The Sun in Jericho

Когда он просыпается от запаха жареных яиц и крепкого кофе, ему кажется, что он снова в той гостинице в стенах № 4, где получил плохие новости о трех сестрах из Мао. «Доброе утро, Нэдзуми, — говорит с дивана Сион с такой до боли милой улыбкой, что Нэдзуми снова закрывает глаза. — Ты хорошо спал?» Как насчет прошлой ночи? Я вообразил, что... что бы это ни было? «Хорошо», — отвечает Нэдзуми, снова зарываясь под одеяло. «Холодно». Сион беспомощно пожимает плечами. «Извини. Они не могут выделять много энергии для этого места, поэтому все работает на пониженном уровне. Однако в душе есть газовый нагреватель, а город почти не использует газ, поэтому горячей воды можно лить сколько угодно». Нэдзуми нюхает воздух и смотрит на плиту. «Хватит ли здесь еды для нас обоих?» «Да, в основном все заморожено или сублимировано. Кофе растворимый, но неплохой. Не такой, что в банках, которые продают на вокзалах, бее». Сион высовывает язык. Этот Сион совсем другой человек по сравнению с тем, который прошлой ночью не удостоил его ничем, кроме тишины в ответ. Электронный звук вырывается из кардигана Сиона, и он выхватывает из кармана персональный коммуникатор. «Сион». Он слушает несколько мгновений. «Угу. Кто сделал?» Он смеется. «Да, спасибо за это». Пауза. «Конечно, скажу. Пожалуйста, скажи Саурабу, что я передаю привет. Пока». «Эта штука всегда включена?» — спрашивает Нэдзуми, когда Сион снова кладет устройство в карман. «Ну да», — отвечает Сион. «Возможно, я не очень похож на тебя, но у меня довольно насыщенная жизнь». «Попроси их прислать кого-нибудь, чтобы выкопать меня», — говорит Нэдзуми, игнорируя колкость. «Я уверен, что это не нарушит твой эксперимент». «Нарушить, может быть, и нет, но это его скомпрометирует, а комитет по устойчивому развитию не купается в деньгах, так что тебе придется остаться тут. Вот что ждет того, кто не слушаете маму. Хочешь позавтракать до или после душа?» Нэдзуми смотрит на дверь в ванную. Он не принимал душ уже много лет — в № 1 есть только общая баня; постоянные архитектурные проекты, возводящиеся поверх других проектов, исключают такие вещи, как внутренняя сантехника. Его собственная внутренняя сантехника выбирает этот момент, чтобы напомнить ему о своем существовании, и он вспоминает самую замечательную вещь в этом маленьком помещении, которое он раньше называл своим домом: туалет со смывом. Он так долго справлял нужду в уличных сортирах, что забыл, что есть гораздо более достойные способы отвечать на зов природы. «Я приму душ», — говорит он. «Но я не привез с собой полотенце». Он ничего не привез. Он просто взял и по прихоти примчался в № 6, а теперь застрял здесь на две недели даже без зубной щетки. «С другой стороны двери лежит чистое полотенце», — говорит Сион, немного поворачивая регулятор нагрева плиты. «Фиолетовая зубная щетка — твоя». ~ Нэдзуми выходит из ванной, завернувшись в огромное пушистое полотенце и чувствуя то, что, по его мнению, должны испытывать те поющие монахи со ступеней Цитадели, когда они воспевают хвалу своему богу: преображение и возвышение. «Оставь дверь открытой, чтобы проветрилось», — инструктирует Сион, не отрываясь от своей книги о растениях. Пустая тарелка стоит на подлокотнике дивана; он позавтракал один. Неудивительно — Нэдзуми провел в душе почти час. «Тебе не обязательно мне об этом напоминать», — ворчит Нэдзуми, но его душа к этому не лежит. Он чувствует себя слишком прекрасно, чтобы раздражаться: он только что принял настоящий горячий душ в полном уединении. Ничто не может испортить его хорошее настроение. По крайней мере, так он думает, пока