***
До штрафстоянки они решили добраться на машине Чана, а до места преступления — раздельно, но не вышло: раритетная красавица инспектора не завелась — Чан, конечно же, снова провёл аналогию с Йеджи у себя в голове, — и по итогу они поехали на такси. Чанбин вышел первым, недовольно бурча что-то про сраную подвеску у корыта, на котором они ехали, и Чану, который впервые видел его в таком состоянии, даже стало немного неловко. Извинившись перед таксистом и оставив ему щедрые чаевые, он поспешил за напарником, который уже шагал по просторной площадке и ревностно выискивал взглядом свой драгоценный «Додж». — Блять, серьёзно? Он остановился, и Чан, едва успевший его нагнать, чуть не влетел ему в спину. Возле стоящего неподалёку кургузого эвакуатора отирался, поедая пирожок, Чон Уён. Завидев своего заклятого друга, он едва не подавился и закашлялся, но бежать даже не пытался, потому что, как показывала практика, это было бесполезно. — Да что я сделал-то опять? — обречённо спросил Уён, когда Чанбин приблизился: руки в карманы, походка вразвалку. — Машину мою ты ночью увёз? — рука старшего полицейского с шлепком опустилась на чужое плечо, крепко сжимая. — М, Уён-а? — Ты про тот «Додж» чёрный, что ли? — Уён кивнул в сторону длинного ряда машин, в котором, предположительно, стоял автомобиль Чанбина. — А я ещё подумал, что знакомая какая-то хуйня, но не думал, что твоя… — А ты что, — Чанбин встал совсем рядом, приобнимая свою жертву за плечи и прищурился, глядя на солнце, — видел ещё у кого-то в нашем городе такую же машину? — Да чего ты доебался до меня? — устало спросил Уён, вылезая из-под его руки. — Я вчера на точке с едой работал, только сейчас пришёл. — Ключи где? — Чанбин посмотрел на ржавую бендежку, в которую носили дань владельцы конфискованных автомобилей. — У меня нет времени разбираться, кто её забрал. Мне нужна моя машина. — Кто в ночную работал — у того и спрашивай. — фыркнул Уён. — Кстати, здрасьте, инспектор. Чан на внезапное приветствие коротко поклонился, пытаясь понять, что именно делал Чанбин: безобидно кошмарил своего друга или злоупотреблял служебным положением, но так как отношения между этой парочкой были странные, вмешиваться он не стал. После еще пяти минут препирательств с Уёном и очень короткого диалога с главой штрафстоянки, Чанбин получил свои ключи, и они вместе с Чаном направились к вызволенному «Доджу». Чан решил закрыть глаза на то, что разговор с начальством прошёл слишком быстро, потому что труп, как отметил Чанбин, убежать не мог, зато живые человеки на месте преступления могли наследить, а подозреваемый — прийти в себя и начать придумывать отговорки. Поэтому, усевшись на пассажирское сидение, Чан сразу же приготовился к путешествию на скорости в сто десять километров в час в черте города, но Чанбин, тяжело бухнувшись на водительское, затих ненадолго и очень устало попросил: — Пять минут. Под вопросительным взглядом инспектора он полез в бардачок, достал оттуда что-то, напоминающее серебряный портсигар, вытащил из него мятую, плотно набитую папиросу, зажал её меж зубов, поджёг и затянулся. Всё это заняло у него секунд пять; Чан сначала даже не понял, почему дым, наполнивший салон, пах так сладко, а приглядевшись к тлеющей головке сигареты, осознал, что видел парочку точно таких же во время практики, когда работал с вещдоками по делу о распространении наркотиков. — Это что, — с ужасом прошептал он, наощупь нашарив ручку двери, — марихуана? — Я уже с утра заебался, мне надо остыть, — Чанбин выпустил изо рта пушистые клубы дыма и блаженно откинулся затылком на подголовник сидения. — Ты только не нервничай, я пару тяжек всего сделаю. — Ты совсем охуевший? — лишь получив подтверждение своим догадкам, Чан тут же вывалился из машины, хрипло кашляя. — Ты меня накурил! Я как работать теперь буду? Чан никогда не курил траву, даже не дышал ею, даже не стоял рядом с теми, кто её курил, за исключением каких-то подозреваемых торчков, но те были опустившимися люмпенами, а Чанбин, на минуточку, полицейским, и Чан даже в страшном сне себе не мог представить, что станет свидетелем чего-то подобного. Пока он дохал возле машины, моргая и пытаясь понять, не начались ли у него галлюцинации, Чанбин изнутри открыл дверь с его стороны, и из салона тут же понесло характерным запахом травки. — Садись уже, инспектор, — позвал Чанбин, — ничего тебе не будет. — Лучше молчи, — Чан со злостью полез обратно, потому что деваться было некуда, и сел, скрестив руки на груди и кривясь от противной вони, — я сегодня же доложу об этом Ынквану, и тебя вышвырнут из участка. — Ага, удачи, кто бы тебе поверил ещё, — Чанбин кинул портсигар на место. Благодаря животворящей траве он стал вести себя намного спокойнее, но Чан предпочёл бы и дальше терпеть его гнев, чем нюхать пары марихуаны. — Это мои методы работы, хочешь, чтобы я нормально функционировал — терпи. — Я не