Причины моей ненависти

Драко никогда прежде не видел Блейза таким испуганным — глаза широко распахнуты, а руки подняты в защищающемся жесте. Вероятно, Драко выглядит настолько злым, что даже Забини его вид вывел из равновесия, но он об этом не думает. Он вообще ни о чём не думает, заполненный яростью, что закрывает сознание пеленой. — Зачем? — он почти шипит, вновь встряхивая Блейза. Тот ударяется затылком о стену, от боли резко втянув воздух сквозь зубы, а затем упирается ладонями в плечи Драко и восклицает: — Чёрт побери, это не я! Успокойся! — О, ну конечно! Ты угрожал всем рассказать, а теперь целая школа в курсе, и ты думаешь, что я в это поверю? — Блять, Драко, это Тео! Малфой не верит ни единому слову, в его голове всё ладно и просто — у Блейза на руках были переписки, а Тео не знал ровным счётом ничего. От откровенной лжи, кинутой ему в лицо, он свирепеет лишь сильнее. Ярость разгорается, болезненно обжигая все внутренности, и, занося руку для удара, Драко не думает о последствиях. Им движет лишь острое, яркое желание впечатать кулак в лицо Забини. Но он не успевает ничего сделать — Панси буквально повисает на его локте и взвизгивает: — Да стой ты! Драко встряхивает рукой, будто пытаясь избавиться от назойливого насекомого, но Паркинсон держит его крепко, вцепившись острыми ногтями так, что ему становится больно. Обернувшись, он сталкивается с ней нос к носу: её щёки горят, чёлка растрепалась, а губы зло поджаты. Поняв, что ей удалось завладеть вниманием Драко, Панси тут же суёт ему под нос телефон: — Это Тео. Посмотри. С трудом сфокусировав взгляд, Малфой нехотя уставляется в экран, и в одно мгновение острая, клокочущая в грудной клетке злость растворяется. Вместо неё приходит сковывающее, леденящее ощущение, а сердце, до этого бешено стучавшее, по ощущениям падает куда-то в живот. Панси, поняв, что её наконец услышали, расцепляет пальцы, отпуская его, но Драко не спешит шевелиться, так и застыв в нелепой позе. Лишь выдавливает: — Но… «Но» — и больше ничего, потому что слов нет. Ничего нет, только фотография, где он обнимает Гарри, стоя посреди улицы. Она чуть размытая из-за сильного приближения, но их всё равно легко узнать — растрёпанные волосы Поттера, его яркие кроссовки и очки, и черты лица самого Драко, крепко прижавшего школьного врага к себе. Это было вчера. Вчера. Один единственный раз он обнял Гарри посреди людной улицы. Они ведь были в центре города. О чём он думал? Но разве такое вообще можно было предположить? Поттер столько раз смеялся, что у него паранойя, но вот оказалось, что Драко был прав. — Он всем это разослал, — тихо добавляет Панси. — Мне жаль. Понимание того, о чём с самого утра гудел чат класса, окатывает Драко с головы до ног. Даже не взглянув на Блейза, он медленно разжимает пальцы, позволяя тому выскользнуть из его хватки. Забини, тут же воспользовавшись этим, отшатывается в сторону. Лицо Панси полно сочувствия, но от этого Драко не легче — он чувствует лишь тошноту, медленно подкатывающую к горлу. Отвернувшись к стене, он с отчаянной злостью ударяет по ней раскрытой ладонью, а затем, наклонившись, утыкается лбом в холодный кафель. Отстранённо Драко думает о том, что от переписок, выложи их Блейз, ещё был хоть какой-то шанс отвертеться — в конце концов, их легко подделать, он мог всё отрицать. Но фото… Что ему сказать? «Я сочувственно обнял Поттера, да, того самого, которого так ненавидел, потому что у него был плохой день?». Бред. Полный бред. Их объятья даже не выглядят дружескими. Друзья так не обнимаются, не жмутся друг к другу, улыбаясь с рассеянной нежностью. Всё пропало, он пропал — и больше ничего с этим не сделаешь. Одномоментно его кошмары стали реальностью, и для завершения картины не хватает лишь Люциуса, до которого тоже доходят свежие новости о сыне. Плечи Драко вздрагивают при одной лишь мысли об этом. — Слушай, — нарушает молчание стоящий за его спиной Блейз, — я правда к этому не причастен. Не то, чтоб я ждал извинений… Драко издаёт нервный смешок, с трудом заставляя себя поднять голову и обернуться к друзьям. Они стоят близко, Блейз приобнимает Панси за плечо, и один их вид вызывает у Драко слабое раздражение. Для них всё так просто. Они могут стоять, обнявшись, и никто не скажет им ни слова. — Ты шантажировал меня, — напоминает Драко, всё ещё поглядывая на Забини с подозрением, — на кого ещё я мог подумать? — Я много кого шантажировал в своей жизни, — Блейз пожимает плечами. — Это отличный способ получения гарантий. Но я бы не стал ничего делать, правда. Просто пригрозил. — Много кого? У тебя есть что-нибудь на Тео? — спрашивает Драко, ненавидя себя за робкую надежду, просочившуюся в его голос. — Ну… Забини переводит взгляд на потолок, явно раздумывая. Панси смотрит на него выжидающе, а Драко царапает ногтями собственные ладони. Но слабые надежды, зашевелившиеся внутри, разбиваются, когда Блейз после недолгой паузы отрицательно качает головой: — Ничего такого, что перебьёт ваш с Поттером скандал. Так, пара позорных пьяных фото, да тот случай, когда мы играли в «правду или действие» и он звонил Миллисенте, чтобы признаться ей в любви. — Блять, — скупо выдаёт Драко, и, прикрыв лицо ладонями, медленно сползает на пол. Ему вдруг хочется, чтобы Панси с Блейзом ушли. Просто оставили его одного, чтобы он мог просидеть на холодном полу школьного туалета весь оставшийся день. Никого не видеть, ничего не слышать, не вести никаких выматывающих разговоров. Ему хочется трусливо спрятаться, забиться куда-нибудь, и больше никогда не возвращаться в реальный мир. — Пожалуй, запощу что-нибудь из этого, — говорит Блейз, но Драко лишь качает головой: — Бесполезно. — Я знаю, — фыркает Забини. — Но это хотя бы смешно. Или ты думаешь, что я горю желанием общаться с ним после такого? Отняв ладони от лица, Малфой поднимает голову и непонимающе уставляется на Блейза, уже вовсю набирающего что-то в телефоне. По мнению Драко, Забини должен уже минут пять как сбежать из этого туалета, прихватив с собой Панси, чтобы спасти свою репутацию. Но тот, увидев выражение его лица, лишь усмехается: — Что? Мне не нравится, когда так поступают с моими друзьями. Так что пусть теперь все полюбуются, как он с голой задницей блюёт в парке. — Мы теперь друзья? — Драко в удивлении приподнимает бровь. — А мы ими не были? Драко не успевает ничего ответить — отвратительно громкая трель звонка врывается в уши. Переведя взгляд на дверь, он поджимает губы, понятия не имея, что ему делать теперь. Не может же он на самом деле просто отсиживаться в туалете весь оставшийся день. Идёт последний месяц учёбы, он даже школу не сможет прогулять без последствий. Но выход наружу кажется ему равносильным прыжку в вольер с тиграми. — Пойдёмте, — вздыхает Панси, — нет смысла здесь сидеть. Драко очень хочется горячо ей возразить, что для него смысл как раз-таки есть. Но, конечно, по факту она права. Он может прогулять историю, вот только следующей идёт физика, а Флитвик, в отличие от Бинса, отсутствие кого-то из учеников заметит сразу же. Ему придётся встать, придётся расправить плечи и выйти из этого чёртова туалета, потому что мир вокруг, к сожалению, не спешит останавливаться из-за его личной трагедии. Пошатнувшись, Драко нехотя поднимается на ноги, игнорируя протянутую Блейзом руку. Он всё ещё косится в сторону Забини с толикой недоверия, но у него нет ни сил, ни желания сейчас раздумывать над его словами и пытаться переварить тот факт, что Блейз действительно считал его своим другом всё это время, и не собирался никак ему навредить. Он обязательно подумает над этим позже, а пока что его хватает лишь на скованный кивок в адрес Забини. Не извинение и не признание, скорее попытка показать, что он его услышал. Когда они добираются до кабинета, все уже внутри. Драко смотрит на приоткрытую дверь мрачно; стоило пойти в класс заранее, чтобы не оказаться у всех на виду, но уже поздно. И когда он, сделав