~*~
На обратном пути к лагерю, когда он удостоился шанса увидеть Вэй Ина таким зрелым и вдумчивым.... Лань Ванцзи пришлось нелегко. Не из-за хвороста, который они несли. Скорее потому что тело Лань Ванцзи отзывалось громко. Достаточно громко. Желание обладать Вэй Ином несколько раз едва не овладело им: слова чувств и честности рвались наружу из его горла, где горели, словно раскалённые угли. Что будет, если он, потерявшись в этой огненной буре голода, попытается поговорить с Вэй Ином? Только холодные приступы тревоги заставляли его молчать, пока они шли. В тишине... и бессилии. Скверный. Развратный. Как он может быть кем-то подобным? В юности у него были непрошеные сны. Сны, в которых он гнался за Вэй Ином по крышам в Гусу... и в конечном итоге ловил его... и после, прижав к ближайшей поверхности, безжалостно овладевал. Даже во снах Вэй Ин постоянно убегал и сопротивлялся, пытаясь не попасть в его хватку, а он испытывал необычайный восторг и удовольствие. Он просыпался с тяжёлым дыханием и восхитительным, нежеланным оргазмом, разъярённый не столько собственными желаниями — потребностей тела, возникших из-за шумного, непочтительного, нарушающего правила Вэй Усяня, — сколько из-за удовлетворения собственных желаний против его воли. Словно его тело делало то, что хотело, вопреки всем принципам, и ему не нужно было даже прикасаться к себе. Достаточно только помечтать. И всякий раз он ненавидел то, как сильно его тело жаждало тела Вэй Усяня несмотря на то, как сопротивлялись этому сердце и разум. Однако сейчас... После Черепахи Губительницы, Аннигиляции солнца и Могильных курганов, продвинувших их отношения.... После всех этих лет стыда и тоски он постоянно, неразрывно испытывал чувства к этому человеку... И узнав, что тот так сильно изменился, повзрослел, осмелел и начал использовать пугающую запрещённую силу так легко... Тогда, прямо в том лесу, Лань Чжань желал сорвать с себя одежду и лобную ленту, чтобы тот бросил его на постель из мха и взял его. С пылом, нетерпением и жаждой. Он хотел увидеть всю озорную энергию молодого Вэй Ина, в которого он влюбился, смешанную с тёмным, серьёзным Старейшиной Илина; увидеть, как этот мужчина будет насыщаться его телом так, как Лань Ванцзи всегда жаждал его. Костяшки его пальцев, которыми он ухватился за деревяшки, побелели. Это было что-то новенькое. Вэй Ину нравятся женщины, напоминает он, точно отвесив себе самому удар, однако непрошеный совет, данный Сичэнем очень напряжённому молодому Лань Ванцзи, возвращает ему возможность дышать: «Многих людей привлекает более чем один пол, Ванцзи. Человеческие существа, как правило, не столь жестки. Мужчине могут нравиться как мужчины, так и женщины, и это не делает его менее мужественным. Взгляды общества на это меняются с течением времени, но реальность природы остается неизменной.» Непрошеный совет казался... намеренным. Лань Ванцзи не просил его. Но, борясь с собой в том лесу, он почувствовал огромную благодарность к старшему брату за слова, сказанные много лет назад. Уже в лагере Лань Ванцзи каким-то образом расправляется с ужином в тумане сбивчивых сигналов тела. Сдерживаемое желание продолжает тянуться к животу и паху — Вэй Ин действительно красив как снаружи, так и внутри, если не считать тёмное заклинательство. Тревога затягивает его — базовые потребности. Жажда. Как он может справиться с этим? И в груди расцветает искренняя радость всякий раз, когда Вэй Ин смотрит на него.~*~
Той ночью, уже многим после того, как весь лагерь уснул, а дыхание Лань Чжаня, звучащее рядом, вот уже как с час стало глубоким и медленным, Вэй Усянь садится на постели. Он пытается не разбудить своего спутника. Действительно пытается. В течение этих нескольких недель с тех пор, как Лань Чжань проводил ночи рядом, он и сам спал куда лучше. Однако сейчас он дышит тяжело и хватается за собственные волосы. Незваные сны вновь напомнили о себе. Те воспоминания. Демоны. Он ненавидит их. Всем сердцем. И всё же, чем больше он испытывает подобных эмоций, тем больше укрепляется темная ци в его теле. Конечно, другие воины испытывают нечто подобное. Вэнь Цин подтвердила это. Аннигиляция Солнца, может быть, и закончилась среди равнин и долин всего мира, однако она всё ещё продолжает бушевать в душах многих людей. Так или иначе, она также предупредила Вэй Усяня, что его нынешняя практика подведёт его только ближе к риску и чем больше он углубляется в совершенствовании тёмного