Язык их выстроган художником, и сами они оправлены в золото и серебро; но они ложные, и не могут говорить. Посла́ние Иереми́и 1:7
— Молодой человек, я вам в очередной раз повторяю, вам было назначено на понедельник, вторник и среду. Сегодня четверг. Приходите на следующей неделе. — Глаза женщины прятались под очками с огромными диоптриями, а под ними — еще одни стеклышки. Такое Узумаки приходилось видеть впервые. Ее голос раздраженный и уставший. Женщина сидела над огромной кипой документов; на одной из бумажек остался коричневый полукруг от кружки. За ее спиной слышались веселые голоса других работниц. Беззаботные. На фоне блюз. Ее кто-то позвал, и она нерасторопно встала со своего кожаного стульчика, возможно, своего ровесника. — Всего вам доброго, — бросила она и даже не повернулась. Нахалка. Это было не его ошибкой — по сути он сделал все правильно: оформил через интернет, трижды проверил и сверился. Но в день икс ему не пришла информация о приглашении в центр регистрации. Зато она пришла в среду вечером! У Наруто свело челюсть. Он порывался устроить разбор полетов и ему было до лампочки, что это ни к чему не приведет, а скорее ухудшит ситуацию. Кто знает, что они потом могут сделать. Потерять его данные, а может вообще ввести с ошибками. И в итоге выдать ему паспорт под конец года. Он это понимал, но сложно остудить кипящую кровь. Узумаки повертел головой по помещению: — Я тут вообще один, даже очереди нет. В чем сложность забрать у меня старый паспорт и все? Разбежимся полюбовно. — В руке покачивался разорванный на две части документ. — Я вас прошу, — с последней фразой его тон смягчился, стал плавным, как масло. Маленький каблучок, не доходящий и до пяти сантиметров, заскрипел. Тощая, как треска, дама развернулась, прошла быстрым шагом и, взглянув на наглого юношу в последний раз, с громким стуком потянула железную сетку вниз. В этот момент он понял, кого она ему так напомнила — страшненького хорька с вытянутым лицом. Хорек, любящий гильотины. Узумаки чертыхнулся. Прошло две недели с момента, как он остановился у Учихи. И в этом не было особой необходимости — у него имелось «свое» жилье, свои деньги. Но пока его не выгоняли. И поэтому он был счастлив, словно ребенок. Однако чужой добротой лучше так долго не пользоваться. Перед тем, как вернуться «домой», Наруто заскочил в ближайший магазинчик. Требовалось напиться. Наруто вздохнул — раньше такие несущественные пустяки не могли его вывести из себя. Всего за один год он превратился в человека, способного впасть в уныние от небольшого стресса. У него могла начаться паническая атака на ровном месте. Что предпочитает Учиха — догадаться не сложно. Все, что горит. Больше всего заинтересовал джин в виде черепа какой-то зверюшки. Он взял на руки сразу три бутылки, небольшие. Потом в тележку полетели всевозможные виды сыров, колбас, чипсы с сыром, крабом. И, уже подходя к кассе, захватил сладкую газировку.***
— Совсем скоро богородичный праздник. В том году совсем запамятовала. Такой стыд. — Сакура сидела, немного ссутулившись. На ней сегодня было надето клубничное платье, которое мягко огибало тонкую талию, подол не закрывал щиколотки, обтянутые в бежевый капрон. Саске кивнул. Она осталась единственной прихожанкой в этот час, остальные уже давно разошлись после вечерни. Он давно устал ее слушать, но прогонять почему-то не стал. Как если бы он оказался под толщей коралловых рифов, непроходимых, плотных. Смысл спасаться исчез. Они сидели на лавке. Саске только на днях покрыл ее лаком, от чего она блестела, отражая пламя свечей. Темнота их пожирала. — Ты преувеличиваешь. — Может. — Просто я не хочу подводить господа. — От того, что ты забыла об одном празднике, ничего не случится. — Знаю, просто… как-то несерьезно. Учиха засыпал от этого пустого разговора, ее мысли были для него пустым звуком. Жужжание букашки, которую хотелось прихлопнуть и размазать все внутренности. Сакура же наслаждалась. Слышать чужое ровное дыхание, его природный запах, без каких-либо резких одеколонов и вонючих дезодорантов. Сакура всеми силами пыталась не сойти с ума и при этом решиться на шаг. — Ты… у меня есть два билета в оперу. — Я не люблю оперу. Не любил Саске не только оперу, но и все, что как-то связано с творчеством. Кино, театр… все это ему чуждо. И повернутость людей его тоже раздражала. — Но там правда чудно. И я знаю