Сдвиг по фазе

Немец обернулся и посмотрел на Польшу, недовольно поджав губы: его вечерний "отдых" был испорчен. Феликс с радостью вскочил с кровати, когда Германия снял ему наручники, и тут же быстрым шагом начал перемещаться к двери, но Германия вышел быстрее него и захлопнул за собой дверь. Деревянная плоскость встретилась с лицом Польши, и встретилась весьма жестко. Феликс, прослезившись от боли в переносице, уже не так быстро вернулся к кровати и присел на нее: этот болезненный знак расшифровывался как то, что поляку из комнаты выходить нельзя. -Мьсе дожидается вас в гостиной, - Пруссия мотнул головой в сторону двери, ведущей в упомянутую им комнату. -Не паясничай, - немец все еще продолжал думать о возвращении к Польше, в один момент он даже собирался передать Франции через своего нового самоназваного дворецкого, чтобы тот (Франциск) убирался на Елисейские поля. Говоря по правде, у немца была несколько иная формулировка этого "послания", чем здесь описано, но смысл, в общем-то,сохранился . -Прошу прощения, герр, - пруссак сделал полупоклон и снова выпрямился, старательно удерживая на лице серьезность с ноткой задумчивости и совсем малой толикой покорности. -Наверняка вы соизволите выпить во время... Разговора, да, - левый уголок губы Пруссии пополз наверх. Гилберт поднял руку и, коснувшись уголка двумя пальцами, "вправил" его обратно. -Мне известно, что мсье предпочитает выпить синее мокрое вино, - продолжал он, - а герр имеет привычку нажираться всеми сортами пива по воскресеньям. Германия попытался выразить укор на лице, но это не получилось: не имеет смысла укорять в чем-либо бессовестного человека. Поэтому немец, не сдерживаясь, оскалился и прошипел сквозь зубы: -Если так будет дальше - верну тебя России. Гилберт, скорчив недовольную рожу и не получив аплодисментов за спектакль, ссутулился и пошел на кухню. -Шуток не понимает, пидарас... - лишь этот обрывок ворчания под прусский нос долетел до Людвига. Немец бесшумно зашел в комнату и остановился, прикрывая за собой дверь. Он не отрывал взгляда от Франциска; тот сидел на краю дивана, устремив взор на кейс, который держал на коленях и по которому он постукивал пальцами. Франциск повернул голову в сторону немца и слегка улыбнулся, но улыбка не была приветственной, скорее лишь формальной, потому что она быстро исчезла. Закинув ногу на ногу, Бонфуа откинулся на спинку дивана; кейс он по-прежнему держал у себя. Немного подвинувшись, когда Германия сел рядом с ним, - хоть этого в силу достатка места на диване и не требовалось - Франция поставил кейс между ними и произнес: -Здесь почти все, что я тебе задолжал. Хотя с тебя самого следовало бы потребовать контрибуцию, - сейчас француз пытался показать, насколько великодушно он поступает, отказываясь от законной компенсации и к тому же возвращая долги. -Неожиданно с твоей стороны, - отозвался Людвиг и положил руку на кейс как можно ближе к руке Франциска, которую тот с ящика все еще не убрал. -Но это хорошо, когда хоть у кого-то остается совесть, ведь... -Да, когда совесть есть, это хорошо, - резко оборвал его Франция. -Я начинаю сомневаться, принадлежишь ли ты сам к числу совестливых существ. В ответ на вопросительно-недопонимающий взгляд Германии он пояснил: -Думаю, ты мне тоже кое-что должен. -Что же? Франция чуть придвинул кейс к себе, наклонив голову и смотря на немца исподлобья: -Допустим мысль, что в последний раз твоего нападения на меня минет я тебе сделал в долг... Германия не мог решить, как отреагировать. Он чувствовал, что готов вернуть "долг", ведь Франции он ни в чем не откажет, но он не позволит даже Франциску думать, что его, Германию, можно так легко поиметь, когда заблагорассудится. -И чего ты хочешь? Я не лягу под тебя, - в несоответствие своим словам Людвиг все же накрыл ладонь Бонфуа своей и немного сжал ее. -Кто-то просил тебя ложиться? Нет, ну если тебе так хочется... Ведь активом ты был уже вдоволь... - он дернулся в сторону и ударил немца свободной ладонью по губам, когда тот коснулся ими тонкой шеи Франциска. -Ты будешь снизу. Германия был бы рад с этим согласиться, но