Вэй Усянь плохо спал последние несколько дней, но прошлой ночью всё было еще многим хуже. Вообще. Посреди ночи он проснулся от ужасающего кошмара, охваченный дрожью и одиночеством, и ему потребовался добрый час на то, чтобы прийти в себя.
Однако Лань Чжань оставил колокольчик чистого сердца. Осознав, что он есть у него, Вэй Усянь почувствовал облегчение. Но вместе с тихим перезвоном, который успокоил бурю внутри, также пришла и часть сущности Лань Чжаня: его запах, тень его ци, впитавшиеся в колокольчик за всё то долгое время, в течение которого он носил его у груди, и это… это привело Вэй Усяня к отчаянию.
В последние дни бабушки и тетушки Вэнь кудахтали и поддразнивали его по поводу темных кругов под глазами и бледных щёк. Ему кладут побольше лапши и сыпят множество специй. Это немного помогает. В основном, благодаря тому ощущению заботы, которое от них исходит.
И все же он не смог перестать чувствовать себя... покинутым. Может быть, это его слабость, учитывая его прошлое, но он чувствует себя брошенным Лань Чжанем, хотя, конечно, это иррационально и несправедливо. Неуместные чувства, которые он начал испытывать к Лань Чжаню, были именно такими — неуместными и совершенно не имеющие ничего общего с реальностью. Он не имеет никаких претензий к Лань Чжаню и вообще никогда ничего от него не ожидал. Лань Чжань — это... был— просто его друг. Или такой же как он заклинатель с общим прошлым...
Однако раз это всё, что связывает его с Лань Чжанем, то по какой же причине его сердце столь сильно болит? Почему так хочется, чтобы Лань Чжань вдруг оказался рядом? Почему теперь собственная палатка обратилась для него самым удручающим в мире местом? И по какой-такой неясной причине внутри неё стало пусто и угнетающе? Лишь компания малыша Юаня, с которым он проводит весь день, помогает отогнать мрачные мысли в сторону. Он почти просит того остаться с ним на ночь, но успевает понять, как жалко это прозвучало бы и как несправедливо это было бы по отношению к ребенку.
В течение всей недели с тех пор, как Лань Чжань улетел на Бичэне, Вэй Усянь из раза в раз прокручивает в голове ту ссору, задумываясь над тем, в какой конкретно момент он зашёл слишком далеко, что именно сказал не так и какое действие побудило Лань Чжаня уйти.
И, поскольку Юань ночует с бабушкой, Вэй Усянь также прокручивает в голове то странное завершение их спора, лежа без сна и не в силах заснуть. Поначалу он стойко не обращает внимание на сигналы своего тела. Однако, в конце концов, сдается и касается себя, чувствуя себя виноватым и немного смущенным. Лань Чжань, наверняка, возненавидел бы его за это.
«Я просто изолирован от всего мира, — рассуждал он, после того как на вторую ночь ему приснилась фантазия о том, что он прижат к стене. —
Лань Чжань очень красив, и мы жили здесь, словно близкие друзья, каждый день ложась спать рядышком... и та перебранка была такой напряжённой... кто бы не смутился хотя бы немного? Я просто одинок. И только.»
Одинок. Верно. Может, он и окружён заботливыми людьми, однако по какой-то причине... в Лань Чжане всегда было что-то особенное. И сейчас, когда Вэй Усянь остался без него, это одиночество давит сильнее, чем когда-либо. Его отсутствие все равно, что рана, причиняющая боль. И надвигающиеся тяготы зимы пугают больше, чем когда-либо, а прохладный ветер дует с заунывным воем, похожим на вой мертвецов, которых он поднимал на войне..
Совсем не помогает еще и то, что совсем уже скоро свадьба Яньли. Каждую ночь он смотрит на отмеряющую время луну. Новости ни о ней, ни о Цзян Чэне уже долгое время не доходят до него. Не то, чтобы он ожидает этого... И всё же...
