***
Народ уже как несколько лет бился, словно уставшая, съедаемая чумой хрупкая птица. Казалось, смерть дышала им в затылки, тянула костлявые руки для холодных объятий. Сразу после новости о кончине все собрались возле закрытой церкви, что вскоре будет наполнена пролитыми слезами. Постепенно поглощаемая неизвестной болезнью деревня лишилась своего пастуха. Глаза жителей были полны страха, боли, даже гнева. Жёны и матери обняли дрожащими руками своих детей, мужей, родителей. Небо над скорбными головами сгустилось, а серые тучи медленно приближали дождь. Ветер заставил Луиса трястись от промозглого холода. Большая фигура в чёрном стремительными шагами направлялась в сторону церкви. Завидев Мендеза, подросток нервно тряхнул головой и подбежал к нему. — Дядя Биторес, это правда? Правда, что Старейшина… На плечо Наварро резко легла большая рука. Шершавая ладонь поползла вверх, потрепала тёмные кудри. Этот жест согрел парнишку на долю секунды. Заставил забыть о задеревенелой осени и резких порывах ветра. На одно ускользающее мгновение мужчина вымученно улыбнулся. Какое-то подобие надежды скользнуло по вечно угрюмому лицу и тут же исчезло. Мендез, не смотря на Луиса, поникши зашагал к людям. Казалось, что мир окончательно и бесповоротно перевернулся с ног на голову. Уставшие, потерянные, злые. В глазах их жалость: к самим себе, к судьбам ушедших. Тишина словно накаляла атмосферу. Тотальная, всепоглощающая, она питала церковь. Мало того, что деревня пришла в упадок, так ещё и Старейшина скончался от чумы. Отмучился, так сказать. Не видать старику очередного кровавого рассвета на следующей день и не давать ложных надежд. Мендез страдальчески потёр бледное лицо руками. — Отныне главой буду я. Это была его последняя воля… — Глухие капли на стёклах разноцветных витражей прервали его. Следом послышались тихий шёпот, удивлённые голоса, громкие вздохи. Биторес нашёл в толпе испуганное лицо Наварро. Челюсть мужчина была напряжена едва ли не до скрежета, но он продолжил. — Я отправлюсь в замок. Скажу, что деревню следует открыть. Если захотите уйти — держать не стану. Но это не значит, что Салазары отпустят вас живыми. — Громогласно закончил он. Казалось, даже глазной протез не был мёртвым, а взирал по воле священника на своих «детей». — И что же нам делать? — от безысходности выкрикнула молодая особа с дальней скамьи. — Только Всевышний знает, — Отец Мендез, смотря теперь уже на собственную паству, заковал себя в оковы тяжкого бремени и обязательств. — Я же помолюсь за отпущение многовековых грехов, что, судя по всему, впитала эта про́клятая земля. Перекрестившись, Староста принялся читать молитву. Вальделобос медленно погружалась в синие сумерки. Сегодня тёмная ночь пожаловала, словно хозяйка. Шум воды за окнами казался во время молитвы далёким, расплывчатым. Руки жителей дрожали, а твёрдый голос внимал с трибуны. Их крохотный мир действительно переворачивался с ног на голову.***
Золотя светом кроны, солнце пряталось среди деревьев. Знойная жара наконец спала. Бабье лето в самом разгаре. Ботинки загребали опавшие листья. Мошкара маленькой тучкой осела над Биторесом. Слетела на свежий пот и, словно жужжа, вторила миллионом мыслей в голове. Тягостные думы были связаны с решением дальнейших проблем: распространяющаяся чума, умерший скот, убывающая казна и, конечно же, Луис, который стал реже ходить в школу и от которого периодически пахло удушливым запахом сигарет. Несмотря на то, что роль псевдо-папы давалась ему порой с трудом, как ни странно, им вдвоём легко жилось под одной крышей. Луис быстро взрослел, смотрел на всё широко раскрытыми глазами, а Биторес не был одинок. — Отец Мендез! — Спокойную прогулку на свежем воздухе мигом прервал самый старший из учеников. — Отец Мендез… Подросток, запыхаясь, наконец, добежал. Староста с брезгливостью махнул рукой, отгоняя жужжащих насекомых от лица. — Что такое, Мигель? — Там… лорд пожаловал, но он какой-то не такой, что ли. — Пойдём. Мендез надвинул шляпу на костлявый затылок. Позабыл обо всём, сорвался с места вслед за парнишкой.***
