Bitter Peach

Обследование выявило у Дазая гормональные нарушения, которые препятствовали своевременному созреванию. Едва осознавшему себя омегой, ему пришлось выслушивать рекомендации врача, которые, к счастью, фиксировал Ацуши. В качестве лечения Осаму назначили курс противозачаточных, которые должны были поправить его гормональный фон и смягчить последующие течки. Дополнительной рекомендацией стало воздержание от половых контактов до момента, когда мужчина пройдет гистероскопию.   Визит к репродуктологу не принес должного облегчения: было ясно, что делать дальше, но не сейчас, когда у Дазая продолжалась течка, а на половой акт было наложено табу, как и на подавители, которые при нерегулярном цикле могли лишь навредить. Ответственность за Осаму в этот нелегкий период взял на себя Накаджима, который тут же выклянчил больничный для них обоих. Куникида нехотя согласился, уверенный в мальчике, но не в Дазае.   Опасения Доппо не оправдались: Ацуши демонстрировал чудеса выдержки, сводя на нет любые поползновения со стороны Осаму. Он настолько серьезно отнесся к словам врача, что ночами не выпускал мужчину из своей крепкой хватки, едва позволяя дышать, не то что домогаться. Мальчик услаждал омегу трением желёз о железы и поцелуями в плечо, но не допускал ни петтинга, ни поцелуев в губы – не желал пользоваться состоянием Дазая, отмахиваясь от застрявшего в голове «Ты мне нравишься, знаешь?».   С окончанием течки Осаму всё вернулось на круги своя: работа в офисе, выполнение миссий, перекладывание друг на друга отчетов, совместные обеды. Прилипчивость мужчины приобрела прежние масштабы, а гормоны не играли злую шутку с его настроением. Однако что-то всё же изменилось. Может, дело было в не сошедшем укусе, а, может, в том, что они вместе прошли испытание стыдом...   Между альфой и омегой образовалась незримая связь. Они чувствовали друг друга на новом уровне, воспринимая малейшее изменение в запахе как сигнал. Было что-то интимное и доверительное в том, чтобы украдкой потереться железами или молчаливо уткнуться в чужую шею. Они берегли это чувство, не говоря о нем и не давая ему названия, хранили его словно тайну.   – Дазай-сан, вы как-то сказали, что я вам нравлюсь, – напомнил Ацуши омеге после одной из миссий, когда мужчина подошел сзади и зарылся носом под воротник рубашки.   – Было дело, – ответил Дазай, потираясь лицом о железы на шее. – А что?   – Вы мне всё еще очень нравитесь... – робко начал Накаджима, напоминая о том, что ответил тогда на признание наставника, и завел руку за голову, чтобы вплестись пальцами в каштановые локоны. – И если я вам тоже, мы могли бы... – он запнулся, краснея, чувствуя, как запах Осаму стал слаще. – М-могли бы что-то с этим сделать...   – Ацуши-кун предлагает встречаться? – усмехнулся мужчина, собирая губами солоноватые от примешавшегося пота выделения. К удивлению альфы, знавшего Дазая как человека, который ненавидел брать на себя ответственность и говорить о чувствах, тот не увиливал от разговора, напротив – говорил так, будто природа их отношений была ясна, а они просто забыли об этом поговорить.   – Да, – вышептал мальчик, чувствуя, как сердце сотрясает грудь. Витающая между ними неназванная нежность наконец обретала четкую форму и имя. – Вы не против, Дазай-сан?     Неуверенность мелькнула в аромате Осаму легкой горчинкой: он был горазд испортить что угодно, и серьезные отношения, в которых у него не было опыта – не исключение. За его феромоны вдруг зацепился запах Ацуши, сквозящий волнением, и всё же свежий и бодрящий будто цветущее поле после дождя. Накаджима развернулся к нему лицом и своим взглядом, своим запахом посеял мысль: давайте попробуем.      – Не против, – наконец ответил омега, и альфа робко обвил его шею руками, приподнимаясь на носочки, чтобы приоткрыть рот и обдать теплым дыханием чужие губы. – Давай попробуем.   