Вэнь Нин ясно чувствует его меланхолию и проводит с ним больше времени. Даже Вэнь Цин даёт ему время: за эту неделю она ни разу не отругала его, а прошлым днём и вовсе погладила по плечу, когда заметила устремлённый вдаль мрачный взгляд.
— Он был интересным, — произносит она, сжав своей сильной, тёплой рукой его напряжённые от тоски плечи.
— Хм?
— Не прикидывайся дурачком, у меня нет времени на твои игры.
С уст срывается вздох. Некоторое мгновение спустя он накрывает её ладонь своей и сжимает.
— Его визит был таким неожиданным. От начала и до конца. Не знаю, почему я так...
Он усмехается, сам неуверенный в том, что испытывает. Лань Чжань и то влияние, которое он производит на Вэй Усяня, все еще сбивают его с толку.
— Ну, если он не вернётся, — фыркает она, вновь схватившись за корзину белья с мрачной хмуростью, — то и вовсе тебя не заслуживает.
— Заслуживает?
Сердце его трепещет от мысли, что кто-то ещё в этом мире способен подтвердить шёпот его сердца о чувствах Лань Чжаня. И, что более невероятно, признать, что он их достоин.
Вэнь Цин только закатывает глаза на его «игры» и уходит, взвалив на одно бедро тяжёлый груз. И как бы он не любил её, в этот момент он хотел бы обсудить всё с Яньли.
Сегодня, пережив ужасающие воспоминания о резне, Вэй Усянь чувствует себя настолько уставшим, что не стал бы много говорить, даже если Вэнь Цин захотела бы. И всё же он помогает переустановить палатку нескольким женщинам, засучив рукава. Из-за неожиданного ветра, поднявшегося на Могильных Курганах этой ночью, утро встретило их множеством срочных задач. Это нисколько не помогает Вэй Усяню справиться с его грустью, но во всяком случае немного отвлекает.
Вэнь Нин неожиданно возникает рядом и хватается за верёвку.
— Позвольте, господин, — произносит он своим низким, скрипучим голосом. Улыбка его шире, чем обычно.
— Что? Всё в порядке, я...
Однако вспышка белого, мелькнувшая сбоку, заставляет его замолчать.
Бросив верёвку, он оборачивается.
— Лань...
Лань Чжань?
Из-за угла грязных палаток и угольно-серых скал появляется Ханьгуан-цзюнь, блистающий в свете солнца. Он смотрит на Вэй Усяня с искренним, болезненным облегчением.
—
Вэй Ин.
Вэй Усянь бежит. Улыбается.
Смеётся. Становится так легко, будто он ласточка, парящая в небесах.
— Ты вернулся! Лань Чжань, ты действительно вернулся!
Облегчение на лице Лань Чжаня сменяется радостью при виде открытой улыбки Вэй Усяня. И Вэй Усянь врезается прямо в него, обвивая руками его шею. Лань Чжань в свою очередь обнимает его, сильные руки обхватывают его спину и талию.
— Ох, Лань Чжань, я скучал по тебе, так сильно скучал.
Его голос звучит тихо и слегка приглушенно, когда он прижимается к плечу и шелковистым волосам Лань Чжаня. Тот пахнет так
вкусно. И они
обнимаются.
В ответ Лань Чжань крепко сжимает его, и это ощущение настолько потрясающее, что из горла Вэй Усяня вырывается тихий звук, чем-то напоминающий урчание щеночка или котёнка, прижавшегося к другому.
— Простите, что прерываю, — раздаётся спокойный голос, очень похожий на голос Лань Чжаня.
Вэй Усянь выглядывает из-за плеча Лань Чжаня и видит позади того улыбающегося Лань Сичэня. Он отступает, а Лань Чжань отпускает его с видимой неохотой. Взглянув друг на друга ещё раз, они переводят внимание на старшего Нефрита клана Лань, продолжая искриться от этого момента встречи.
— Цзэу-цзюнь, — кланяется Вэй Усянь. — Ах… Приятная неожиданность увидеть вас здесь! —
«Я только что обнимал твоего брата на глазах у всех!» — Вы уже трапезничали?