не оглядывается в поисках расчески и не находит ее. Очевидно, потому, что ни одной из них он тоже не взял. «У тебя такие длинные волосы», — произносит Сион. «Я сразу не обратил внимания… хм. Это красиво». «Это боль», — отмахивается Нэдзуми, поворачиваясь к вешалке, чтобы обшарить карманы. Он надеется хотя бы на жалкий гребешок, но находит только ворсинки и корешок от билета с прошлогоднего гала-концерта в честь Солнцестояния. «Мне придется отрезать их, если они слишком спутаются, так что скажи мне, что у тебя есть щетка, которой я смогу воспользоваться. Подойдет даже гребень». «У меня короткие волосы, поэтому мне они не нужны». Нэдзуми морщится. «Ну, тогда давай острый нож. Лучше обрезать их прямо сейчас и избавить себя лишних хлопот». «М-могу я попробовать?» «Что? Обрезать мне волосы?» «Нет, распутать». Сион поднимает руки. «У меня есть это». Он похлопывает по дивану рядом с собой. «Если я не сумею, то дам тебе твой нож». Нэдзуми замирает. Ему никогда не приходило в голову, что Сион может каким-то образом поучаствовать в процессе ухода за ним, и он не знает, как к этому относиться. Он все еще слишком сбит с толку переменчивым настроением Сиона. Прошлой ночью он был полон задумчивой тоски. Этим утром он весь улыбается, спокоен и самоуверен. Еще один насущный вопрос — что Нэдзуми надеть. Он постирал свое нижнее белье и повесил его на вешалку для белья в ванной, но ему не хочется надевать уличную одежду без нижнего белья. Когда он жил здесь раньше, чистое белье никогда не было проблемой: ни роскоши, ни забот. В те дни он неделями носил одну и ту же одежду, как и Сион. Горячей воды для душа у них тогда тоже не было. Но теперь Сион слишком горяч, да и Нэдзуми привык к определенному уровню комфорта, так что эта ситуация неприятна, как на нее не посмотри. Он не хочет торчать рядом с Сионом в одном полотенце и не хочет надевать мокрые трусы. Но больше всего он не хочет терять волосы. «Я… хм, я просто попробую», — бормочет он, садясь на край дивана спиной к Сиону. Он загибает уголок полотенца через край у верхней части своей груди, чтобы закрепить его, но на всякий случай придерживает его рукой. Сначала Нэдзуми цокает каждый раз, когда Сион тянет слишком сильно, но потом привыкает. Затем Сион тоже осваивается, и рывки прекращаются. Нэдзуми расслабляется, пока руки Сиона плавно двигаются по всей длине его волос. Кончики его пальцев задевают верхнюю часть спины Нэдзуми, лопатки, затылок. Ничто в этом не предполагалось быть сексуальным, но, если Сион прямо сейчас небрежно попросит минет, Нэдзуми встанет перд ним на колени быстрее, чем Сион успеет расстегнуть ширинку. «Что-то не так?» — спрашивает Сион, проводя рукой по правой стороне волос Нэдзуми, словно гладит очень длинную кошку. «Ничего», — говорит Нэдзуми, чувствуя себя виноватым. «С чего ты взял?» «Твое дыхание изменилось». Это потому, что я думал о том, каково было бы прикоснуться ртом к твоему члену. «Ух..хах, наверное». «У тебя такие мягкие волосы», — бормочет Сион. Что-то в тоне его голоса заставляет сердце Нэдзуми биться быстрее. Если он прямо сейчас не найдет, чем отвлечься, его мозг ящерицы доставит ему немало хлопот. Для него не новость, что он хочет Сиона, но он сомневается, что попытка добиться быстрого оргазма от Сиона прямо в эту минуту будет мудрым шагом. Сион не фаворит недели; он важен. «Что случилось с твоей заявкой на пост мэра?» — спрашивает он, отчаянно нуждаясь в любой теме для разговора. Руки Сиона останавливаются. «Мэра больше нет. Горожане решили, что эта должность скомпрометирована после всех этих лет обмана. Кто тебе сказал, что я баллотировался