могу допустить тебя до места преступления в таком состоянии. — Тогда можешь выходить и топать туда пешком. — А я могу конфисковать твоё транспортное средство в интересах полиции. — А я могу прямо сейчас скрутить тебя и в жопу выебать. У Чанбина был мутный, накуренный взгляд, он смотрел прямо на инспектора, задумчиво толкая щёку языком. Чан на секунду растерялся, но быстро вспомнил, что с точно таким же лицом старший полицейский приглашал его на свидание, хотя в тот момент был полностью трезв, и понял, что у него просто было такое ебанутое чувство юмора, что не отменяло факта полного отсутствия у него чувства стыда и субординации. — Я уже предупреждал, — Чан пристегнулся и демонстративно отвернулся, глядя на вереницу машин за стеклом. — Ещё одна неуместная или пошлая шутка в мой адрес — и рапорт будет лежать на столе не у Ынквана, а в центральном управлении Сеула. Это было второе предупреждение, в третий раз я повторять не буду. Чанбин на секунду прикрыл глаза и потянулся к ключу, чтобы завести мотор. — Да успокойся ты, Джуди Хопс. Что ты за человек такой вообще… Это был не вопрос — и Чан не ответил. Штрафстоянку они покинули в молчании, и инспектор пытался делать вид, что совершенно не парился из-за чанбиновой шутки, потому что она, конечно же, не могла иметь какого-то подтекста или двойного смысла. А ещё он наделся, что накуренный напарник не съедет в кювет, но тот вёл на удивление спокойно и плавно — куда лучше, чем на трезвую голову. — Не трава, а хуйня разбодяженная, меня отпускает уже, — это было единственным, что произнёс Чанбин, пока они ехали к месту преступления.***
Чан видел мёртвых людей. В первый раз он оказался в непосредственной близости от трупа во время учебной практики в морге. Под белой простынёй лежала холодная, бледная, сшитая по частям женщина, которой не посчастливилось перейти дорогу ночью в неположенном месте. Позже Чан видел умерших в перестрелке бандитов с аккуратными пулевыми ранениями. Он изучил много отчётов с мест преступления, в том числе, нашумевших во всём мире, жестоких и изощрённых, но никогда не задумывался о том, как это выглядело в жизни. Ещё на подходе к квартире он почувствовал странный, специфический запах, и его решительный шаг замедлился. Он бросил взгляд на идущего вслед за ним Чанбина, и тот, заметив в глазах инспектора проблеск паники, решительно обогнул его и первым зашёл в дверь, отогнув ограничительную ленту. В прямоугольной полупустой комнате с серыми стенами толпился народ, воняло мочой и кровью. В дальнем углу стояли перепуганные понятые и растерянные патрульные, которые первыми приехали на вызов, кто-то надрывно скулил. Подтянув колени к груди, в дальнем углу комнаты сидел худой парень и качался взад-вперёд, что-то бормоча и всхлипывая. — Скажите мне, как так вышло, что я выехал из участка на полчаса позже вас, а приехал на час раньше? — раздалось сбоку, и Чан, наблюдавший за экспозицией пока что издалека, повернулся на голос. Возле придвинутого к стене дивана стоял, держа в одной руке пинцет, в другой — пакет для вещдоков, Ли Минхо. — Проходите, инспектор, посмотрите, какая тут красота. Чан приблизился, чувствуя тошноту от лезущего в нос железистого запаха. На диване, прямо за спиной судмедэксперта, лежал труп. — Фу, блять, — прокомментировал Чанбин за спиной, и Чан, наверное, впервые был с ним полностью согласен. Он и раньше видел изуродованные, выпотрошенные тела, но лишь на фотографиях, и не осознавал в полной мере, как это выглядит в жизни. А в жизни это выглядело, как полнейший пиздец. Парень лежал на диване, свесив ноги до пола и широко раскинув руки. Невидящий взгляд его был направлен в потолок, приоткрытый рот — перекошен от ужаса. Всё вокруг — обивка, пол, стены — было залито кровью, вспоротый живот напоминал кровавое месиво, и Чан, увидев, что некоторые из внутренних органов торчат, наружу, поспешно отвёл взгляд, всерьёз опасаясь выблевать утреннюю овсянку. — Смерть наступила около двух часов назад, — не дожидаясь вопросов от впечатлительной публики сказал Минхо, равнодушно глядя на торчащие из брюшной полости парня кишки. — Причины, думаю, объяснять не надо, но… — Это ты сделал, сука? Чан был так впечатлён увиденным, что совершенно забыл о том, что помимо убитого в комнате находился подозреваемый — а вот Чанбин помнил. Отпихнув стороживших подозреваемого патрульных, он подлетел к трясущемуся в углу пареньку, дёрнул его за шкирку, заставляя встать, и с силой припечатал к стене. — Я повторяю вопрос: ты его грохнул? — придавив горло парня предплечьем, он опустил взгляд и увидел, как по его джинсам расползается тёмное пятно, — Ещё и обоссался, гнида? — Не я, — как мог выдохнул парнишка, цепляясь пальцами за чужую руку, — это не я… — В уши мне ссать вздумал? — Чанбин надавил сильнее, приблизив лицо вплотную, — Хочешь сказать, он сам себе брюхо вскрыл? Парень громко захрипел; Чанбин даже не пытался