В ответ на улыбку Лань Сичэня это выходит вполне естественным дружелюбным
«Как ваши дела?».
— Господин Вэй, — Лань Сичэнь по своему обыкновению приветлив и вежлив, несмотря на устрашающие Могильные Курганы и проклятое имя «Старейшины Илина». — Я пришёл лично взглянуть на ваш лагерь беженцев по просьбе моего брата.
С уст того сорвалось «
беженцев». Не «остатки». Сердце Вэй Усяня тотчас пускается в пляс.
— В таком случае, вам стоит пообедать с нами, и вы как раз вовремя! — произносит он, вернув себе привычную ухмылку, и по-прежнему чувствуя, как счастье переполняет его. — К моменту, как мы закончим экскурсию, всё будет как раз готово. И вы сможете познакомиться со всеми. Ах, должен предупредить, что еда ничего особенного из себя не представляет. Прошу, не подумайте, что мы не гостеприимны…
Лань Сичэнь оглядывается по сторонам с большим любопытством, и Вэй Усянь тотчас понимает, что и этот Нефрит клана Лань тоже не станет делать из скромной порции проблемы. Вэй Усянь ведёт их сквозь несколько витиеватых аллей из палаток и, пока Лань Чжань шагает рядом, отвечает на множество вопросов Лань Сичэня. Тёмный заклинатель ликует. Не только потому, что Лань Чжань вернулся, но и потому, что тот привёл своего старшего брата,
Цзэу-цзюня. Будущего главу ордена Гусу Лань.
Если только Лань Сичэнь вернётся в Облачные Глубины и тоже выступит в защиту Вэней…
Колокол звенит к обеду как раз тогда, когда трое заклинателей подходят к общей палатке. Остановившись у прохода, Вэй Усянь, наконец-то, смог разглядеть некоторое напряжение в медово-карих глазах Лань Сичэня: прямо сейчас тому предстоит встретиться с «псами клана Вэнь», которых все так жаждут убить.
Входя внутрь… Лицо Цзэу-цзюня вытягивается при виде пожилых людей, женщин и одного очаровательного маленького мальчика, столпившихся вместе в небольшом пространстве палатки, в которой они все находятся.
— Господин Вэй, — бормочет тот своим глубоким, определённо печальным голосом, — похоже, ваша с моим братом оценка этой ситуации неоспорима.
— Хм, — хмыкает со смешком Вэй Усянь, скрестив руки. — Кто бы стал предавать искренность Ханьгуан-цзюня сомнению? — и тотчас прикусывает язык.
«Вновь импульсивен! Зачем я сказал это?..»
Однако, похоже, первый Нефрит оценил его настрой и улыбнулся младшему брату, который, в свою очередь, взглянул в ответ со свойственной ему безмятежностью.
— Я верю ему. И также полагаю, что мои названные братья и старейшины клана Лань примут мою веру в него охотнее, раз я прибыл сюда лично. Господин Вэй, Ванцзи уже выступил в вашу защиту в Облачных Глубинах этим утром. Стоит только двум Нефритам выступить свидетелями и защитниками, и нашему клану станет трудно отказать в помощи.
— Выходит... таково ваше намерение? — едва находит в себе силы спросить Вэй Усянь.
В ответ Лань Сичэнь просто лучезарно улыбается ему. И даже на лице
Лань Чжаня залегает неуловимая улыбка. Как бы восхитительно тот не выглядел, когда они сражались, это и близко не стоит рядом с тем, что он видит сейчас.
— Ах... Хорошо, в таком случае, братья Нефриты, давайте пообедаем.
Надежда Вэй Усяня разгорается с новой силой. И это действительно хорошо... так же хорошо, как если бы он вновь обрёл давно потерянного друга.
На протяжении всего обеда красота, грация и доброта Лань Сичэня приятно ошеломляет Вэней, которые начинают преклоняться перед ним, словно тот — благодетельное божество. И даже у Юаня появились новые обожаемые колени. Однако несмотря на особого гостя, Вэй Усянь всё продолжает поглядывать на Лань Чжаня, сидящего по другую сторону стола. И очень часто находит, что тот бесстрашно смотрит на него в ответ с порозовевшими ушами и глазами, цвет которых напоминает жидкое золото.