в мэры?» «Просто фигура речи», — объясняет Нэдзуми. Он не интересуется политикой и никогда не пытался выучить любую странную терминологию, которую они используют. «Прошлой ночью ты сказал мне, что состоишь в каком-то экологическом комитете, а потом говорил о реформах в полиции». Сион проводит пальцами сквозь густые волосы, струящиеся по спине Нэдзуми, и Нэдзуми надеется, что Сион не заметит его дрожь. «Раньше я работал в комитете по реструктуризации, который позже стал городским советом». «И что случилось?» «Я вышел в отставку через четыре года». «Я так и понял. Почему ты ушел в отставку? Что-то случилось?» Сион просто продолжает расчесывать волосы Нэдзуми кончиками пальцев, оставляя Нэдзуми сомневаться, задал ли он эти последние вопросы или только собирался их задать. Вежливое общество ожидало бы от него извинений за любопытство в такой ситуации, но к черту вежливое общество. Возможно, он и Сион давно расстались, но они уже достаточно пережили вместе, чтобы не церемониться друг с другом. «Я начал меняться», — говорит Сион через некоторое время. Его оттенок настолько горький, что Нэдзуми рад, что не может видеть его лицо, потому что он уверен, что оно должно выглядеть страдальческим. «Я так сильно изменился, что иногда не узнавал себя». Нэдзуми пронзает озноб, и он вспоминает встречу с отцом Сиона примерно через год после того, как покинул № 6. Он не помнит, что тот человек сказал ему, но это было что-то вроде перемен, неизбежных для людей, которые попали в ловушку ответственности. Этот парень все-таки нашел дорогу сюда? «Я не принимал плохих решений или чего-то подобного», — говорит Сион, собирая волосы Нэдзуми на затылке. «Они меньше запутаются, если я заплету их в косу, хорошо?» «А? О. Конечно». Нэдзуми обычно носит высокий хвост, но коса — еще лучшая идея, и он удивлен, что никогда не думал об этом раньше. «Где ты научился заплетать косы?» «Меня научила мама. Сионн носит длинные волосы, а в детстве ему нравилось заплетать семь косичек. После выхода в отставку я проводил с ним много времени». Нэдзуми ухмыляется. «Ты ушел с должности няни для № 6, чтобы нянчиться с сопляком? Кажется, это шаг вперед». «Ну, что-то в этом роде. Во всяком случае, это не было драматичным увольнением, если ты это имеешь в виду. Мне не нравился человек, которым я становился, поэтому я ушел из Совета. Все произошло мирно». Нэдзуми вытягивает шею, чтобы посмотреть на него. «Власть ударила тебе в голову?» «Не передергивай», — предостерегает Сион. «Это все было сложнее». «А как насчет обещания, которое ты дал, — Нэдзуми вспоминает имя, — Сафу?» «Я собираюсь сдержать его», — говорит Сион. «Только на моих условиях. Сафу не хотела бы, чтобы я изменился». Он отпускает волосы Нэдзуми. «Вот, все готово. Завяжи конец, чтобы она не расплелась». «Спасибо», — отвечает Нэдзуми. Он должен встать и завязать волосы, но просто сидеть рядом с Сионом, как сейчас, расслабляет. Его успокаивает голос Сиона, его тихое дыхание, само его присутствие. «Ты не собираешься одеваться?» Нэдзуми смотрит в сторону ванной. «Мое нижнее белье все еще мокрое». «Ты ничего не привез с собой, не так ли?» Сион чуть поворачивает Нэдзуми за плечо. Его рука теплая. «У тебя какие-то неприятности?» Нэдзуми смеется, слишком пронзительно. Хочется, чтобы Сион не убирал свою руку. «Нет, все в порядке. У меня просто странная способность делать, прежде чем думать, когда дело доходит до тебя». Сион сияет, отпуская его плечо. «Так ты вернулся сюда, чтобы увидеть меня». «Я хотел увидеть, кем ты стал». «Мне жаль, что это все, что ты получил», — говорит Сион, его взгляд становится