глубокий вдох как перед прыжком в воду, заходит в кабинет, его ожидания оправдываются: практически все смотрят на него. Лениво, заинтересованно, зло, торжествующе — два десятка самых разных взглядов, предназначенных ему лично. Пялятся даже Уизли, Грейнджер и Лонгботтом. И только Гарри на него не смотрит. Поворачивает голову, мазнув взглядом, а затем утыкается носом в свой учебник. Но и этой секунды оказывается достаточно для того, чтобы Драко заметил его горестно поджатые губы и потухший взгляд. Внутри всё сжимает от боли: он ненавидит видеть Гарри таким, но в этот раз Драко не сможет его утешить. Сев за парту, Малфой делает глубокий вдох и распрямляет плечи. Он не может исправить ситуацию, но в его силах взять себя в руки и не позволить сделать из него жертву. По крайней мере, он сможет принять происходящее с каким-никаким достоинством. Он хорошо знает, как работает травля: чем больше пытаешься сжаться и спрятаться, чем более бурно реагируешь, тем сильнее тебя грызут. Гордых и молчаливых травить не так интересно. И ему хочется нервно расхохотаться от мысли о том, что знает он эти простые истины просто потому, что постоянно издевался над кем-то сам. С большим трудом он заставляет себя не смотреть по сторонам, принимаясь записывать всё, что Бинс заунывным голосом зачитывает из своей методички. Информацию, правда, Драко никак не воспринимает — рука, сжимающая ручку, скользит по бумаге чисто механически. Но надолго спрятаться в собственной тетради у него не получается, потому что уже через пять минут после начала урока ему в голову прилетает бумажный комок. Дёрнув плечом, он поднимает упавшую на пол записку, обнаруживая внутри всего одно слово: «педик». — Как оригинально, — тихонько фыркает покосившийся на листок бумаги Блейз, а Драко остаётся лишь злобно смять бумагу и смахнуть её обратно на пол. Обернувшись, он безошибочно находит того, кто бросил записку: Нотт, довольно усмехаясь, смотрит ему прямо в глаза с соседнего ряда. Драко, подавив в себе желание показать ему средний палец, отворачивается. Не реагировать, главное — не реагировать, убеждает он себя. В следующую секунду точно такой же бумажный ком прилетает и в голову Поттера, но тот даже не смотрит на него. Драко, глядя на это, сжимает в пальцах ручку до боли. Значит, так оно ощущается, да? В такой персональный ад он погружал Гарри всё это время? Ему становится так противно, что желание немедленно выбежать из класса поднимается в грудной клетке удушливой волной, и он торопливо отводит глаза, вновь принимаясь за бессмысленный конспект. В следующий раз он поднимает голову уже ближе к концу урока, чтобы украдкой взглянуть на сидящего к нему в пол оборота Гарри. Тот, словно почувствовав на себе взгляд, оборачивается, и сердце Драко ноет почти физически. Оглушённое отчаяние, написанное на лице Поттера, ощущается резким толчком в грудную клетку. Им надо поговорить, очень надо, но Драко хочется лишь заскулить и трусливо спрятаться от этого разговора. Он не принесёт ничего хорошего, не подарит ни одному из них облегчения. Когда звонок оповещает о конце урока, Драко не чувствует радости — этот звон означает лишь заход на новый круг его кошмара. Он собирает вещи мучительно медленно, давая одноклассникам покинуть класс первыми, чтобы не сталкиваться ни с кем из них лицом к лицу. И совершенно не удивляется, когда, наконец выпрямившись и закинув лямку рюкзака на плечо, видит, что Гарри ждёт его у двери. Поттер не говорит ни слова, лишь внимательно смотрит на него, а потом кивком головы указывает в сторону выхода прежде, чем уйти. — Встретимся позже, — бросает Драко Блейзу, всё это время его ждавшему, и быстрым шагом направляется следом за Гарри. Он идёт за ним, не пытаясь сократить расстояние, держа дистанцию в пятнадцать футов, будто бы они всё ещё от кого-то скрываются. Поттер оборачивается лишь раз, чтобы проверить, следует ли за ним Драко, а затем, не сбавляя шага, направляется в сторону лестниц. Миновав раздевалки и спортивный зал, Гарри проходит дальше, и сворачивает за угол. Драко находит его в закутке возле кладовок с инвентарём. Он останавливается в нескольких шагах от Гарри, и на несколько секунд они оба замирают, разглядывая друг друга. Потом Поттер негромко произносит: — Привет. — Привет, — эхом вторит Драко, и сразу морщится от хрипоты своего голоса. Гарри опускает глаза в пол, и они снова замолкают. Слова перекатываются в голове Малфоя, не желая собираться в хоть сколько-то осмысленные предложения. В закутке тихо, голоса людей доносятся лишь фоновым приглушённым шумом, и с некоторым отчаянием Драко думает о том, что, пожалуй, провёл бы здесь целый день. Даже так, стоя в напряжённой тишине. Первым вновь заговаривает Гарри: — Что теперь? Драко давится всем тем, что он должен сказать. Всё не то, все слова — не те, потому он не хочет их произносить. «Прости, это всё» — как будто бы наиболее честный и правильный ответ, вот только сил произнести это у Малфоя не находится. Он ненавидит себя за свою слабость. Поттер был прав — он чёртов трус. Наконец, он выдыхает: — Я не знаю. К его ужасу, Гарри вскидывает голову и смотрит ему прямо в глаза. На его лице проскакивает надежда, загнанная и слабая, но живая, и это Драко ненавидит тоже. Ему бы оборвать всё сразу, сказать прямо, потому что дать надежду, а затем отобрать её — это слишком жестоко, но он не может. Он ведь и правда ни черта уже не знает. — Это так нечестно, — с неожиданной горячностью говорит Гарри. — Я думал, у нас есть ещё месяц. Целый месяц. А его просто взяли и отобрали. — Да, — глухо вторит Драко. Пошатнувшись, он прислоняется спиной к стене. Впрочем, взгляда больше не отводит: он должен хотя бы смотреть Гарри в глаза, потому что это, пожалуй, едва ли не единственное, что он может для него сделать. — Дело ведь не только в них, да? В том, что они все говорят о тебе? О нас? — Если бы всё было так просто, мы бы здесь не стояли. Ты же знаешь. Поттер печально усмехается. Конечно, он знает. Он всегда это знал. — Я не вхожу в твои планы. — Не говори так, — Драко чуть морщится. — Звучит… ужасно. — Но это правда. Что там у тебя? Юридический, карьера, девушка, гордость отца? Всё есть, не о чем мечтать, да? Гарри безжалостен: его слова, его поза, его открытый взгляд, полный тоски. Драко бы предпочёл, чтобы Поттер злился, чтобы кричал, называл его трусом снова и снова… Что угодно, лишь бы не это болезненное понимание в его глазах, в лице. Возможно, всё было бы проще, начни они, как когда-то, просто кричать друг на друга. Они могли бы даже подраться, о, это было бы замечательно. Выплеснуть злость и разойтись в стороны… Но злости нет. Есть лишь неизбежность. — Ты же знаешь, как всё это важно для меня, — Драко ненавидит мольбу в своём голосе. — Меня так воспитали. Это моя жизнь. — В которую я не вписываюсь. Драко дёргается, как от пощёчины, но ему нечего возразить. Отрицание было бы ложью. Поэтому он только и может, что прошептать: — Прости. — Это ничего, — выдыхает Гарри, и уголок его губ дёргается, словно он пытается улыбнуться. — Ничего. Ты говорил мне об этом. Я сам виноват, что позволил себе о чём-то мечтать. — Прости, — повторяет Драко. Он произнёс бы это слово, которое в своей жизни говорил так редко, ещё сотню, тысячу раз, если бы это могло помочь Гарри. Но это бессмысленно, как бессмысленно и его глупое «не знаю», и в эту секунду Драко ненавидит всё — эти стены, этих людей, болтовня которых доносится из-за поворота, себя. И надежду, тупую, крохотную надежду, которая в словах «не знаю» бьётся сердечной жилой. Ещё какое-то время они молчат. Гарри смотрит прямо и печально, Драко — загнанно, исподлобья. В который раз за время их отношений он желает заполучить способность останавливать время. Быть хотя бы так, здесь, спрятавшись в укромном углу. Никого больше не видеть. Но это невозможно, и наручные часы, на которые он кидает быстрый взгляд, лишь напоминают ему о том, что до звонка на