***
Молох проснулся с больной головой, еле живой после пьянки. Он едва разодрал глаза, что-то проворчал и пошарил рукой по постели. Люциана нет. Интересно. — Зара! Где этого пидора носит?! — позвал он дворецкую, словно барин — слугу. — Я внизу! — отозвался Люциан. — И сам ты пидор! Я за водой тебе отошёл! — Кто внизу, тот и пидор! — ответил Молох, ворча, и сел. Реально, так надираться вредно для имиджа. Плевать на здоровье. Ещё и Маммона всю сумму себе присвоил. Зато Молох был без штанов только после, когда нежно трахал Люциана в машине. Остальное он помнил смутно. Проснувшись в чистых трусах, Молох немного удивился, как его смогли допереть, но ответа на данный вопрос он слышать не хотел. Меньше знаешь — крепче спишь. Люциан поднялся к нему в широкой футболке с надписью «Slipknot», которую когда-то носил Молох. Выглядел он очень романтично. Главком чуть смягчился и выпил воды. Захотел поцеловать Люциана и притянул его к себе за шею. — От тебя перегаром вонища, — попытался воспротивиться генерал. Молох молча впился в его губы. Они целовались долго и чувственно, но вскоре Люциан освободился и просто сел к нему на колени. — Я так понимаю, работаю сегодня я один? Главком поднял брови. — И что ты там один делать будешь, скажи на милость? Без меня там работа толком не ведётся. Кругом одни бездельники и идиоты. Лишь бы не работать, блять, — он сердито сел на постели и поставил пустой стакан на тумбочку. — Или ты ещё и наверх лыжи навострил? Генерал покачал головой, но потом улыбнулся. — Не вынуждай меня чахнуть в четырёх стенах. Мне нужно иногда и поработать, иначе какой я демон похоти. Домохозяйка из меня так себе. — По-моему, фартучек на голое тело тебе очень идёт, — пожал плечами Молох. Люциан вздохнул. — И всё-таки, Мо. Секс — это классно, но во мне и без этого очень много интересного. — Ещё скажи, что тебе это надоело, — сощурился главком. — Нет! — вскинул руки Люциан. — Нисколько. Просто я пожить ещё хочу. Получать новые впечатления, самообразовываться. Мне нужен глоток свободы, понимаешь? — Чтобы ты потом ещё заявил, что нашёл другого? — ворчливо поинтересовался Молох. — Нет уж. — Вечность на поводке не просидишь, — мягко настаивал на своём Люциан. — Я никуда не ухожу. Не бросаю тебя. Просто дай мне немного свободы. Это всё чего я прошу. Даже Аид отпускал Персефону на поверхность. — Харон, ты хотел сказать, — исправил его супруг. — Он вообще бесхребетный. — Несмотря на это, Персефона верна ему. И я тебе верен. Не переживай, Мо, — Люциан прижался к его лбу своим. — Ты мой единственный и неповторимый. Я ни на кого тебя не променяю. Доверься мне, если ты меня любишь. — Ну вот и махинации пошли, — закатил глаза Молох. — Хочешь на поверхность? Ладно. Но кольцо всегда будет при тебе. И я тебя везде найду. — Безусловно, — улыбнулся генерал. — Это самое ценное, что у меня есть. Я с жизнью расстанусь, а кольцо останется при мне. Молох одобрительно хмыкнул, поворчал маленько и завалил Люциана на постель, чтобы крепко обнять его. Больше всего на свете он не хотел, чтобы генерал отдалился от него. Слишком привязался. Люциан ощущал тихое отчаяние в этих объятиях и старался как можно сильнее стиснуть Молоха в ответ, чтобы дать понять, что он не уезжает навечно в соседнее измерение, как Дейн. Просто хочет немного погулять по миру людей, получить новые впечатления, глотнуть свободы. Молоху это было неинтересно, он был по-своему примитивен, с тяжёлым характером. Люциан — его нежная лилия на водной глади, которую он пытался скрыть от сильных порывов ветра, осадков, высоких волн, насекомых, животных — словом, от всего. Лишь бы она цвела для него одного. Но лилия хотела в большой мир. Что ж, да будет так.Оказия 22: Лилия на водной глади
14 июня 2023 г. в 16:49
Ганнибал очнулся посреди огромной пустыни, разлёгшейся на несколько километров окрест. Слабость не отпускала из цепких лап, сонливость не позволяла думать ясно, боль в теле магнитом собирала всю металлическую стружку оставшихся сил.