ироничным. «Хотя, возможно, у меня есть решение твоей проблемы с нижним бельем». «Что, одолжишь мне свое? Брови Сиона взлетают вверх. «А ты бы надел мое?» «Ты все еще носишь Y-образные трусы?» «Да». «Тогда нет». «Почему нет?» «В них моя задница выглядит странно». Сион закатывает глаза. «Я не собираюсь смотреть на твою задницу». «Мне все равно, смотришь ты на нее или нет. Я знаю, что это выглядит странно». «Ты все еще такая дива, клянусь». Нэдзуми оборачивается еще больше и высокомерно смотрит на него. «Что это должно означать?» «Что всегда либо по-твоему, либо никак». Нэдзуми воротит нос. «Это потому, что по-моему всегда лучше». «Ну все же, если мы сделаем по-моему, это не оскорбит твою моду на задницы. Не понравится — можешь снять». Сион становится на колени между диваном и столом и ныряет под кровать. «Мода на задницы? Такое грубое высказывание от высокопоставленного лица, честно говоря, я в шоке», — нараспев произносит Нэдзуми. Появляется Сион, слегка взлохмаченный, с рулоном белой ткани шириной примерно в ладонь, который он протягивает Нэдзуми. «И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал?» — спрашивает Нэдзуми, вертя его в руке. «Ты можешь носить его как набедренную повязку». Нэдзуми смотрит на него. «...Даа?» Сион кивает. «Да, это легко. Я могу показать тебе». Нэдзуми рассматривает варианты. Первый: скакать в полотенце, пока его трусы не высохнут, хоть это не займет много часов. Второй: изобразить из себя коммандос в узких штанах. Третий: надеть мокрые трусы. Он вздыхает. «Поторопись и покажи мне. Холодно». «Мне придется встать позади тебя», — говорит Сион, вынимая ткань из рук Нэдзуми. «Я не знаю, как сделать это спереди, потому что я пробовал это только на себе». Нэдзуми рад, что Сион не собирается ласкать его гениталии спереди, но оставляет этот образ при себе, потому что, при мысли о Сионе и подобных ласках, ландшафт под полотенцем начинает меняться. Он давно не чувствовал, чтобы его так возбуждала одна только мысль о сексе. Но он встает на ноги, и касания холодного пола о босые подошвы достаточно, чтобы обуздать энтузиазм его члена. «Тебе нужно снять полотенце», — говорит Сион. «Я быстро». «Заметь, не я это предложил», — бормочет Нэдзуми. Сион либо не знает шутки, либо просто не обратил внимания. Он обхватывает плечо Нэдзуми рукой и прижимает один конец ткани к его плечу. «Держи это там». Нэдзуми подчиняется, и Сион отпускает ткань, которая разматывается до пола. «Положи руку на ткань там, где твои интимные места». «Я бы хотел, чтобы ты придал своему голосу больше авторитета, Сион. Если мы собираемся участвовать в такой игре, то давай сделаем это с чувством». Сион вздыхает. «Без саркастических замечаний все пойдет гораздо быстрее. Раздвинь ноги чуть шире». Нэдзуми так и делает, и Сион тянется между ними, чтобы потянуть свисающий конец ткани назад и вверх по заднице Нэдзуми. «Все в порядке? Отрегулируй так, чтобы было удобно». Нэдзуми засовывает свободный конец себе под подбородок и свободной рукой дергает ткань немного влево. «Вот так». Ткань начинает двигаться и натягиваться; Нэдзуми оглядывается через плечо и обнаруживает, что Сион скручивает рулон с отсутствующим взглядом человека, который знает, что делает. Как только он сматывает ткань до конца, Сион обматывает ее вокруг талии Нэдзуми поверх полоски ткани, прижатой к животу. Его движения скупы, механически, и Нэдзуми задается вопросом, может ли он быть сексуально безразличным по отношению к нему. Если бы кто-то, кого Нэдзуми хочет, стоял так близко перед ним с голой задницей, он бы, по крайней мере, дышал немного тяжелее. На самом деле, примерно так