либреттиста, он мне пообещал, что я ни о чем не пожалею. Для Сакуры дверь заскрипела слишком неожиданно, она почти утонула в этих черных омутах, в которых нельзя различить зрачка. Чистый плавленый гудрон. Она подскочила на месте. Наруто завалился в комнату и, запнувшись об цветастый палас, чуть не поцеловался с полом. В руке — практически прозрачный пакет, порванный сбоку, с торчащей серебряной крышкой и узким горлышком. Только чудо не давало ему разорваться. — Подумай еще раз. Одной идти… — Позови Ино. — Она занята. Ложь. Давить на жалость — не думала, но иногда и вариантов других нет. — Если мне будет скучно… — Учиха тяжело вздохнул и вытянул перед собой затекшую руку, провернул запястье несколько раз до противного щелчка — кость ударилась об кость. Узумаки стоял и не понимал, о чем речь. И в тот же момент, как он зашел, к нему потеряли любой интерес. Обидно. Наруто скинул обувь у резинового коврика в углу и сбросил легкий серый дождевик прямо на пол. Находиться рядом больше не хотелось, он поднялся на второй этаж и сбросил покупки на кровать. На днях он наконец-то переселился в другую комнату. С окном. Раньше она принадлежала Ино, поэтому в ней сохранился пурпурный коврик с настолько мягким ворсом, что и не отличить от шерсти барана. Еще остался большой шкаф с зеркалами и картина с лепниной, которую ни разу хорошенько не рассматривал. Узумаки раскрыл створки. Потянуло ледяным удушающим ветром. Закат, разбавленным киселем, осел на деревья. Открыл бутылку с не особо дешевой ценой. Орел, это был орел. Алкоголь обжег гортань; с первым же глотком — облился. Мерзкое пойло полилось по подбородку и впиталось в тонкую футболку. Наруто выбивал из себя дурные мысли, внушал себе, что и одному может быть хорошо. Но пока он недостаточно напился, чтобы в это поверить. Саске посмотрел на сенсор своего старенького телефона и впервые подумал о том, чтобы купить новый. Этот кирпич включался через раз, и максимум, на что был способен — это позвонить. На сообщения уходило слишком много времени — пока он по очереди вобьет каждую буковку… Но достал он его не за этим. Как и думал, слишком поздно. — Тебе пора. Сакура кивнула. Попросить проводить до остановки не осмелилась. Ее освещал угасающий уличный свет, все, что было не скрыто за толстыми слоями одежды, окрасилось в нежный золотистый цвет. Учиха захлопнул тяжелую дверь, закрыл оконные ставни. А потом проверил еще на несколько раз. Уверенность в своей вменяемости никуда не испарилась, но маленькие червячки сомнения требовали обойти первый этаж снова и снова. Тянуло в сон, причем тяжелый и плотный. Но он не дошел пары шагов до своей комнаты, потянуло посмотреть, как там Узумаки. Слишком уж странно, что из паспортного стола тот вернулся совсем не в духе. Стучать не стал. Это все-таки его дом. Только его. Опять. Наруто стоял оперившись грудью в подоконник, голова свесилась наружу. Если бы не дубак, несло бы спиртом. — Ты что творишь? — Учиха пересек разделяющее их расстояние за считанные секунды, схватил шатающееся тело и кинул на кровать. Та сильно заскрипела и, похоже, что сломалась — или выпала одна из ламели. Скорее, второе. Саске плотно закрыл окно, слишком резко задвинул защелку, не рассчитав силы. На одном из пальцев содралась кожа — ощущение скорее неприятное, чем болезненное. Он облизался. Наруто лежал в неестественной позе, голова повернута в одну сторону, руки в другую, зато бутылку с едкой жидкостью не выронил. Только разлил, совсем чуть-чуть. Маленькие следы дорожками вели от середины матраца до его рта. Кожа обветренная, кусочки слазили с лица так, если бы сейчас лето, и он каждый день загорал до золотистой корочки. Руки краснючие и то ли горячие, то ли холодные. — Эй! — Внимания или узнавания ноль. Наруто заметил чужое присутствие только когда у него постарались забрать джин из крепко сжатых рук, скособоченных, как у горгульи. — Мне это надо. — Тебе уже хватит. Видел бы ты, на что стал похож. В ответ на него посмотрели с обидой, тоской. Наруто разжал пальцы. Пить как не умел, так и не научился. Дозволенную грань всегда выпускал из вида. А уж нормально закусывать и запивать не видел никакого смысла. И растягивать удовольствие тоже. Чем быстрее, тем лучше. В бутылке осталось совсем на донышке. Учиха тяжело вздохнул, но заметил на полу еще две, неоткупоренные. — Сегодня какой-то праздник? Или тебя в очереди успели