Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? Пе́сни Песне́й Соломо́на 1:6
Свинцовые тучи легли на город плотным слоем купола. Он, как стальная сетка, перекрыл доступ к воздуху, теплу, солнцу и желанию жить. А горожане были птицами, которым отрезали крылья, выдернули перья и оставили умирать. Теплый край когда-то привлек их внимание. «У нас есть реки и озера, море, до которого рукой подать, вересковые поля и длинный хребет гор, проходящий на юге», — гласили яркие рекламки. Но при этом забыли добавить: «А еще долбанутые, состоящие в сектах и сжигающие неугодных; натыканные по городу вонючие фабрики, подкупные судья, полицаи и мэр». А так, конечно, все прекрасно. В конечном итоге все те, кто когда-то мечтал о лучшей жизни, переезжали в этот населенный пункт, велись на россказни в интернете, всевозможные буклетики и рассказы тех, кто бывал здесь лишь однажды и не видел всего дерьма, которым усыпан город. Им-то что? Один раз посмотрели на все достопримечательности: «А это памятник в центре города, хрустальный торговый центр и железные банки с рядом пролегающей речкой!», полюбовались красотами природы, а потом обратно к себе, под своей купол, в котором возможно, но лучше. В свое время на эти небылицы повелись и родители Наруто. Зарплаты в то время были здесь выше, и квартиры предлагали бесплатно. Узумаки шел по проспекту. Он наконец-то решился забрать из квартиры Гаары все свои вещи. Чтобы когда тот вернулся, ничего ему о нем не напоминало. Не было бельмом на глазу. Да и без ноутбука работать становилось в тягость, сенсорный телефон начинал виснуть в самый неподходящий момент или вовсе выкидывал его из нужного приложения. До его дома рукой подать — всего три улицы, и он на месте. Он шаркал ногами, пытаясь не поскользнуться на скользком асфальте с виднеющимися трещинами то тут, то там. Погода стояла слишком изменчивой; в один день, бывало, шел дождь, в другой — редкий снег. В итоге повсюду мелькал гололед с лысинами земли. Он закинул все вещи в пустой серый рюкзак, найденный у отца в одной из коробок. С ним он бегал еще в старшей школе. Такой неприметный и больше походивший на мешок из-под картошки. В последний раз оглядев квартиру и не найдя в ней ничего, что бы лежало не на своем месте — закрыл тяжелую дверь на два оборота. Ключи передал миленькой консьержке с рыжим пучком на голове. Она, как кудрявый барашек, закивала головой и пообещала передать их владельцу. Или в крайнем случае предупредить своих сменщиц. Только сейчас Наруто смог вдохнуть воздух полной грудью. Сделал все возможное, чтобы Гааре было теперь не так болезненно. Узумаки поправил постоянно спадающие лямки рюкзака и неровной походкой побрел обратно. Сегодня он не видел Саске, тот ушел, не сказав ни слова. Но Наруто понимал, что тот вернется хотя бы за своими вещами, которые он разбросал по всей комнате аккуратными кучками. На лестничной площадке поздоровался с соседями, те, в принципе, как и все предыдущие разы, ухом не повели. Для них он пустое место. Мать семейства так и вовсе отпрянула на несколько шагов, чтобы с ним не соприкоснуться в тесном коридоре у лифта. Длинный подол ее пальто протер всю грязь на этаже. Отец же придирчиво оглядел и отвернулся, сплюнув про себя. Если бы в этот момент детишки не стали спорить о том, чья сейчас очередь держать приставку, то возможно Узумаки бы услышал «педик», брошенное в спину. Это сказал лысеющий мужичек, старающийся из последних сил спрятать жиденькие волосики, зачесывая их перед зеркалом то так, то эдак. Но, как бы он не старался, черные, густые в прошлом волосы все равно стали реденькими; если кому-нибудь показать приближенные фотографии его головы и руки, то этот человек и не заметил бы разницы. Своим