контролировать силу, и Чан, перешагнув через перевёрнутый низкий столик в центре комнаты, быстро направился к нему под гробовое молчание присутствующих. — Эй, тише, — он потянул Чанбина за плечо, но тот был недвижим, как скала, — успокойся, мы не имеем права его так прессовать, он несовершеннолетний… — Я без родителей вам ничего не скажу, — еле слышно поддакнул парнишка, постепенно обмякая. — Не скажешь? — Чанбин на секунду ослабил хватку, давая парню сделать глубокий вдох, и сразу же схватил его за грудки, ударяя затылком об стену. — Мы сейчас с тобой выйдем, поговорим, и ты мне сам, под подпись, расскажешь в подробностях, как ты это сделал, чем и когда, и никакие родители тебе не помогут, ты понял, уёбок? Чан снова попытался отцепить его, но безрезультатно, оглянулся, чтобы посмотреть на реакцию присутствующих на подобное самоуправство, но все, даже судмедэксперт, молча отводили. Это выглядело просто дико, и если для этих варваров подобное являлось предметом нормы, то для Чана — нет. — Остынь, Чанбин, — Чан вклинился между ним и задыхающимся от страха парнем, и пока ещё терпеливо оттолкнул старшего полицейского, у которого в глазах горел нездоровый, кровожадный огонь, и если бы не обстоятельства, в которых они находились, Чану непременно бы понравилось то, что он видел перед собой. — Ты при исполнении. — Ты нахуй лезешь? — Чанбин вздёрнул подбородок, перечёркнутый продольным шрамом, и задиристо уставился на инспектора. — Ясен хер, что он его завалил, а теперь дебилом прикидывается, пусти, я ему популярно объясню, что с такими… — Я сказал тебе успокоиться и отойти, — твёрдо сказал Чан, ещё раз толкнув его в грудь — и Чанбин зло заскрипел зубами, сжал кулаки, будто ему уже было равно, кого бить: подозреваемого или своего напарника. — Да мне похуй, что ты там сказал, — он заметался, намереваясь обойти Чана и завершить начатое, но инспектор не позволял. Он по габаритам, конечно, был не таким крупным, как Чанбин, но достаточно широким, чтобы укрыть за своей спиной тощее тельце подростка, — я сейчас из этого урода всё дерьмо… Чан посмотрел поверх его плеча и увидел следившего за мизансценой Минхо. Вздёрнув брови, тот ждал, чем дело кончится, и инспектор понял: если он даст слабину, его и без того шаткий авторитет рухнет ниже плинтуса. Поэтому Чан выпрямился, набрал в грудь побольше воздуха, вспоминая слова отца о том, что авторитет нужно заслужить, и заорал, что было мочи: — ВЫПОЛНЯТЬ! ПРИКАЗ! СТАРШЕГО! ПО ЗВАНИЮ! Наступила тишина; только загудевшие от громкого голоса окна тихо дрожали, как и парнишка у Чана за спиной. Чанбин не был бы собой, если бы испугался гнева начальства, его глаза по-прежнему метали молнии, но прорваться к подозреваемому он больше не пытался. — Понял, — бросил он уязвлённо и направился к выходу, — Я курить. У Чана драло горло и громко билось сердце, а ещё ему всё ещё хотелось блевать, но эту битву он всё-таки выиграл, а, значит, положение его было не безнадёжно. Чувствуя, что парень за спиной обмяк и снова начал рыдать, сползая вниз по стене, он обернулся и опустился перед ним на корточки. — Ты в порядке? — вопрос, самым честным ответом на который было слово «нет», но парень кивнул, утыкаясь носом в сложенные на колени руки. — Это не я, — повторял он. — Не я… — Я и не утверждаю, что это ты, — успокаивающе произнёс Чан и потрепал парнишку по макушке, подсознательно отказываясь верить в то, что перед ним убийца. — Но так как ты присутствовал при этом, нам придётся отвезти тебя в участок. Главное, не волнуйся, мы сообщим обо всём твоим родителям, и никто без их присутствия допрашивать тебя не будет. Даю слово. Парнишка снова кивнул. Чан похлопал его по плечу и поднялся на ноги; возвращаясь к Минхо, он заметил на себе взгляд одного из патрульных. Тот смотрел на него с нескрываемым восхищением. — Что-то ещё сказать можешь, Минхо? — Чан остановился рядом с экспертом, который продолжал работать возле трупа, и достал свой блокнот для записей. — Что-то странное, может, заметил? — Ну, удары были нанесены обычным консервным ножом, количество точно не скажу, но приблизительно двадцать пять — тридцать. Остальное только после экспертизы, но очевидно, что оба были под воздействием запрещённых веществ, — Минхо указывал на пол: возле опрокинутого стола лежали использованные баллончики, пакеты, клей, и, как вишенка на торте — пакетик с маленькими розовыми таблетками, от вида которого у Чана по телу пробежали мурашки. — А это случайно не… — Скорее всего то, о чём ты думаешь, — подтвердил Минхо, — но опять же, точно смогу сказать только после экспертизы. Он замолк на секунду, думая, лезть или не лезть в междусобойчики полицейских, но чаша внутренних весов всё же склонила его к первому варианту. — А насчёт Чанбина — правильно ты всё сделал, — добавил он. — Для него в участке авторитетов нет, так что он иногда совсем краёв не видит. В общем