обхаять? — Не знаю. Саске хмыкнул. Со стороны могло показаться, что он злился, но это было совсем не так. Скорее, не понимал ситуации. — Тогда не вижу смысла страдать по всякой фигне. Уныние — грех. — Он подобрал с пола пакет и хотел выйти за ведром, а еще найти где-нибудь что-то от головы. Кому-то завтра будет плохо. Саске уже прикрывал за собой дверь, когда вслед промычали в подушку: — Посиди со мной немного. Он бесшумно выругался себе под нос, но вернулся. У кровати стоял необтесанный стул, на котором раньше всегда была мягкая с первого взгляда сидушка. Немного пододвинулся поближе к полуспящему, руки плетями свесил вниз. — Тебе нравится Сакура? — Алкоголь развязал язык и теперь Наруто мог задавать любые неловкие вопросы. Сегодня — это его власть, завтра — это его стыд. Вопрос показался неожиданным. — Почему она мне должна нравиться? — Ты с ней постоянно проводишь время. И… она красивая, умная, разделяет твои пристрастия. — Наруто тихо хихикнул. — Она моя прихожанка. Сугубо деловые отношения. — Саске усмехнулся и накинул на чужие плечи плед, который перед этим достал из шкафа. И только потом вспомнил, что спать в верхней одежде, наверное, неудобно — все мешает, сползает или впивается в мягкую кожу. Но быстро отбросил эти мысли. Это будет чересчур. — Такие же, если бы я был продавцом, а она покупателем. Наруто почувствовал небольшой вес, одеяло накрыло его, как зонтик: ты его практически не замечаешь, но он спасает от непогоды. — Сакура в тебя влюблена… очень сильно. — И? Почему меня это должно волновать? — Потому что она надеется на большее. Почему-то ему было за нее обидно. — Что-то мне подсказывает, что она не единственная. — Дыхание сперло, живот сковало. — Неужели это именно то, что тебя так заботит? — с ехидством. — Омерзительно. Он говорил о том, что они до сих пор не обсуждали, но это все еще являлось камнем преткновения в их отношениях. Саске бесило, воротило от собственных слов, но он должен был поставить точку. Запятые закончились. Наруто показалось, что под тонким слоем одеяла полз уж — маленькая змейка кусала его кожу. Он чувствовал эту фантомную боль. На глазах навернулись предательские слезы. Они градом слетали в наволочку, где быстро впитывались, и вряд ли теперь кто-то мог обвинить его в человеческой слабости. Хрупкая пружина разжалась, и из груди послышался тихий всхлип. Ему чудилось, что он слышал вкрадчивый шепот стен: «Пока не стало поздно лучше уходи, мы устали от твоей жалости к самому себе». — Да, — он сказал то, что от него требуется. — Вы меня не знаете. Ни ты, ни она. По полу затрещали ножки стула, Саске быстро выпрямился, в последний раз выжег на сетчатке глаза очертания чужой фигуры. Ручка тихо скрипнула. Но Наруто остался в комнате не один, дурные фантазии его бы не оставили. Только не они. Пустота душила и убивала. Узумаки не понимал Учиху. Если тот так категоричен, если он ему так мерзок, почему черепица церквушки все еще укрывает его? Это потому, что он священник? Привык к милосердию? Может, даже сейчас сидел на полу и молился за упокой его души. Вымаливал у господа бога его страшный грех. А что ему делать? Наруто не в силах пересилить свою детскую, наивную влюбленность. Не его вина, что он таким родился. Новый день ознаменовался сильным дождем с грозами, который не обещали. Лиловые тучи заполонили весь город. Обычно в этих краях зима наступала только под новогодние праздники, и то это назвать зимой можно с натяжкой. Повезет, если снег выпадет. Поэтому температура обычно не опускалась ниже, чем на десять градусов. Слякоть и редкие хлопья, больше похожие на перхоть — вот максимум, на который они могут рассчитывать. За сегодня он вышел из комнаты лишь единожды: почистил зубы, умылся в бане и закинул в себя пару бутербродов, потом вернулся наверх и засел за работу, которой было непочатый край. Удивительно то, что его пока не уволили. Похмелья в этот раз не случилось. Но лучше бы его полоскало, мутило. Он бы думал о смерти, а не о вчерашнем разговоре. Горящий дедлайн хорошо от этого отвлекал — точнее, эту работу ему надо было сделать «вчера». Наруто быстро печатал ответ клиенту; иногда искал нормальный интернет, тыча рукой в роутер. Хорошая сеть была временным явлением. На телефон пришло уведомление, он смахнул его вверх до того, как заметил от кого.«Ты где?» «Я вернулся в город и думал тебе сюрприз сделать» «Ты скоро?»