следующий урок осталось всего несколько минут. Гарри, заметив этот жест, хмурится, а затем вдруг произносит: — Прежде, чем ты уйдёшь, я хочу попросить об одолжении. Даже о двух, если честно. Можно? — Что угодно, — выпаливает Драко, а потом сам же морщится от этих слов. Что угодно? Как смешно, на самом деле он не может дать Гарри ничего. Почти ничего. Но Поттер на эту абсурдность не обращает внимания, и лишь просит: — Заблокируй меня везде, ладно? Я… боюсь, я начну писать тебе всякие глупости, а потом возненавижу себя за это. Дай мне сохранить гордость. Не хочу как-то… влиять на тебя или вызывать у тебя жалость. Заблокируешь? — Да, — простое слово даётся Драко с трудом. Как они дошли до такого? Неужели всё действительно закончится дурацким чёрным списком? Ему не хочется в это верить. Но он может лишь продолжить, поморщившись: — Что ещё? Гарри заминается, явно подыскивая подходящие слова. Опускает взгляд вниз, на носки своих потёртых кроссовок, переминается с ноги на ногу. Драко ждёт терпеливо, наплевав на то, что времени у них мало. И обмирает, когда Поттер, наконец, заговаривает: — Поцелуй меня. Ещё один раз. Я хочу запомнить это. — Здесь? — Здесь. Какая уже разница? Драко прикрывает лицо руками, качая головой из стороны в сторону. И правда, какая разница? Секретов больше нет. Ничего больше нет. Он знает, что просьба Гарри лишь принесёт им обоим ещё больше боли, но всё равно делает шаг вперёд, потому что это то, чего хочет и он сам. Он бы не решился попросить, но то, что Поттер сильнее и смелее его, уже давно не новость. Его рука осторожно ложится на щёку Гарри, пальцы медленно проводят по разгорячённой румянцем коже, и Драко задыхается от осознания того, как сильно он любит прикасаться к этому человеку. Разве может быть так, что это больше не повторится? На губах Гарри появляется слабая, печальная улыбка, и Драко немедленно наклоняется, будто бы пытаясь сцеловать её, оставить себе. Этот поцелуй не похож ни на один предыдущий: нет ни страсти, ни нежности. Он убийственно прощальный и, пусть Малфой твердит про себя «не знаю, не знаю», как мантру, это ни капли не помогает. Руки Гарри опускаются на его плечи, ведут выше, к шее, к линии волос, и Драко едва дышит, пытаясь запомнить это мгновение с мазохистским упрямством. А потом всё заканчивается. Ладони соскальзывают вниз, и Гарри разрывает их поцелуй первым. В этот же миг им в уши вгрызается трель звонка. С огромным усилием Драко отступает назад, напоследок ласково коснувшись щеки Гарри кончиками пальцев. За углом хлопает дверь раздевалки, слышится гул голосов, и это будто бы служит им обоим сигналом — пора уходить. — Пока? — тихо спрашивает Гарри, больше не глядя в лицо Малфоя. — Пока. Ни «прощай», ни «останься». Драко заставляет себя отвернуться и быстрым шагом уходит за поворот. На уроки в этот день он так и не возвращается. Неделя, перекатывающаяся в следующую, тянется так долго, словно кто-то превратил её в бесконечную жвачку. Драко заставляет себя ходить в школу с огромным трудом. Он пропустил один день и уже успел огрести за это неприятностей, поэтому всё, что ему остаётся — это вставать каждое утро и, задрав подбородок кверху, отправляться на заклание. Когда-то он наслаждался вниманием, хотел, чтобы на него все смотрели, но теперь ему хочется стать невидимкой. Забиться под пол, стать пылью, лежащей на последней парте. Каждый день он думает о том, как же блядски иронично вселенная порой исполняет желания. Шёпот. Шутки. Подножка в коридоре. Бумага, выстрелянная из ручки, ударяющая его в спину и мерзко застревающая в волосах. Взгляды. Взглядов больше всего. Он упорно не реагирует, не смотрит, не оборачивается, в надежде, что это сработает, и хотя бы последние несколько недель перед экзаменами он проведёт в покое, но Блейз прав — нужен повод посерьёзнее для того, чтобы над ним перестали посмеиваться. Он устало думает о том, что, наверное, застукай его Нотт с кем-нибудь другим, всё было бы проще, но особенно волнительной темой для всех оказался Поттер. Это не удивляет его: сколько часов, дней он провёл, пытаясь сделать жизнь Гарри невыносимой? Что ж, возможно, справедливость всё-таки существует. Она нагнала его, со всей силы врезав по голове. Даже друзья Поттера пялятся на него. Только смотрят они не с любопытством или презрением, а со злостью, потому что знают, что он значил для Гарри. Драко видит, как Уизли, едва столкнувшись с ним взглядом, аж краснеет, закипая, и в такие минуты ему ужасно хочется встать посреди класса и заорать: «мне, сука, не легче!». Но это ни к чему, конечно же, не приведёт. Не смотрит на него только Гарри. Он вообще приходит в школу через день, и Драко подозревает, что, не будь они в выпускном классе, тот прогуливал бы намного больше занятий. Малфой по этому поводу испытывает и благодарность, и злость одновременно. Потому что он не знает, что тяжелее — когда Гарри смотрит или когда делает вид, что он, Драко, пустое место. Садится спиной к нему в столовой. Выбирает парты поближе к доске — так, чтобы Драко оказался позади него. Выходит из класса в числе первых. Прогуливает физкультуру и химию, где их гипотетически могут поставить в пару, вовсе не приходит на историю искусства и социологию. Ему явно глубоко наплевать на успеваемость и допуск к экзаменам, и порой Драко завидует его свободе до зубного скрежета. Да что там. Он всегда ей завидовал. — Эй, Малфой! — звонкий голос Дафны Гринграсс раздаётся среди потока школьников, снующих в коридоре, и Драко оборачивается назад. Увидев её, он закатывает глаза, тяжело вздыхая. Искривив губы в злобной усмешке, Дафна стоит, обняв за плечи свою младшую сестру. Астория, скрестившая руки на груди, кажется поникшей и смотрит в пол, но это не мешает Дафне скалиться. — Теперь понятно, почему ты бросил мою сестру, — фыркает она. — Мог бы сразу сказать, что ты педик. Драко уже собирается устало послать её на хуй, но его опережает Блейз, положив руку ему на плечо: — Знаешь, Гринграсс, я бы задумался, что с твоей драгоценной сестрой не так, раз от неё сбегают к парню. Дафна давится возмущением, но выдать следующую колкость не успевает — Забини уже утаскивает Драко дальше, не позволяя диалогу продолжиться. Малфой раздражённо скидывает его ладонь со своего плеча: — Не надо меня защищать, — цедит он сквозь зубы, но Блейз только отмахивается: — Она всегда меня бесила. — Та ещё сучка, — вторит ему Панси, идущая по другую сторону от Драко. Ему хочется зарычать и послать их вслед за Гринграсс, но он себя сдерживает. Потому что, если говорить честно, ему правда нужна эта поддержка, как бы неприятно ни было это признавать. В глубине души он благодарен им обоим, они держат его на поверхности, не позволяя окончательно свалиться в вязкую темноту отчаяния. Драко всегда считал себя независимым, но эта уверенность давно уже разбилась на кучу маленьких осколков, и у него не осталось сил удивляться чему-либо. Он пытается храбриться, но ощущает себя сломленным и жалким. Его тошнит. — Знаешь, — говорит Блейз, когда они усаживаются в столовой, — по-моему, ты слишком паришься. Драко пропускает его слова мимо ушей, слишком увлечённый разглядыванием затылка Поттера, в очередной раз севшего к нему спиной. Он привычно готовится отвернуться в любой момент, ожидая, что Гарри почувствует его взгляд и посмотрит через плечо, и лишь через несколько секунд вспоминает, что Поттер больше на него не смотрит. Блейз громко откашливается, всё-таки привлекая его внимание. — Что? — недовольно спрашивает Драко, переводя на него взгляд. — Ты слишком паришься. Ну, встречался ты с Поттером, что такого? Панси, до этого вяло ковырявшая свой салат, поднимает голову и тоже смотрит на Драко. В Малфое вдруг поднимается волна раздражения. Его бесит всё: спокойный голос Блейза, его рука, закинутая на спинку стула, где сидит Паркинсон, да даже сама Паркинсон, жмущаяся поближе к Забини. Чёрт побери, им легко говорить! — Тебе легко