пути, тем опаснее тёмная ци для его разума. Даже с тем, что Тигриная Печать Преисподней находится в десяти минутах ходьбы от него, сокрытая глубоко в пещере, он может чувствовать её жажду и то, как жадно она пульсирует, достигая его палатки, ощутив его смятение. Словно манит к себе. Временами, когда становится действительно плохо, тонкий голосок на задворках его сознания говорит: «Как долго я смогу протянуть?». Ответ он не находит даже в эту ночь. С тех пор, как они сразились с Цзян Чэном, такие мысли посещают его всё чаще и чаще, эти тихие голоса, звучащие в отдалении его разума. Они изображают тёмные мысли, которые всегда были с ним, но не были так сильны. Это те же самые голоса, которые проникли в него у подножия этих Могильных Курганов, когда его сбросили сюда, чтобы он умер на древней могиле — тогда ему ещё не исполнилось даже восемнадцати и случилось всё после того, как его дом сожгли. Те же, которые брали начало в ужасном демоническом присутствии, которые настигло его там, внизу, с его смолистой, сырой, тёмно-красной плотью духа и пылающими адским пламенем глазами. Ты не можешь сделать этого. Ты не справишься. Вэнь погибнут, и в этом будешь виноват ты. Снова. Тебе лучше быть одному. Большинство всё равно боится тебя. Ты всегда всё портишь. Ты всегда делаешь что-то странное, неправильное и слишком громоздкое. Верно.... Тебя слишком много. И вместе с тем — недостаточно. Он выдыхает, сдерживая всхлип, изгибаясь всем телом от боли, потому что эти эмоции на самом деле физически болезненны... — Вэй Ин? Лань Чжань садится рядом с ним, готовый пойти по следу, словно гончая. Разумеется, тёмная ци наверняка потревожила его. Вэй Усянь не может смотреть на него. Однако он слышит шорох одеяла и шелков, когда Лань Чжань сдвигается ближе, а затем чувствует безмерную, восхитительную волну облегчения. Рука Лань Чжаня парит над центром его спины, осторожно не касаясь его, но духовная энергия вливается в его тело. И по какой-то мистической причине Вэй Усянь слышит чистый, сладкий перезвон колокольчика ясности клана Цзян. Казалось, словно все эти мысли обжигали его изнутри, а Лань Чжань вылил ци, точно прохладную воду, гасящую пламя и успокаивающую раны. В то же время Вэй Усянь ощущает свет — свет наполняет и согревает его, отодвигая темные щупальца демонических энергий, что холодны как смерть, и освещают его истинный внутренний мир. Солнечный свет разрастается, расширяя пещеру, что словно смыкалась вокруг него. А колокольчик превращает всю энергию в нечто колеблющееся, похожее на музыку. Это вызывает в его воображении улыбку Цзян Фэнмяня. — Ох, — выдыхает он. Тепло. Чудотворная ци Лань Чжаня — сама его суть — проникает в Вэй Усяня вновь с ещё одним перезвоном колокольчика. Чистая волна цвета синевы. Тот отдаёт энергию свободно, намерение в ней ясное и неоспоримое: нет ни ожиданий, ни условий. Он просто хочет помочь. Заботится и ухаживает за ним. Вэй Усянь практически готов расплакаться. Он не хочет этого делать, разумеется, однако какая-то часть его отчаянно жаждет этого. Лань Чжаню не требуется слишком много времени на то, чтобы развеять последние отголоски тёмной ци в теле Вэй Усяня, на самом деле, всего несколько секунд. Однако время точно замедляется, пока Вэй Усянь чувствует поток этой ци и звон. Выдохнув оставшуюся тень напряжения, он, глубоко тронутый, поворачивается к нему. — Спасибо. В этот миг они находятся очень близко друг к друг. Их согнутые ноги находятся в нескольких дюймах друг от друга, а лица близко настолько, что возможно почувствовать чужое дыхание. Темнота скрывает выражение лица Лань Чжаня и детали таинственно приобретенного колокольчика; сегодня новолуние или что-то близкое к нему, и в палатке почти нет рассеянного света. Вэй Усянь способен разве что различить очертания мужчины, немного незнакомые из-за отсутствия высокой причёски и заколки для волос. — Как часто? — произносит Лань Чжань низким голосом. Вздохнув вновь, Вэй Усянь осторожно опирается на одну руку так, чтобы не коснуться бедра Лань Чжаня, когда он опускает её вниз. — Ох, не знаю. Кто может уследить за подобными вещами? Они приходят и уходят, полагаю. Лань Чжань, откуда у тебя этот колокольчик? Это нетипично: тот колеблется, а мрак остаётся неподвижным. Вэй Усянь чувствует неожиданное, словно внезапный порыв ветра, желание забраться Лань Чжаню на колени и скрыть лицо в изгибе шеи, да так и замереть. — У основания той горы... искал тебя, — в конце концов