Сообщения сыпались потоком. Рог изобилия. Сейчас он не был бы так взволнован, если бы еще вчера во время их телефонного звонка тот сказал бы что-то в этом духе. Но нет. Гаара говорил, что ему дали самое большое дело и для него это впервые.«Скоро буду, жди»
Он не рассказывал ему, где живет, на самом деле, видимо, и не будет. Наруто скинул все свои немногочисленные вещи: ноутбук, пару штанов и футболку. Быстро накинул сверху кофту и налету допил имбирный чай. Такой он обычно на дух не переваривал, но все, что нашел в шкафу. А у Саске спрашивать не стал. Он спустился вниз и спрятался за пилоном, с немного отошедшей штукатуркой, осыпавшейся вниз. Толщиной не больше чем у бумаги — такой тонкий слой краски. Учиха стоял в притворе что-то объяснял тощему старику с обвисшей кожей. Наруто решил пока не выходить. Не было желания лишний раз перед ним маячить. Саске выглядел выдохшимся, с краснеющими-синеющими синяками под глазами, сухими губами. Будто они, сотни и тысячи людей, проходящих через это место, вытягивали из него силы, рассказывая ему о своих проблемах, сожалениях, болезнях. В желании искупить. Чем-то это было схоже с больницей. Те же уставшие, разочаровавшиеся люди, делящиеся своей историей болезни. И доктор, повторяющий одно и тоже, по кругу. Те же слова, с той же интонацией. Меняются только лица. Хомячок, застрявшей в колесе и не знающий, как ему остановиться. Или же виной стало место, забравшее у Саске ни одного близкого ему человека. Наверное, тот и сам понимал, чем дольше он здесь останется… Человек может гнить изнутри? При ближайшем рассмотрении у старика оказались рыхлые щеки, будто жуки проели мясо, и дырки зажили кое-как. Он пробубнил что-то Саске и кряхтя встал с лавки, старческие цыплячьи ноги еле доковыляли до двери. Учиха придержал ему двери и, равнодушно попрощавшись, вернулся в среднюю часть храма, под кафоликон. Он поднял тяжелую голову к потолку и потерянно рассматривал отцветшую мозаику. Наруто рассмотрел его в последний раз — так он решил. Неширокая спина, покрытая черной одеждой, выгнулась дугой — если дотянуться, то можно почувствовать каждый позвонок. Отросшие волосы с непонятным отливом свисают книзу. Молодой человек, скупой на слова, но вечно при своем мнении. Таких, как он, многие недолюбливали, боялись. Смотрит не на твою внешность, не рассматривает твои прыщики, угри, кривые зубы, похожие на забор, не знает, что такое мода и никогда таким не интересовался. Ему плевать, какая у тебя фигура и сколько лишних килограммов ты набрал, не следя за собой. Он не спросит про высшее образование. Он посмотрит прямиком в душу и, увидев в ней гнильцу, — побрезгует. Узумаки выбежал из храма и глянул в последний раз на голгофу. До автобуса шел через длинную ленту дороги (после первой же машины решил не голосовать. Когда перед ним остановился проржавевший грузовик, и Наруто будто почувствовал — сегодня нельзя; он просто не в состоянии нормально следить за ситуацией). Добирался до квартиры Гаары на автобусе, для этого добежал до города и сел на остановку напротив «Сиреньки». Он сидел рядом с пожилой женщиной с набитыми пакетами и, кажется, протухшей рыбой. Его начало мутить. Выпитое вчера все-таки о себе напомнило. Ему оставалась еще одна остановка до дома Гаары. Но желудок бы не выдержал. Общая вонь в салоне и плотно закрытые окна вынудили выскочить. Аккуратно подстриженная трава так и осталась на месте. Только теперь на искусственном газоне разлетелись засохшие листья с ближайших деревьев. Наруто еле вспомнил номер квартиры. Перед ним