И Дазай склонил голову, чтобы надавить на губы мальчика своими и вдохнуть воздух из его легких. Нежно и невесомо, едва касаясь влажной внутренней стороны губ и неловко замирая в попытках поймать общий темп. В этом поцелуе не было ведущих и ведомых – оба боязливо приникали к губам друг друга, потирались носами о щеки, жмурились от волнения, прячась от всего мира под закрытыми веками. Им не нужно было большего: сейчас, уставшим и с ломотой в теле, им хватало сухих причмокиваний, щекотных вздохов и бережных объятий.   Закат спрятал в розовом свете румянец на щеках, а свежий морской ветер куда-то унес аромат спелого персика и луговых цветов.   Ацуши воспринял отношения с Осаму и свою роль альфы в них максимально серьезно. Настолько, что мужчине казалось, будто его принимают за беспомощного – так часто и не к месту Накаджима проявлял свою заботу, открывая перед омегой двери, подавая руку и уступая место в транспорте, оберегая от ношения тяжестей и расталкивая прохожих в людных местах, хотя это было бы удобнее делать именно Дазаю.   Поначалу Осаму наслаждался таким вниманием, но гиперопека со стороны мальчика скоро начала душить и к тому же не оставляла возможности проявить ответную инициативу. Когда Ацуши в очередной раз придержал для своего омеги дверь Агентства, тот все-таки решился заговорить о проблеме.   – Эм, Ацуши?   – Да, Даза- то есть, Осаму? – откликнулся альфа, очаровательно хлопнув белыми ресницами и подхватив своего спутника под руку.   – Тебе не кажется, что ты слишком меня опекаешь? – начал Дазай, мотнув головой в сторону двери, а затем кинув взгляд на их сплетенные руки.   – Я, эм... – замялся Накаджима, потупив взгляд. Он и сам замечал, что Осаму напрягает его забота, но списывал это на то, что мужчина не привык к подобным ухаживаниям. – Я просто стараюсь быть хорошим альфой... А хороший альфа должен заботиться о своем омеге, разве нет?   – Ты слишком сильно стараешься и слишком много думаешь о том, что должен альфа, – объяснил омега терпеливым ласковым тоном. – Это приятно, но не забывай, что я тоже мужчина и хочу за тобой ухаживать. А ты так оберегаешь меня, будто я инвалид или вынашиваю твоего ребенка.   – Я в-вовсе не... – стушевался мальчик, смущенный последней репликой.   У них с Дазаем вовсю шел конфетно-букетный период: подарки, свидания, ночевки друг у друга дома. Всё что угодно кроме близости, которая для обоих была щепетильной темой. Для Ацуши – потому что он боялся повести себя как альфы в приюте и отнестись к Осаму без должного уважения. Для Дазая – потому что он всё ещё свыкался с новыми причудами своей физиологии, которые требовали от него подставить Накаджиме зад. Оттого мальчику даже в шутку неловко было думать о гипотетическом зачатии.   – Просто веди себя как обычно, – мужчина дернул уголком губ, наслаждаясь смущением своего альфы. – Как до отношений.   «До отношений». С поцелуем и признанием их общение разделилось на приятное «до» и не менее приятное «после». Эту новую реальность было приятно перекатывать на языке, пробовать на вкус, произнося: «мы теперь вместе».   – Хорошо, Осаму, – неловко улыбнулся Ацуши.   Накаджима и правда сбавил обороты, перестав посягать на самостоятельность Дазая. Это оказалось на удивление сложно: мальчику приходилось вступать в конфликт с инстинктами, которые наказывали ему оберегать своего омегу. Ацуши знал: Осаму нежный, но свободолюбивый, и видеть то, как он сам тянется навстречу, радовало Накаджиму как человека, а значит, и внутренний альфа был вполне способен с этим смириться.   Мальчику тяжело было не лезть омеге под руку при готовке. Мужчина то и дело обжигался, случайно наносил порезы и норовил подпалить волосы, слишком близко склонившись к плите, но Ацуши сидел верным псом, которому запретили брать с рук лакомство, и не спешил помогать пока не попросят. Дазай выражал благодарность в виде результатов своих кулинарных потугов и разрешения обработать раны, полученные в неравном бою с кухонной утварью.   Стоило перестать давить на Осаму заботой, и тот показал себя как весьма ласковый омега. Прикосновения становились всё менее робкими и мимолетными, надолго оставаясь теплым следом на коже, а поцелуи – более глубокими и томительными. Словно резвящиеся подростки, они опасливо гладили друг друга по бокам, боясь заходить дальше и дразнясь кусачими поцелуями в шею и плечи.   