Очнулся он в военной форме на песке. Жара обезвоживала. На руке у него была метка, перечёркнутая острым когтем. Типичный сувенир от титанов, среди которых он был заточён Молохом. Плевать, что он был ему племянником. И есть. Ваал наверняка тоже вернулся к жизни. Это придавало сил. Увидеть отца было бы неплохо. Ганнибал не знал, стоит ли ему дальше сражаться за чувства Молоха. Он ясно дал понять, что любит Люциана.
И как же это злило!
Пробуждала древнюю демоническую ярость.
Ганнибал злился сам на себя за свою слабость. Любовь, как учил Молох, — слабость. И он посмел поддаться этой слабости, за что не раз поплатился. Ему просто хотелось, чтобы его любил тот, кого любил он. Для бога войны он был развлечением, самым лучшим развлечением. Красивый и талантливый любовник, с которым можно поиграть на окровавленном алтаре, на котором ещё совсем недавно закололи несколько младенцев. Ганнибал почувствовал, как увлажнились глаза.
Слабость!
Слабость!
Слабость!
Ганнибал ударил кулаком по песку, расстегнул мундир и сделал глубокий вдох. Нужно что-то делать. Рядом лежала небольшая сумка. В ней была бутылка воды, пара сухариков и древний мобильный телефон эпохи мезозоя. По нему ещё динозавры заказали метеорит, ахаха. Так подумал Ганнибал и набрал номер отца.
Гудки.
— Алло? — послышался грубоватый голос отца.
— Алло, привет, — Ганнибал почесал затылок. — Я, короче, где-то посреди пустыни. Я получил тело какого-то вояки. Моя сущность изменила внешность, так что претензий ни у кого не будет. Пришли машину, будь хорошим батей.
Ваал потёр переносицу.
— Ты ведь понимаешь, что тебя убьют, едва ты объявишься в Аду снова?
Ганнибал усмехнулся.
— Тебя же не убили.
— Я с достоинством принял поражение, хотя до сих пор особым спросом не пользуюсь.
— Как скучно, — сын закатил глаза. — В общем, я жду машину. Я не собираюсь смотреть, как наша династия собирает стелиться под Молоха из-за страха проигрыша. Я никогда не боялся проигрывать, пусть не всегда выходил победителем.
— Тебя убили, или ты забыл? — недовольно отозвался Ваал. — Машину я пришлю, но второй раз я тебя хоронить не буду. Будешь гнить на общем кладбище в братской могиле.
Ганнибал нахмурился.
— Не придётся. Я не умирать вернулся в этот мир. Так, чисто суету маленько навести.
Ваал помолчал, но ответил.
— Ты сам знаешь, чем это кончится. Нам не выстоять против Гроссельдорфа.
— Ты сам Гроссельдорф!
— Когда-то давно им был. До того, как меня отправили в Инферно. Больше я нарываться не собираюсь. Я умер довольно страшной смертью.
Ганнибал с отвращением поморщился.
— Какой же ты трус, просто невероятно. Хорошо, я сам справлюсь.
Пока они препирались, подъехала нехилая такая «бмв»-шка. Ганнибал, не прерывая разговора, закинул сумку внутрь, сел, закрыл дверь и включил кондиционер.
— С чем ты собрался справляться? — строго спросил отец.
— С нашим поражением. Молохом я уже не завладею, но и наше имя будет присутствовать во всех газетах. Я ожил не для того, чтобы всю жизнь улицы подметать. Я верну нам былое величие, и мне плевать, одобришь ты это или нет. «Спасибо» потом скажешь мне. Ганнибал, сынок, ты такой молодец, нам больше не надо скрываться! — ворчал мужчина. — В общем, ты меня понял.
— Я твою жопу спасать не буду, — резко оборвал Ваал.
— Зато я твою спасу. В этом главная разница между нами. Ты сдался, а я сдаваться не собираюсь. Мы возьмём своё. Всё. Чао.
Отключив телефон и кинув его на соседнее кресло, Ганнибал выпил воды из бутылки, промочив горло. Водитель молчал. Сначала мужчина сверлил его взглядом в бритый затылок. На шее была татуировка клана Гроссельдорфов, но очень старая. Видимо, в семье действительно не лучшая пора, остались самые верные, присягнувшие служить всю вечность. Бывшие грешники. Ганнибал их не любил, поскольку, на его взгляд, они не были достойны такой милости. Нагрешил, умер — в Ад. Нагрешил, умер — в Ад. Всё просто.
Ганнибал также рассматривал свою ладонь. Печать пленника титанов. Смерть подарила ему трещину на этой татуировке. Сила и могущество теплились в хрупком теле, которое вскоре окрепнет.