Эпистат, шезму и кошка

      Как обещал — начал учить, нашел время. Днем заняты были, Амен с отрядом, Эва под боком у них, летопись вела, как сказано было. Всё отвлекалась, о коне думала, не знала, какое имя выбрать, Амен глядел хитро и с улыбкой, будто ведал, что в мыслях не работа, а подарок его.       Хотя, какой сомневаться. Он и ведал.       Еще до заката на Тизиана работу оставил, тот тоже смотрел с пониманием, на Эву поглядывал с прищуром, но добрым, будто рад был.       Амен ее с собой повел к конюшням, там из денника сам лошадь забрал, оседлал, узду, повод надел. Эва смотрела, запоминала, знала, что седлать тоже учиться будет, но позже. Амен сказал: познакомиться им сперва нужно.       Повел их к манежу. Лошадь вел сам, Эва только рядом шла, поглядывала. Оказалась кобыла, вороная, красивая, шерсть на солнце блестит, лоснится, грива в косы заплетена и хвост. Тонкая, изящная, таких в колесницы не запрягают, на таких, быстрых и поджарых, словно гончие, фараоновские вестники в города царя слова несут и оглашают.       Не могла скрыть свою реакцию, поражена была подарком, приятно очень. Лошадей лишь издалека видела, да тягловых в колесницах, на которых в Фивы ехали. Все не то, те мощные и коренастые, жутко к ним приблизиться было, кобыла же ее легко шла подскоком, словно летела над землей.       В манеже Амен ей сесть помог, подсказал как. Лошадь придержал, ладонь на бедро Эве положил, подтолкнул, верно усадил в седле, сказал, что делать должна будет теперь. Сам длинный повод в руки взял, отошел на расстояние, свистнул.       Лошадь под Эвой вперед шла, послушная, Эва за седло ухватилась крепко, сама двигаться принялась, как Амен объяснил, на каждый шаг приподнималась, чтобы ни себе, ни лошади не мешать. Сидеть правильно училась, держаться и двигаться верхом, Амен с ней строг был голосом, если неправильно что делала — заставлял исправиться.       До заката так пробыли и даже дольше. Не оставил ее в покое, пока с неба зарево не сошло и совсем темно не стало, тогда только остановил, помог спуститься.       Эва уже совсем устала, ноги дрожали и спина болела. Всё держать ее правильно нужно было, стоило чуть расслабиться, Амен упрекать начинал, что неверно делает.       Она лошадь приласкала, пока Амен седло убирал. Та ткнулась бархатной мордой в ладошку, красивая, послушная. Эва еще над именем думала, но не знала, как такую наречь можно. На прощание выпросила у надзирателей лакомство для нее, скормила, Амен смотрел одобрительно, сказал, правильно знакомится.       Назад шли, не торопясь — кто их остановить вздумает? Да и болело у Эвы все-все, шагала деревяно и всё стоны глотала. Знала, Амен ее и на руках донесет, только смутится сильно такому проявлению заботы на публике, все ведь в храме их увидят, друзья не отстанут потом с шутками.       Но Амен и так знал, что она чувствует, потому, наверное, так размеренно шагал, хотя обычно ступал решительно и твердо.       Кидал на нее странные взгляды.       — Понравилось?       Эва улыбнулась. Кивнула. Всё понравилось, и лошадь, и урок, и учитель. Что болит — не страшно, как ко всякой работе, привыкнуть нужно. Амен благодарно скользнул ладонью по ее руке, сжал запястье, затем отпустил, но Эва поняла его жест. Доволен очень ее реакцией.       До покоев добрались, Эва лечь хотела, только Амен ее к ванной развернул, велел мыться, вода уже нагрета слугами была заранее. Сам к ней не присоединился, остался ждать в покоях. Эва омылась быстро, хотела скорее отдыхать лечь, но в комнате ее Амен встретил, кивнул на кровать, та застелена сверху простыней была.       Бегло осмотрел Эву. Она опустила взгляд, обнаженной вышла из купальни, только не желала ни на что намекать, устала сильно. Увидела его желание, Амен заводился быстро. Сказал:       — На живот ложись.       Эва посмотрела в смущении, не приходилось ей еще ему отказывать, до сих пор Амен всегда чутко знал о ее желании. Сейчас тоже знал, улыбнулся.       — Не мучайся, вижу, что устала. Не утомлю.       И она поверила, что не утомит. Любопытно стало, что он такое задумал, потому скользнула на кровать, на простыни, легла спокойно на живот, как велел, руки под голову положила, лицом к нему повернулась и смотрит.       Амен ушел в ванную, вернулся оттуда с какой-то чашей, устроился на кровати с ней рядом, коснулся теплой ладонью спины, погладил. Эва закрыла глаза от наслаждения, почти мурчала, нравилось, когда так ласков с ней был, очень.       Почувствовала, как на спину что-то капнуло, дернулась неосознанно, Амен ее ладонью назад приложил.       — Не тревожься, масло это.       Эва сразу успокоилась, послушно расслабилась, пока масло, согретое его руками, растекалось по спине. Запахло гранатом, Эва улыбнулась. Ей-то все любопытно было, отчего так пахнет от него, что использует.       Расслаблялась под его руками. Амен медленно, ласкающими движениями гладил ее спину, почти не нажимая, распределяя масло по коже и пояснице. На ягодицы соскальзывал, Эва думала, больше себя дразнил, чем ей помогал. Но раз обещал, что не утомит, значит, так и будет.       Убаюканная его прикосновениями, разнежилась, растеклась будто по постели, а он ребер коснулся. Щекотно, вся вскинулась, рассмеялась.       — Не там.       Амен хмыкнул, понимающе. Растирать ее спину начал, давил сильнее, чуть-чуть еще — и было бы больно, но он чувствовал грань, шел по ней, не переступая. Эва глаза прикрыла, утонула вся в приятных ощущениях, что он дарил.       Переместил руки на поясницу, разминал. Начинал снизу, почти не нажимая, вел выше к плечам и уже давил на грани боли. Эва рот приоткрыла, застонала. Амен продолжал долго, разминал ее затекшие мышцы, чередовал давление с ласками, Эва заснула почти от нежности.       Тут — переместился ниже, на ягодицы, замерли его руки. Погладил ее, затем скользнул между ног, Эва задрожала. Думала, сил на желание не осталось, но была не права, возбуждение ее росло все время, пока Амен ухаживал за ней. Снова стон. Амен улыбался, но она не видела.       Знала, что он взбудоражен, не понимала только, как терпит, у нее никогда не получается. Если хочет его — ластиться начинает, пусть и сквозь смущение.       Пальцы его гладили ее между ног неторопливо, нежно. Все в масле были, горячие, но и она уже влажная после его ухаживаний. Подумала. Раздвинула бедра шире, позволяя ему ласкать смелее и настойчивее.       Но Амен убрал руку. Эва разочарованно застонала, открыла глаза, находя его мутным взглядом. Почему перестал?       Пересел к ней ближе, разместился на постели удобней, склонился к Эве, поцеловал шею сзади, отведя в сторону волосы. Другой рукой снова накрыл между ног, пальцы его медленно скользили вдоль нежных складок, Эва заерзала. Хотела больше.       Он дал ей, проник внутрь сразу тремя. Легко вошел, пускала его в себя уже без труда давно, и всегда ей нравилось. Она прогнулась в спине, застонала протяжно. Он ласкал ее неторопливо, знал, как ей хочется. Другим пальцем ниже массировал по кругу, сам склонился над ней, дышал тяжело в затылок, целовал горячо.       Не думала, что сможет получить такое наслаждение от неторопливого темпа, но и этого ее уставшему телу хватило. Амен давил, где нужно, как нужно, покусывал плечи и целовал, желание ее нарастало, пока удовольствие не накрыло с головой. Эва задрожала сильно, сжала бедра, ловя последние искры наслаждения, Амен убрал руку от нее, снова гладил плечи.       Поцеловал в макушку, ее сразило это. Принес мокрое полотенце, теплое, воду заранее нагрел, заботливый, обтер от масла. Развернул, поцеловал в губы заставил под одеяло забраться, с окна ветерок дул.       Эва видела, что он все еще хочет, но Амен не позволил долго думать об этом. Обнажился, лег рядом, прижал к себе крепко, целуя в лоб.       — Спи, любовь. Завтра день долгий будет.