Эпистат, шезму и кошка

      Амен был сосредоточен, внимателен. Сидел в кабинете: стол, стул, лавка да полки с письмами и свитками, вот и все, что жрец эпистату в храме для уединения с мыслями нашел. Просматривал отчеты от охотников, много накопил, не любил такую работу, все больше с отрядом предпочитал, с людьми своими контактен был. Гонцы еще до рассвета письма от начальников отрядов из ближайших городов принесли, а Тизиан в храмовом дворе сокола из столицы ждал с распоряжениями от царя, у Амена же работы очень много было.       Эва впервые с ним вместе напросилась, никогда еще в такую рань с постели не вскакивала, а тут будто привязанная за ним ходит. Раньше больше беспокоилась, кто из охотников что плохое об их связи говорить будет, но, чем ближе были, тем спокойнее становилась, и уже не пугали злые языки. Да и не посмел бы никто из охотников сплетни про женщину военачальника своего распускать.       Сидела на лавке у окна, во двор смотрела, но Амен видел боковым зрением, как иногда взгляды на него долгие кидала. На письме сосредоточиться пытался, но не выходило что-то, совсем расслабился.       Вспоминал: снова цикл её едва закончился, Эва охочей до ласк стала. Накануне ночью осмелела совсем, на постель его повалила, просила: не двигайся, сама хочу. Его удивило это, но завело, нравилось, что женщина его не тушевалась, хотела как-то особенно — говорила ему. Оседлала тогда, сама член в себя направила, резко села, Амен рад был ей дать власть. Сама двигалась, как нравилось, а он любовался ей, обнаженной, в свете луны с блестящей кожей от пота, от усердия. Запрокидывала голову, стонала, к нему приникала близко и целовала в губы смело. Оба удовольствие получили, но Эва ненасытна была.       Не думал Амен, что она сможет с его выносливостью справиться, а она планку держала. Вот и сейчас поймал все же ее взгляд, сразу по нему все понял. И Эва поняла, что отвлечь от работы вышло.       Поднялась, потянулась, грациозно, знала, как платье ее задирается при этом. Амен взглядом по фигуре прошел, на бедрах задержался. Эва и так вся ладная была, но после уроков с лошадью ноги крепче стали.       Подошла к нему, Амен вид сделал, будто письмом занят. Не вышло, заметила уже интерес. Положила кисти на плечи его, погладила. Не среагировал, она подбородок его подцепила, посмотреть на себя заставила. Амен ухмыльнулся, хитрая какая, жесты у него понацепляла, пользуется теперь.       Откинулся на спинку стула, ноги широко развел, интересно стало, что делать будет.       Плохо, Тизиан с минуты на минуту вернуться должен с письмом от фараона, нельзя такое игнорировать. Работа одна должна быть в мыслях, а перед глазами — все равно Эва.       Запрыгнула на колени к нему, видно, вчера понравилось сверху быть, прильнула всем телом к торсу его, губами шею целовала. Амен вздохнул, ладони на бедра ее положил, сжал нетерпеливо. И все равно отстранил.       — Делаешь что?       — Тебя хочу.       Надо же, как просто у нее. Улыбнулся, погладил ее, обещая ласки, но позже.       — Занят. Вечера жди.       Снял ее с себя, хотел к работе вернуться, не хорошо, если отвлекаться вечно на нее будет, и хватка ослабнет, незачем царю пса при себе держать, что нюх потерял.       Думал, Эва поняла его, на лавку вернется, но нет, стояла себе спокойно рядом, смотрела с прищуром. Затем опустилась перед ним на колени, Амен застыл, не мог уже не смотреть на нее, не получалось.       Дышал глубоко, думал, сон наяву чудится?       Эва руки на колени ему положила, вверх повела, Амен видел, что осторожничала и нервничала, но все равно смело его обнажила. Сопротивляться уже не мог, впервые она делала для него нечто подобное. Приподнялся, помог ей с себя одежду спустить, не до конца, все еще помнил, где находятся.       Забыл, зачем только, письмо непрочитанным на столе оставил, как и работу всю. Женщина его перед ним на коленях стояла, скромно взяла в руку его член, лицом приблизилась, коснулась губами головки только, а его всего дернуло почти что. Никогда еще не ласкали его так, ртом.       