. Хочется выбить весь воздух, заставить судорожно извиваться, и решиться на это оказывается куда проще, чем ему казалось после всех ночных фантазий, когда он лежал в своей кровати, глядя в потолок и тяжело дыша. — Стой ровно, — тихо, но с тем же напором, говорит Драко. Поттер весь обмирает, тяжело дыша, и Малфой невольно вспоминает обо всех шутках на тему доминирования, которыми Гарри так любил кидаться осенью. Может, ему правда это нравится? Сам Драко хотел бы чувствовать себя хотя бы вполовину столь же уверенным, сколь ему удаётся казаться. Медленно, едва дыша, он опускается на колени. Поттер издаёт что-то, похожее на с трудом подавленное всхлипывание. Драко, тяжело дыша носом, тянется вперёд и касается губами головки члена, чувствуя, как Гарри вздрагивает всем телом. Головка проезжается по его рту, оставляя на нём смазку, и Малфой спешно обхватывает член губами, не давая себе времени на то, чтобы передумать. Впрочем, любые мысли исчезают из его головы моментально — достаточно отчётливого, гортанного стона, доносящегося сверху. Он не берёт в рот глубоко, обхватывая основание члена рукой, чтобы помогать себе, но и этого хватает для того, чтобы Поттер захлебнулся в восхитительных звуках, что срываются теперь с его губ. Драко ведёт языком по уздечке, с внимательной точностью проходится по отверстию, будто изучая, а затем двигается ближе, чтобы пропустить головку ещё глубже. Свободной рукой он вцепляется Поттеру в бедро, удерживая его на месте и не позволяя дёрнуться вперёд, и начинает медленно двигать головой, плотно сомкнув губы. — Чёрт, чёрт, — срывающийся, лихорадочный голос Гарри, заставляет его самого почти беззвучно застонать. Поттера не хватает надолго: Драко достаточно лишь ускорить движения руки да заглотить член ещё глубже, едва им не давясь, но сходя с ума от того, как он пульсирует на языке и в горле. Гарри судорожно вцепляется пальцами в его волосы, потянув назад, Малфой послушно отстраняется, не переставая двигать рукой, и весь замирает, широко раскрытыми глазами глядя на то, как двигается вверх-вниз кадык на напряжённой смуглой шее, как теперь уже Гарри вцепляется зубами в свою ладонь, чтобы не закричать. Сперма выплёскивается на шею и грудь Драко, несколькими каплями попадает на губы, но он не дёргается, всё ещё наблюдая за Поттером и слушая его тихие всхлипывания. Как загипнотизированный, он чуть привстаёт на коленях, целуя подрагивающие мышцы на животе Гарри. Немного подумав, робко проводит кончиком языка по своим губам, слизывая горьковатые капли спермы и чувствуя, как щёки от этого нехитрого действия предательски вспыхивают. Блять, он будет вспоминать об этом сегодняшним же вечером, когда закроется у себя в ванной. И Драко вот вообще не хочет думать, в какой момент он оказался в этой точке своей жизни. Руки Гарри подхватывают его и тянут наверх, и он позволяет поднять себя. Поттер вцепляется в его плечи, прижимая ближе и всё ещё сотрясаясь всем телом — даже пальцы на его ногах поджимаются и разжимаются вновь. — Охренеть, — сорванным голосом шепчет Гарри ему на ухо, и Драко тихонько смеётся. Искренне и, совсем чуть-чуть, истерично. Продолжая обнимать Поттера, он тянется в сторону, ощупью находя кран и поворачивая его. Сверху начинают литься тугие струи воды, накрывая их, вцепившихся друг в друга, с головой. Драко нежно целует кожу на шее Гарри, вновь виновато облизывает след от своих зубов, столь же виновато касается губами шрама на его виске. Поттер прячет лицо у него на плече, будто бы шевельнуться боится, и Малфой его понимает — ему самому страшно даже моргнуть. Ещё утром он задыхался от боли, стоя в дверях школы и разглядывая спину