Эпистат, шезму и кошка

      Заниматься продолжили по вечерам. Амену нравилось, как Эва справлялась — уже держалась верхом правильно, управлять могла безошибочно, с кобылой контакт доверительный наладила. Сошлись они друг с другом. Доволен был, видел, как Эва сама на занятия рвалась и преуспевала.       Оттого не понимал сегодня, что стало с ней? Всё неправильно делает, спустя рукава, будто не старается вовсе. Поправлял много раз, напоминать пришлось, как держаться. Хмурился, злоба брала. Знает ведь Эва, как нужно, чего ведёт себя так необязательно? Учиться разонравилось?       Вымотался он так же, если не больше неё от раздражения. Плюнул уже, велел:       — Довольно. Обратно идём.       К конюшням вернулись из манежа, Амен грозно наблюдал. Эва слезала с лошади и вдруг пошатнулась, нога её соскользнула. Хорошо, Амен близко стоял, руки вытянул резко и словил в объятия. От падения спас.       Опять мысли голову нагрузили: да что с ней такое? Неловкая, нестарательная. Вслух не сказал, и так уж наговорился за урок. Поставил наземь, Эва шаг назад сделала и взгляд отвела. Кобылу расседлать не спешила.       Амен сам решил, быстро управился, несложное для него это дело. Уже нёс седло в угол, как взгляд бросил вниз… Едва заметно, но Амен увидел и распознал — небольшое кровавое пятно.       Его вмиг как по голове ударили камнем, тяжестью легло осознание — женский цикл у Эвы. Больно ей было попросту, плохо, мучалась, бедная, оттого не могла заниматься. А он её почти что пытал, заставляя без конца повторять. Мгновенно злость на себя вспыхнула, он же всё подмечает без труда, как так не догадался? Чувство вины захлестнуло и поглотило его, возлюбленной вред причинил. Бросил на неё растерянный взгляд, но спросил твёрдо:       — Не сказала чего? Над тобой измывался, молча терпела.       Она пожала плечами, поёжилась, так и не глядела на него. Подошёл к ней, руками обвил. По голове гладил, она прижалась доверчиво. Решил для себя — будет цикл её считать, чтобы не обидеть больше в неведении. Не желал для неё страданий физических добавлять.       Он уже знал, чем помочь, не впервые. Ванну нагрел ей в купальне, травы дал выпить. В горячей воде ей стало полегче. Ночью не тронул её, лишь обнимал, ей совсем говорить не хотелось. Лежала, ноги поджав к животу. Так и уснули.       Наутро оставил её в постели, сказал, что покой ей положен, пусть отдыхает. Днём после Эва уже поживее выглядела, разговаривала и улыбалась.       Амен не планировал к ней прикасаться сегодня тоже, поглаживал нежно, они боком лежали друг к другу. Вдруг Эва прижалась ягодицами, поёрзала немного… Тело непроизвольно начало напрягаться в ответ на её действия, заводился от неё быстро. Обуздать нужно возбуждение, не сто́ит Эву тревожить — так посчитал. Контролировать мог себя, Эва лишь удобное положение занять пыталась. Но она прошептала взволнованно, позвала:       — Амен…       Он отозвался:       — М?       Замолкла. Амен понял, рассудил, чего просит. Ладонь, прежде лежащую на её талии, переместил на грудь. Ощутил, что больше стала, чем обычно, полнее. Не сдавливал, знал — чувствительная слишком сейчас, болезненны будут интенсивные ласки. Поглаживал предельно аккуратно, не касался сосков. Эве приятно было, он слышал — вздыхала тихо и нежно.       Подалась назад ягодицами, тёрлась о его член, пока Амен к груди прикасался. Готова, видимо, раз ластится к нему. Он потянулся к её изящной шее, плечу… Поцелуи начал оставлять. Отчего-то у самого́ дыхание сбилось, видилось происходящее нежным, таким интимным… И Эва нежная вся, хочется её приласкать, от боли избавить.       Ладонью провёл по её телу вниз, огладил бёдра, потом между ног со стороны ягодиц. Там мокро очень, пальцы утонули во влаге, он сразу внутрь. Эва издала прерывистый вздох и совсем затихла, дышала едва слышно.       Амен снова услышал, как она шепчет, почти умоляюще:       — Амен…       Он согнул пальцы в ней ещё несколько раз, затем достал. Развернул Эву к себе за плечо, уложил на спину и сам поверх неё разместился, она ноги сразу расставила широко.       Не было у них ещё близости в её цикл, Амен не беспокоил её в подобные дни. А тут — сама возжелала. Всегда ласков с ней был, но сейчас — особенно бережен. Погладил её между ног, удерживаясь на вытянутой руке, в глаза посмотрел — не передумает ли? Эва выглядела измученной от желания, брови хмурила, не отталкивала. Лежала спокойно. Он направил член и плавно вошёл, а она застонала так сладко, хотела сильно, и в ней так горячо и влажно, что Амен едва мог с собой совладать.       Скользил очень легко, обозначил нежный, аккуратный ритм, но член вгонял до конца. Эва придерживала свою грудь, когда пошатывалась под Аменом от толчков. Понимал, что болезненно для её тела такое движение, старался намеренно не доставлять ей таких ощущений.       Она опять позвала его шёпотом:       — Амен…       Он взглянул, лицо её было прекрасно, обрамлённое тусклым светом холодной луны. Ответил ей тихо, будто боясь тишину нарушать:       — Здесь я, хорошая.       И она горячо попросила:       — Долго хочу…       Амен её успокоил, подтвердил:       — Будет долго.       Она прикрыла глаза, грудь свою так же держала, и Амен очень старался сделать ей хорошо. Слушая её вздохи, наблюдал, любовался её уязвимостью и открытостью. Доверяла ему сейчас, попросила подольше, знала, что сможет её ублажить.       Чувствительной была больше обычного, шептала ему ласковые слова, Амен жадно вслушивался в её тихие, прерывистые речи, иногда отвечал. Обнимал её, чувств много к ней. Осторожно прижался, чтобы грудь её не тревожить.       В ней было невероятно мокро, такая открытая, будто ещё горячее стала внутри. Казалось, будто она после оргазма, Амен помнил, как в ней себя ощущал после её удовольствия.       Она постанывала от длительной близости, голову запрокинула. Дрожью охваченная, вся сжималась внутри. Амен почувствовал, понял, что прямо сейчас тонула она в наслаждении. Смотрел на неё и терял себя от возбуждения и любви к ней. Красивая, хорошая, хмурится вымученно. Долгий оргазм подарил ей, яркий.       Амен не замедлился, продолжал двигаться, Эва уже успела расслабиться телом. А дальше услышал:       — Во мне останься, не выходи…       Сдерживать себя был способен сколько угодно до её слов. Но больше — не мог, не хотел. От её просьбы в груди что-то глухо оборвалось, не слышал он и не видел будто. Вталкивал член сильно, как мог, дыхание сорвал… и содрогнулся в ней. Впечатался глубже, лицом в шею уткнулся. Нахмурившись, рот приоткрыл.       Ему казалось, что и так близко к ней, ближе некуда, но она постоянно его удивляет, и сейчас будто совсем единым целым остались. Некое откровение ему словно открылось, когда лежал в ней и на ней, слушал её дыхание и своё.       Потом вышел, за полотенцем влажным сходил. Вытирал её между ног аккуратно, бёдра с внутренней стороны. На Эву поглядывал с нежностью. Вытер от крови себя.       Они заснули в объятиях глубокой ночью. Афири спрыгнула с подоконника и легла рядом с ними, никого не задев.