толстым брюхом, давно не влезающим во все штаны в доме, он тоже не особо гордился. Жир лез из всех щелей. Он-то и высказал жене свои подозрения: — Поверь мне, милая, я таких знаю. Поэтому держи мальчиков подальше от этих грязных гомосеков. Ему не нравился тот факт, что в соседней квартире уже на протяжении трех недель жили молодые люди и без девчонок. — Почему два здоровых пацана будут жить под одной крышей? И не просто жить вместе, но и ходить везде вместе. Еще бы за ручку взялись. Он сильно брюзжал слюной и потел, когда его еще вполне себе хорошенькая жена не принимала его слов «Я в семье мужик, мое слово закон» всерьез. — Ну мало ли. Причины бывают разными, может им так проще, и они счет пополам делят? — Она одевала младшенького. Дутыши совсем не хотели налезать на быстро растущую детскую ножку. Она плюнула и отправила сына дальше играть с белым котом. О том, что такое лучше не обсуждать при младших, они и не подумали. А что? Какая разница? Пятилетки разве смогут что-то понять в их взрослых разговорах. Она на секунду позабыла, о чем думала. — А… И насчет того, что ходят вместе: может они вместе учатся? — Если бы они нуждались в том, чтобы делить счет, то жили бы не в нашем доме, а в какой-нибудь дыре, коммуналке. Да где угодно! Ты о сыновьях подумай. Что они могут с ними сделать… Ее последний аргумент на счет того, что квартира эта принадлежала Минато, а он мужчина очень милый и вряд ли бы допустил у себя перед носом разврат, потонул в звуке хлесткой пощечины. В итоге она согласилась и пошла на попятную. Проще согласиться. Амэя мазала лицо вторым слоем крема — делала она это после тщательного пилинга, маски с маслом эвкалипта и горячей ванны, в которой она распаривала свою все еще красивую и подтянутую кожу. Синяк под глазом замазала толстым слоем консилера, а потом и пудры. Так даже и незаметно. Рассказывать потом подругам о том, что сама виновата не хотелось. Да ей бы и не поверили. Вскоре она даже и не заметила, как ее простое безразличие очень скоро изменилось презрением, раздражением и параноидальным страхом за своих глупых, наивных детей. Наруто не понял, что он изменился, за него это сделали окружающие. Он не смог открыть дверь — её закрыли изнутри. Через доли секунды ему отворили. В проеме стоял Саске, на нем — черная толстовка с маленьким белым крупным шрифтом на груди: «Я идиот». Как бы сейчас Узумаки ни был на него обижен, из него все равно вырвался смешок. Эту кофту он купил лет пять назад смеха ради. Надпись казалась забавной, и, к сожалению, оставался последний размер, который висел у него тогда ниже бедер. Он думал, что выкинул эту тряпку. Зато на Учихе сейчас сидит идеально. Он прошел на кухню и скинул все у кухонного гарнитура, перекрыв нижние шкафчики. Достал из холодильника какие-то брокколи или что-то в этом роде. Безвкусное и зеленое. Наруто не стал заморачиваться и разогревать. Учиха, недолго думая, сел напротив, постоянно водя руками под столом. На одной коленке джинса порвалась, Саске ее расширял, засунув внутрь палец. Тихий треск слышал только он. — Минато выписали. Наруто ждал от него совсем других слов. — Что? Откуда ты знаешь? Вилка выпала из рук и вместе с ней кусок овоща. Все размазалось по столу, а золотистый бульон оказался на штанах. Учиха сразу переменился, закатил глаза и, сорвав с плиты чистое полотенце, протянул Наруто. Тот тряпку взял и поводил по новым штанам, пятна были жирными и ототрутся только в горячей воде, но хотя бы белье не намокнет. — Наверное, потому что тот сейчас в душе. — И как он? — практически просипел Узумаки, не хотел, чтобы тот знал, что его считают чуть ли не инвалидом-колясочником, которому ничего в жизни нельзя, да он и не сможет. — Нормально. — Саске