Гарри, полностью уверенный в том, что больше никогда не сможет его коснуться, а теперь они здесь, в школьной душевой, обнажённые и прижавшиеся друг к другу, подрагивающие после оргазма и абсолютно, невозможно счастливые. Он никогда бы не подумал, что для счастья ему нужно столь малое. Хотя можно ли сказать так о Поттере? Слово «мало» — оно ведь вообще не про него. Гарри всегда много, он везде и сразу, и вся его, Драко, жизнь, в какой-то упущенный им момент оказалась заполнена этим ходячим недоразумением. Заполнена светом. Светом — и запахом солнца. — Куда ты дел моё полотенце? — интересуется Драко, когда они, кое-как вымывшись, наконец отлипают друг от друга. Впрочем, недалеко — Поттер придерживает его за локоть, как будто боится, что он сбежит. — Никуда я его не девал, — тут же принимается возмущаться Гарри. — А вот моё ты бросил прямо под воду. Он показательно отпихивает своё полотенце, действительно мокрое насквозь, в сторону. Драко только глаза закатывает. Своё он находит на раковине (вероятно, он сам же кинул его туда, пока Гарри тащил его в сторону душевых), неподалёку от кабинки обнаруживает трусы, которые спешит надеть, чувствуя себя при этом несколько глупо. Впрочем, Поттер тоже кажется неловким, когда выхватывает у него из рук полотенце, чтобы и самому вытереться. Драко этому факту даже не возмущается — не находит сил. Они расходятся по разным концам раздевалки, и Малфой опускается на скамейку напротив своего шкафчика, растирая лицо ладонями. Влажные волосы лезут ему в глаза, мешаясь, но он даже не пытается их уложить. Сознание, вытесненное сначала поцелуями, а потом непрекращающимися волнами возбуждения, постепенно возвращается к нему, и вопрос, а что, собственно, будет происходить дальше, неминуемо ударяет по голове с размаху. А ответа на него нет. Вернее, есть — вполне конкретный и болезненный. Вероятно, Поттер сейчас просто уйдёт, либо попытается повторить их разговор, произошедший в туалете в тот злосчастный день, и они упрутся в ту же точку. Едва ли неловкий секс в душе мог что-то изменить. И Драко даже не знает, что хуже — если Гарри уйдёт, ни слова ему не сказав, или если им придётся пройти через то же самое ещё раз. Словно через мясорубку себя провернуть. Стоило ли оно того? Вероятно, да. Даже несмотря на то, что за эти недолгие моменты придётся расплачиваться новой порцией обжигающей боли. Гарри высовывается из-за угла в тот момент, когда Малфой путающимися пальцами застёгивает пуговицы на своей рубашке. Драко с трудом заставляет себя не поднимать взгляда, когда Поттер, накинув капюшон толстовки на мокрые волосы, опускается на скамейку бок о бок с ним. Малфой избегает смотреть на него, потому что знает, что взглянет на Гарри с надеждой. Должен же он сохранить хоть какие-то крохи былой гордости. Если ещё осталось что сохранять, конечно. Поттер вывернул его наизнанку. Буквально. А теперь сидит рядом, вот так вот просто, нервно постукивает ногой по полу и, наверное, даже не понимает своей тупой головой, как сильно Драко в нём нуждается. Справившись с рубашкой, Малфой не спешит никуда уходить. Гарри не двигается тоже, так и сидит в футах трёх от него. Молчание, повисшее между ними, душит. Драко поворачивает голову, оглядывает профиль Поттера, замечает поджатые губы и переплетённые пальцы, костяшки которых побелели от того, с какой силой Гарри их сжимает. Взгляд вновь останавливается на заживающем виске, рана частично выглядывает из-под капюшона. — Прости меня, — нарушает молчание Малфой. Догадывается ли Поттер, что Драко ещё не перед кем в своей жизни не извинялся такое количество раз? Разве что перед отцом. Он невесело хмыкает от этой мысли себе