молодчина, инспектор, так держать. Хочешь, фрагмент кишечника покажу? Чан от предложения вежливо отказался, надеясь, что ждущий — наверное — внизу Чанбин не захочет выйти с ним раз на раз, потому что по лицу за демонстрацию авторитета получать не хотелось бы. Сделав ещё парочку пометок, он поговорил с полицейскими, но ничего полезного от них не получил, всё было стандартно: соседи услышали шум, вызвали полицию, они приехали и увидели раскуроченный труп и парня в невменяемом состоянии. Чан снова посмотрел на парнишку — тот продолжал качаться и тихо плакать. Инспектор с сожалением вздохнул, щёлкнул ручкой и убрал записи в сумку. — Везите его в отделение. И вызывайте родителей. Пока полицейские приводили подозреваемого в чувства для дальнейшей транспортировки, Минхо сказал, что ещё немного побудет тут, поэтому Чан с чувством выполненного долга откланялся и покинул, наконец, провонявшую квартиру, подавляя тошноту и мысленно готовясь в предстоящей драке. Его предполагаемый оппонент стоял на улице чуть дальше от входа в дом и курил, судя по количеству бычков под его ногами, уже пятую сигарету. Чан остановился метрах в пяти от него, и только сейчас до его организма дошёл весь кошмар произошедшего: его начало трясти, а горло свело от позыва к рвоте; уперевшись руками в колени, Чан согнулся, сконцентрировав все силы на том, чтобы не опорожнить желудок прямо на тротуар. Чанбин всё это время искоса смотрел на него, медленно затягиваясь, и Чан ждал, что сейчас его назовут слабаком, которого кроет от вида крови и кишок, но оказался неправ. — Совсем плохо? — спросил Чанбин совсем мягко по сравнению с тем, что вытворял ранее в квартире. — В первый раз труп увидел? Чан покачал головой, хотя это и не было правдой: настолько обезображенное тело он действительно видел впервые. — Они же мелкие ещё, — рвано выдохнул он, осторожно выпрямляясь: пыльная улица Ынчхвона медленно плыла перед глазами. — Как такое вообще возможно? Чанбин пожал плечами. — Наркотики — зло. — Там на полу лежали таблетки, очень похожие на «CB97», — сказал Чан, проигнорировав мудрое высказывание человека, который сам держал в бардачке несколько самокруток с каннабисом. — Если это правда они, то этот случай напрямую относится к нашему делу. Чанбин ничего не ответил, а Чана всего выкручивало изнутри, но просить коллегу о помощи он не решался. — Тебе воды, может, принести? Ты бледный весь, — Чанбин, к изумлению инспектора, первым предложил помощь. Всего несколько минут назад они полаялись в пух и прах, Чан подорвал его авторитет в глазах коллег, но старший полицейский вёл себя так, будто тот, наоборот, сделал что-то располагающее. — Нет, спасибо, — хрипло отказался Чан, гадая, действительно ли Чанбин переживал за него, или просто хотел отравить. — Поехали в участок, сейчас туда пацана привезут и родителей его. Попробуем узнать, что произошло, и где он эту дрянь достал. — Ну, если он не расскажет, я знаю, у кого можно спросить, — Чанбин в последний раз затянулся и щелчком отправил недокуренную сигарету в кусты. — Только тут уже разговаривать буду я.***
— Это вообще кто такой? — Хван Хёнджин указал тонким пальцем на подпирающего дальнюю стену инспектора Бана. — Я его не знаю. Допросная комната в участке была маленькой и тесной, освещала её одна-единственная тусклая лампа под потолком, свет которой падал прямо на старый обшарпанный стол. Хлопнув по нему планшетом со скудными свидетельскими показаниями подростка, которого они опросили накануне, и швырнув туда же старый диктофон, Чанбин с обречённым вздохом уселся на стул и замученно посмотрел на своего собеседника — «информатора», как он сам его называл— который сидел, закинув одну ногу на стол, и нагло показывал пальцем на его напарника. — Да знает он меня, — уязвлённо заявил Чан, и Чанбин обернулся, молча ожидая объяснений. — Я его вчера в обезьяннике видел, он сам просил, чтобы его выпустили. — Не помню, — Хван отвёл от инспектора безразличный взгляд. — Пусть он выйдет — тогда поговорим. Сидя ровно между ними, Чанбин думал о том, как остоебенили ему эти приключения, и как хорошо было бы сейчас поехать домой, бахнуть пива и лечь спать, но, увы, инспектор Бан прилип к нему, как банный лист к заднице, и старшему полицейскому приходилось пинками будить в себе внутреннего оперативника. Допрос пацана не принёс никаких плодов: его родители, приехав в участок, с порога объявили, что их ребёночек ничего не знает и пригрозили полиции иском за превышение служебных полномочий. Тут Чанбин был отчасти согласен с ними — вспылил немного, с кем не бывает — и всё же, мелкий ушлёпок мог хотя бы намекнуть, где они достали эту дрянь. Но он под влиянием родителей он пошёл в отказ, и теперь у Чанбина оставался лишь один способ вытянуть из произошедшего хоть что-то, кроме травмы от увиденного. Хван Хёнджин был обаятельным, любопытным и охочим до острых ощущений — три идеальных качества для