промолчал. Франция тем временем скинул руку немца со своей и щелкнул замком кейса. Немного приоткрыв ящик, он просунул руку внутрь и нащупал единственное, что там находилось - хорошо заточенный раскладной нож. Германия не сразу сообразил, что делать, когда около его горла внезапно оказалось лезвие. Француз, встав на диван коленями, приблизился к Людвигу вплотную, лицом к лицу, и коснулся ножом горла: -Ты не знаешь, на что я способен. Ты повторишь то, что я тебе сделал. Сопротивление было бы бесполезно, да и бессмысленно. Немец лишь предложил Франции пройти в другую комнату, на что тот одобрительно кивнул. Попросив Франциска выждать пару минут, Германия удалился в спальню, где его встретил Польша. -Можешь уйти. Поляк придержал ноги, чтобы от радости не станцевать краковяк, но когда он собирался выйти, Людвиг загородил ему проход рукой: -Не отсюда, - другой рукой он указал на окно. -Я... Но как... Это обязательно? - плаксиво простонал Феликс. -Здесь невысоко. Польша приблизился к окну и открыл его. Поставив одну ногу на тумбочку, он залез на подоконник. -Прыгай, - услышал он сзади, и, не задумываясь, спрыгнул вниз. Этаж был второй. Вместе с ним был перелом ноги. Польша сильно укусил себе руку, сдерживая ор. Но навряд ли его услышал бы кто-то - дом германцев находился не в самом Берлине, а за городом, в более-менее безлюдной местности (на этом с самого начала настоял Пруссия, и его требования были приняты). Германия наблюдал в окно, как Феликс ползет за угол дома. -Хм, интересно... - Франция зашел в спальню, крутя головой и осматриваясь. -Это твое? Немец повернулся к нему. Франциск с улыбочкой рылся в той самой заветной коробочке. -Пруссии. -Да что ты врешь, - француз вынул из коробки кнут и повертел его в руках. -Давно ты это держишь? - не нуждаясь в ответе, Франциск взмахнул кнутом - последний при этом не преминул издать щелкающий звук - и медленно двинулся к хозяину дома, огибая кровать. Намотав пол-кнута на руку, Франция остановился в двух шагах от Германии и скривил губы в ухмылке: -Помнишь, как ты звал меня шлюхой, едва лишь тебе удавалось меня нагнуть? Последовал кивок, и Франциск продолжал: -Так вот я переспрошу: кто шлюха? Немец остался нем - вопросов он больше не слышал, лишь видел Франциска, а хотел еще и осязать. Словно сквозь глухую стену услышал он щелканье кнута, почувствовал, что кнут прошелся у самых его ног. Дыхание сперло окончательно, не мигая Германия смотрел на Бонфуа, который в это время все еще что-то говорил; Людвигу даже казалось, что они уже находятся в объятьях друг друга, валятся единым целым на прохладные простыни, лобзаниям их, кажется, не будет конца. Франция сильно кусает его за шею... Германия опомнился и схватился за то место, где, по его представлению, должен был остаться след укуса. Кожа возле кадыка была гладкой и неповрежденной, но болезненные ощущения прошли только через четыре секунды. Они все так же стояли возле окна - Франция, раздраженно смотрящий на Германию, и Германия, который вернулся из грез. -Так кто шлюха? Облизнув пересохшие губы, Людвиг ответил: -Ты. Я повторяю. Удар кнута пришелся прямо в живот. Если бы не он, навряд ли бы немец пришел в себя и стал нормально дышать и перестал пялиться на француза. -Еще раз. Кто шлюха? -Ты. Франция накинул петлей кнут ему на шею и приник к немцу вплотную, грудью к груди: -А по-моему, ты... - вкрадчиво продолжил он, понемногу стягивая петлю. -Так ты вернешь мне долг или нет? - этот вопрос Франция уже шептал в ухо Людвигу, слегка задевая ухо губами. Перед тем как услышать ответ, француз был крепко схвачен за талию и приплюснут к Германии; ответом был выдох: -Верну... Петля на шее немца стянулась еще сильнее; в один момент Франциск дернул кнут вбок и не преминул поставить Германии подножку, в результате чего последний вместо ожидаемого поцелуя от француза получил несколько дополнительных синяков. -Что бы ты ни говорил, сегодня шлюха ты, - Франция уже успел запрыгнуть на немца и ерзал тазом по его груди. -Не злись, прошу заранее. И не нужно врать мне, я вижу, чего ты хочешь. Хочешь быть подо мной. Правдивые