говорить, — озвучивает он свою мысль вслух. — Вы можете хоть облизывать друг друга у всех на глазах, никто и слова не скажет, а я… — Да блять, Драко! — неожиданно яро восклицает Блейз и тут же отодвигает стул, поднимаясь на ноги. Драко, вздёрнув бровь, следит за тем, как Забини быстрым шагом направляется к соседнему столику. Затормозив возле Терри Бута, спокойно поглощающего свой обед, он резко хватает его за галстук и дёргает на себя. — Какого… — начинает Бут, но Блейз, не дав ему договорить, вдруг прижимается губами к его губам. Проходит всего пара секунд, прежде чем Терри отталкивает Забини с возмущённым воплем. Все в столовой дружно оборачиваются, глядя на разворачивающуюся сцену. Кто-то выразительно присвистывает, но Блейз не обращает внимания ни на них, ни на округлившего глаза Бута. Лишь принимает свой обычный расслабленный вид и возвращается за стол. — Вот, — говорит он, вновь закидывая руку на спинку стула Панси. — Небеса не рухнули. Конечно, поцелуй я Уизли, они заорали бы громче, но в целом суть понятна. Драко устало закрывает глаза и принимается растирать их кончиками пальцев. Ему тяжело это признавать, но, наверное, Блейз прав. Он слишком много переживал о мнении одноклассников, с которыми они вскоре разойдутся навсегда. Но, чёрт побери, всё не так… — Всё не так просто, — говорит он, не открывая глаз. — Дело не только в них. — А в чём же? Драко только качает головой. Он не собирается ни с кем откровенничать ни о своём отце, ни о глубоком желании угодить ему, ни о своих планах на будущее, когда-то казавшихся ему незыблемыми. Всё слишком сложно, слишком запутанно, и он так устал… Открыв, наконец, глаза, Драко вдруг встречается взглядом с Гарри. Они смотрят друг на друга одну невероятно длинную секунду, а затем Поттер вновь отворачивается. Драко вяло гоняет по своей тарелке фасоль в соусе. Кухня наполнена напряжённым молчанием — его родители в последнее время совсем перестали разговаривать друг с другом, и от этого Драко ещё более неуютно. Он и без того неохотно ел, когда за ужином присутствовал Люциус, а сейчас ему кажется, что запихни он в себя ещё хоть одну ложку, и её содержимое попросту застрянет посреди его горла. — Видел твой табель успеваемости, — нарушает тишину Люциус. — Да? — Драко не поднимает глаз от тарелки, продолжая размазывать по ней несчастную фасоль. Его самого поражает безразличие, прозвучавшее в голосе. Раньше у него внутри всё сжалось бы от этих слов, но теперь он ощущает лишь холодное равнодушие. — Твой общий балл снизился. — Но он всё ещё высокий, — встревает вдруг Нарцисса, и Драко всё-таки поднимает глаза, испытывая толику удивления от её вмешательства в разговор. Лишь толику — все его чувства притуплены. Люциус, кажется, тоже удивлён. Он хмурится, поворачиваясь к жене: — Высокий, но не идеальный. Разве не очевидно, что Драко сейчас как никогда обязан сосредоточиться на учёбе? — обернувшись к сыну, он холодно добавляет: — Чем ты думаешь? Драко медленно кладёт вилку и откидывается на спинку стула. Холодное безразличие заполняет его, и он, отчего-то больше не чувствуя страха, отвечает совершенно честно: — Ничем, видимо. Глаза его отца широко распахиваются, и Драко с трудом удерживается от истерического смешка. Ещё месяц назад он бы умер, лишь представив себе такой диалог, но сейчас всё в его голове и сердце настолько перемешано, что он будто бы наблюдает за собой со стороны. Как в абсурдном сне. Отойдя от удивления, Люциус опасно прищуривается. Лёгкий холодок всё же пробегает по позвоночнику Драко, но тает, так и не успев разойтись до настоящего чувства страха. Он устал. Слишком устал, чтобы продолжать бояться. — И на что же ты рассчитываешь? — резко спрашивает Люциус. — Ты видел, какой конкурс на юридический? Или ты считаешь, что мы обязаны молча оплатить твою учёбу, если ты не получишь грант? — Бога ради, Люциус! — восклицает Нарцисса. Она с силой роняет вилку на тарелку, и Драко вздрагивает от громкого звона металла, столкнувшегося с керамикой. — У нас что, мало денег? — У нас достаточно денег, но это не значит, что он должен так легкомысленно относиться к учёбе… — Ребёнок работал весь год, а ты и слова ему хорошего не сказал… — Может, я не хочу поступать на юридический, — Драко вмешивается в их разговор громко и резко, прежде чем успевает подумать. — Может, я вообще никуда не хочу поступать. Молчание за столом кажется почти осязаемым, протяни руку — потрогаешь. Драко смотрит на своих родителей, не моргая, и поражённый вид Люциуса доставляет ему неожиданное удовольствие. Он сам не верит в то, что сказал, не понимает, как это вообще произошло, но, чёрт побери, ему не жаль. Единственное, чего он жаждет в последнее время — это чтобы от него все отстали, и даже ярость отца, который, переварив его слова, немедленно её выплеснет, его не пугает. Собственное равнодушие начинает казаться Драко почти пугающим. — И чего же ты хочешь, позволь спросить? — Люциус так сильно поджимает губы, что они начинают напоминать ниточку. — О, понятия не имею. Рвану в Индию, сменю имя и внешность, выкину телефон в море? — он всё-таки смеётся, надтреснуто и болезненно. — Не знаю, отец, что угодно, лишь бы подальше отсюда. Дурея от собственной смелости, Драко резко поднимается с места под аккомпанемент противно скрипнувших о пол ножек стула. — Спасибо за ужин, мам, — тихо говорит он, а затем выходит из кухни, оставляя отца переваривать свою неожиданную дерзость. Ему всё равно, что за этим последует. Пусть отбирает у него все банковские карты, пусть сажает под домашний арест, да пусть хоть забирает из школы и вывозит из города, чтобы на следующий год запихнуть в какой-нибудь интернат для трудных подростков, ему наплевать! Ему наплевать, и это могло бы быть чудесно, вот только он не ощущает ни чувства свободы, ни эйфории, которая могла бы быть с этим связана. Ему больно, ему погано до горького привкуса на корне языка. Уже на лестнице Драко слышит громкие препирания, начавшие доноситься из кухни, и невольно морщится. Родители вновь ругаются из-за него и, сколько бы Нарцисса не уверяла его, что это их личные проблемы, он всё равно чувствует себя немного виноватым. Может, ему стоило смолчать. Но он чертовски, блядски устал. Закрывшись в комнате, Драко прислоняется спиной к двери и медленно сползает по ней на пол. Притянув колени к груди, он утыкается в них носом и чуть покачивается, глядя перед собой. С кухни всё ещё доносятся крики, и, слушая их, он очень сильно хочет свернуться в комок, заснуть и больше никогда не просыпаться. Он так и сидит на полу, не ощущая течения времени, пока снизу не доносится громкий хлопок входной двери. Люциус опять сбежал от проблем. Не от него ли Драко научился этой прекрасной стратегии? Он отстранённо размышляет о том, будет ли его отец снова ночевать на работе (Малфой успел заметить, что иногда он вовсе не приходит домой), когда на лестнице раздаются шаги. Драко жмурится. Только не разговоры, только не… — Драко? — робкий стук в дверь. — Я могу войти? — Нет, — без раздумий отвечает он. — Нет, пожалуйста. Я хочу побыть один. Даже не видя Нарциссу, он знает, что сейчас она тяжело вздыхает и поправляет волосы. Она нервничает, давно заметив, что с Драко что-то не так, но он не хочет с ней разговаривать. Он вообще ни с кем не хочет говорить — ни с ней, ни с друзьями. Единственный человек, слова которого он втайне мечтает услышать ещё хотя бы разок, на него даже не смотрит. Что ж, он этого заслуживает. — Ты же помнишь, что мы всегда можем поговорить? — доносится из-за двери глухой, усталый голос. Он зажмуривается. Ну почему, почему он всегда всем делает больно? Его мать заслужила что-то получше, чем бесконечные волнения за него. — Я помню. Мы поговорим, просто… не сейчас, ладно? — Вы поссорились с Гарри, да? Драко с тихим стоном запрокидывает голову назад и несильно ударяется затылком о дверь. «Поссорились» — звучит так просто. Как что-то, что можно взять и исправить