под нос. Гарри оборачивается к нему, смеряет непонимающим взглядом: — За что? Тут как будто бы должно прозвучать «за что именно?», потому что поводов-то, на самом деле, много. Но то ли Поттер тактично решает этого не озвучивать, то ли и правда больше не злится. Драко уже ни в чём не уверен, всё слишком сильно запуталось и перемешалось в его беспокойной голове. — За это, — поясняет он, махнув рукой возле своего виска. А потом всё-таки решается добавить: — И за то, что я сказал о твоей маме. Это было подло. Даже для меня. Он ждёт, что Поттер сдержанно кивнёт и отвернётся, потому что, ну правда, Драко в очередной раз поступил с ним ужасно, но тот только вздыхает и произносит: — И ты прости. За нос и за то, что назвал тебя педиком. Малфой на мгновение замирает, переваривая услышанное, а затем закрывает лицо руками и издаёт короткий смешок. Потом ещё один, ещё, и в итоге он начинает смеяться уже откровенно, едва заметно всхлипывая, отчего его смех звучит на грани истерического. Отсмеявшись и судорожно вздохнув, он отнимает ладони от лица и натыкается на взгляд ничего не понимающего Поттера. — Я что-то не так сказал? — хмуро интересуется Гарри, видимо, решив, что Драко потешается над ним. Ох, нет. Это не так. — Просто… — Малфой делает ещё один судорожный вздох, чтобы не засмеяться снова. — Я только что отсосал тебе в школьной душевой. Буквально отсосал. Мне кажется, слово «педик» меня уже не должно оскорблять. Наступает очередь Гарри рассмеяться. Они сидят напротив друг друга, давясь нервным смехом, и Драко с нежностью думает о том, что он давно не замечал на лице Поттера улыбку. Он так скучал по ней, оказывается. Да что там, по всему скучал. Но стоит им отсмеяться, как молчание опускается вновь. На этот раз они не сводят друг с друга внимательных взглядов, и Драко с болью наблюдает, как улыбка постепенно исчезает с лица Гарри. Он становится серьёзным, непривычно серьёзным, его губы едва заметно поджимаются, а зелёные глаза смотрят так пристально, что, не люби их Драко столь сильно, ему стало бы под этим взглядом неуютно. Он жадно вглядывается в лицо Поттера, и кончики его пальцев зудят от желания прикоснуться к нему. Податься ближе, обнять Гарри за шею, потянуть к себе. Вновь поцеловать — теперь уже не страстно и яростно, а нежно, успокаивающе. Сказать что-нибудь важное, какую-нибудь чушь вроде «давай снова будем вместе», но толку от этих слов не будет. Поэтому ему остаётся лишь сидеть на месте, вцепившись в край скамейки, и беспомощно умолять время замедлить свой бег. Можно, они посидят так ещё немного? До тех пор, пока образ Гарри не отпечатается под веками. Чтобы закрыть глаза — и сразу увидеть его так же ярко. — Я не знаю, что делать, — вдруг произносит Поттер. — С чем? — С нами. Драко нервно сглатывает, не отводя от него взгляда внимательных глаз. Ему бы сказать что-нибудь разумное, а он только и может, что прошелестеть в ответ: — Я тоже. Я так… Малфой прикрывает на пару секунд глаза, плотно смежая веки. Гарри ничего не переспрашивает, терпеливо ждёт, пока он закончит фразу. Собравшись с духом, Драко выдыхает тихо: — Я так сильно скучаю. Мне страшно тебя не хватает. И это, наверное, едва ли не самая искренняя, надрывная и глубоко личная фраза, которую он когда-либо кому-либо говорил. Не было ещё в его жизни человека, для которого он мог бы вытолкнуть из себя подобные слова. Поттер смотрит на него, широко раскрыв глаза. Неужели думал, что Драко всё равно, что он продолжает жить как ни в чём не бывало? Если так, то как только мог. Разве не было очевидно. — Можно я обниму тебя? — спрашивает Гарри, подаваясь ближе. — Конечно. Драко поспешно поднимает руки, протягивая