же тяжело, как сейчас дышит он сам, потому что Сион дергает скрученную ткань бесцеремонно, что нравится Нэдзуми; ему нравятся несоответствия, и нежная, вечно извиняющаяся натура Сиона противоречит тому, как сейчас он затягивает Нэдзуми в эту набедренную повязку. «Отпусти оставшийся конец и заправь его, как тебе удобно», — инструктирует Сион. Нэдзуми почти предлагает ему сделать это самому, но воздерживается. Едва ли. Быть во власти Сиона может быть и приятно, но ему не нравится, когда ему указывают, что делать. И все же он подчиняется. Как бы он ни хотел, чтобы Сион прикоснулся к нему, сейчас не время. Сион протягивает конец между его ног, затем скручивает, дергает и заправляет его с такой скоростью, за которой даже рефлексы Нэдзуми не могут уследить. Надеюсь, он не ожидает, что я запомню, как это делать. «Готово». Кончики пальцев Сиона касаются шрама от ожога на спине Нэдзуми. Нэдзуми вздрагивает. «Не надо». Сион отстраняется. «Прости». Это я должен извиняться, думает Нэдзуми. Одного этого мягкого прикосновения должно было быть достаточно, чтобы обернуться и украсть хотя бы поцелуй. Он тычет в изгибы ткани на бедрах. «Это не размотается, если я сниму его, как обычное нижнее белье?» «Не должно, — отвечает Сион. «Если это для того, чтобы пописать, то ты можешь просто сдвинуть это спереди». Нэдзуми ловит его взгляд. «Собираешься показать мне особый способ как сделать это?» Сион краснеет до корней своих седых волос. «Не смейся надо мной». Нэдзуми поднимает руки вверх. «Эй, мне просто интересно. Это удобно, хотя я чувствую, что мои ягодицы совсем не прикрыты». «На тебе это выглядит хорошо», — произносит Сион, бесстыдно глядя на его зад. Щеки Нэдзуми вспыхивают от неожиданного жара. Он привык, что с ним флиртуют и даже пялятся на него, но он никогда не ожидал, что Сион сделает что-то подобное. Приходится сбежать в ванную, чтобы одеться и охладить лицо, прижимаясь к холодной плитке душа. ~ Нэдзуми научился надевать набедренные повязки на третий день, и он не может сказать, рад ли Сион за него или разочарован тем, что он больше не может играть в инструктора по трусам. Они, как правило, начинают свой день порознь, а затем тянутся друг к другу: если Сион разговаривает на диване, а Нэдзуми читает на кровати, то либо Сион в конце концов придет и сядет рядом с Нэдзуми, чтобы спросить, не голоден ли он, либо Нэдзуми небрежно сядет на диван и прислонится спиной к боку Сиона. Так теплее. Стены подвала хорошо сохраняют тепло от печки, но через трещины в потолке оно испаряется — это терпимо, но вместе лучше. Они много говорят — сначала Сион рассказывает ему о делах № 6 помимо того, что уже рассказал. Рикига умер от сердечного приступа в прошлом году, образ его жизни в Западном Квартале все-таки настиг его. Он оставил все Сиону, который до сих пор понятия не имеет, что ему делать с типографией, издательством, аукционным домом и сетью ресторанов быстрого питания. Сион позволяет бывшим менеджерам управлять делами, а сам следит за бухгалтерией. «Так и напрашиваешься, чтобы тобой воспользовались», — говорит Нэдзуми, закрывая книгу Двадцать тысяч лье под водой и кладя ее на стол. «Это ты научил меня делегировать полномочия», — возражает Сион. «Если ты не знаешь, как что-то сделать, заплати кому-нибудь, чтобы он сделал это за тебя. Я не могу управлять четырьмя компаниями на микроуровне в добавок к моей основной работе». «Назначь людей, которым ты доверяешь, на ключевые должности», — говорит Нэдзуми, соглашаясь с Сионом. «Не доверяй тому, кому доверял Рикига. Или ты закончишь как Швинн, это один мой знакомый. Он всегда хвастается тем, что