одним лишь извинением. — Нет, — он почти не врёт ей. — Не совсем. Я просто… Я правда хочу побыть один. Пожалуйста, не волнуйся. И прости, что мои оценки испортились. Я всё исправлю. Ненадолго воцаряется молчание, Драко просто пялится в пустоту. Свет в комнате выключен, лишь отблески заката заглядывают в окошко, образуя яркую полосу света на полу и правой стороне кровати. Стороне, на которой всегда спал Гарри. — Да бог с ними с оценками. Я просто хочу, чтобы ты был в порядке, милый. — Я буду, — предательская дрожь пробирается в его голос. Нарцисса снова замолкает, а потом раздаётся звук её удаляющихся шагов. В грудной клетке Драко всё трепещет, болезненно сжимаясь от чувства любви к ней. Как бы он хотел, чтобы она всегда улыбалась, как бы он хотел радовать её… Но он даже себя спасти не может, что уж говорить о других? Драко поднимается, на ватных ногах направляясь к кровати. Рухнув на неё, он протягивает руку к оранжевой полосе света, вспоминая, как она освещала лицо спящего Гарри, когда тот оставался здесь на ночь. Пододвинувшись, он зарывается носом в его подушку, но она, конечно, уже давно не хранит на себе его запах. Драко сказал отцу чистую правду. Он понятия не имеет, чем думает, и понятия не имеет, чего хочет. Серебряный дракон на его запястье поблёскивает в свете заходящего солнца. Все выходные Драко проводит за учёбой, правда, далеко не из желания исправить оценки — он попросту боится утонуть в собственных мыслях, с каждым днём путающихся всё больше. Впервые в жизни он с трудом может разобрать неразбериху, творящуюся в его собственных конспектах. Драко всегда вёл их очень аккуратно, чертя идеальные таблицы и составляя понятные схемы, но теперь там царит хаос. Обычно безукоризненный почерк скачет, путая буквы, а порой Малфой вообще перестаёт понимать написанное — отдельные слова выпадают, словно он, конспектируя, в какие-то моменты попросту отключался. Может, так оно и было. Лишь окончательно перестав что-либо понимать, Драко отодвигается от стола, потирая саднящие от усталости глаза. Всё бесполезно — информация не отпечатывается в голове, и, спроси кто, он бы даже не смог сказать, о чём читал каких-то полчаса назад. Поднявшись со стула и потянувшись, он подходит к окну и морщится, стоит ему отодвинуть занавеску — солнце кажется слишком ярким. Лето вообще выдалось издевательски тёплым: нет ни привычных дождей, ни тумана, словно даже погода издевается над ним своей жизнерадостностью. В раздражении Драко опускает занавеску обратно, оставляя комнату в полумраке. Тот кажется приятным, словно в нём можно спрятаться. Жаль, что на самом деле это не так. Воскресный день неумолимо движется к концу, и уже завтра Малфой вновь переступит порог школы. Всё по новой, замкнутым кругом, и кажется, что учиться с людьми, знающими его (их) тайну осталось не меньше месяца, а, как минимум, несколько лет. Будь это правдой он, наверное, перевёлся бы вновь, особо не раздумывая. Наверное. Он точно хотел бы сбежать от них всех, от их насмешливых, глумливых лиц, но совсем не уверен, что смог бы оставить Гарри. Даже так, даже когда они не рядом, даже когда он не смотрит в его, Драко, сторону. Будто бы лишь смотреть Поттеру в спину куда лучше, чем не видеть его вообще. Вздохнув, он подходит к кровати и падает поперёк неё, подтягивая к груди подушку и беря в руки телефон. Бессмысленно пролистывает новости, скользит взглядом по сообщениям, отвечая Панси и полностью игнорируя школьный чат. С того самого дня, когда всё рухнуло, Драко не зашёл туда ни разу и, вероятно, больше не зайдёт вовсе. Его взгляд падает на иконку приложения, в котором они с Поттером переписывались. В горле моментально встаёт ком. Безуспешно попытавшись его сглотнуть, Драко заносит над экраном большой палец, да так и замирает, ни на что не решаясь. Тупая, идиотская затея. Чего он добьётся, зайдя туда? Перечитает всю их переписку, с самого первого дня? Просмотрит сотни фотографий, каждая из которых несёт за собой маленькую историю? Никому не станет от этого легче. Ему вообще стоило бы удалить всё это от греха подальше, но он так и не смог: иметь на руках все эти сообщения — всё равно что пялится на взъерошенную макушку сидящего впереди Гарри. Болезненно и нелепо, но нет никаких сил расстаться ещё и с этой малостью. Дрогнув, он открывает мессенджер. Там пусто — он заблокировал Поттера в первый же день. Ему этого не хотелось, ужасно не хотелось, но он должен был проявить уважение к желаниям Гарри. Вот только сейчас, лёжа поперёк кровати в тёмной комнате и давясь тоской, Драко зудяще хочется убрать его контакт из чёрного списка. Всего на минутку, просто чтобы… Вдруг Гарри всё же писал ему? Вдруг он может получить от него ещё хотя бы пару слов? Малфой зажмуривается. Не стоит так делать, Гарри его просил, и даже если он правда что-то писал, то от этого станет лишь больнее. Не стоит. Он сам не понимает, в какой момент заходит в настройки. Он просто посмотрит. Очень быстро. Его сердце подскакивает высоко вверх, к горлу, а кровь за долю секунды разгоняется так, что в ушах начинает шуметь. А уведомления всё всплывают и всплывают, одно за другим. Гарри: заблокировал? Гарри: да, вижу. слава богу, потому что, как ты мог бы заметить, я всё-таки тебе пишу. знаешь, наша переписка долго была для меня подобием личного дневника, в который я записывал все свои мысли. пусть побудет им ещё немножко. логичное выйдет окончание, правда? не хочу верить, что это конец, но надеяться ещё больнее, поэтому я предпочту считать, что ты никогда не прочтёшь эти сообщения Гарри: я так злюсь на тебя. злюсь, но понимаю. легко быть смелым, когда нечего терять, а мне нечего. я привык быть аутсайдером, а что до Дурслей… ну, они такие же гомофобы, как твой сраный отец (я даже не буду извиняться, я ненавижу его за то, что он сделал с тобой, за то, что он сделал с нами), но я никогда не хотел на них равняться. и никогда не зависел от их мнения. они ненавидят меня по определению, а раз так, то зачем стараться? если я объявлю, что я гей, сильно хуже не станет, ну, из дома они меня выкинут, а ты… у тебя всё совсем по-другому Драко зажмуривается, его губы подрагивают. От боли ему хочется швырнуть телефон в стену, но он всё равно открывает глаза и продолжает читать, не в силах оторваться и жадно ловя каждое слово. Следующее сообщение оказывается датировано другим днём: Гарри: всё ещё злюсь. это пройдёт? должно, всё проходит. по крайней мере, так они говорят Гарри: я всё хотел спросить у тебя, но так и не решился. и уже не спрошу, так пусть будет хоть здесь. ты когда-нибудь чувствовал, что отец любит тебя? ну так, хоть на мгновение? ты его сын или одна сплошная амбиция? оно того стоит? ты вообще бывал счастлив? Этого Драко уже не выдерживает. Всё-таки отбросив телефон в сторону, он рывком поднимается с постели и идёт в ванную, на ходу прихватив из рюкзака сигареты. Закрывшись, он открывает окно и высовывается в него почти до пояса, щёлкая зажигалкой. К сообщениям он возвращается лишь скурив сигарету до фильтра. Гарри: я знаю, что ты на меня смотришь. мне кажется, за этот год я научился определять твой взгляд кожей. звучит поэтично, но это правда. ещё мне постоянно сообщает об этом Рон. я просил его перестать, но он так закипает из-за тебя, что не может держать язык за зубами. всё повторяет: «ну чё он пялится? чё он пялится?». рвался устроить драку, потом полчаса слушали лекцию Гермионы о бессмысленности насилия. она пытается быть рассудительной, но, вообще-то, тоже зла как стадо шакалов. давно её такой не видел Гарри: надеюсь, ты не думаешь, что я не смотрю на тебя потому, что мне всё равно. как раз наоборот. видеть тебя слишком тяжело. иногда я думаю, может, к чёрту всё. доучусь в следующем году, когда тебя тут уже не будет Новая дата: Гарри: день седьмой. не хочу больше приходить. сейчас задумался, а вдруг всё же прочитаешь это? представил тебя через десять лет, стабильный, женатый, вовсю