Сияем во тьме

      Как только за Эффи закрывается дверь, стало темно. Внутри вагона еще можно было что-то разглядеть, кое-где горела подсветка, а за окнами словно наступила ночь. Мелинда посмотрела по сторонам. Они должно быть, въехали в туннель сквозь горы, отделяющие столицу от дистриктов. С востока в Капитолий почти невозможно проникнуть иначе, как через туннели. Это его географическое преимущество и есть главная причина того, почему дистрикты проиграли войну, а значит, и того, почему теперь она стала трибутом. Воздушным силам Капитолия легче легкого было расстрелять повстанцев, когда те стали карабкаться по горам.       Все молчат. Минхо поднялся со своего места и встал рядом с сестрой. Ньют же выпрямился, пятерней поправляя волосы. Поезд мчался сквозь кромешную тьму. Туннелю, казалось, нет конца, и от мысли, сколько тонн скальной породы отделяет их в тот момент от неба, у Мелинды сжалось сердце. Жутко и противно от одной мысли, что ты можешь быть замурован под огромной грудой камней, без каких-либо надежды на то чтобы вновь увидеть солнечный свет. Девушка ловит на себе взгляд Ньюта, который тут же улыбнулся её испуганному виду и подмигнул. Легче не стало, но напряжение всё же чуточку спало.       Когда поезд наконец сбавил ход, вагон тут же заполнился светом. Как по команде, все присутствующие повернулись к окну. Перед ними открылся вид на всевластный Капитолий, главный город Панема. Телекамеры ничуть не преувеличивали его великолепия. Скорее наоборот. Разве способно что-то передать такое величие и роскошь? Здания, уходившие в небо и сверкавшие всеми цветами радуги. Блестящие машины, раскатывающие по широким мощеным улицам. Необычно одетые люди с удивительными прическами и раскрашенными лицами, люди, которым никогда не случалось пропускать обеда. Цвета казались ненастоящими — не бывает такого чистого розового, такого яркого зеленого, такого светлого желтого, что глазам больно смотреть. Они словно выпущенные на фабрике, как те маленькие кругляши леденцов в кондитерском магазинчике в Двенадцатом дистрикте, о которых подростки даже мечтать не осмеливались, настолько они были дорогие.       Люди сразу узнали поезд, перевозящий трибутов, и возбужденно тыкали в их сторону. Мелинда затошнило от того, как они воодушевились, предвкушая зрелище их смерти. Минхо тоже не в восторге от увиденного. Он посмотрел на сестру и та еле заметно скривилась. Однако, когда Фоуст ненадолго повернулся к ним, то одним взглядом показал, чтобы те перестали показывать на всеобщее обозрение своё отвращение и хотя бы попытались изобразить радость. Мелинда никогда не была хорошей актрисой, но всё же смогла натянуть на лицо приветливую улыбку.       Когда поезд окончательно остановился, Эффи повела их к выходу из поезда. Перед тем как открылись двери, Ньют, что всё это время шел прямо за ней, тихо прошептал:       — Среди этих людей могут быть твои будущие спонсоры, поэтому улыбаясь как можно ярче, — девушка посмотрела на него скептически, на что он улыбнулся ещё шире. Дверь открылась и тогда Фоуст тихо добавил: — Представь, что они обезьянки в платьях.       Что? Обезьянки в платьях? Какой-то бред! Девушка спустилась по трапу вниз и осмотрелась вокруг. Капитолийцы тянули к ним руки, улыбались, смеялись, поздравляли с прибытием в столицу. Как вообще можно поздравлять кого-то с тем, что его привезли на смерть? Вдруг сбоку раздался странный смех. Он был похож на улялякание и в тоже время напомнил ей крик макаки, которая смогла раздобыть себе еды. Прямо, как в том фильме, что им показывали в школе. И тогда до Мелинды дошел смысл слов Ньюта. Она искренне улыбнулась его словам. Конечно, окружающие восприняли это по своему, радуясь ещё больше. Девушка стала махать им рукой, и люди стали тянуться к ней. Это так позабавило Лирей, что она не могла перестать улыбаться даже тогда когда её завели в здание.       Когда к ним подошли несколько косметологов, то сразу осматривать их с ног до головы, говоря на перебой и отмечая объем предстоящей работы. Потом двое из взяли Мелинду под руки и повели в специальную комнату. Она была серая со странным освещением, несколькими столиками и кроватью-каталкой, которые были в больницах. У девушки по спине табуном пробежались мурашки. Что же они собираются с ней такое сделать?       