Как-то раз после очередного кулинарного происшествия они лицом к лицу лежали на футоне, и Накаджима по наитию коснулся губами ладони мужчины, поддел зубами кромку бинтов, а тот едва уловимо кивнул, позволяя. Мальчик вел влажным ртом по буграм шрамов, а Дазай вплетался пальцами в его волосы, притягивая ближе. Теплая рука очерчивала под футболкой впалые бок и живот, зубы скользили по усыпанной веснушками ключице, норовя глубоко впиться, и от вздохов омеги было так тепло, нежно и сладко, что Ацуши не удержался, скользнув ладонью к мягким ягодицам, крепко подхватив полное бедро.   Услышав тихий стон, он остановился и поднял на Осаму растерянный взгляд. А тот... лежал напротив, приоткрыв губы, разнеженный незатейливой лаской, тянулся навстречу и смотрел блестящими карими глазами. Мужчина накрыл руку Накаджимы своей и повел обратно к ягодице, мясистой и пухлой, не помещающейся в небольшую мальчишескую ладонь.   – Пожалуйста... – взмолился он, сплетаясь с мальчиком ногами, толкая своё бедро промеж его, потираясь железами через одежду.   – Ты уверен? – еле слышно вышептал Ацуши, дрожа от разливающегося по венам трепета.   – Да... – простонал задыхающийся феромонами Дазай, и Накаджима ощутил сладкий запах сочащейся смазки и жажду омеги почувствовать что-нибудь в себе.   – Хорошо.   Мальчик завел руку омеге за спину, скользнул пальцами под резинку штанов и белья, зарылся между ягодиц и надавил на горячий влажный вход. Нежный и податливый, Осаму беззвучно округлил губы и жалобно свел брови, впустив Ацуши в свое тесное пульсирующее нутро; всхлипнул, когда тонкий палец обвел поджимающиеся стенки. Движения Накаджимы были трогательно неловкими и осторожными: словно изучая, он оглаживал упругую глубину чужого тела, и это ощущалось так правильно и естественно, что мужчина подумал, что зря боялся – тело охотно принимало его альфу.   – В тебе так тепло... – пробормотал Ацуши, ведя носом по шее омеги к ароматной железе.   Дазай в ответ тонко заскулил, нырнул пальцами под одежду Накаджимы, огладил низ живота и накрыл ладонью пушистый лобок. Не знавший прежде таких ласк, мальчик подавился воздухом. Было так ново, странно и боязно – его омега, на которого у него было право, кольцом дрожащих пальцев обхватывал его член и своим запахом выражал такое доверие, которое Ацуши не смел обмануть – все еще обходился пальцами, уже двумя, скользящими во влажной жаркой тесноте.   – А ты... такой большой, – нервно облизал губы Осаму. Он едва мог сомкнуть большой и указательный пальцы на твердом горячем стволе. Мужчина не был уверен, что член Накаджимы вообще поместится в нем, и в то же время исходил слюной при мысли о том, как хорошо пульсирующая плоть заполнит пустоту его нутра.   – С-спасибо?.. – смущенно откликнулся мальчик, не зная, что ответить, но от этого комментария грудь сдавило гордостью и удовлетворением. Он припал к губам усмехнувшегося Дазая, жадно толкаясь всем языком в распахнутый рот, и Осаму задрожал от этого властного жеста, оттопыривая зад и глубже насаживаясь на пальцы.   Было так тепло, терпко и мокро – хлюпали слюна и смазка, сплетались тела и языки, свободные руки тесно терлись обнаженными запястьями, звучал общий запах спелого персика и диких цветов. Они всего лишь ласкали друг друга руками, но кипучая страсть лавой плескалась внизу живота и все никак не спешила извергнуться.   Ацуши вдруг просунул руку мужчине под голову и, зарывшись пальцами в растрепанные кудри на затылке, вцепился в волосы у самых корней. Он испуганно заглянул Дазаю в лицо, намереваясь извиниться, но тот ответил ему кивком и полным блаженства взглядом. Осаму хотел, чтобы им овладели, наслаждался расковывающей уязвимостью, позволял быть настойчивым, но взглядом молил о нежности – и Ацуши держал баланс, крепко оттягивая волосы и резко толкаясь в чужой кулак, почти залезая на омегу, но так невинно зацеловывая запрокинутое лицо, ласково нашептывая:   – Мой хороший, мой нежный...   