знаком с людьми, которые знают нужных людей, но, конечно, когда кто-то имеет с ним дело, то относятся к нему ничуть не лучше только потому, что он друг чьего-то друга. Так что он всегда оказывается в невыгодном положении. Мир слишком тесен: у тебя должны быть друзья». Сион откидывает зеленое одеяло, которым он прикрывал свои колени, и накрывает им колени Нэдзуми тоже. «Это удручающая причина заводить друзей». «И зачем ты заводишь друзей?» «Потому что любовь необходима», — говорит Сион. «Если ты заботишься о как можно большем количестве людей, у тебя никогда не закончится любовь». «Это просто слишком сильно рассеивает твою заботу». Сион решительно качает головой. «Мы не перестаем испытывать чувства после того, как отдали их какому-то количеству людей». «Именно так и случается», — говорит Нэдзуми, скручивая ноги под одеялом, так что его колени касаются бедра Сиона. «Нет такой вещи, как бесконечный ресурс». «Любовь не такая. Она как сердце: оно будет продолжать работать, пока может. Как только оно останавливается, твоя жизнь заканчивается. А если ты исчерпаешь любовь, это то же самое, с разницей лишь, что ты вроде продолжаешь жить - но только для себя». Как таракан, думает Нэдзуми. Сиону же он отвечает: «А как насчет людей, которые создали № 6? Бедняжки, если бы только у них было кого любить, они, возможно, не стали бы причиной страданий и смерти неисчислимых тысяч людей? Твой взгляд на вещи все еще слишком идеалистичен». И какое это облегчение, если честно. «Я действительно думаю, что эти люди любили только себя, чего недостаточно». Нэдзуми раздраженно вздыхает. «На все то у тебя есть ответы. Но если у тебя не может закончиться любовь, почему некоторые люди бросают своих друзей и покидают свои семьи?» «Это не потому, что она исчерпана. Она просто прерывается. Ты можешь перестать любить кого-то, если они дадут тебе повод». Нэдзуми не нравится направление, в котором идет разговор, потому что у него неприятное предчувствие, что Сион вот-вот воспрянет духом и своим голосом из программы для одаренных детей скажет что-то вроде возьми, например, нас с тобой. Я давно разлюбил тебя. Поэтому он переводит разговор на другую тему. «Кстати, о людях, бросающих свои семьи, я однажды столкнулся с твоим стариком». Нос Сиона на мгновение морщится. «Он появился в пекарне, когда я еще был в Совете, и говорил обо всех тех редких металлах, которые только и ждут, чтобы их выкопали из-под земли». Нэдзуми всматривается в его глаза. «Не похоже, чтобы между тобой и твоим прародителем осталась хоть капля любви». Сион пожимает плечами. «Как мы говорили ранее, ты можешь перестать любить человека. Или ты можешь вообще не любить его. Я не обязан любить донора спермы». «Не говори мне, что он пытался плохо обойтись с тобой». Одна только эта мысль заставляет Нэдзуми пожалеть, что он не убил этого ублюдка с бегающими глазами. Много лет назад Сион действительно переживал о своем отце, по крайней мере, в какой-то степени. «Ничего подобного», — говорит Сион. «Он просто пытался заставить меня убедить Совет дать ему разрешение и группу рабочих, чтобы начать раскопки на севере». «И?» «Эта земля принадлежит людям Сасори. Я сказал ему пойти и спросить Сасори». «Сасори, хах?» Нэдзуми помнит его лицо, но даже от имени несет опасностью. «И он сделал это?» «Я не знаю, — отвечает Сион. — Он уехал на север в приподнятом настроении, и с тех пор его никто не видел. Это было семь лет назад». Нэдзуми, не находя слов, берет со стола Двадцать тысяч лье под водой и возвращается к чтению. Сион кладет голову ему на плечо и пытается читать вверх ногами, но в конце концов засыпает.