их к Поттеру, и тот разом оказывается рядом. Капюшон спадает с его головы, пальцами он цепляется за рубашку Малфоя, беспощадно её сминая, но тому сейчас было бы всё равно, даже примись Поттер рвать тонкую ткань. Ему вообще на всё наплевать, на всё, кроме горячего, чуть подрагивающего тела, которое он крепко прижимает к себе. Одну руку Драко кладёт ему на затылок, перебирая подсохшие, уже начинающие привычно торчать во все стороны волосы, а носом утыкается в висок, закрывая глаза и жадно вдыхая знакомый запах. — Я не могу, — беспорядочно бормочет Гарри в его шею, — Пытался, но не могу. Не хочу без тебя. Я слабак… Драко сжимает его ещё крепче, и Поттеру, наверное, дышать становится тяжело, но у Малфоя нет сил разжать руки. Ему кажется, что стоит ослабить хватку, как Гарри ускользнёт вновь. Он жаден до каждой секунды. — Я не могу дать тебе того, что ты хочешь. Чего ты заслуживаешь, — выдыхает Драко. Слова даются ему с огромным трудом. Что-то внутри него, изворотливое, стремящееся эгоистично удержать Поттера рядом, упорно шепчет — соври, соври. Пообещай быть вместе, пообещай всем всё рассказать рано или поздно, укради себе ещё кусочек счастья. Но он не может так поступить. Раньше врал всем подряд, легко и играючи, а теперь вот — не может. Ему хочется застонать от того, как Поттер всё внутри него с ног на голову перевернул. Гарри не отвечает долго, только тяжело дышит, продолжая цепляться за его рубашку. Драко молчит тоже, чувствуя, как горечь постепенно заполняет его, встаёт посреди горла мерзким комом, от которого хочется отплёвываться. Ему нечего больше сказать. И он ждёт от Поттера чего угодно, пытаясь смириться с тем, что он вот-вот покинет его, оставит одного в пустой раздевалке, но тот вдруг произносит, тихо-тихо, на выдохе: — И пусть. — И пусть? — Драко непонимающе хмурится. — Да. Давай будем вместе до… До конца. Малфой перестаёт дышать. Хочет сделать вдох — и не может при всём желании, так неожиданно и странно звучат слова Поттера. Он ослышался? Неужели?.. Воздух с трудом проходит в его лёгкие. — Но потом будет больно. Снова. Я же… Я не могу тебе ничего обещать. — А сейчас разве не больно? — Больно, — эхом отзывается Драко. Он чувствует, как Гарри усмехается. Воображение сразу же в красках рисует выражение его лица. Малфою кажется, что ему необязательно даже смотреть на Поттера, чтобы знать, как та или иная эмоция отражается в его мимике. Он всё успел запомнить за эти полгода. — Значит, пусть? — всё ещё до конца не веря в услышанное, уточняет Драко. — Пусть, — подтверждает Поттер. Малфой не выдерживает. Сорвавшись, он отстраняется назад, но лишь для того, чтобы взять лицо Гарри в свои ладони, а потом начать его целовать. Всё подряд: кончик носа, раскрасневшиеся скулы, губы — раз по пять точно, веки и подрагивающие ресницы, подбородок… Он не может оторваться ни на секунду, забыв обо всём, забыв где они, кто они и что ждёт их впереди. Его сердце колотится, тяжело ухая, а Гарри смеётся от его лихорадочных поцелуев. — Я страшно скучал, — говорит он, когда Драко, наконец, отстраняется. Его улыбка такая яркая. Малфой готов весь мир за неё продать. — Я тоже. Не представляешь, как сильно. — Правда? — А ты думал, мне нормально было? — Я уже чего только не думал, Малфой. — И зря, Гарри. Поттер вытаращивается на него огромными глазами, а Драко только и может, что улыбаться, как дурак. Он произносит это имя не впервые, но до этого его звучание предназначалось лишь для родителей, при которых называть Гарри по фамилии было как-то неловко. Но теперь эти звуки, сорвавшиеся с его языка — они только для них двоих. Вышедшие, наконец, из его мыслей, и ставшие реальными, почти