Её попросили раздеться полностью и лечь на каталку, пока они одевали перчатки и выбирали разные приспособления со столиков. Лирей старалась об этом не думать. Ей стало интересно, а Минхо тоже себя чувствует так неудобно в этот момент, как и она? Когда она взобралась на кровать, то началась самая настоящая пытка. Процедура за процедурой. Её мыли, стригли, брили. Иногда это сопровождалось неприятными ощущениями. Каждый раз, когда она кривила лицо, косметологи то и дело повторяли одну и туже фразу: «красота требует жертв!» Мелинда от этого ещё больше скривилась. И хуже всего, что этим мучениям не было конца.       Девушка стиснула зубы, когда Вения, женщина с волосами цвета морской волны и золотистыми татуировками над бровями, дергает за клейкую ленту, выдирая волосы на ноге Лирей. До чего же противно.       — Прошу прощения, — пищит она, — но у тебя слишком много волос!       Девушка в очередной раз задавалась вопросом о том, почему у них всех такие дурацкие писклявые голоса? Почему они едва раскрывали рот, когда говорили, а любая фраза звучала вопросом? Гласные какие-то не такие, слова будто оборванные, на месте «с» присвист… так и хотелось передразнить.       Вения скрючила сострадательную — как ей, наверное, показалось — гримасу.       — Могу тебя обрадовать. Эта — последняя. Готова?       Лирей вцепилась руками в края кровати, на которой лежала и кивнула. Рывок, боль, и последняя полоска волосков выдрана с корнем. Это место стоило назвать не Центром преображения, а Пыточной, потому что под конец всех этих процедур девушка была готова рассказать всё что угодно, лишь бы её отпустили. Но стоически терпела, не сказав и слова протеста, как они с братом договорились с Хеймитчем. Он, наверняка, доволен.       — А ты молодец, — сказал некто по имени Флавий, взбивая оранжевые локоны у себя на голове и накладывая свежий слой фиолетовой помады на губы. — Вот кого мы не любим, так это нытиков. Оботрите-ка ее лосьоном!       Вения и Октавия, полная женщина с телом, окрашенным в бледно-зеленый цвет, принялись за дело. Лосьон вначале щипал, потом успокаивал измученную кожу. Мелинду стащили с кровати и сняли тонкую накидку, которую время от времени позволяли надевать девушке надевать. Она стояла совсем голая, пока они втроем суетились вокруг неё с щипчиками, удаляя случайно уцелевшие волоски. Как ни странно, девушка нисколько не смущалась, как это было в самом начале процедуры. Она поневоле стала сравнивать эту тройку со стайкой экзотических птиц, клюющих что-то у её ног.       Когда, наконец, они отошли, то принялись любоваться результатом.       — Прелестно! Теперь ты выглядишь почти человеком! — сказала Флавий, и они засмеялись.       Заставив себя улыбнуться, чтобы не казаться неблагодарной, Лирей в душе покрывала их самыми гадкими ругательствами, какие слышала от шахтеров.       — Спасибо, — любезно отвечает она. — У нас в Дистрикте-12 редко выпадает повод выглядеть красиво.       После этих слов их симпатии оказалась целиком на неё стороне.       — Да, конечно, бедняжка! — Октавия сочувственно всплеснула руками.       — Не переживай, — подбодрила девушку Вения. — После того как тобой займется Цинна, ты будешь просто неотразима!       — Можешь не сомневаться! Мы только грязь и лишние волосы убрали, а ты уже ничего, не такая и страшненькая! — вторила ей Флавий. — Пойдем звать Цинну.       Они разом вылетели из комнаты. Девушка присела на кровать, проходя пальцами по волосам. Прямые, густые, насыщенного черного цвета. Этим она отличается от брата. У него они скорее каштановые, какие кажется были у их деда. Этого Мелинда не помнила. Последний раз девушка видела его живым в раннем детстве. С того времени она мало, что помнила. Лишь то немногое, что рассказывали ей родители. Хотя есть вероятность, что через две недели она встретится с ними на той стороне.       