слова Франции лишь заставили Людвига мысленно сильнее эту правду отрицать, ведь куда страшнее не то, что твои чувства видно, а их осознание; страшнее всего признаться себе и не искать оправданий, не придумывать себе ложных чувств и убеждений, дабы скрыть себя хрупкой пеленой невинности от себя же; здесь одним из звеньев также является стыд, стыд не перед кем-то, а, как уже говорилось, перед собой; перед стыдом, как одни из его источников, следуют честь и достоинство - боязнь уронить их создает защиту от этого случая, коей и является стыд. Франциск все это понимал, но не собирался разряжать ситуацию и лишь ухудшал ее: -Я уверен, ты втайне жаждешь этого. И не нужно отрицать, лучше согласись. И это ведь просто секс, лишь ублажение - разве он что-то значит? -Секс без согласия обоих партнеров является изнасилованием, - при этом рука Германии легла на ширинку француза. Словно бы нечаянно немец зацепил пальцами пуговицу и отдернул руку, ухитрившись при этом раздвинуть саму ширинку. Удовлетворившись и этим прогрессом, Франциск придвинулся пахом вплотную к лицу лежащего: -Возвращай долг, - с этими словами он взял руку Германии и переместил ее на мягкий бугорок, обнаруживавшийся за ширинкой. Его же рукой Франция оттянул резинку трусов вниз, отметив, что немец в этот момент перестал дышать , а через пару секунд грудь его стала вздыматься с большей частотой под задом Бонфуа. -Может, мне еще и лечь под тебя? - Людвиг посмотрел на француза из-под нахмуренных бровей, крепко стиснув не только свои зубы, но и то, на чем по воле Франции находилась его рука. -Хм, может, и лечь. Посмотрим. Но сначала минет. Ну же, начинай, ты ведь, между прочим, уже согласился. -Неужели? -Да, сказал, что вернешь. -Не помню, - и это было правдой - свое "верну" немец произносил не раздумывая, не слыша, что говорит, лишь представляя себе в это время сам акт "возвращения". -Это было пять минут назад. Короткая же у тебя память... Ну давай же, мне не терпится. Не получив реакции на просьбу, Франция сдернул себе трусы пониже, затем накрепко вцепился в волосы немца и протолкнулся в его полуоткрытый рот, откуда вырвалось протестующее мычание. Дальнейшим действиям Франции Германия был рад, - Франциск без остановки дергал его голову на себя, одновременно вставляя свой член едва ли не в горло - ведь можно было лишь изображать сопротивление, несильно похлопывая француза по его подтянутой заднице, издавая различные звуки и немного прикусывая орган, который скользил во рту. Германия для себя решил, что обязательно доведет все до "сопротивления" на постели. Было досадно от того, что он не может открыто отдаться Франциску, получить полное удовлетворение, перестав актерствовать. -Ты, кажется, хотел полежать, - Франция дал Людвигу возможность ответить, отодвинувшись. -Еще чего захотел, - метнув на "насильника" озлобленный взгляд, Германия стал отплевываться. -Мне-то все равно, это ты захотел. -Ну раз уж это обязательно... - обратив взор к небу, которое сейчас заменял потолок, Германия без труда приподнял француза за подмышки и стащил с себя, после чего поднялся и пересел на кровать, всем своим видом показывая недовольство с обреченностью; исподлобья смотря на Францию, он как можно быстрее освобождался от одежды. Франциск в это время подобрал брошеный им кнут и, не выпуская его из рук, сорвал с себя жакет, после жакета - легкую футболку, и под конец выпрыгнул из штанов и нижнего белья, которые ждали своей очереди на его щиколотках. Как если бы ноги француза были одним из его национальных блюд, - здесь имелись в виду лягушачьи лапки, а не улитки - он впрыгнул на только на постель, но и на немца - тот лишь успел повернуться спиной вверх. -А ты помнишь наш первый раз? - спросил француз, лежа на нем. -Ты был весьма мил сначала, я предвкушал хороший секс... И не ошибся - ты был весьма хорош подо мной... Эх, надо было и сегодня дать тебе выпить. Но ничего, мне твоя трезвость нисколько не помешает, - схватив одной рукой Германию за горло, Бонфуа раздвинул его ноги своими и проник внутрь; к своему разочарованию, он не услышал в ответ на это ни