Он тоже никого до Эвы так не ублажал, у нее же вообще все с ним впервые было. Боги одарили его не только внешностью, жуть наводящей, но и Эвой, в противовес, и этот подарок по душе был.       Она рот раскрыла, сильнее его взяла, Амен воздух шумно в себя втянул, вперед шатнулся. Руки до того на коленях держал, теперь на плечи ее положил, сжал немного, говоря — нравится все, продолжай. Потом на затылок ей скользнул, ни на чем не настаивая, только гладил легко и нежно.       Эва замурчала вся, ей самой нравилось его так целовать, он видел это по довольному лицу. Обхватила его губами плотно, двигала головой, так хотела ему хорошо сделать, маленькая. Оторвалась, вверх посмотрела в его глаза. Её взгляд мутный от ее возбуждения, да и у Амена едва ли лучше, еле сдерживал себя от животных порывов внутрь ворваться, но с ней никогда так не поступит.       Если только она не захочет и не попросит, а просить она умеет.       Она язык высунула, облизала его всего, затем еще раз, и много раз, видела, что Амену это особенно понравилось. Остановилась, снова в рот взяла, попыталась глубже опуститься, не смогла, отстранилась, слезы в глаза набежали. Амен гладил ее затылок ласково, ни на чем не настаивал, пусть пробует, как хочется, ему всяко нравится.       Он с ума сходил от одного взгляда не нее, ублажающую его по своему желанию. Руками себе помогала, чтобы его всего обхватить и приласкать. Амен уже счет времени потерял в погоне за удовольствием, но натренированный слух заметил и шаги, и скрип двери, что вот-вот раскроется. Знал, что Тизиан, все равно рявкнул, плевать было на ссоры:       — Входить не смей, головы лишу.       Дверь тотчас закрылась, не успев отвориться, не знал уж Амен, что о нем с той стороны подумать могли, да и плевать было.       Эва даже не оторвалась от него, увлечена была. Приноровилась, головой быстрее задвигала, Амен уже смело давил, помогал ритм соблюдать. Эва глаза прикрыла от удовольствия, нравилось его ублажать так, как и ему нравилось с ней подобное делать.       Она ноги широко расставила, тазом неосознанно двигала, будто тереться хотела, не мог уже сдерживаться от такой картины, сжал руку на затылке у нее, не хотел грубо, но вышло так, потянул от себя, чтобы отстранилась. Она стонала разочарованно, но он не слышал, взял себя в другую руку, сжал нервно, изливаясь в кулак.       Эва смотрела на него завороженно. Затем улыбнулась, встала, назад отошла, на стол его села, отодвинув свитки от себя подальше. Ноги раздвинула широко, чтобы он между них пристроиться мог.       Амен глядел на нее, слов подобрать не получалось. Всем видом говорила о том, как хотела его немедленно, сейчас, его желанная. Но за дверью Тизиан, а может, не он вовсе или не только он. Амен не мог. Хотел ее отблагодарить, обязательно это сделает, когда времени будет много. Когда освободится, чтобы всю ее обласкать с головы до ног, как заслужила, хорошая, своей смелостью, своей нежностью, никто так ласков не был с ним никогда, никто любви такой не дарил, она единственная.       Встал. Подошел к ней ближе, руки по обе стороны от бедер на стол положил, наклонился, приник к шее поцелуем, затем скулу поцеловал.       — Ступай.       Эва смотрела с обидой, будто не верила в услышанное. Амен с сожалением провел пальцами вдоль бедра.       — Ступай, отвлекаешь.       Соскользнула со стола, оттолкнув его руку, вся обиженная, Амену жаль было, что вот так прогоняет, но сделать что мог? Едва Эва дверь открыла, внутрь и впрямь Тизиан протиснулся, и в руке держал нервного сокола.       До вечера Амен Эву нигде не видел, пряталась от него, видно. Уже жалел, что обидел так, слов верных не подобрал, с ним бывает. До сих пор Эва благосклонна к нему была, как бы ни был строг, молча терпела упреки, но не вечно же ей так. Учиться должен не обижать грубостью там, где неприемлемо.       Как в близости с ней.       Рад был, что в покоях их ее все же нашел, беспокоился, что до ночи дуться будет и прятаться от него у наставника.       