пожал плечами и встал. — Я остался только, чтобы с тобой попрощаться. Толстовку потом отдам, у меня все грязное. — А ты куда? — К себе. Саске подобрал пакет с немногочисленными вещами и облокотился о косяк. Наруто шел за ним, а потом остановился в двух шагах. — Почему? — В смысле почему? Предлагаешь мне с вами двумя жить? Узумаки и так понимал, что тот прав, и ему было бы сложно объясниться с отцом, почему в его квартире живет посторонний мужчина, но если бы Саске захотел, то он бы обязательно выкрутился. Из жаркой, горячей ванны вышел Минато, зеркало над раковиной в форме панциря ракушки за его спиной — влажное. Его волосы немного отросли, ежик ему на удивление шел. Принять душ дома — первое, о чем он мечтал, когда выйдет из больницы. Там, в его палате, вода не шибко нагревалась, а если и была теплой, то для этого ему приходилось простоять ни одну и ни две минуты. Он ярко улыбнулся и крепко стиснул сына. Саске отвернулся, в его семье телячьи нежности бывали редкостью, можно даже сказать поощрением, которое стоит заслужить. — Почему не сказал, что тебя выписывают? Я бы встретил. — Хотел сделать сюрприз, — он мягко рассмеялся. Сперва Учиха хотел уйти, не попрощавшись, он даже провернул замок и открыл дверь, но остановился. — Всего доброго. — До свидания. — Минато остался доволен тем, что нежелательный гость наконец-то уходит. Всего час назад мечтал вытолкать его за дверь. Саске повернулся к Наруто и бросил: — Пока. — Пока. Узумаки растерянно посмотрел, как тот вышел за дверь и аккуратно ее притворил. Все, что под ребрами, стянули сильной нечеловеческой болью, намного сильнее физической. В этот момент осознал, что зависим. Зависим от чужого настроения, чужой улыбки, чужого запаха и чужого тела, души. И лучше бы он ширялся, ведь если тебе нужны наркотики — то ты их купишь, возьмешь кредит, продашь квартиру, машину, мать родную продашь, убьешь кого-то в засранном переулке ради нескольких купюр в кошельке, но ты сделаешь все, чтобы у тебя появилась доза. Когда ты зависим от другого человека, то ты его не привяжешь к себе или батарее. А если и получится, то только физическую оболочку, а не душу. Ему не было до шуток: еще совсем недавно убеждал себя, что это не всерьез и когда-то пройдет. Сейчас осознал — это навсегда. И с таким человеком это будет больно. Он как эта мышь — будет плакать, колоться, но продолжать грызть кактус. Минато заправлял постельное по новой; старое, скомкав, кинул на пол и постелил серое, цвета ржавой кастрюли. Наруто залез в кресло и подтянул к себе ноги. Он беззвучно думал, растворившись в своих мыслях. — Сходишь в аптеку? — Да, конечно. — В сумке рецепты. Он наконец-то поправил постельное и сел на угол кровати. Все тело шумит и ощущается ватным. Передвигался с трудом, но любыми способами старался не показывать свою слабину. За сегодня он сделал слишком много. Голова начала раскалываться. Наруто покопался в маленьком отделении и достал несколько бумажек. Список лекарств оказался обширным, и он не знал ни одного из названий: гепарин, ангиокс, арикстра… — Тебе сказали, что нужно кроме этого? — Он свернул рецепты на несколько раз и сжал в кулак. — Ага… ЛФК, диета, постоянно ходить по врачам и дышать свежим воздухом, — про то, что ему предложили оформить инвалидность — промолчал. Ему не нужны были квоты, денег и так хватало. — Получил направление в реабилитационный центр, но я не поеду. — Почему? — Узумаки встрепенулся и ухватился за последнее предложение. Начал нервно расхаживать по комнате. Минато успел себя проклясть за брошенные слова. — Мне не надо. Это необязательно. — Если они сказали, то значит обязательно. Узумаки-старший потер виски и вцепился в шов матраца. У него не осталось сил спорить и