осязаемыми. — Только давай ты больше не будешь ломать мне нос? — вкрадчиво интересуется Драко, желая как-то разбавить сгущающееся вокруг них смущение. Забавное выражение моментально сходит с лица Поттера. Заёрзав в руках Малфоя, он бурчит: — Знаю, это было глупо. — Я и не думал, что ты такой ревнивый… — Да дело ведь не только в ревности, — с досадой и некоторым раздражением отвечает Гарри, к большому сожалению Малфоя чуть отодвигаясь от него. Впрочем, разрывать объятья он всё же не спешит. — Просто всё навалилось. Было так тяжело, и… — Я знаю, — вздыхает Драко. — Мне тоже. Но знаешь, что? — М-м? — Если на моём носу появится горбинка, ты лично оплачиваешь мне ринопластику! — Придурок, — Поттер, засмеявшись, толкает его кулаком в бок. Драко притягивает его обратно к себе, вновь обнимая так крепко, как только может. Гарри, теперь успокоенный и довольный, устраивает подбородок на его плече. Закрыв глаза и чуть покачиваясь, Малфой думает о том, что больше никогда не сдвинется с места. Боль, прочными нитями оплетавшая его грудную клетку, отравлявшая его, с каждым днём вынуждавшая чахнуть всё больше, медленно растворяется в чувстве покоя. Это чувство кажется Драко робким, маленьким, на него даже дышать страшно, сделай неловкое движение — рассеется. Он погружается в него старательно и осторожно. — Вы что тут засели? Громогласный голос Хук врывается прямиком в барабанные перепонки Малфоя, заставляя его подпрыгнуть на месте. Поттера как ветром сдувает: секунду назад ещё был в его руках, а теперь сидит чуть ли не на другом конце скамьи, невинно моргая за стёклами очков. Драко нервно сглатывает — чёрт побери, они даже не услышали, как открылась дверь! — Быстро домой, пока я вас тут не закрыла, — строго произносит Хук, отходя чуть в сторону и взмахивая рукой в сторону выхода. Спешно подхватив с пола рюкзак, Драко думает о том, что, в целом, был бы не против застрять в раздевалке до завтра. Можно даже до послезавтра. С Гарри они прощаются, лишь когда доходят до холла — в пустынном коридоре Малфой не отходит от него, несмотря на зудящие опасения встретить кого-то ещё. Хук, благо, до них нет никакого дела, но кто-то из учеников наверняка продолжает шляться по школе. Драко прощается с Гарри уже возле выхода. Скомканное «пока» звучит странно, но Поттер улыбается ему так широко, что внутри не остаётся никакого места для тревоги. Домой Драко буквально летит, даже такси будто бы едет быстрее обычного. Он жалеет о том, что не захватил с собой лонгборд — ему хотелось бы сейчас катиться по солнечным (о, наконец-то солнце не раздражает его!) улицам, надев наушники и купаясь в золотой эйфории, что с каждой минутой всё сильнее заливает его грудную клетку, вытесняя оттуда весь мрак и тьму. Ему хочется петь, рассказать первому встречному о своём счастье, но больше всего — увидеть Поттера в ближайшее время. Они не договорились о следующей встрече, оглушённые чувствами, и теперь Драко тянется за телефоном, едва здание школы скрывается за поворотом. Поттер его опережает — Малфой, открыв их переписку, успевает увидеть значок бегающего по экрану карандаша, почти сразу же сменяющегося новым сообщением: Гарри: забыл спросить Гарри: ты занят вечером? полагаю, ты будешь киснуть над химией, но, может, погуляем немного? Драко, улыбнувшись, запрокидывает голову и утыкается затылком в мягкую спинку сиденья, продолжая глупо пялиться в пространство перед собой. В его голове ни единой мысли — и на этот раз он этим фактом наслаждается. — Хороший день? — интересуется водитель, взглянув в зеркало заднего вида. — Вы даже не представляете, насколько, — отвечает Драко, не переставая широко улыбаться.