После трапезы, чая и беседы с братом и сестрой Вэнь, Лань Сичэнь готовится улететь на своём мече Шоюэ.
— Господин Вэй, — оборачивается он со всё той же улыбкой. — То, что вы делаете — праведно. Я сообщу об этом всем кланам. Впрочем, помощь — вот, что нужно вам сейчас, и я сделаю все возможное, чтобы всех беженцев расселили до зимы. Я буду выступать за то, чтобы их всех перевезли в Гусу. Там есть одно местечко возле Облачных Глубин, где легко могла бы разместиться небольшая деревня.
Вэй Усянь настолько ошеломлен, что теряет даже способность думать. Приходится прочистить горло и восстановить дыхание, прежде чем он кланяется, кажется немного прерывисто.
— Цзэу-цзюнь. Спасибо.
Лань Сичэнь оглядывается на брата.
— Ванцзи. Ты остаёшься?
В сердце Вэй Усяня вспыхивает огонь, когда Лань Чжань незамедлительно отвечает:
— М-м-м.
— Хорошо, — вежливая улыбка того не меняется, а взгляд, на мгновение метнувшийся на Вэй Усяня, вновь возвращается к Лань Чжаню, и всё это напоминает подмигивание. — Береги себя. Вскоре я пришлю хорошие новости.
Лань Чжань смотрит, как брат улетает, вскинув голову, отчего солнце играет на его лице, где застыло выражение глубокой благодарности. Наблюдая за этим, Вэй Усянь с мелькнувшей во взгляде печалью вспоминает Цзян Чэна.
— Лань Чжань, брат очень любит тебя и поддерживает. Он очень добрый человек. Спасибо, что привёл его сюда.
По-прежнему глядя вслед удаляющемуся Цзэу-цзюню, Лань Чжань
вновь по-своему улыбается: слабо, но ярко.
— Ты своими словами и действиями вдохновил меня. Ты помог мне укрепить веру и понять суть праведности, — улыбка исчезает, но взгляд — открытый и глубокий — устремился на Вэй Усяня, отчего по его телу проходит приятная волна дрожи. — Я тоже больше не могу оставаться в стороне.
~*~
— Лань-гэ-гэ вернулся! — Юань объявляет об этом сегодня уже в одиннадцатый раз с самой широкой улыбкой на щеках, сидя на коленях у Лань Ванцзи.
Вэни вторят тому смехом и бодрыми улыбками. Но Вэй Ин не торопится делиться хорошими новостями, пока те не будут официальными, хоть и выглядит воодушевлённым визитом Сичэня. Надежда витает в воздухе, словно дым свечи. Сегодняшний вечер кажется праздничным, и Вэни более чем счастливы связать все это с возвращением одного Нефрита.
Лань Ванцзи кладет свою руку на макушку Юаня и смотрит на того, чувствуя себя на нужном месте. И даже не осознаёт, что на устах его мелькает ещё одна редкая улыбка. Всю свою жизнь он едва ли когда-либо улыбался, но за сегодня это уже третий раз. Радость Юаня удваивается, когда он видит это, маленькие щечки расплываются в щербатой улыбке.
— Да, он
действительно вернулся, А-Юань, — с другого края стола Вэнь Цин одаривает Лань Ванцзи лукавой улыбкой, между делом нарезая для сидящих рядом старших кусочки мяса. — И хорошо. Твой Сянь-гэ почти не улыбался эти несколько дней. А такого мрачного Старейшины нам не нужно, это плохо сказывается на моральном духе лагеря.
Уши Лань Ванцзи розовеют, а улыбка пропадает с лица. Бросив вправо быстрый взгляд, он замечает, что и щёки Вэй Ина покрывает лёгкий румянец. Вэй Ин
краснеет? Такой бесстыдник...
Но краснеет он или нет, Вэй Ин всё равно озорно улыбается.
— Вау, хорошее замечание, Цин-цзе!