строишь карьеру, и вдруг решаешь всё-таки достать меня из чёрного списка и глянуть, что я такого написал. тебе будет смешно? мне, надеюсь, будет. но сейчас я невыносимо скучаю по тому, каким ты был рядом со мной. по тебе настоящему Лицо вдруг начинает гореть и Драко спешно прячет его в сгибе локтя, будто кто-то может это увидеть. «Стабильный, женатый, вовсю строишь карьеру». Когда его стало почти физически тошнить от этих слов? Ему приходится сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, перед тем как вернуться к чтению. Гарри: мне снилось, что ты поцеловал меня посреди школьного двора. просыпаться — это так больно Гарри: всё. это всё. сегодня утром я сказал себе это. хватит. всё заканчивается и всё проходит, и какой бы странной и неоднозначной не была наша с тобой история, она тоже забудется рано или поздно. хотя сейчас я в это не верю. не могу поверить. каждый раз, когда я вижу тебя, когда слышу твой голос, когда закрываю глаза и вижу один ёбаный сон за другим, мне так больно, будто режет по живому снова и снова. но надежда ещё хуже, и я больше не могу ощущать, как день за днём она угасает. лучше обрубить. ты был худшим, что случалось со мной. и лучшим — одновременно Последнее сообщение короткое, но Драко ощущает его как прицельный, добивающий выстрел: Гарри: ты всё ещё носишь браслет. я хотел бы, чтобы ты его сохранил Медленно отложив телефон в сторону, Драко подтягивает колени к груди и клубком сворачивается на кровати, словно пытаясь стать как можно более маленьким и незаметным. Пялясь перед собой, он до боли кусает губы, пытаясь переварить всё, что чёртов Поттер только что вывалил ему на голову сам об этом не подозревая. Гарри всегда умел делать это с ним — переворачивать его реальность парой слов, парой действий. Наверное, он сам даже не подозревал о том, какую власть имеет над Драко. Каждая его мысль, облачённая в отчаянные строчки, жалит и кусает, поднимая все сомнения Малфоя словно ил со дна реки. Зарычав от приступа раздражения, Драко резко садится в кровати и начинает спешно одеваться. Стены давят как никогда сильно, и он чувствует, что попросту сойдёт с ума, если сейчас же не сбежит отсюда. Уже выскочив на улицу и щурясь от бьющего в глаза солнца, он понимает, что понятия не имеет, куда ему идти, но почти мгновенно определяется с целью. До моста (моста Гарри, который в итоге стал их мостом) Драко добирается на автобусе, забившись в угол и хмуро косясь на стоящих с ним бок о бок людей. Он уже и не может вспомнить, когда в последний раз пользовался общественным транспортом, если не считать той поездки в лес на электричке, но отец всё-таки заблокировал его банковскую карту в наказание за дерзость. Нарцисса, правда, выдала ему наличных, но Драко старается их не тратить — ему важно доказать самому себе, что он может существовать и без отцовских денег. Мост встречает его одномоментно усилившимися порывами ветра и теплом нагретых солнцем металлических конструкций. Взбираясь по лестнице и держась за шаткие перила, Драко чувствует, как по новой разгоняется его сердце — уже сев в автобус он не мог отделаться от мысли о том, что Гарри тоже может захотеть прийти сюда. В конце концов, изначально мост был его местом для размышлений. И всё же Драко не останавливается и не поворачивает назад. Ему нужно это, нужно оказаться здесь, а в случае, если они с Гарри мыслят одинаково, он, скорее всего, сможет незаметно уйти. Преодолев последнюю ступеньку, Драко осторожно выглядывает из-за перил, и выходит лишь тогда, когда убеждается, что на старом мосту пусто. Неожиданно для себя он испытывает лёгкое разочарование. Что бы он сделал, окажись Гарри тут? Подошёл бы со спины, обнял, извинился? Или всё же сбежал? Сейчас, после всех прочитанных сообщений, Драко кажется, что он уже не смог бы просто развернуться и оставить его одного. Ему малодушно хочется, чтобы Поттер всё решил за него, но это невозможно. Это его жизнь, и теперь только он сам может определить её направление. Когда Драко подходит к широким перилам, на которых они с Гарри так часто сидели, на его лице мелькает слабая, болезненная улыбка. Едва касаясь, будто под его рукой оказалось что-то хрупкое, он проводит рукой по шершавой поверхности перекрытий. Всё это место — сплошное напоминание. Их первый поцелуй, их потаённые разговоры и ссоры, их нежность и признания, всё хранится здесь, на этом всеми позабытом мосту, и никогда уже он не станет просто бездушной железной махиной. Мост будто бы дышит в тёплых солнечных лучах и огибающих его потоках ветра, и Драко убеждается в том, что для него и его мыслей нет сейчас места лучше. Подтянувшись, он усаживается на перила, свесив ноги вниз — так всегда сидел Гарри, беспечно болтая ногами над пропастью. Драко повторяет его движения, с удивлением понимая, что не чувствует страха от мысли о возможном падении. Лишь рассматривает простирающуюся внизу дорогу, по которой изредка проезжают машины. Ты когда-нибудь чувствовал, что отец любит тебя? Ну, так, хоть на мгновение? Ты его сын или одна сплошная амбиция? Поджав губы, Драко с силой впивается пальцами в край перил. Никто и никогда не задавал ему такого вопроса. Да что там, он сам себе его не задавал. Теперь же эти слова, брошенные Поттером в, как он думал, пустоту, догоняют Драко, с силой ударяя ему по затылку и отдаваясь тянущей болью в грудной клетке. В его жизни всё всегда было так просто. Держать спину ровно и соответствовать ожиданиям — вот, что от него требовалось, вот, что требовал от себя он сам. Но сейчас, когда он думает обо всём этом, когда, наконец, смотрит чуть под иным углом, всё кажется совсем другим. Он всегда хотел заслужить любовь, но разве это в принципе возможно? Гарри показал ему многое, и одной из самых важных вещей, что он смог донести до Драко, была мысль о бескорыстности и видимой простоте любви. Гарри любил его просто так, не из-за чего-то, а невзирая на, и, видит бог, ему пришлось закрыть глаза на многое. Он вспоминает и о своей матери — она тоже всегда любила его без условностей, а он слишком долго не обращал на это никакого внимания. Отец занимал все его мысли, был его идеалом, к которому он должен был тянуться, Драко ощущал это с раннего детства и ни разу не усомнился в том, нормально ли это. Был ли хоть один момент, когда отец гордился им? Добился ли он хоть чего-нибудь? Ты его сын или одна сплошная амбиция? — Амбиция, — шепчет он одними губами, пробуя это слово на вкус. Представил тебя через десять лет, стабильный, женатый, вовсю строишь карьеру. Пальцы вновь царапают перила, старое железо неприятно ощущается под ногтями. Стабильный. Женатый. Чёрт побери. Закрыв глаза и вслушиваясь в рёв мотора грузовика, что медленно проезжает под мостом, Драко вновь начинает перебирать в голове воспоминания, листая одно за другим словно страницы книги. Он всегда боялся задуматься об этом и всё для себя отрицал, решив, что дело конкретно в Гарри, а не в нём самом, но, если честно… Нравилась ли ему хоть одна девушка по-настоящему? Он думал, что ему нравилась Астория, в конце концов, он даже хотел с ней переспать, но сейчас это желание кажется ему обычной похотью, вызванной бушующими гормонами. Он никогда не любовался ею, лишь отмечал про себя, что она красива, и это было слишком похоже на рассказ Поттера о том, что он сам испытывает по отношению к противоположному полу. А прошлые годы? Да хоть бы и младшие классы, с их нелепыми детскими влюблённостями? Он никогда не был увлечён ни одной девушкой. Ему не нравились плавные линии их тел, он не вступал в ярые обсуждения одноклассников, он не мечтал о девчонках, закрывшись в душе, его фантазии всегда оказывались лишь набором образов о чьих-то руках и губах, а позже всю его голову занял Поттер. Всё время, что длились их странные, тайные отношения, Драко полагал, что Гарри и есть проблема. Что убрав его, он вернётся к той жизни, которую считал нормальной, но что, если это не так? Что, если «стабильный, женатый, счастливый» он однажды обнаружит себя в мотеле с каким-нибудь мужчиной в попытке получить то, что не сможет дать ему его гипотетическая жена? Одна мысль об этом выглядит жалко, а чувствовать себя жалким Драко ненавидит. «У тебя есть мечта?» — спросил его Поттер однажды, и он имел глупость ответить «нет». Тогда ему казалось, что у него и правда есть всё, что важны лишь цели и их исполнение, а Гарри патетично заявил, что мечтает о свободе. Всё в слове «свобода» было о Поттере, он был её чертовым воплощением, и это Драко тогда должен был сказать, что он мечтает о ней. Потому что он, в самом деле, ни секунды в своей жизни свободен не был. Открыв глаза, он медленно наклоняется вперёд, ощущая, как тут же начинают потеть ладони. Если подумать, все его проблемы могли бы решиться так просто. Около сорока ярдов падения, и больше не будет ни сомнений, ни страхов, ни едкой боли, которой он так часто давился в этом году. Да что там. Давился последнюю пару лет. Интересно, что подумает его отец? Даже после его смерти скажет, что он слабак, раз решил так поступить? Нет. К чёрту. Резко выдохнув, Драко отклоняется назад. Он сидит так ещё с полчаса, покачивая ногами и всматриваясь в дома, виднеющиеся на горизонте. И лишь всё для себя решив, он покидает мост. Ночью Драко почти не спит, мучимый волнениями о завтрашнем дне, но по будильнику вскакивает с первого раза, практически не ощущая усталости. Всё в нём кипит и горит, подталкивая вперёд, а сердце, едва он осознаёт, что совсем скоро всё решится, начинает биться быстрее. Он мог бы не мучиться так и просто написать Гарри, но ему кажется, что такие вещи нужно говорить в лицо. Отчасти ему кажется, что остановись он хоть на секунду, сомнения вновь накроют его с головой, толкая в объятья страха и нерешительности, и это тоже повод действовать, а не просто говорить. Спускаясь к завтраку, Драко думает о том, что Гарри может и не оказаться в школе, но это не беда — он знает, где его можно найти. В конце концов, он всегда может позвонить Поттеру и попросить о встрече, если, конечно, тот и сам не заблокировал его номер. Драко не обращает внимания даже на мрачного Люциуса, сидящего за столом, лишь бросает ему скомканное пожелание доброго утра, да спешит налить себе кофе, выдавая тревогу каждым резким движением. Его пальцы чуть трясутся, и это не укрывается от взгляда Нарциссы, что стоит, прислонившись бедром к кухонному гарнитуру. — Что с тобой? Ты себя хорошо чувствуешь? — нахмурившись, спрашивает она, а затем тянется вперёд, чтобы положить ладонь на лоб сына. — Лучше, чем когда-либо, — выпаливает он, уворачиваясь от её руки. Драко чувствует, как щёки горят лихорадочными пятнами, и совсем не удивится, если окажется, что его и в самом деле лихорадит. Давать матери лишний повод для нервов, а потом отбивать своё право на посещение школы, ему не хочется. Нарциссу его попытки улизнуть только настораживают, и она вновь тянется вперёд, но их небольшую битву прерывает хранивший до этого молчание Люциус: — И какие же у тебя поводы для радости, позволь спросить? По-прежнему держа кофейник в руках, Драко оборачивается к отцу всем телом. Румянец вспыхивает ярче; Малфой чувствует, что его щёки начинают буквально гореть, а пульс распаляется ещё сильнее. Выходя из комнаты, он надеялся, что его отец, как обычно, уйдёт из дома ещё до завтрака, потому что меньше всего на свете Драко хочет сцепляться с ним в это утро, но удача отвернулась от него давно и прочно. Впрочем, он не собирается ни мямлить, ни оправдываться. Что-то, таившееся до вчерашнего вечера в глубине, наконец выплеснулось наружу, поглотив его с головой. — Есть пара моментов, — как можно беспечнее пожав плечами, Драко, наконец, наливает кофе в свою кружку. Нарцисса ставит на стол омлет, но от одного взгляда на еду Малфоя начинает мутить. Нет, сегодня он определённо не сможет затолкать в себя ни кусочка. Да и ему не очень-то хочется тратить на это время — всё его тело будто бы просит двигаться вперёд и бежать. — Что ж, посвяти меня в них. Эта фраза могла бы звучать заинтересованно, но Люциус произносит её с таким холодом, что даже постороннему человеку стало бы понятно, что он не вложил в неё ни капли интереса и дружелюбности. — Поверь, ты не хочешь этого знать, — слова вырываются изо рта Драко прежде, чем он успевает обдумать их. Люциус, наконец, оборачивается к сыну, и от его взгляда всё внутри Драко холодеет. Но он заставляет себя держаться и не отводить взгляд. Только вытягивается в струну и задирает вверх подбородок. Он уже всё сказал, больше нет смысла бояться; он уже всё решил, и вскоре сделанного будет не вернуть. Ты его сын или одна сплошная амбиция? «Амбиция» — с болью напоминает он себе, продолжая смотреть Люциусу в глаза. Ему почти не страшно. — Я должен знать всё, — сквозь зубы цедит Люциус. Драко фыркает, с трудом подавляя истеричный смешок, рвущийся изнутри. Покачав головой, он молча подносит кружку к губам и делает пару больших глотков. Горячий кофе неприятно обжигает, но Малфой настолько взвинчен, что не обращает внимания на такую мелочь. — Я тебе расскажу, — наконец отвечает он, медленно отставляя кружку на кухонную тумбу, — но не сегодня. Мама? — Да? — с готовностью отзывается Нарцисса. Её лицо, принявшее было напряжённое выражение, пока она наблюдала за вялой перепалкой мужа и сына, чуть разглаживается. Пару секунд Драко смотрит на неё, кусая губы. А затем, не обращая внимания на попытавшегося встрять в разговор отца, выпаливает: — Ты поддержишь меня? Он ничего не уточняет, пытаясь передать всё одним лишь взглядом. Он знает, что она рядом с ним, что она на его стороне — знает с того самого дня, когда лежал в своей комнате, уткнувшись ей в колени и рыдая, как маленький ребёнок. И всё же её слова важны, её одобрение важно, и Драко сам не понимает, как мог раньше ставить её мнение ниже мнения Люциуса. В этот вопрос, короткий и не дающий толком никакой ясности, он вкладывает всё. Потому что если она ответит положительно — всё уже будет не так страшно, как могло бы быть. — Всегда, — она тепло улыбается, и он улыбается ей в ответ. — Да о чём вы, чёрт возьми, го… — Мне пора, — дурея от собственного нахальства, Драко перебивает отца, после чего, коротко кивнув Нарциссе, вылетает из кухни. Все слова Люциуса, которыми он сыплет ему вслед, сливаются в сплошную какофонию непонятных звуков. Разум Драко будто бы отбрасывает их в сторону, защищая его, пока он всё такими же трясущимися руками шнурует свои ботинки. Ему кажется, что он сейчас попросту взорвётся от напряжения, так много внутри него всего: благодарности, страха, отчаянной решимости и любви, которую он безотчётно искал, сам не понимая, что смотреть нужно было в совершенно другую сторону. Схватив лонгборд, Драко выскакивает на улицу, сразу же прыгая на доску. Он всё ещё не хочет пользоваться такси, а поездка в автобусе кажется сейчас сущей пыткой: целых двадцать минут стоять на месте, считая остановки и мысленно подгоняя неповоротливую махину — это не то испытание, которому Драко готов себя подвергать этим безумным утром. Поэтому он лишь посильнее толкается ногой, беря разгон и чувствуя, как ветер начинает трепать его волосы. Ближе к школе он чуть успокаивается, но волнение вспыхивает с новой силой, стоит Малфою, подхватив в руки лонгборд, войти на школьный двор. Он проходит вперёд, не переставая вертеть головой в поисках знакомой макушки. Как назло, вокруг целая куча учеников — утро жаркое, и никому не хочется дожидаться начала уроков в душных коридорах. Радостное безумие резко схлёстывается с волнением — что, если Поттер не захочет его слушать? Что, если он действительно всё для себя закрыл, отпустил его, и ему уже больше ничего не нужно? От этой мысли Драко замирает в толпе, с силой сжимая в руке край доски. Нет, он зашёл уже слишком далёко для того, чтобы сдаться просто так. Гарри придётся его выслушать, даже если для этого