бормочет Лань Чжань. Сердце Вэй Ина трепещет, а тело его разрывается на части между липкими, травматическими воспоминаниями того времени (как вырезали его золотое ядро и то холодное, опустошающее чувство в теле без него, как ждал пробуждения Цзян Чэна и как подкрался Вэнь Чао со своими шавками, когда он был слишком слаб, чтобы дать отпор, про удар, пронзивший его, и о том, как его сбросили в это ужасное место, надеясь покончить с ним...) и чувством приятного трепета. — Ты искал меня тогда? Я был так одинок. Слишком одинок. В то время, как он лечил себя с помощью новых сил, чтобы выбраться из Кровавого Пруда, где-то там Лань Чжань искал его... — М-м-м, — Лань Чжань протягивает ему колокольчик. Тот приятно звенит. — Прости, что сокрыл его. Оцепенев, он забирает отдалённо знакомый колокольчик. Даже в темноте он точно знает, какие у того очертания. Смешок срывается с его уст. — Ах, Лань Чжань, всё в порядке. Будь это кто-то другой, возможно, мне и не понравилось бы. Но почему ты сделал это? Почему скрывал? Почему искал? Почему носил с собой мой колокольчик все эти годы? Словно почувствовав, что под этим вопросом скрывается множество других, Лань Чжань вновь колеблется. — В то время, когда ты считался пропавшим, я играл «Расспрос», используя колокольчик. На протяжении всей войны я был сбит с толку твоим выбором. И с тех пор, как приехал сюда… Я не был уверен, как... Вэй Усянь потирает большим пальцем ниточку, за которую крепится колокольчик, перекатывая серебряную сферу между пальцами. — Спасибо, что вернул его. Впрочем, я уже давно больше не Цзян. Возможно, тебе стоит оставить его себе как подарок. За то, что думал обо мне... Надеялся. И только в этот миг в голову закрадывается мысль — впервые за долгое время — что то, как Лань Чжань противостоял его тёмным техникам... То было не только благочестием или осуждением. То было также и надеждой. Люди возложили на него, как на основателя тёмного пути, свои надежды на победу в войне, но отказались от него как от личности. Это не нужно было произносить вслух: он знал, что стал чудовищем. Его просто терпели, разрешали только потому, что он помог бы им выйти из безвыходной ситуации. Даже Цзян Чэн, который защищал его от политических нападок в то время, рассматривал тёмный путь, как результат прогулов и странностей; как будто это соответствовало его мнению о Вэй Усяне. Дурное семя. Но Лань Чжань... Даже после того, Вэй Усянь навлёк несчастье на Пристань Лотоса, добился жестокой мести Вэнь Чао и пропустил гнев сквозь собственное тело, чтобы поднять ужасающих, рычащих мертвецов... Несмотря на то, что Лань Чжань заботится о правилах больше кого бы то ни было, он оставался единственным человеком, который, кажется, действительно переживал о том, что происходит с Вэй Усянем. Который беспокоился так сильно, что даже противостоял ему на поле битвы, когда никто другой и осмелиться не мог подойти ближе. В одном из таких столкновений Лань Чжань прокричал: — Прошу, остановись! Ещё не слишком поздно! И тот же самый мужчина едва сдвигается под одеялом, всё ещё укрытый тенями ночи. Он не забирает колокольчик. — Сохрани, это может помочь тебе. У него получается шутливо хмыкнуть. — Неужели, Лань Чжань, ты собираешься отказаться от подарка? Я думал, что мы друзья, — он тянется через него, почувствовав в подобной близи его пьянящий запах, и после оставляет колокольчик на столике между шпилькой для волос Лань Чжаня и своей Чэнцинь. Нейтральное место. — Просто подумай об этом. Я подожду обижаться. — Количество тёмной ци, которую ты пропускаешь через своё тело, уничтожило бы любого другого. Усевшись так, чтобы вновь взглянуть на него в темноте, он воображает себе то, что они оба слышат в этом; те слова не прозвучали этой ночью, но были сказаны множество раз прежде: «Ты должен перестать использовать тёмный путь. Это вредит твоей душе и телу». Вэй Усянь может практически представить себе, как он вновь просит: «Вернись со мной в Гусу»... И, что странно, он мечтает об этом. Даже с тем, что Вэй Усянь откажется оставить Вэней и предстать перед наказанием и переобучением клана Лань... он всё ещё хочет, чтобы тот спросил его. Чтобы тот не сдавался. — Лань Чжань? — М-м-м? — Ты давно не просил меня вернуться в Гусу. А тот и не отвечает прямо: — Это поселение — благородная причина. Когда они вновь ложатся спать, их тела находятся ближе друг к другу, чем прежде, и Вэй Усянь ловит себя на мысли: «Прошу... Спроси меня снова»