Представь, если бы у нас были только твои кислые взгляды и резкий язык для утешения, — он цыкает и выдыхает сквозь зубы, наигранно поморщившись, а старшие Вэни гогочут вокруг него. —
Ай-я...
«Вэй Ин... не отрицает её слов.»
Лань Ванцзи замечает, что несколько старушек с блеском в глазах наблюдают за ними двумя и перешёптываются.
— Хм, — Вэнь Цин фыркает, гордо вскинув голову, и тянется за своим чаем. — Не бывало ещё в лекарской палатке такого пациента, которого спасла бы только женская улыбка.
Вэй Ин подмигивает ей, приподняв брови, и тоже потянувшись за своим чаем.
— Но этот лагерь спасла мужская!
А под столом... тот немного проводит рукой, но этого достаточно, чтобы их с Лань Ванцзи костяшки пальцев соприкоснулись.
Тело Лань Ванцзи переполняется разлетающимися в стороны искорками. Мысли становятся не более, чем пустым белым светом.
И Вэй Ин
не отстраняется. Это не было случайностью. Они с Вэнь Цин продолжают обмен колкостями, старшие Вэни добавляют собственные замечания, пока остальные просто наслаждаются происходящим, а Юань очаровательно смеётся, пусть и не может присоединиться к шутливому разговору взрослых, однако Лань Ванцзи не слышит ничего из этого.
В этот самый миг под столом рука Вэй Ина касается его собственной. Это всё, на чём он может сейчас сосредоточить своё внимание.
До тех пор, пока он не слышит голос Вэй Ина, произносящий его собственный титул. Только тогда его мысли приходят немного в норму.
— Когда Ханьгуан-цзюн ушёл… Ах, да кто бы не стал мрачным, когда тебя оставляет кто-то
подобный? Но…
Лань Ванцзи смотрит на него, широко раскрыв глаза, сидя действительно
очень близко к нему, и ожидая следующих слов.
А Вэй Ин встречает его золотистый взгляд своим сиренево-серым… и улыбается задорно и открыто, как утром, когда рванул в объятия Лань Ванцзи — что кажется, будто они перенеслись в прошлое, где Вэй Ин всё тот же мальчишка, который проносился тайфуном по Облачным Глубинам, такой свободный, смеющийся и радующийся каждому мигу своей жизни, и снова, и снова пытающийся подружиться с ним, с Лань Ванцзи. Будто стирая те слова, что были сказаны в пылу их стычки и отравляли его с тех пор, как он ушёл —
«Возможно, беспомощный маленький Вэй Ин был сброшен в это ужасное место много лет назад…. и всё, что осталось — это Старейшина Илина!» — Лань Ванцзи чувствует волну облегчения и счастья. Она проносится по его телу, и он убеждается, что то заявление больше не кажется ему правдивым. Вэй Ин жив. Живёт.
— Думаю, теперь я смогу поддерживать моральный дух лагеря, — произносит Вэй Ин, окинув Лань Ванцзи взглядом.
Все Вэни отвечают синхронным счастливым смехом, аплодисментами или некоторыми непристойными звуками одобрения. Уши Лань Ванцзи, должно быть, уже не просто красные, а полыхают так, что могут даже опалить собой волосы.
Ужин продолжается, но он еще слишком робок и слаб, чтобы произнести нечто большее односложного ответа на вопросы Вэней о его доме и семье. Продолжается это и когда он подтверждает историю Вэй Ина об их приключениях в прошлом, которыми тот делится, чтобы поддержать настроение за столом. Напряжение, охватившее его, слишком сильно, чтобы он был способен на что-то иное. Ему едва ли удаётся сделать пару глотков супа, несмотря на то, что он не ел, начиная с завтрака прошлым днём, когда был слишком подавлен. В этот раз однако причиной является совершенно иное чувство.
Не остановившись только на костяшках пальцев, Вэй Ин… он… он, рассказывая об их вражде во времена войны потрясённым и тронутым Вэням, начинает легонько поглаживать указательный палец Лань Ванцзи собственным, скрыв всё это под столом. Взад и вперёд.