И мужчине легко было отпустить себя, свалив всё на омежью сущность: хныкать, просяще покачивать бедрами, остервенело вести ладонью по мокрому члену, алча ещё, тесно сжимаясь на толкающихся в него пальцах. Накаджима доминировал над ним, внушая сладостный трепет, а Дазай чувствовал себя как под тяжелым одеялом – так безопасно ему было в давящем присутствии любимого альфы.   Мальчик разжал пальцы и, бережно взяв Осаму за затылок, притянул к себе, соприкоснувшись с ним железами на шее. Он и не думал, что ему суждено вкусить плод близости, но вот в его плечо утыкался омега, который вжимался спиной в толкающуюся сзади руку, потирался шеей о шею и не забывал ласкать в ответ: придавливал шершавой ладонью набухшие венки, играл с крайней плотью и так сладко сжимал под головкой, что в животе всё переворачивалось.   Дазай то и дело сбивался, отвлекаясь на собственное удовольствие, но Ацуши это только льстило: он чувствовал себя большим и сильным, достойным этой уязвимости, таким хорошим альфой. Он больше не боялся потерять контроль – запах Осаму вел его, не давая оступиться, и Накаджиме оставалось только положиться на инстинкты. Его переполняла пекущая нежность: мальчик так остро осознавал свою любовь к Дазаю, что хотел сдавить его до хруста, окружить со всех сторон и бесконечно упиваться его запахом и вкусом.   – Люблю... люблю-люблю, – пробормотал Ацуши, зарываясь лицом в шею Осаму и мелко мотая головой. Сладкий аромат персика ударил в нос, отозвавшись спазмом внизу живота, и мальчик впился губами в маслянистую кожу, вбирая в рот и царапая зубами.   – Я т-тоже тебя люблю... – подавился всхлипом мужчина на ухо альфе, дрожа в его руках.   Его голос звучал так тонко и жалобно, что даже небрежность ласк больше не останавливала Накаджиму – он задергал бедрами, пятная семенем чужую ладонь и свое белье, кончая не столько от прикосновений, сколько от переполняющих чувств. Смешение феромонов делало оргазм таким приятным, что хотелось расслабиться и полежать в свое удовольствие, но мальчик лишь крепче вдавил пальцы между ягодиц Дазая – тот еще не кончил.   – Ты такой молодец, мой хороший омега... – мурлыкнул Ацуши, зализывая багровый засос.   У него уже затекла рука, но он продолжал усердно работать запястьем, наловчившись попадать по простате. Сейчас, сытый оргазмом, Накаджима мог должным образом позаботиться об удовольствии Осаму. Стоило плотно придавить кончиками пальцев комок нервов, и омега прижался теснее, елозя бедрами и потираясь членом о ногу мальчика. Приближаясь к грани, мужчина еле дышал от возбуждения и напряжения – так сильно хотел порадовать своего альфу, кончив для него, и так боялся, что не сможет.   Оргазм обрушился волной облегчения: Дазай задрожал, вскидывая бедра и хныча Ацуши на ухо, а тот не унимался – мучил Осаму, продолжая толкаться в хлюпающее нутро и нашептывая нежности. Тесные мышцы сжимались и пульсировали, затягивая пальцы глубже, и Накаджима не мог не гордиться собой – это всё для него, из-за него. Он остановился лишь услышав недовольное ворчание.   – Всё хорошо? – мурлыкнул мальчик, вытащив пальцы из скользкого ануса и вытерев руку о ягодицу омеги.   – Да... да, – ответил тот, глотая воздух. – Просто... слишком чувствительно.   Кожа горела, но Дазай позволил себя обнять, всё еще сплетаясь с Ацуши ногами. Он кончил в трусы будто страдающий поллюциями подросток, и было что-то постыдно-приятное в ощущении влажной липкости между ног. В груди скреблось животное и ненасытное, жадное до мокрых пахучих следов на коже альфы, но Осаму лишь потерся запястьем о чужую шею – переваривал произошедшее, тщась осознать его реальность.   – Никогда не думал, что подпущу кого-нибудь к своей заднице, – усмехнулся мужчина, свернувшись в руках Накаджимы.   – Ты не жалеешь? – спросил тот, рассеянно перебирая каштановые локоны. Он и сам с трудом верил, что Дазай, который со всеми держал дистанцию, доверил ему свой первый раз как омега, пусть это и был всего лишь петтинг.   – Не жалею, – заверил Осаму, подняв голову, и нежно улыбнулся.   Может, они не были друг у друга первыми во всём, но это точно был особенный опыт.