доказывать, что больниц ему хватило на десять лет вперед, как минимум. — Хорошо. — Поедешь? — Да. Сначала Наруто не поверил услышанному, в его голове промелькнуло уже три аргумента «за» и два «против» — против своих же аргументов. И зная, что в спорах с папкой он обычно проигрывал, смог облегченно выдохнуть. Голубые глаза напротив всегда были честными… или же так казалось. Он ведь пример для подражания на всю жизнь. Личный бог в глазах не совсем сформировавшейся личности. — Что-нибудь еще купить? Минато немного задумался: — Все что яркое и шуршит. — Тебе такое нельзя. В ответ ему рассмеялись — смех тяжелый, с кашлем. Наруто уже натягивал на босу ногу ботинки, немного влажные. Обычно после прогулок он всегда скидывал их на батарею, чтобы просушились, но сегодня со всем, что произошло, не вспомнил. В общем коридоре его остановил отец и протянул денег. — Не надо, у меня есть. — Надо же… дети так быстро растут. — Пап, мне уже двадцать. — Для меня ты всегда останешься ребенком. — Он потрепал его по волосам, про себя отмечая их мягкость. Наруто стало неудобно, он кивнул и помолился, чтобы лифт поднимался быстрее. Когда к нему относились как к ребенку, становилось настолько стыдно, что хотелось провалиться на месте. Почему-то с детства верил, что такое отношение нормально только к девчонкам. С ними ведь всегда все более чуткие и мягкие. Хочешь реветь — реви. Даже если причиной этому являлась прожженная утюжком кофточка. «Мы в любом случае купим тебе новую, принцесса». Решила ударить мальчика? Ударь, он же мальчик. «Что ты содрала кожу с рук? Я быстрее побегу в аптеку за хлоргексидином!» Он думал точно так же, как и все эти безымянные люди у него в голове. К девочкам и мальчикам нужно относиться по-разному. Вот только его родители, а в особенности отец, так не считали. Не делили по пестику и тычинке. Вот и получили сыночка… Узумаки прикусил внутреннюю сторону щеки и боль отрезвила.***
Решение далось не так легко, как Сакура до этого думала. Всего неделю назад она была уверена на сто и даже двести процентов. Сейчас же она долго топталась перед частным домом, боясь зайти за калитку. Голову одолевали страшные мысли, сначала, начитавшись в интернете, она думала засунуть пальцы между ног, а потом в кофе. Но… побоялась последствий, если использовать кровь, то могут быть последствия: парень заболеет чем-то серьезным, например, онкологией, она может по-женски огрести, а может и проклятье дойдет до будущих детей. Да и мерзко это как-то, вот если бы кровь была обычной… Потом Ино уже прямым текстом сказала: — Иди к бабке Чие, та точно поможет. Тем более, она знает, как правильно, и чтобы все потом у вас хорошо сложилось. У меня сестра двоюродная к ней ходила. Так муж больше не изменяет. Харуно про себя фыркнула. «Это она так думает, может он и дальше налево ходит, только теперь скрытный стал. А может баба умнее попалась, а может тупее… Другая на ее месте специально бы брак разрушила, и плевать, что в семье четверо детей». Она зашла на территорию, обошла участок и дошла до двери. Повсюду висели какие-то браслетики, веревочки с цветными камешками: агат, лунный камень, фиолетовые минералы. Прямиком под лестницей висела кукла из бечевки — лохматая такая, страшная. Девушка аккуратно обошла все висящее и неуверенно постучала. Любила, дура, что же еще делать, если по-другому никак. Ждала очень долго. За это время можно бы обойти всю улицу из-таких же косых домов и вернуться обратно. За дверью послышались чмокающие шаги — как если бы человек сильно хромал. — Кто там? — голос противный, осуждающий. — Меня зовут Сакура. Меня Ино уговорила к вам прийти. Пожилая женщина дослушала и открыла дверь ключом. Она никогда не доверяла всем этим щеколдам, ей