стояла такая же дверь и такой же гладкий коврик, как и сотни других. Ему открыли моментально. Ждали. Гаара раскинул руки и крепко обнял. Такой горячий. Он шумно выдохнул ему шею. — Где ты так долго был? Я соскучился. Наруто немного отпрянул и увидел, что тот ни капельки не изменился. Такой же чисто выбритый подбородок и глаза с отсутствующим зрачком. На нем висела большая серая футболка, похожая на парашют. — Да так, работал. И это не ложь, он скорее просто не договаривал. Ему кивнули. Причин для недоверия не было. — Давно ты тут? Самолетом? — Да, самолетом. Только прилетел. — Он обхватил его руку в страхе, что тот уйдет обратно. — Пойдем. Чай будешь? На столе стоял душистый зефир, в формочке цветов, розовый, белый, небесно-голубой. Посмотрев на розовый зефир, Узумаки вспомнил о слонике. Откуда у него такая странная ассоциация вспомнить не смог. — Да, давай. Наруто взял в руку белую пастилу. Та сразу же растаяла по языку, оставив небольшое послевкусие. — Не ожидал, что ты приедешь. У тебя ведь была работа… вроде говорил, что очень важная, — он пытался звучать как можно мягче. — Да, но я подумал, что работа подождет. Суд назначен на следующей неделе, все необходимые документы я уже собрал, свидетелей опросил. Осталось дело за малым. Моему клиенту хотят пришить дело. — Гаара говорил слишком быстро — так, если бы боялся, что его перебьют или не дослушают. Еще и гнусавил. — Я взял себе пару дней отдыха, подумал провести их с тобой. — У тебя уже есть какие-то планы, — Наруто неловко хихикнул. — Пока нет, но я думаю мы придумаем. Железная ложка громко дребезжала об кружке. Два кусочка желтого сахара никак не размешивались. — Держи. — Спасибо. Было слишком горячо, так, что на пару секунд язык обожгло. — Чем ты тут занимался без меня? — Узумаки сглотнул вставший в горле ком. — Ничем особенным, сходил на крестины, съездил с ребятами на природу. Палатки, костры, ничего интересного, — не вдаваясь в подробности, он пытался не заговорить о Саске. — В следующем году зовут на солнцестояние. — Ты же не пропустишь событие века? — Нет, конечно. Ты чего? Это же круче Нового года. Гаара рассмеялся — смех тихий, хриплый. — А у тебя что нового? — Он картинно тыкал в сладости, про себя считая сколько их еще осталось. — Скучно. Копался в бумажках, подал иск в суд. — Гаара подул на свой кофе: молока он не стал добавлять, ночью ему так и не удалось заснуть на борту самолета. Он слишком переживал об их встрече. — Скоро тебе сделают паспорт? — он задал то, что его действительно волновало все это время. Добивался узнать точную дату. — Думаю, на следующей неделе. — Так долго? — Я напортачил со временем. — Во рту поместилось три зефирки: с черникой, с абрикосом и с черной смородиной; склизкая субстанция липла к деснам и норовила остаться во впадинках между зубов. — Но теперь я со всем разобрался. Гаара кивнул. Он загипнотизировано пялился на чужие, обмазанные в сахарной пудре пальцы, и как тот потом растирает это все по губам, щекам и подбородку. Не отдавая себе отчета, потянулся к чужому лицу — для него эти секунды показались вечностью. Ждал ответа, разрешения. Его не оттолкнули. Оба затаили дыхание. Наруто больше не выглядел удивленно — он расслабился и придвинулся поближе. Поцелуй получился долгим, тягучим и очень сладким, приторным. Таким, о котором не забудешь ни завтра, ни сегодня, никогда. Гааре казалось, что он съел коробку фруктов. Это было приятно, но не могло продлиться слишком долго: ему приходилось наклоняться и держать руки на шатающемся столе. Они оба дышали через