Её тягостные мысли перервал вошедший в комнату молодой человек — по-видимому, Цинна. Его внешность настолько обычная, что Мелинда была поражена. Стилисты, которых показывали по телевизору, все как один были крашеные и с карикатурными от множества пластических операций лицами. У Цинны же были коротко подстриженные каштановые волосы, вполне натуральные. Одет он был в простую черную рубашку и брюки. Единственная уступка всеобщей тяге к самораскрашиванию — легкая золотистая подводка вокруг глаз. Несмотря на все её отвращение к Капитолию и к его омерзительно причудливой моде, Лирей невольно залюбовалась этими зелеными глазами с отражающимися в них золотыми крапинками.       — Привет, Мелинда. Я Цинна, твой стилист, — произнес он спокойным голосом, в котором почти не чувствовалось капитолийской манерности.       — Привет, — настороженно ответила она.       — Так, посмотрим. Встань пожалуйста.       Девушка слезла с кровати, выпрямившись. Цинна принялся ходить вокруг неё, не притрагиваясь, но впитывая взглядом каждый дюйм её обнаженного тела. Девушке захотелось скрестить руки на груди. Цинна ни в чем не соответствовал представлениям, которые успела выдумать Мелинда. На его месте она ожидала увидеть какого-нибудь молодящегося фигляра, для которого была бы всего лишь куском мяса, ждущим, пока его искусно приготовят.       — Вы тут недавно, правда? Мне кажется, я вас раньше не видела, — Лирей старалась отвлечься и не сильно смущаться под его пристальным взглядом.       — Да, это мой первый год на Играх, — не отрываясь от её тела, ответил тот.       — Поэтому вам всучили Двенадцатый дистрикт, — констатировала она. Никто не хочет брать таких неудачников, как они.       — Я сам попросил, — вдруг сказал Цинна, поднимая взгляд к глазам девушки. — Можешь надеть халат, и мы обсудим твой образ.       Одевшись, радуясь, что её осмотр закончен, Мелинда пошла за Цинной в зал, где стояли два красных дивана с низким столиком посередине. Три голые стены, четвертая — из стекла, сквозь него открывался вид на город. Небо затянули облака, придавая мрачности всему происходящему. Цинна предложил ей присесть и сам занял место напротив. Он надавил кнопку сбоку столика, тот раскрылся, и снизу выехала полка с их обедом. Цыплята в сливочном соусе с кусочками апельсинов, уложенные на гарнир из жемчужно-белых зернышек, крохотных зеленых горошин и лука, булочки в форме цветов, а на десерт — пудинг медового цвета.       Лирей подумал о том, что было бы здорово приготовить такую еду дома. Курятина, правда, слишком дорогая, но можно взять дикую индейку. Пришлось бы подстрелить двух индеек и одну сменять на апельсин. Козье молоко сойдет вместо сливок, горошек можно вырастить в огороде, а в лесу набрать дикого лука. Правда, зерен этих девушка не знала, то, что им давали на тессеры, разваривалось в неаппетитную коричневую кашу. За фигурными булочками нужно было бы идти к пекарю, нести двух-трех белок. С пудингом еще сложнее, она даже представить не могла, из чего он сделан… Чтобы раздобыть все необходимое, Мелинда потратила бы не один день, и все равно получилось бы лишь жалкое подобие обычного капитолийского обеда.       Каково это жить в мире, где еда появляется на столе по нажатию кнопки? Чтобы она делала все те часы, что были потрачены на прочесывание лесов в поисках пропитания? Чем заняты эти люди в Капитолии помимо расцвечивания собственных тел и ожидания очередной партии трибутов, пачками гибнущих ради их развлечения?       Девушка поднимала глаза на Цинну, и их взгляды встретились.       — Ты, должно быть, нас презираешь, — сказал он.       Неужели это так ясно написано у неё на лице? Или он читает её мысли? Он, конечно, прав. Мелинду тошнит от всей этой своры. Если бы её поставили перед выбором: две недели роскоши или жизнь в Двенадцатом дистрикте, продолжая добывать себе еду трудом и прилагая хоть какие-то усилия, то она бы определенно точно выбрала второе.       — Ладно, не имеет значения, — продолжил Цинна. — Итак, Мелинда, поговорим о твоем костюме для церемонии. Моя коллега Порция работает с твоим братом Минхо. Мы решили, что будет хорошо создать ваши образы в одном стиле, отражающем дух вашего дистрикта.       