всегда казалось, что ключом самое безопасное. Лицо Чие было испещрено трещинами морщин, старческих бородавок и просто тенью усталости под глазами. Волосы крашеные в любимый цвет многих бабушек — фиолетовый. Вся такая горбатая, маленькая, Сакура почувствовала к ней жалость, как жалеют мокрых котят в коробке. Ее хотелось обнять. Вторым чувством стал страх, страх что и Сакура когда-нибудь пойдет ростом вниз, вся ужмется и постареет. Так было пока Чие не открыла свой рот вновь, и Сакура вспомнила, к кому пришла. Они прошли через длинный коридор с продавленным линолеумом. Повсюду пахло пылью, сыростью и то ли кошками, то ли собаками. Чем-то животным. На каждом горизонтальном предмете сидела кукла, а то и не одна. Десятки, сотни одинаковых фарфоровых лиц с неизменным выражением лица. Сакуре мерещилось, что куда она — туда и их маленькие глазки, не больше крысиных. Ворожея посадила ее на скрипучий пуф и первым делом спросила об оплате. Сакура вытащила из своей сумки-пакета четверть своей зарплаты. — Не боишься привораживать? — Нет. — Сакура постаралась придать своему голосу толику уверенности, но глаза на мокром месте выдавали ее с головой, и руки, которые она не знала куда деть. — А девка то ты красивая: кожа чистая, ноги длинные. Могла бы себе любого выбрать. — Не нужен. Не нужен другой. — Так уж полюбился парень? — Чие откровенно издевалась. Указывать людям на их порочную слабость — самая любимая оплата, которую могли дать глупые девчонки. Она посмотрела несколько карт Таро, а потом кинула кости. Конечно, ей это ничего не дало, но на клиентов всегда производило неизгладимый эффект. Скажешь им то, это… Убедишь в том, что это все их предки натворили дел, и теперь и на ней, и на ее будущем поколении — порча. Заниматься всем этим ей не хотелось, но выбора другого не оставалось. Она не наработала на пенсию, молодость прошла слишком весело, не до трудоустройства как-то. Но эта девчонка пришла с конкретной целью, поэтому Чие не пришлось долго маяться со всем этим цирком. Она достала из шкафчика засушенные травы. Сине-фиолетовые цветы давно засохли. — Барвинок. Сорняк. — Ворожея постучала по столу оттенка меда. — В чай добавишь. Но только помни: приворот — это та же самая порча. И потом, если захочешь этого парня бросить, то не отвяжешься. Будет думать только о тебе. — И все? — девушка расслабилась и впервые мягко улыбнулась, она прослушала главные наставления бабки. Оказалось, все так просто — прокараулить Учиху и предложить попить чай. На деле было не так. В тот день она шла в церковь, принарядившись. Новенькая персиковая курточка сидела на ней очень хорошо и подчеркивала осиную талию. При этом виднелись ее коленки — она впервые за долгое время надела брюки, и это было очень волнительно. Почти сразу поняла, что священника на месте не оказалось. У знакомых девах в деревне узнала, что церковь не работает уже порядка двух недель. — Как это? А где он? — А нам покуда знать? — Ее подружка, которая старше на десяток лет, замешивала тесто, и говорящая под руку Сакура сильно мешала. — Я позвоню тебе, как он объявится. Ждать пришлось долго. Через неделю она стояла на пороге, в одной руке — торт собственного приготовления, в другой — мешочек с сорняком. Саске не отказался, ему было без разницы. У Харуно имелись мозги, поэтому не задавала вопросов, на которые знала, что Саске не ответит. А тем более пошлет ее куда подальше. Она усадила его за стол, взяв на себя роль домохозяйки. Разрезала сильно пропитанный медовик, можно даже сказать влажный, на равные части. И закинула ему в кружку сорняк, залила кипятком и добавила черного чая. Тот получился некрепким и практически прозрачным. Будто водичка чуть-чуть подкрашенная. — Я от прихожан слышала, что