информатора. Он часто косячил по мелочам, после чего попадал в участок, но его это только забавляло: Хёнджину нравилось докучать полицейским, стенать, молить выпустить его, а потом выходить с клятвенными обещаниями больше не вести себя плохо, в которые уже давно никто не верил. Зато все знали, что судейский сынок вертелся в определённых кругах и мог быть полезен, поэтому никогда не задерживали его надолго — тем более, что его отец был в курсе профилактических ночных отсидок отбившегося от рук сыночка и считал что подобная практика была полезна для него в воспитательных целях. И всё же, у Хвана, при полном отсутствии принципов, были определённые условия сотрудничества и некоторые другие критерии, которым полностью соответствовал только Чанбин, но даже при старшем полицейском он мог начать капризничать — например, как сейчас. Спорить в таких ситуациях было бесполезно, давить — тем более, поэтому Чанбин лишь устало потёр щёку и бросил стоящему за спиной Чану: — Инспектор Бан, выйдите, пожалуйста, из допросной. — Да-да, иди давай, — поддакнул Хван, указывая пальцем сначала на Чана, а потом — на дверь. — Напомню, — негромко и почти обиженно сказал Чан, — что старший по званию здесь я. — А Хёнджин — мой информатор, — Чанбин к Чану больше не повернулся, потому что его заебало вертеться туда-сюда, и посмотрел прямо на ухмыляющуюся физиономию Хвана. — Ради бога, инспектор, мы и так достаточно времени потеряли, я не хочу сидеть здесь до завтра. Возмущённо фыркнув, Чан вышел из допросной, громко хлопнув дверью. Хёнджин, прислушиваясь к его шагам, обвёл взглядом стену и остановился на тёмном на стекле-шпионе. — Так это теперь твой напарник? — мурлыкнул он, убирая ногу со стола и чуть наклонился вперёд, заискивающе глядя на яростно чиркавшего что-то на бумажке полицейского. Чанбин оторвал взгляд от своих каракулей; Хёнджин вытянул руки вперёд, делая вид, что потягивается, как кот, а сам незаметно для посторонних — точнее, для остановившегося за стеклом Бан Чана — провёл пальцами по чужой ладони. — Если он будет смотреть — я не против. — Ты здесь по делу, — севшим голосом произнёс Чанбин, бросив на Хвана предупреждающий взгляд, и нажал на кнопку в центре стола, чтобы Чан мог слышать, о чём пойдёт разговор. Хёнджин, поняв, что веселья не будет, сразу же убирал руку и нацепил привычную высокомерную мину. — И что за дело? — скучающе произнёс он. — Опять сдох кто-то? Мне не пришьёшь, у меня алиби есть: я старушек через дорогу переводил. Хёнджин был мальчиком взрослый, но вёл себя порой, как ребёнок, особенно, если не получал того, чего хочет. Поэтому Чанбин, чтобы не тратить времени на игрища, сразу же достал из кармана телефон и открыл последние фотографии, среди которых были и те, что сделал Минхо на месте преступления. Выбрав самую красноречивую из них, Чанбин пододвинул телефон поближе к Хёнджину, а когда глаза того в ужасе расширились, пояснил: — Парню было пятнадцать лет. Мне сейчас не до шуток. — А, ну, — Хёнджин смотрел на фото издалека, не желая рассматривать это вблизи. — Хуёво, здоровья погибшему. Я так выгляжу, когда транквилизаторы с алкоголем мешаю. А что случилось-то? — Предположительно, убийство. Он и ещё один парень нажрались таблеток, и, вероятно, один завалил другого. Сами таблетки очень похожи на сраный «CB97», и поэтому… — Я же говорил тебе уже: я понятия не имею, где их достать, — перебил Хван настороженно, но Чанбин только рукой махнул. — Мне нужна любая информация, — с нажимом произнёс он. — Так что, давай, напрягись и постарайся вспомнить что-нибудь. Хван ещё раз посмотрел на фото и боязливо придвинул телефон поближе, с отвращением морщась. Задумчиво выпятив губу, он поднял глаза на Чанбина так, будто не решался что-то сказать, но в конце концов, откинулся назад, устраиваясь локтем на спинке стула. — Короче, я сам не видел, но у меня есть друг, который рассказывал, что один парень под этими таблетками пытался сам себя убить. Они сидели в компании, юзали, выпивали, и он вдруг схватил нож и попытался сэппуку себе сделать, как вот этот несчастный, — Хёнджин кивнул на телефон, и Чанбин, чтобы его информатор не отвлекался и не сбивался с мысли, убрал гаджет со стола. — Его, конечно, остановили, скрутили и дождались, когда он отойдёт. А он потом рассказал, что у него внутри будто что-то инородное копошилось, вот он и пытался это дерьмо вырезать. Ну, не мне рассказал, а другу моему. Но то, что он под «сибишкой» был в тот момент — это сто процентов. — Я понял, — Чанбин бросил взгляд на стекло: он точно знал, что стоявший по ту сторону Чан — если он, конечно, был не совсем дебилом — думал о том же, о чём и он. — Ещё что-нибудь знаешь? — Не-а, — помахал головой Хёнджин: его лицо уже вновь успело приобрести расслабленно-надменное выражение, и он плавным движением поправил спадающие на глаза пряди. — Я и так, по-моему, многовато рассказал, разве нет? — Да, — Чанбин