Об этом девушка знала по тем эпизодам, которые она видела по телевизору дома, когда по вечерам его смотрела Марта, отдыхая после долго дня. По традиции костюмы трибутов на церемонии открытия соответствуют основному занятию дистрикта, из которого они прибыли. В Одиннадцатом дистрикте — это сельское хозяйство, в Четвертом — рыбная ловля, в Третьем — фабричное производство. С Двенадцатым дистриктом у стилистов беда. Мешковатые и грубые шахтерские комбинезоны не очень-то привлекательны. Кроме касок с фонариками, на их трибутах обычно вообще мало что надето. В один год так и вовсе голышом выпустили, только кожу чем-то черным обмазали вместо угольной пыли. Получилось ужасно. Как, впрочем, и всегда. Да уж, если будет нечто похожее и в их случае, то фаворитами у публики им с братом точно не стать. Девушка готовилась к худшему.       — Значит, я буду изображать шахтера? — прямо спросила Лирей, надеясь не показаться бесцеремонной. Ведь, пока что из всех Капитолия, Цинна нравился ей больше всего.       — Не совсем. Видишь ли, нам с Порцией кажется, что шахтерская тематика порядком приелась. Этим уже никого не удивишь. А наша задача сделать своих трибутов незабываемыми.       «Точно — выставят голой», — промелькнуло у неё в голове.       — Так что на сей раз мы решили обратиться к углю, а не к угледобыче.       «Ну все, еще и в пыли обваляют».       — А что мы делаем с углем? Сжигаем его! — воодушевленно продолжил Цинна. — Надеюсь, ты не боишься огня, Мелинда?       Её выражение лица вызывает у него улыбку.       После этих слов они принялись за еду, хотя Лирей по своему обыкновению и от ужасного волнения со смесью с тревогой, даже четверти от всего предложенного не смогла съесть. Никто ничего не говорил на протяжении всего этого времени. Когда же с приемом пищи было покончено, Цинна поднялся со своего места, а следом за ним и девушка. Он отвел её в специальную комнату, где вместе с парой помощников нарядил её в костюм. Спустя пару часов она была облачена в самый поразительный, а может статься, самый убийственный наряд за всю историю Игр. От щиколоток до шеи её обтягивает обычное черное трико; на ногах — блестящие кожаные сапоги, зашнурованные до самых колен. Но главное — это легкая развевающаяся накидка из желтых, оранжевых, красных лент и соответствующий ей головной убор. Цинна сказал, что подожжет их перед их выездом на колесницах.       — Огонь, разумеется, ненастоящий. Нам с Порцией удалось раздобыть немного синтетического пламени. Совершенно безопасно, — уверял Цинна.       Мелинду это не убедило. Она боялась, что пока они прибудут в центр города, успеют хорошенько прожариться.       На её лице минимум косметики, всего несколько легких штрихов. Так Лирей расчесали волосы и снова заплели так, как она обычно их носит.       — Я хочу, чтобы тебя узнавали на арене, — мечтательно произнёс Цинна, — Огненную Мэл.       «Да он просто сумасшедший, — подумала она обреченно. — А по виду ведь ни за что не скажешь».       К подошел Минхо в точно таком же костюме. Он посмотрел на сестру, чуть присвистнув. Вряд ли ему хоть раз приходило в голову, что они будут выглядеть так убийственно, причем во всех смыслах этого слова.       С ним пришли и его стилист Порция с командой помощников. Все были пьяны от возбуждения, предвкушая, какой фурор произведут брат и сестра Лирейи. Все, кроме Цинны. Он лишь устало улыбнулся в ответ на поздравления.       Потом они все вместе зашли в лифт, который доставил их на нижний этаж, представлявший собой гигантские конюшни. Церемония вот-вот должна была начаться. Пары трибутов забирались в колесницы, запряженные четверками лошадей. Их квадрига угольно-черная. Лошади так хорошо обучены, что сами пошли куда нужно. Цинна и Порция указали им, как встать в колеснице, поправив одежду подростков. Потом отошли в сторону и стали обсуждать что-то друг с другом.       — Что думаешь? — шепчет девушка брату. — Об огне?       — Если что, я сорву твою накидку, а ты срывай мою, — отвечает он, сжав зубы. В этом их мысли в данный момент точно схожи.       — Идет, — согласилась девушка. Может, они и не успеют очень уж сильно обгореть, если поторопятся. И все равно хорошего мало. На арену их выбросили бы в любом случае; на ожоги не посмотрев. — Мы, конечно, обещали Хеймитчу подчиняться, однако на такой поворот событий он вряд ли рассчитывал.       — Кстати, а где Хеймитч? — вспомнил Минхо. — Разве он не должен защищать нас в подобных ситуациях?       — Без Хеймитча, по-моему, куда безопаснее, — возразила Мелинда. — Он так проспиртовался, что от огня, боюсь, вспыхнет как спичка.       От этих слов они оба рассмеялись. Видно, умом тронулись от волнения. Да и неудивительно: мало им Игр, так еще из них факелы решили сделать! Девушка осторожно осматривается по сторонам, так чтобы не повредить наряд. Ньюта тоже нет. Вот от его ободряющих слов девушка бы не отказалась. Даже брось он какой-нибудь едкий комментарий про трибутов с огоньком и то было бы легче. Однако, парня тут не было. Девушка вздохнула и повернулась к воротам, через которые должны были проехать колесницы.       Заиграла музыка. Ее отлично слышно было даже здесь, в конюшне, а снаружи, наверное, хоть уши затыкай. Массивные двери разъехались и открылся вид на улицу; по обеим ее сторонам стояли толпы народа. Вся поездка должна была занять двадцать минут и закончится приветствием и гимном на Круглой площади, после чего их отправят в Тренировочный центр, который станет им домом и тюрьмой до начала Игр.       Первыми на колеснице, запряженной белоснежными лошадьми, выехали трибуты Первого дистрикта. В серебристых туниках, сверкающих драгоценными камнями, они выглядели великолепно. Их дистрикт изготавливал для Капитолия предметы роскоши. При виде всегдашних фаворитов толпа взорвалась овациями. Мелинда закатила глаза. Ничего удивительного.       Следующий — Второй дистрикт, затем Третий и так далее. Через считанные минуты подошла и их очередь. Под хмурым небом уже сгущались сумерки. Как только колесница с трибутами из Одиннадцатого дистрикта поехала вперед, к Лирейям подбежал Цинна с зажженным факелом.       — Ну, пора, — сказал он, и поджег их накидки. Они и ойкнуть не успели.       Девушка вздрогнула от ужаса, но, как ни странно, почувствовала не жар, а только легкую щекотку. Цинна взобрался повыше, поднес пламя к головным уборам и с облегчением вздохнул: «Работает». Затем мягко приподнял девичий подбородок.       — Выше голову! И улыбайтесь. Они вас полюбят!       Цинна спрыгнул с колесницы и вдруг, вспомнив что-то еще, крикнул им что-то; его слова тонут в грохоте музыки. Он крикнул опять и размахивая руками.       — Что он хочет? — спросила Мелинда у брата.       Она повернулась к нему и чуть не ослепла от яркого света его пламенеющей одежды. «Должно быть, я полыхаю так же», — подумала девушка.       — По-моему, он говорит, чтобы мы взялись за руки, — ответил Минхо и сжимает ладонь сестры.       Цинна одобрительно закивал головой и поднял большой палец. Это последнее, что они увидели перед выездом на улицу.       При их появлении толпа ахает, потом восхищенно ревет и скандирует: «Двенадцатый, двенадцатый!» Все взгляды обращены только на них, остальные колесницы забыты. Мелинда старается не вертеть головой. Она понимает взгляд чуть выше и увидела их на огромном экране, и её первоначальная скованность проходит. Они выглядели потрясающе: в вечерних сумерках лица сияют отблесками огня, а горящие накидки оставляют за собой шлейф искр. Хорошо, что Цинна не переусердствовал с косметикой. Они оба вполне узнаваемы.       «Выше голову. И улыбайтесь. Они вас полюбят», — звучат у девушки в голове слова Цинны. Она вздергивает подбородок, приклеивает на лицо самую обворожительную улыбку и приветственно машет свободной рукой. Рядом твердо, как скала, стоит Минхо, и девушка рада, что может за него держаться. Постепенно она совсем смелеет и даже посылает толпе воздушные поцелуи. Капитолийцы сходят с ума от восторга, забрасывая их цветами и выкрикивают имена Лирейев. Надо же, не поленились найти их в программках!       Брат и сестра коротко переглянулись и одномоментно вскидывают сцепленные руки вверх. Кажется шум стал ещё громче. Толпа просто с ума сходит от радости. Оглушительная музыка, крики, овации будоражат кровь, и Мелинду переполняло радостное возбуждение. Спасибо Цинне, он дал ей большое преимущество. Все запомнят Мелинду! Огненную Мэл!       Кто-то бросил девушке алую розу. Она поймала её, поднесла на мгновение к лицу и в ответ послала воздушный поцелуй. Сотни рук взмыли вверх, словно его можно поймать. «Мелинда! Мелинда!» — раздавалось отовсюду. Все жаждали её поцелуев.       