Вэнь Цюнлинь и Вэнь Цин наблюдают за Лань Ванцзи, и ему кажется, что они догадываются обо всем. Юань, примостившийся на левом бедре Лань Ванцзи, конечно, совершенно ничего не понимает. А Вэй Ин умело продолжает, словно ничего не происходит; точно в эту самую секунду, под этим самым столом не из-за его лёгких прикосновений с Лань Чжанем творится нечто поистине удивительное и важное.
Взгляд Вэй Ина обращается к нему с восхитительным озорством и понимающим блеском в глазах. И это — только для него.
В какой–то момент, когда по кругу разносят последнюю порцию чая и большинство Вэней уходят, а Вэй Ин и Вэнь Цюнлинь продолжают рассуждать о теориях, касающихся призраков и демонов, и Юань уже спит, устроившись у него на коленях в колыбели — Лань Ванцзи взывает к остаткам своего мужества и вкладывает свою руку в ладонь Вэй Ина.
И это…
ошеломляюще хорошо. Это чувство звенит ласковой ци.
У Вэй Ина перехватывает дыхание, а улыбка застывает от удивления. Он не отводит взгляда от брата и сестры Вэнь, однако Лань Ванцзи, наблюдая за ним, видит, как он сглатывает, и как его глаза немного темнеют… отчего Лань Ванцзи задумывается о том, что, быть может, — чудесным, невозможным образом, — Вэй Ин чувствует то же самое, что и он в начале этой трапезы.
Однако затем, всего на миг, невозможно счастливое состояние Лань Ванцзи трещит по краям. А вдруг это слишком? Он всё ещё очень
не уверен, чувствует ли Вэй Ин то же самое, что и он… А вдруг все эти поддразнивания от него и старших Вэней не более чем забавное и ничего не значащее развлечение…
Однако в ту же секунду глаза Вэй Ина обращаются на него. И в них он видит тепло и счастье. Вэй Ин сжимает его руку в ответ, поглаживая его большой палец собственным.
Волна сладостной лёгкости поражает Второго Нефрита клана Лань. В сердце вспыхивает восхитительная боль, а желудок сжимает будто от голодного спазма.
Они остаются в палатке вчетвером и наслаждаются компанией друг друга — и под столом ни Вэй Ин, ни Лань Чжань не отпускают руки друг друга.
~*~
В последний раз прополоскав рот, Лань Ванцзи вытирает губы и слышит игру на флейте, безошибочно определяя Чэнцинь. Но эти звуки заставляют его застыть на месте с широко раскрытыми глазами и полотенцем, все еще прижатым ко рту.
Впервые, Чэнцинь звучит столь нежно, успокаивающе и красиво. А ещё, он очень хорошо знает эту мелодию. Это та мелодия, которую сочинил он сам.
Словно во сне, Лань Ванцзи следует за звуком вдоль спящего лагеря —
«Возможно ли это?» — проходит мимо последних фонарей по знакомой тропинке ниже, к краю Могильных Курганов, где кружится тёмная ци —
«Возможно ли, что Вэй Ин действительно исполняет её?» — прямо к одиноко стоящей палатке, откуда исходит очаровательная нежная мелодия.
Палатку Вэй Ина освещает горящая внутри свеча, а мелодия становится громче по мере приближения Лань Ванцзи, окружая его, заполняя собой. Удары его сердца отдаются в горле и ушах. Всё, что в этот миг существует для него — лишь эта мелодия и небольшая тёплая палатка, окруженная тьмой, и по какой-то причине они являются одним и тем же — источником. Сердцем.
Всё ещё точно в забытьи, Лань Ванцзи видит собственную изящную руку, облачённую в бело-голубое в этой темноте и тянущуюся к пологу. Сквозь ту часть, которая не закрыта плотно, просачивается янтарный блеск свечи, влекущий к себе, словно волшебные врата.
Лишённый возможности мыслить, он без колебаний тянется к собственной мелодии и проскальзывает в палатку Вэй Ина.