встал с места и отжал кнопку микрофона. — Спасибо. Помог. — Сочтёмся, — ухмыльнулся Хван. — Мои условия ты знаешь. — Вставай давай, — поторопил Чанбин, постукивая пальцами по столу. — У меня много работы. — Нет, я хочу, чтобы меня отсюда увели в наручниках. — Ты ведь даже не задержан сейчас. — Но я так хочу? — Хван состроил глазки и сделал губки бантиком — чистый ангел, жаль, торчок. — Тогда сиди и жди. Оставив своего информатора в гордом одиночестве ждать кого-нибудь, кто захочет выдворить его из участка, предварительно разыграв сценку с наручниками, Чанбин вышел из допросной и сразу же напоролся на взмыленного, возбуждённого инспектора, который встретил его пронзительным: — Я понял! — Да я тоже, — Чанбин потряс башкой: она у него после вчерашней попойки и небольшой дозы веселящей травы до сих пор немного побаливала, и активность Чана из-за этого слегка действовала ему на нервы. — Все, кто жрал эту дрянь и умер, были искалечены. Но я бы всё-таки дождался экспертизы от Минхо. Расстояние от допросной до офиса Чан преодолел на олимпийских скоростях и Чанбину пришлось прибавить шаг, чтобы поспевать за ним. Добравшись до их стола, Чан сразу же полез в ящики, кинул на стол две старые папки в переплёте, которые ему вручили в первый день работы, и начал листать одну из них, пока Чанбин молча стоял в стороне в ожидании перфоманса. — Вот! — Чан провел пальцем по одной из строчек текста. — Первый погибший мог сам откусить себе язык, второй — выпрыгнуть из окна, если взять во внимание, что они были под воздействием наркотика, то всё сходится: в обоих случаях мог иметь место суицид! — Мог, — согласился Чанбин, разминая ноющую шею. — И как это поможет нам накрыть картель? Чан завис, глядя на заляпанные пятнами кофе бумаги. — Я не знаю пока, — признался он, падая на стул, и загнул уголок листа. — Но, если мы найдём больше похожих случаев, у нас могут появиться новые зацепки: знакомые, места, каналы связи. Может, у них были общие знакомые. — Короче, это серия, — обречённо выдохнул Чанбин такое страшное для любого нежелающего работать полицейского слово, и тоже сел на своё место. — Знать бы, что и с чем теперь пытаться связать. — У вас часто кто-то сводит счёты с жизнью? — спросил Чан, и Чанбину смешно от такой высокопарной формулировки. — Ну, статистически. — Не особо, но бывает, городок у нас не очень жизнеутверждающий. Кто-то валит, кто-то крутится здесь, кто-то — в гробу. — Но чисто теоретически, у вас могут быть нераскрытые дела с упоминанием насильственной смерти, в ходе которых не была проведена экспертиза крови на наркотики? — Ну, если Минхо на больничном или в отпуске был — могут. Чан, который делал какие-то пометки прямо на листах уголовного дела посмотрел на Чанбина то ли удивлённо, то ли разочарованно. — Пошли к Минхо, — выпалил он. — Он нас нахуй пошлёт, — отрезал Чанбин. — Я же тебе говорил: он вечером не работает. Лаборатория закрывается за три часа до конца рабочего дня, я с него фотографии то еле-еле стряс. Все результаты завтра узнаем и вопросы зададим. — Поищем сами, — сказал Чан спустя пару минут молчания. — Поднимем архивы, посмотрим странные совпадения. — Да это на неделю работы ведь. — Я не тороплюсь, — Чан сцепил пальцы в замок и потягивается, хрустя суставами. — Нужно с чего-то начинать. Для начала они решили перепроверить дела, указанные в отчётах. В деле выпавшего из окна всё сошлось сразу: траектория падения тела и то, что мужчина выбил окно, а не выпрыгнул в открытое, свидетельствовало о том, что он таким образом пытался избавиться от галлюцинаций; кроме того, в квартире, помимо него, в момент смерти никто не находился. С парнем с откушенным языком всё было не так однозначно, и Чан решил, что лучше будет уточнить у Минхо характер повреждений прежде, чем делать однозначный вывод. Порывшись в архиве — бумажном, так как компьютеры по-прежнему были девственно чисты — Чан нашёл с десяток подозрительных случаев и торжественно притащил папки Чанбину, который едва кофе не выплюнул, с первого же взгляда оценив фронт работ, точнее, малую его часть. Он в жизни столько бумажками не занимался, сколько сейчас, но пример Чана был заразителен, и спустя десять минут принятия, он подтянул к себе первую папку. — Смотри, — когда стрелка часов сделала второй полный круг, он указал на строчку в очередном деле. — Тут какая-то девочка тоже с крыши спрыгнула, и в крови был обнаружен наркотик. Чан встал рядом с Чанбином, с надеждой вглядываясь в текст, но спустя минуту разочарованно поджал губы и отрицательно закачал головой. — Нет, не наш случай. Тут указано, что девочка была смертельно больна. Вряд ли она сидела на наркотиках. Возможно, ей выписывали морфий или что-то подобное, и скорее всего она покончила с собой именно из-за… Когда они вернулись в отдел, Чанбин первым делом принял душ, и теперь от него пахло не перегаром, а каким-то мужицким то ли шампунем, то