Это продолжалось ещё минут десять и только когда они въехали на Круглую площадь, она осознала, насколько крепко сжимала руку Минхо. Должно быть, она совсем занемела. Девушка опустила их сомкнутые ладони вниз и попыталась разомкнуть пальцы, но Минхо удерживает их.       — Не надо, пожалуйста, не отпускай, — говорит он. В его карих глазах сверкали огненные блики. — А то я свалюсь с этой штуковины.       — Хорошо, — усмехнулась Мелинда. Они так и стояли рука в руке. Видимо Цинна посчитал правильным подкрепить крепкость связи между братом и сестрой. Хороший ход, если не учесть тот фактов, что скоро их выбросят на арену, где они должны будут пойти друг против друга.       Двенадцать колесниц объехали площадь. Окна соседних домов были заполнены самыми влиятельными зрителями Капитолия. Лошади подтянули колесницу к президентскому дворцу. Звучат фанфары, и музыка оборвалась. Все замерли в ожидании, поднимая головы вверх. Теперь внимание было устремлено не к трибутам, а к человеку который правит всем Панемом.       Президент Сноу, маленький, тщедушный мужчина с белесыми волосами, несколько раз взмахивает руками и гул толпы притухает:       — Здравствуйте, — произносит он, — Здравствуйте. Трибуты, мы приветствуем вас. Мы салютуем вашей отваге и вашей жертвенности.       Толпа в очередной раз аплодирует.       — Счастливых вам Голодных игр и пусть удача всегда будет с вами.       Люди кричат, поднимаясь со своих мест. Далее заиграла музыка национального гимна. В это время объектив камеры лишь мельком проскользнул по всем парам, а затем снова вернулся к колеснице Двенадцатого дистрикта и неотрывно следя за ней, пока она совершала финальный объезд площади и исчезала в воротах Тренировочного центра.       Едва те закрываются, как их шумной стайкой окружили стилисты, наперебой тараторя поздравления. Другие трибуты бросали в их сторону недобрые взгляды — они в самом деле всех затмили, можно было даже не сомневаться. Почти тут же к ним подошли Цинна и Порция, помогая слезть с колесницы. Они осторожно снять горящие накидки и головные уборы. Порция потушила их, обрызгав чем-то из баллончика.       — Вы были неотразимы, — улыбнулся Цинна.       К ним подбегает Эффи, которая улыбается от уха до уха, пища от радости.       — Теперь говорить будут только о нас! — прощебетала она на, что Минхо закатил глаза, вызвав усмешку сестры.       — Очень смело, — подмечает Хеймитч, подходя следом. Удивительно, но даже выглядит вполне опрятно. В синем костюме, галстуком, правда волосы всё такие взлохмаченные, будто он только недавно встал с кровати. Хотя девушка подозревала, что к него они такие всегда, независимо от времени суток.       — Лично я чуть не оглох от того, что какая-то капитолийка под ухом визжала твоё имя, Огненная Мэл.       Девушка обернулась, посмотрев на Фоуста, что с довольной, как у кота объевшегося сметаной, улыбкой шел в их сторону. Он смотрел только на Мелинду, а та на него. Их взгляды встретились. В его черных глазах сиял такой же огонь, каким горели костюмы трибутов весь парад. Она усмехнулась и собиралась что-то сказать, когда заметила, что за ними наблюдают. Это был юноша из Второго дистрикта. Казалось, будь у него воля, он убил бы её прямо здесь и сейчас. Ньют проследил за взглядом Лирей и с его лица стерлась былая радость. Остальные тоже посмотрели в направлении других трибутов. У большинства из них были такие лица, словно они собираются вот-вот на них набросится.       — Пойдемте наверх, — первым пришел в себя Хеймитч, разворачиваясь в сторону выхода. Все последовали за ним. Все, кроме Мелинды. Она стояла прямо, на её лицо не проскальзывало ни одной эмоции, а глаза так и кричали: «ну же, напади на меня, испытай удачу». Когда юноша уже сделал шаг в её сторону, Фоуст осторожно взял девушку за руку, вынуждая посмотреть на него. Ростом они почти не отличались, но отчего-то в тот момент Мелинде показалось, что она значительно ниже. Ньют выглядел на удивление спокойно, но голос каким он сказал следующие слова был не терпящим возражений:       — Пойдем отсюда, Мэл. У тебя ещё будет время на арене перерезать ему глотку и не только взглядом.