раз, а после глотали воздух. Наруто невинно и по-глупому улыбнулся, когда увидел красные точки смущения, которые обсыпали всего Гаару. Сегодня он попробовал что-то новое. Каково это — когда тебя любят, когда тебя хотят. Не бросят и не отвернутся — новый способ получить удовольствие, даже если эти чувства не совсем взаимны. Наруто был один раз с девушкой и было это неприятно, противно. Противно с ней целоваться, противны ее пухлые губы в клубничном блеске, напоминающие жирные пельмени в странном соусе. Ее формы его не привлекали, а секс показался никаким. Пресным, скучным. Смастери он себе зимой снежную бабу и поваляйся в ней — результат был бы таким же. Пришлось сымитировать, а выходя из ее двора, он ощущал себя последним подонком, который из-за своих личных проблем использовал заинтересованную в себе девушку. Гаара встал со своего места и сел рядом с Наруто на большой диван. — Я не очень тороплюсь? Голос охрипший. — Нет… наверное, нет. — Тогда… — Придвинувшись к Наруто, Гаара снова его поцеловал, только на этот раз грубее. Засовывая язык, кусая опухшие губы. Узумаки обнял его спину, вдохнул слабый запах одеколона. Он не заметил того момента, когда тело Гаары накрыло его. Когда чужие теплые, влажные ладошки прошлись по его ребрам, впалому животу, задели затвердевшие соски. Потом губы опустились на шею, легко поцеловали, практически не касаясь кожи. Наруто закрыл глаза, шея была его чувствительным местом. Он догадывался, что на ней потом останутся страшные фиолетовые отметины, но об этом он подумает позже, не сейчас, когда ему так приятно. Бедром ощутил чужое желание, твердое. На тонких шортах появился маленький мокрый след. Узумаки потянулся за его ремень и потянул на себя, разведя свои ноги. Гаара упал на него с громким вздохом. Намеревался снять с них одежду, но Наруто его остановил. — Для такого я еще не готов. Это слишком. Тому не надо было повторять дважды. Он снова его поцеловал и задвигался быстро, сильно. Гаара трогал, мял и сжимал его ягодицы, немного приподнимая вверх. Толчки через одежду будто через толстый слой ваты, но слабое удовольствие все равно оставалось. Узумаки смотрел на потолок, на одинокую лампочку со слабым светом морской волны. Чудилось, что за ним наблюдают, его изучают. Когда все закончилось, отвернулся к стене, одежда пропиталась потом, стягивала еще сильнее. Гаара обнимал его со спины, массируя зажатые мышцы. Ощущения несомненно приятные, но тоже не так как он представлял, не так как описывают в книгах, показывают в фильмах. Какое-то атрофированное удовольствие. Но по сравнению с тем, что у него уже было, несомненно лучше. Ему нравилось получать любовь.***
На подносе стояла тарелка с зеленой жижей, противной с виду, но на вкус вполне терпимо. Это был гороховый суп — точнее, порошок с кипятком. Рядом расположилась кружка с чаем, перемешанным с травами для спокойного сна. От посудины шли маленькие паутины трещин, в некоторых местах склеенные обычным клеем. За окном поздний вечер и за весь день Саске Узумаки ни разу не увидел и не услышал. Если бы не колючее чувство страха, то он бы не понес ему сейчас ужин. — Открой дверь. В ответ тишина и в первый раз и во второй, Учиха попытался толкнуть дверь бедром, но та не поддалась. Плюнув, он поставил поднос сиренево-зеленого цвета на пол и отворил комнату. Никого. Только заправленная кровать, пустые шкафы… Так, если бы тут никто и не жил, и ему все показалось. Он бы написал или позвонил, но вместо этого со всей силы пнул блюдо. Теперь посуда точно стала разбитой. Упрямая гордость…