ты давно не появлялся, — она начала аккуратно, подбирая каждое слово, при этом завороженно смотря, как Учиха выпил всю кружку одним большим глотком. — И я рада, что ты вернулся. Сакура наткнула на вилку крошечный кусок, как для птички. — Я не вернулся. Не будет больше всего этого. Увольняюсь. — Он откинулся на кухонный гарнитур и закурил. Сразу завоняло табаком, таким мерзким и противным. Сакура сразу вспомнила о тех днях, пока родители не перевели ее на домашнее обучение. В школьных туалетах всегда воняло мочой и сигаретами, но сигареты все же перебивали все посторонние запахи, и из-за этого сходить в туалет всегда оставалось для нее проблемой. Девчонки из параллельных классов оккупировали всю уборную. Обычно им было по барабану, кто заходит. Но ей-то неловко, дверей-то не было. Нечем прикрыться. А они стоят напротив и будто бы пялятся. Когда говорят и смеются ей кажется, что над ней. Держат в своих длинных коготках палочки и суют в свои разукрашенные губки. Поэтому она всегда старалась терпеть до дома, но иногда не выходило. В последний раз, когда она их видела, да и находилась в школе в принципе, они пришли не одни. С ними еще несколько мальчиков. Сакура еле успела доделать все свои дела и выбежать из кабинки. Какой-то парень прижал ее к холодной кафельной стенке и задрал длинную клетчатую юбку вверх. Его дружки ржали как гиены. Прозвенел звонок и начался новый урок в расписании жизни — травля. — Помолись, может поможет. — Он над ней возвышался и будто давил своим телом, один глаз косил. — Отвянь от нее, не видишь, она же дитя солнца? — сказала одна из девчонок. В этот день она пришла домой вся в слезах и соплях, родители бы хотели отдать ее в православную школу для девочек, но таких к сожалению, в городе не строили. — Как это? — Устал. Она больше ничего не спрашивала, сидела погруженная в саму себя и почему-то корила в его выборе того парня, после которого Учиха изменился. Наруто вроде. С него-то все и началось.***
Несколько дней Наруто не знал, чем заняться. Он то открывал ноутбук и искал что-то посмотреть, что-то почитать. Пару раз ему попадались интересные статейки, но внимание долго не удерживалось. Ему не терпелось выйти на улицу и из тысячи незнакомых лиц увидеть так полюбившееся. Он бы так и сделал, если не чувствовал, что отец нуждается в поддержке и сиделке. А тот только рад, что сынок рядышком под боком, в безопасности и под его контролем. Из коридора послышалась противная трель звонка. Щебечущие птички. Он вышел из комнаты и направлялся к двери, но его опередил Минато. В первую секунду сладостно подумал, что это мог быть Саске. Может, ему тоже стало так скучно и одиноко. Это был Пейн. Его волосы сильно намокли, и он тщетно пытался их уложить, поправить. Их взгляды встретились, и Узумаки попятился, закрылся в своей комнате, натянул наушники и включил первую попавшуюся аудиокнигу. Слов он не различал, в ушах стояла какофония звуков. «Тополь, высаженный… а… там… генерал… рация…». Наруто не заметил, как успел заснуть. Разбудил Минато, мягко потормошив. — Сходи с Пейном до мебельного, он столик нам заказал. «Нам? Пап, когда вдруг твоя квартира стала и моей?» Узумаки еле разлепил сонные глаза, сильно их потер и, едва ли соображая, оделся и обулся. Пейн стоял над ним, будто надзиратель. Шли беззвучно. На улице холодно, намного холоднее, чем пару дней назад. Ветер сильно хлестал по лбу и щекам. Наруто попытался затянуть шарф повыше. Пока они шли до плоского строительного-мебельного, безутешно понял — парку надо менять на что-то более подходящее. В маленьком магазинчике провели совсем немного времени (заказ уже был готов и ждал их в нужном ящике), но, когда вышли обратно, заметно потемнело, можно даже