ему, Драко, придётся в процессе бежать за ним следом. Ещё раз покрутив головой, Малфой замечает стоящих в углу двора Панси и Забини. Последний сжимает в пальцах дымящуюся сигарету — Блейз совсем сдурел под конец года, и Драко даже испытывает к его наглости что-то, напоминающее уважение. Паркинсон, тоже заметив его, машет рукой с обеспокоенным выражением на лице. С тех пор, как Тео выдал его тайну всей школе, она часто выглядит встревоженной. Драко это раздражает, и, чтобы не сорваться, он раз за разом напоминает себе, что Панси просто о нём заботится. Если так подумать, ещё одно неожиданное открытие. Он бы рассмеялся, расскажи ему кто об этом в начале года. Теперь, правда, Драко отнюдь не до смеха. — Вы не видели Поттера? — резко спрашивает он вместо приветствия, когда друзья подходят ближе. Панси и Блейз как по команде переглядываются. С того злополучного дня Драко ни разу не говорил о Гарри, и это, вкупе с его взъерошенным видом, наверняка кажется им странным. — Он пришёл сегодня вообще? — нервно переспрашивает Малфой, и лишь после этого ребята отмирают. — Был у крыльца, — Блейз взмахивает рукой, в которой по-прежнему сжимает сигарету, в сторону входа в школу. — А что… — Потом, — обрывает его Драко, срываясь с места. Он определённо должен будет ответить на кучу вопросов — и дома, и здесь, но это всё может подождать. Быстрым шагом Драко направляется ко входу в школу, и замирает на месте, не дойдя до подножия лестницы несколько шагов. Гарри действительно стоит там в окружении своих друзей. Грейнджер что-то говорит ему, но он, кажется, вовсе её не слушает, лишь ковыряет носком кроссовка потрескавшийся асфальт, хмуро вперив в него взгляд. Драко смотрит на него долгие несколько секунд, вслушиваясь в удары собственного сердца, гулко отдающиеся в ушах. В голове у него шумит и резко становится пусто — все мысли, все заготовленные слова улетучиваются из неё, когда Гарри поднимает голову и их взгляды встречаются. На лице Поттера чётко проступает отчаяние — он никогда не умел скрывать свои эмоции, — и это болезненное, колющее что-то в грудной клетке выражение подстёгивает Драко наконец подойти ближе. — Поттер, — говорит он вместо приветствия, замирая в каком-то футе от Гарри. Грейнджер резко замолкает, и все они — она, Уизли, Лонгботтом и даже вечно витающая где-то Лавгуд уставляются на него. Гарри оказывается единственным, кто смотрит без враждебности. Несколько раз удивлённо моргнув, он тихо отвечает: — Малфой. Драко судорожно выдыхает. Он столько всего придумал, раз за разом произносил в своей голове то одни, то другие слова, пытаясь найти подходящие, но теперь, пригвождённый к месту внимательным взглядом зелёных глаз, не может вспомнить ни одного. В голове ни с того ни с сего всплывает их с Гарри напряжённый разговор про выпускной, и Драко вдруг выпаливает первое, что приходит к нему на язык: — Пойдёшь со мной на бал? Время замедляется, тянется, словно резина. Драко кажется, что он целую вечность стоит на месте, в волнении сжав руки в кулаки и вглядываясь в лицо Гарри, чьи глаза широко распахиваются за стёклами очков. Теперь ему кажется, что вокруг никого нет — они остаются вдвоём даже стоя посреди переполненного людьми школьного двора. Нет никого и нет ничего, только чужие подрагивающие губы, только собственное сердце, твёрдо вознамерившееся выйти из грудной клетки. — Что? — спрашивает Гарри задушенным голосом. Мне снилось, что ты поцеловал меня посреди школьного двора. Одним движением Драко сокращает оставшееся между ним и Гарри расстояние и, наклонив голову, в самом деле целует его. Пару секунд Поттер не двигается с места, а потом его губы, дрогнув, чуть приоткрываются, и от этого простого движения Драко кажется, что земля начинает куда-то крениться. Он думал, что больше никогда их не ощутит, запоминал тот медленный, полный горечи поцелуй в школьном закутке, раз за разом переживал его в мыслях и снах, и теперь их прикосновение кажется ему чем-то невозможным. Невероятным. И в то же время неизбежным. Они всегда были неизбежны друг для друга — и в своей ненависти, и в своей любви. С трудом заставив себя отстраниться, Драко берёт лицо Гарри в свои ладони. Глаза напротив снова сияют — так, как должны сиять всегда. Он готов сделать всё для того, чтобы так оно и было. — Пойдёшь? — тихо переспрашивает Малфой, будто бы дурацкий выпускной бал действительно имеет хоть какое-то значение. Гарри смотрит на него внимательно, словно боясь поверить в происходящее, ищет что-то в его лице, а потом, как будто найдя, весь расслабляется и тихо смеётся: — Да. Пойду. — О, нет! — возглас Уизли раздаётся так внезапно, что и Драко и Гарри синхронно вздрагивают. С неохотой убрав руки от лица Поттера и распрямившись, Малфой смеряет Рона ледяным взглядом: — Проблемы, Уизел? — хмуро спрашивает он, готовясь обороняться. — Конечно! — ни капли не смутившись, восклицает Рон, отмахиваясь от Грейнджер, которая активно шипит что-то ему на ухо. — Вы что, не понимаете? Нам теперь придётся с ним общаться! — Рональд! — восклицает Грейнджер, толкая его в бок, но прежде, чем Драко находится с ответом, раздаётся громкий хохот Гарри. Обернувшись к нему, Драко не может сдержать улыбку. Его до этого бледное лицо снова обрело краски, а смех и блеск глаз кажутся самым естественным и правильным, что вообще существует в целом мире. На целой планете. В целой, чёрт побери, вселенной. Отсмеявшись, Гарри мягко касается пальцами запястья Драко, и тот сразу же берёт его за руку, ни капли не сомневаясь. — Я ещё подумаю, стоит ли мне опускаться до общения с тобой, — презрительно фыркает Драко и кривится, ощутив тычок под рёбра — Поттер, окончательно придя в себя, не стесняется применять силу. — Драко, — укоризненно произносит он, будто бы тычок был недостаточно выразителен, и Малфою остаётся лишь показательно закатить глаза. Гарри невыносим. Абсолютно невыносим, и как он мог об этом забыть? Но тратить время, сокрушаясь по этому поводу, Драко абсолютно не хочется. Оглядевшись по сторонам, он замечает, как много взглядов приковано к ним. Его это не смущает и не пугает; он сделал то, что сделал, и не собирается об этом жалеть. И всё же ему ужасно хочется остаться с Гарри только вдвоём. Они не говорили уже целую вечность. — Пойдём отсюда? — спрашивает Драко, обернувшись к Поттеру. — А химия? — Как давно тебя заботит химия? — И правда. И Гарри вновь смеётся — счастливо и заливисто. Попрощавшись с друзьями, он позволяет Драко утянуть себя следом. Они идут через толпу, и Малфою смешно от того, сколько самых разных взглядов на него направлено. Среди десятка любопытных и пары брезгливых, он находит тот, что сочится ненавистью — так смотрит Тео, стоящий чуть поодаль ото всех. Засунув руки в карманы джинсов, он перекатывается с пятки на носок, и Драко одаривает его усмешкой — в конце концов, он победил, причём самым неожиданным для самого себя способом. Заметив Панси и Блейза, он улыбается уже куда более добродушно. Забини смотрит на него, сощурившись, а затем вдруг протягивает руку к Паркинсон, и она, закатив глаза, ударяет по его раскрытой ладони. Драко вскидывает брови: они что, ставки делали? Друзей, однако, его неодобрение ничуть не трогает, они лишь фыркают от смеха, и, глядя на то, как Панси показывает ему большой палец, Малфой решает, что разберётся с этим как-нибудь попозже. Ему вообще много с чем предстоит разобраться, но сейчас, когда горячая ладонь Гарри крепко сжимает его руку, он об этом не волнуется. — Куда пойдём? — спрашивает Гарри, когда они выходят за школьные ворота. Драко останавливается, внимательно на него взглянув. Сердце, наконец, успокаивается: ритм становится размеренным, ровным, а мысли больше не шумят в голове, не сталкиваются между собой. Сейчас, когда они с Гарри стоят посреди залитой солнцем улицы, не видя никого, кроме друг друга, всё, наконец, оказывается правильно. — С тобой — куда угодно, — отвечает ему Драко. И это правда.