ли гелем, и едва заметно — пряным парфюмом, и Чан подвис слегка, застопорившись взглядом на его губах. — Что такое, инспектор? — с насмешкой спросил Чанбин, и Чан, покраснев, улетел на своё место. — Короче, не подходит, — сказал он, прячась за архивами. — В идеале, нужно искать случаи, в которых анализ вообще не был проведён, или есть какие-то странные свидетельские… Раздался громкий хлопок — и свет в участке погас. Не договорив, Чан растерянно захлопал глазами в темноту — и в эту же секунду из своего кабинета высунулся шеф Ынкван. — Спокойно, не расходимся! Свет отключили за неуплату! — громко заголосил он, — Я им уже звонил, просил отсрочку ещё на неделю, но они сказали, что это всё не так просто, как мы думаем: рубильник поднял — и всё, свет включился, так что подождите немного и… Минхёк, ты куда пошёл? Или ты не Минхёк? Чёрт, не вижу, кто… — Пошли, — полушёпотом произнёс Чанбин, который явно имел богатый опыт по части побегов из участка, и включил фонарик на телефоне. — Света нет — рабочий день закончен. — Мы же только начали, — разочарованно протянул Бан, приподняв и опустив на стол одну из папок. — Если бы удалось всё прошерстить, мы могли бы прямо завтра пойти к Минхо, чтобы уточнить детали, если нужно. — Могли бы, но такова жизнь. Не только Чанбин — весь участок бессовестно засобирался домой, не обращая внимания на увещевания Ынквана и его грозное «я вас всех поувольняю». Чан, повинуясь общему настрою, встал тоже, засобирался, но вдруг в голову ему пришла очень светлая и практичная мысль. — Поехали ко мне? — спросил он Чанбина, уже предвкушавшего скорый отдых. — Вот так сразу? — Чанбин, который с неизвестной целью впотьмах ковырялся в кошельке, поднял хитрый взгляд. — Даже в кино меня сначала не сводишь? Чан не привык к флирту. Возможно, когда-то с ним заигрывали какие-то девочки, но он такого не помнил, а что до парней, опыт у него был абсолютно нулевой. Тем более, Чанбин, не издевался, конечно, просто подтрунивал, как делали многие гетеросексуальные парни, но Чан всё равно не мог избавиться от стеснения. — Нам работать надо, — намного тише, чем раньше, ответил он. — И рабочий день ещё не окончен. Так что поехали. — Да поехали, — очень просто согласился Чанбин. — На твоей или на моей?***
Чёрный «Додж» остановился у старенького здания, и свет в одном из окон сразу же загорелся — это бдительная соседка Чана, будто почуяв приближение врага, пробудилась ото сна и приготовилась к атаке. Поднимаясь на этаж, инспектор старался идти тихо, бесшумно перекладывая из руки в руку тяжеленный пакет с папками, зато Чанбин топал, как носорог, а, вляпавшись в жвачку, ещё и ругнулся так смачно, что было слышно на всех этажах. — Можешь тише себя вести? — пробираясь по своему коридору, пассивно-агрессивно попросил Чан у напарника, который будто бы нарочно создавал своим присутствием как можно больше шума. — У меня соседка такая, что лучше не злить. — В смысле? — поравнявшись с инспектором спросил Чанбин. — Что за соседка? — Да старуха какая-то мерзкая, — вздохнул Чан, минуя её дверь и подходя к своей. — То я шумлю ей ночами, то по углам ссу, то ещё что-то, по нескольку раз за вечер докапывается до меня… — Эта квартира? — Чанбин указал на нужную дверь и, получив утвердительный кивок, забарабанил в неё кулаком. — Эй! Ты чего творишь? — Чан попытался перехватить его руку, но с той стороны уже раздались шаги, а ещё через секунду дверь открылась и на пороге появилась виновница торжества; Чан, увидев её, уже рефлекторно отступил и поклонился, но старуха от этого не смягчилась. — Опять ты? Смотри какой наглый, стучит теперь! — завопила она, но разразиться более продолжительной тирадой ей не дал Чанбин, вышедший из-за двери. Мутные глазки старухи смерили взглядом и его. — Ещё и дружка с собой привёл! — Тише, не шумим, — произнёс Чанбин, и быстро махнул у старухи перед носом своим удостоверением. — Со Чанбин, отдел по борьбе с особо опасными преступниками. Я пришёл, чтобы представить вам нашего специального агента из Сеула — столицы нашей с вами Родины — который прибыл в Ынчхвон — нашу с вами малую Родину — для специального и очень тайного задания. Думаю, вы понимаете, что если я пришёл к вам лично, то дело серьёзное и очень секретное. Скажите, сколько вам лет? — Восемьдесят два, — испуганно пролепетала сбитая с толку старуха, глядя на соседа, которого происходящее шокировало ничуть не меньше. — Вот если хотите дожить до восьмидесяти трёх, я вас очень убедительно прошу не докучать нашему агенту, потому что иначе мне придётся вас устранить, — со скорбью произнёс Чанбин, — сами понимаете, дело такое. Старуха растерянно кивнула и снова попятилась, пытаясь закрыть дверь. — Ваши останки съедят собаки! — крикнул Чанбин на прощание перед тем, как дверь захлопнулась, и с улыбкой повернулся к Чану. — Ну вот, дело сделано. — Ты в своём уме? — прошипел Чан, испытывая непреодолимое