Загипнотизированный странной внешностью, Луис вышел самый первый к незваному гостю возле ворот. Глаза у незнакомца блестящие, острые, любопытные. Паренёк ни у кого раньше не видел подобного цвета. Человек заметил, что он буквально стал объектом изучения. На лице появилась вкрадчивая улыбка и немного вопросительный взгляд. Наварро поспешил объясниться. — Никогда не видел, чтобы так светились глаза у кого-то, синьор, — чернобровый ранее не приближался к благородным господам и тем более не говорил с ними. Подросток в знак приветствия дружелюбно протянул ладонь. — Я Луис. Мальчишка думал, что пожмёт холёную руку с гладкой кожей, но заскорузлая ладонь аккуратно накрыла маленькую смуглую, даря холод вместо тепла. — Здравствуй. Перед тобой глас Господа, моё храброе дитя, — еле сотрясая воздух, говорил незнакомец. Человек, что прятал лицо под капюшоном тёмной мантии, оглядел смелого юношу, который из всех собравшихся селян гостеприимно его приветствовал. Минуя своих людей, Староста пробирался к Луису. Казалось, во всей этой сумятице не было ничего странного или подозрительного, но мужчина ощущал неладное. Один лишь вид царственной особы вызывал неприятный зуд. Лужёная глотка Мендеза прогремела, словно гром среди ясного неба. — Вы по поводу сбора казны для своих пышных празднеств? Деревней правили Салазары, и к дверям замка люди редко приходили за помощью. Лишь издалека взирали своими потухшими глазами на каменные стены. Один только взгляд на горести деревенских мог довести многих людей до слёз. Но Салазарам, как и любой другой аристократии, было плевать. Люди тут — это инструмент. Скот, что работал в шахтах и на полях. За широкой спиной в плаще слышался шёпот, полный предрассудков, вражды и страха. Не найдя в высоченной тёмной фигуре угрозы, человек сделал шаг вперёд. — Подлинное счастье не в празднестве, — мягко твердил пришедший. — Оно не стоит ни единого цента. Если за счастье приходится платить деньгами, значит, это фальшь. Нищета и богатство. Они были теперь рядом. Контрастность налицо. Без стен и штор. — Однако в руке вашей золотой скипетр с драгоценными камнями, а на одеждах роспись из золота. Неужто очередной лорд Салазар собственной персоной? И какой сюрприз, он снизошёл до простого люда. Одноокий бедняк смотрел в яркие глаза власти, а та не отворачивалась. Даже бровью не повела. Лишь по-хозяйски обводила взглядом напуганную толпу, словно безвольных. Принимала вызов. Принимала без стыда, с усмешкой. — Ты слеп, сын мой. — Это правда. На один глаз, — перебил с гоготом их стоявший рядом Луис, гордый своей шуткой. Человек в мантии положил ладонь на плечо Наварро и снова взглянул на Старосту, как бы ища между ними сходство. — Ваш юноша? — Биторес молчал, а Луис глуповато хлопал ресницами. — Незачем бояться, дети мои, — приторно-ласковые нотки в голосе окутали Наварро мнимой добротой. Возрастная рука скользнула вверх, ероша тёмные волосы паренька. Обнажив ровные зубы в улыбке, чужак рассматривал Луиса с умилением. Будто перед ним домашнее животное, которое скрашивало серые будни. Мендез, смотря на это, ощутил, как забурлила его кровь. Косматую бороду священника разметал сильный ветер. Пальцы сами сжимались в кулаки. Мужчина желал как можно скорее прекратить этот спектакль. — Давайте перейдём к делу. В сердце Битореса вились гнёзда из страха и злобы. Священник, довольно грубо дёрнув за локоть Луиса, закрыл его собой. Наварро позади этой горы закатил глаза и тихо фыркнул. — Меня зовут Озмунд Саддлер. Я тут по поручению господина Салазара, — потусторонний взгляд даже в тени капюшона, словно болото тянул в пучину. — Он согласен открыть деревню под вашим надзором, святой Отец. Морщинистое лицо внушало неизвестность. Теперь лорд Саддлер казался Святому Отцу от чего-то страдающим, даже скорбным, но при всем этом величавым и весьма властным человеком. Невольно возник образ смерти, что прокладывала себе дорогу из трупов на самую вершину.***
Естественно, цивилизованно, как все обычные люди, узнавать мир и пополнять копилку своих знаний у Луиса получалось плохо. Как только деревня лишилась занавеса, подросток вкусил городскую суету. За этот месяц его представление о жизни изменилось. Так что сегодня искатель приключений возвращался домой в нетрезвом виде. Зайдя в два часа ночи с чёрного хода и скрипя дверью, парень побоялся, что встретит свою «бородатую няньку». Тишина. В этом доме она не была такой уж редкой гостьей. Однако сейчас казалось, что даже настенные часы замедлили свой ход. Наверное, Мендез, как и всегда, безвылазно сидел на чердаке наверху. Уповать на удачу не было смысла. Нужно беззвучно подняться наверх. Изрядно подвыпивший Луис, шатаясь, поплёлся к себе в комнату, стараясь красться на цыпочках. Несколько раз чуть не упал с лестницы. На