сказать, что наступила ночь. Если бы не вездесущие фонари, пришлось бы подсвечивать путь телефоном. Пейн взялся за одни ножки, Наруто за другие. В голову забралась крамольная мысль, что «родственник» мог и сам отнести столик, тот ведь легкий и весил не больше пятнадцати-двадцати килограммов. Перед самим домом Пейн свернул не в ту сторону, он повел их за гаражи. — Нам туда. — Узумаки хмуро ткнул в противоположную сторону. — Я знаю. Он остановился у железных ворот, которые стояли длинным рядом. Здесь не было искусственного света, только яркая полная луна. Они поставили стол и только сейчас Наруто смог его хорошенько рассмотреть. Прозрачный стол, покрытый эпоксидной смолой, а внутри словно голубой бушующий океан. Выглядело красиво. Спросить, что они тут делают, не успел. Пейн быстро снес его с ног: одним сильным толчком; стянул с него шапку и ударил в скулу, но немного промазал. Узумаки не успел ничего сделать. Как всегда. Каждый раз думал, что это в последний и каждый раз ошибался. В следующий миг тот пнул его ногой под дых и выбил весь воздух из легких. Наруто пытался встать, ковырял рукой по земле, но не мог. Потом под ногтями он увидит куски травы, после того как придёт в более-менее нормальное состояние. — Блять! Пейн встал ногой на его руку и сильно надавил. — Почему? — Узумаки хрипел, казалось, кости переломаны. Ощущение было, будто он давит прессом, и скоро на месте ладони будет одна большая дырка. — Потому что я могу. — Лицо Пейна не выражало ни одной эмоции. В нем была святая уверенность, что он все делает правильно. Только так он сможет воспитать из этого парня, ставшим ему нечужим — идеального члена общества. — И ты же не думал, что твое свинское поведение, твой жалкий побег останется безнаказанным? — Ты псих! — Может. — Он в последний раз сильно надавил на конечность, отошел в сторону и посмотрел на свои труды. «Все сделал без синяков — молодец! Вот только губа немного разбита». Пейн нагнулся и взял его подбородок пальцами. Лицо Узумаки исказилось. Он смотрел побитой собакой, а потом плюнул ему лицо. Пейн хмыкнул и стер с себя прозрачную слюну. Наруто навалился на него всем телом и сильно сдавил горло. «Псих» прошипел: «да… так…» Дальше стол нес Пейн, а Наруто тащился где-то сзади. Минато окаменел, увидев сына. Одежда мокрая, на губе расползается синяк с кровоподтеком, и руки все в земли. — С горки навернулся. — Пейн хмыкнул и поставил стол в гостиной. Ему поверили. А почему не верить? Он сильно тер кожу вехоткой. Ледяная вода ему в этом помогала. Пейн был больным на голову, но об этом знали немногие. Минато в их число не входил. Время от времени Пейн любил мутузить младшего, слабого. Делал он это редко, только при крайней необходимости. Обычно любил делать больно близким Наруто, таким образом чистя его окружение. Мало кто захочет общаться, а тем более дружить с парнем, у которого такие родственники, которые могут найти в тебе что-то, что придется им не по душе. Но иногда прилетало и ему. Своими действиями пытался его чему-то учить. Узумаки долгое время это терпел, и только многим позже начал давать сдачу. По идее лучшее решение — рассказать все папе, Наруто и сам это прекрасно понимал, но он же «не стукач». Пейн это знал, а потому пользовался. Безнаказанность подкрепляла в нем чувство правильности его действий. Он вышел из душа, на руках все еще кровили сильные ссадины с оторвавшимися кусками кожи, к левой вообще было больно прикасаться и что-либо ей делать. Промазал ранки зеленкой в карандаше, а потом заклеил пластырями. Получилось не очень надежно, скорее всего, отклеятся уже на следующий день. Наруто улегся на диван, когда ему пришло сообщение. Он подтянул к себе ноутбук.«Завтра день города. Может встретимся?»