желание стукнуть напарника папками по железобетонному лбу, хотя в глубине души испытывал непередаваемую благодарность: сам он запугать старуху ни за что бы не посмел. — Ты же её до смерти перепугал! — Невелика потеря, зато теперь она к тебе не полезет, — пожал плечами Чанбин. — Пошли, нам работать ещё, а ночевать в твоей халупе я не планирую. Завалившись в квартиру Чанбин первым делом, стянул со стола пачку печенья и уселся на идеально застеленную кровать. Пока Чан тщательно мыл руки, делал себе кофе — настоящий, из кофеварки, — он снова с кем-то переписывался в телефоне, и оторвался от него лишь когда Чан начал выкладывать папки с документами на стол. — С чего начнём? — спросил он. Чан задумался. Работая в одиночестве, он просто шерстил материалы, пока они не отпечатывались на сетчатке глаза, выписывал основные тезисы и уже потом строил какие-то связи и теории, но Чанбин явно был не из тех, кто привык работать системно и следовал логике. Вся его деятельность состояла из внезапных порывов, многие из которых были откровенно деструктивными. Зато он был сильным и решительным, нагловатым и своенравным, чего Чану в себе очень сильно не хватало. — В общем, — закинув в себя дозу кофеина, начал он. — Пока мы ехали, я вспомнил один случай из отцовской практики. Парня нашли повешенным, в крови обнаружили следы наркотиков, а вокруг — кучу следов. Вышли на его друзей, они клялись и божились, что ничего с ним не делали и ушли за час до того, как он полез в петлю. Выяснилось, что одному из них он был должен большую сумму денег, кроме того, помимо следов удушения, на теле были обнаружены ссадины, порезы — словом, всё указывало на то, что парня пытали. Тех двоих, кажется, засудили, а теперь я думаю: что, если все эти увечья он нанёс себе сам и… — О. Чан поднял взгляд и моментально понял: он совершил ошибку. Точнее, несколько. Первая заключалась в том, что ночью он недостаточно далеко затолкал коробку со своими игрушками под кровать. Вторая — в том, что он позвал Чанбина к себе домой. А третья — в том, что он с чего-то решил, что Чанбин — цивилизованный человек, который не имел привычки рыться в чужих вещах. Но Чанбин прямо сейчас держал в руках его заветную коробку с приоткрытой крышкой, и смотрел с такой сальной ухмылочкой, что инспектору захотелось вышвырнуть его в окно. У него потемнело в глазах; желтоватая от света старой лампочки комната завертелась кругом. — Это что? — голос Чанбина звучал, как из-под воды. Он встряхнул коробку, и резиновые члены и прочие приблуды в ней игриво запрыгали внутри, стучась об стенки. — У сурового инспектора, оказывается, есть свои фишечки? — Отдай, — Чан начал медленно двигаться вокруг стола, протягивая руку и думая лишь о том, как бы в обморок не грохнуться со стыда. — Слышал? — Не, подожди, — Чанбин отвёл коробку назад, как регбист с мячом, а когда Чан сделал выпад вперёд, чтобы выхватить её — с проворностью пантеры запрыгнул на кровать, которая едва не разломалась под его весом. — Мне правда интересно, зачем ты под кроватью письки прячешь. — Это не мои, а бывших хозяев, — наобум ляпнул Бан, продолжая тянуть руку. — Надо вернуть. — Тут раньше мать Ынквана жила. Это её, получается? Чан сглотнул, понимая, что засрался по уши. Самым простым и лёгким выходом из этой ситуации было достать табельное и пристрелить сначала напарника, а потом себя, или попытаться вступить с ним в борьбу, но инспектор опасался, что его скрутят в бараний рог, так что вариантов не было: опозорился — позорься до конца. — Получается, так, — кивнул Чан, мать его, столичной полиции, а с этой самой минуты — позор своего рода. — Давай я сам, может, верну? — предложил Чанбин, ещё раз заглянув под крышку коробки. — Я всё-таки шефа дольше знаю, а тут такая интимная материя, деликатная, сам понимаешь. Он был сильнее, грубее, силой его было не взять, и Чан понял, что дальше ломать комедию смысла нет. — Отдай, а? — попросил он. — Пожалуйста. — Ты только обязательно верни, — серьёзно сказал Чанбин, аккуратно протягивая ему коробку, как турист, дающий лакомство дикому животному. — Ладно? Нехорошо пожилую женщину обворовывать. Потеряв терпение, Чан выдернул своё сокровище из чужих рук, и под тихий смех со стороны старшего полицейского, швырнул коробку под кровать. — Тебе пора. Игнорируя попытки Чанбина продлить его агонию напоминаниями о важности их дела, Чан всучил ему документы и выставил за дверь. Такого позора он не испытывал никогда. Даже завалив однажды нормативы, не попав ни по одной мишени на стрельбище, он не чувствовал себя настолько ужасно. Возможно, Чанбин не осознал до конца, что именно нашёл, ведь Чан мог использовать эти игрушки — теоретически — и в постели с женщинами, но сложив два и два, он точно всё поймёт и расскажет всем, что столичный инспектор — гей. Поэтому, другого выхода, кроме как покинуть Ынчхвон, сбежать, чтобы не быть опозоренным, Чан не видел.