последних ступеньках пришлось чуть ли не ползти на руках, дабы не скатиться кубарем вниз. Тихонько открыв дверь в свою комнату, Луис плюхнулся на незастеленную кровать. К несчастью, послышались громкий скрип половиц и знакомый топот босых ступней из соседней спальни. Дверь резко открылась, и хоть Биторес ещё ничего даже не сказал, пацан уже предвкушал от него нагоняй. — От тебя разит за километр, — прозвучал густой бас. — Ты в свои пятнадцать алкоголиком стал? Голос священника гулом отдавался в ушах и нервировал лежавшего. — Давай утром, — прошептал Наварро, — башка трещит. — Ко мне подошёл! — отчеканил взрослый, хрустя шеей. Первая попытка встать на ноги самостоятельно успехом не увенчалась. Со второго же раза Луис неловко пошатнулся на своих двоих, подчиняясь не терпящему возражений приказу. — Т-там, за оградой свобода… А мы живём словно в 18 веке. Я за этот месяц столько всего увидел… — Луис запнулся. Поспешил опереться ладонью о дверной косяк. — Книги, изобилие сигарет и еды. Бабы… бабы продают себя… Тут любая вера пошатнулась бы. А ты вообще знаешь, что такое кино? Взрослый закатил глаза, неторопливо сосчитал про себя до пяти, прежде чем произнести: — Свобода — это миф. Романтизм из старых сказок. Человек рождается не свободным, таким же и умирает. Нашим людям нужны лекарства, еда, скот, а не грязь, что льётся из города и… низменные желания плоти, — прошипел он с изрядной долей раздражения. — И что ещё тебя заинтересовало в этом мире, который пестрит ядом и грехами? Биторес стоял от него в метре, скрестив руки. Накинутая второпях расстёгнутая рубашка оголила живот и грудь. Пахнущий дешёвым спиртным Луис теперь смотрел на жилистую шею, а потом чуть ниже. Не каждый день Отца Мендеза можно увидеть без плаща, чёрных одеяний и белой колоратки. Голая грудь, поросшая узорами густейших волос, уже как год притягивала взгляд карих глаз. — Интересно, а мужики тоже торгуют собо… — Наварро! — повысив голос, перебил мужчина. Староста нервно тронул бороду. Луис же истерично хохотнул. В свои пятнадцать он тот ещё провокатор и провоцирует обычно лишь недовольство своего наставника. — Просто интересно стало… Биторес проследил за блеском тёмных очей из-под пышных ресниц. На скорую руку застегнул пуговицы рубашки. Подросток хитро ухмыльнулся разом испарившейся властности священника. К удивлению самого Наварро, он почти не смутился. Наверное, из-за алкоголя. Но, кажется, смутился здоровяк, потому что он старался какое-то время не смотреть на парня. — За одни только мысли тебя следует высечь, — взрослый подошёл почти вплотную, схватил за острый подбородок. Тактильный контакт тут же аукнулся в груди Луиса, вызывая тёплую волну по всему телу. Сердце замерло на несколько секунд. — Почему мне из всех шкетов достался именно ты? Биторес завис над ним, продолжая удерживать подбородок двумя пальцами. Густые ресницы такого же угольно-чёрного цвета, как и пряди Наварро, медленно поднялись, медные глаза вновь искрились. Он находил странное наслаждение в том, что громадная ладонь хваткой обрамляла челюсть. — Можешь в любой момент дать мне пинок под зад. Чё тебе мешает? Совесть? Или молва побежит о тебе в плохом ключе, а? Оттенки одинокого глаза, словно тучи, окрашены в голубой цвет, и равнодушная водная стихия зрячего ока легко поглощала парнишку. — Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт… Пьяный Луис обессилено прислонился головой к широкой груди Старосты, охотно прижавшего к себе мальчишку. В омуте Диониса парень вдохнул его терпкий запах мускуса. — Буду торговать собой. Есть, что хочу. Спать, когда захочу. И без того красные щёки Луиса сильнее вспыхнули, но на этот раз от обиды. — Дурачок… Пареньку пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть лицо святого Отца. Но за маской напускного безразличия было трудно понять, что оно выражало. — Или сдохну в будущем от болезни… — С раздражением процедил юнец сквозь зубы. — Облегчу тебе жизнь. Устраивает? Староста больше ничего не говорил, лишь снисходительно посмеивался над хмельным. Мужчина аккуратно поднял Луиса на руки, покрепче перехватив его под коленями, и отнёс на кровать. Нависший священник больше не улыбался, но Луис, лёжа на спине, двумя дрожащими указательными пальцами поднял ради забавы ему уголки губ. Как только усталый подросток убрал руки, Мендез снова принял кислую мину. Сняв с подростка обувь, он наклонился, целуя влажный лоб, и отправился к себе.