Она на кровати сидела, ноги подобрав, свитки раскидала, училась. Кошка рядом с папирусом играла. Амен подошел к ним, Афири убрал, та на окно шмыгнула и с него на дерево гулять ушла.       Эва взгляд подняла, пусть и обижена была, все же пришла в покои, значит, остывала уже. Он сел рядом, набросился на ее губы, не в силах терпеть дольше. Эва немедленно ответила ему, раскрыв рот.       Хорошая, послушная, неж… Укусила.       Отстранился, не веря собственным ощущениям, но губу саднило, поцарапала его зубами, и выглядела слишком довольной, чтобы вышло случайно.       Не мог сердиться на нее, если эта шалость помогла убрать обиду. Прислонился к ее лбу своим.       — Не злишься?       Отвела глаза на секунду, подумав.       — Не злюсь.       Рад был.       Воду ей нагрел, сам в ванную отнес. Не позволила ему о ней позаботиться, принялась сама тело натирать, так быстрее. Амен бы долго руками по телу ее водил, наслаждаясь касаниями, Эва скорее закончить хотела.       Сел позади нее, волосы с шеи убрал, поцеловал плечо.       — Хорошая.       Задрожала под его прикосновениями.       — Мне приятно было, как ты сделала. Не испытывал такого никогда.       Поймал ее скользящий взгляд. Эва застонала тихо, голову на него откинула. Амен руками вдоль тела ее скользнул, на грудь положил ладони. Сжал сильно, но бережно, пальцами соски тёр. Твердые, возбужденные.       — Умница какая.       Она прерывисто дышала, стонала тихо и нежно. Амен еще раз огладил ее грудь и ниже рукой скользнул. По животу и между ног затем. Эва бедра вместе свела, сжала ладонь его сильно, потерлась, воду расплескав. Амен пальцами по лону провел, даже в воде чувствовал, какая влажная, скользкая. Губами в шею ее впился, терзая, не смущался совсем следы любви на ней оставлять. Шептал в ее кожу.       — Возлюбленная.       Ласкал ее несильно, все равно выгнулась со стоном от слов хвалебных и голоса его ласкового. В волосы его руку запустила, притянула к губам за затылок, сама с поцелуем накинулась, стонала тонко. Прошептала в губы ему:       — Не могу уже. Прошу тебя.       Амен обтереться ей быстро помог, на руках до кровати донес, положил бережно. Сразу же над ней устроился. Эва его к себе притянула, лег на нее, целовал долго, глубоко. Она вся ерзала, терлась о его тело, маленькая, с утра взбудоражена, не ушло желание ее за весь день, жаль Амену, что так мучаться заставил. Искупить вину хотел, исправиться.       Оторвался от губ ее, взгляд поймал мутный, возбужденный очень. Поцелуями вниз устремился. Шея, ключица, на груди задержался, знал уже, как ей нравилось, когда здесь языком ласкал. Втягивал в себя, посасывал. Эва пальцы в волосы ему запустила, не дергала, ласково поглаживала.       Живот поцеловал, еще ниже. Ногу под коленом перехватил рукой, там же щекотный поцелуй оставил. Эва вся уже изнемогала от желания, долго дразнить не стал, хорошая его, давно жаждет. Руку между ног ей положил, складки раздвинул. Сперва смотрел внимательно — как сжимается вся и блестит от влаги, затем лизнул языком в середине. Эва стонала громко очень.       Амен вылизывал ее всю, нравилось очень ласкать так. Отзывчивая, чувственная, реакция у нее честная на действия его, всегда потом знает, как ей больше понравилось, даже спрашивать не приходится.       Не использовал пальцы, хотелось иначе. Ноги на плечи себе положил, сам ладонями ягодицы ее приподнял, чтобы удобней было. Языком внутрь проник, чувствовал ее всю изнутри, какой горячей была и невозможно вкусной. Двигал языком, брал ее, как никогда не делал еще. Эва напряглась вся, затряслась, в волосы его вцепилась пальцами, скулила протяжно. Понял — хорошо ей.       Отодвинулся от нее, когда расслабилась. Выше лег, на ноги ей, голову на ребра положил, поцеловал под грудью. Она его плечи гладила.       — Тебе хочу приятно тоже сделать.       Амен хмыкнул — ненасытная. Погладил живот ее, снова грудь поцеловал.       — Сделаешь. Позже. Отдохни пока.