звука. -Ну, что хочешь сказать? Нравится? С превеликим удовольствием Германия вскрикнул бы сейчас "Да!", которое так и вертелось на языке, и этим бы не ограничилось - беспрерывные стоны вырывались бы наружу, не нужно было бы удерживать тело от ритмичных движений. Ничего из этого немец себе не дозволил, лишь не смог сдерживать резкие выдохи, выбиваемые из него. Не преминув ласкать тело партнера, француз через минут десять услышал один-единственный долгожданный стон, короткий, но все же прозвучавший. Второй подобный стон, немного протяжнее, высвободился одновременно с семенем. -Ну, я удовлетворен, - вытерев пот с лица простыней, Франция стал отирать ей свои ляжки. -Даже останусь у тебя да утра, ты ведь не будешь против? -Мне наплевать. -Вот и славно. Германии хотелось бы тоже обойтись одной простыней, но вместе с тем он чувствовал, что не заснет, пока не вымоется начисто. А для этого нужно было покинуть спальню и пройти в ванную, минуя кухню, где шансы встретиться с Гилбертом были весьма высоки. Взвесив все и решив, что после насмешек брата заснуть будет можно, Людвиг надел лишь брюки и вышел из комнаты, на пороге оглянувшись: Франциск занял середину кровати, неровно накинув на себя одеяло, и уже, кажется, посапывал. -Весело было? - рубиновые глаза с прищуром хитро сверкнули одновременно с рядами зубов. -Можешь не отнекиваться, все было слышно, - Байльшмидт похлопал брата по плечу. -Не смешно... -Ну как знаешь. Долго же вы там, у тебя все на месте? - но больше Пруссия ничего не спросил, заметив, что от его слов Германия даже не злится. -Как ты считаешь... Мне стоит продолжить то, что я начал? -Эту твою "войну"? Ну не знаю. Если нет - то упадешь в глазах других, если да - то тогда я не представляю себе, что будет, - рассудил пруссак, передернувшись. -Но ты-то со мной? -Я? Разумеется. Если ты соизволишь в дальшейшем меня не насиловать. Спокойной, - добавил под конец Гилберт, когда немец подошел к двери ванной, и откланялся. Когда Германия вернулся в спальню, Франциск все еще бодровствовал. Пристроившись рядом, Людвиг долго смотрел в плечо француза. Только сейчас он понял, что нужно удержать Францию любой ценой, чтобы последний стал постоянным партнером в постели. Не устраивало то, что Бонфуа отказывался от положения снизу, но даже так это всяко лучше, чем каждый раз "захватывать" Польшу. Немец знал, что успокоится, когда у него будет кто-то постоянный. А удержать француза можно было за чувства. -Франц? -Что тебе? -Конечно, вся эта твоя "месть" была глупой затеей, но я прощаю. Франция зевнул. -И я не прочь повторить. Франция хмыкнул. -Потому что я люблю тебя. Франция поднял бровь и наконец взглянул на Германию: -Чувства? Ценю. Ты... - больше ни слова не вылетело из его рта, заткнутого поцелуем. С упоением и громким рыком немец искусывал его язык и губы, беспорядочно хватая руками то за голову, оттягивая волосы, то за плечи или бока, впиваясь в них ногтями - наконец он позволил себе что-то за этот вечер; свободный поцелуй оказался куда лучше недозволенного секса. Отпустив француза, Германия откинулся на подушки и шумно выдохнул: теперь, когда он не сдерживался, стало куда легче. -Не ожидал, совсем не ожидал, - ошеломленно произнес Бонфуа. -Не знаю, заметил ли ты, но это была страсть. -Я не хочу в этом копаться. -Ты что, смущен? Мне пришлось по вкусу, если ты и это не заметил. И я думаю... - Франция заставил немца заключить себя в объятия, накинув его руки на свои плечи и прижавшись. -Думаю, что ты меня достоин. "Ты думаешь, что тебе не помешает еще один партнер, так?" - хотел спросить Германия, но вместо этого коротко коснулся губами губ Франциска и отодвинулся. На утро Франция проснулся один. * * * Проснувшись в около пяти утра, Германия не помнил ничего со вчера, Францию рядом с собой он почти не заметил. Все мысли были лишь об одном. Он не знал, почему его это так внезапно забеспокоило. Не в силах совладать с собой, Германия выскочил из постели, а дальнейшие несколько часов, включавшие в себя и перелет, прошли незамеченными, словно через пять минут после подъема он уже быстрым шагом шел мимо Красной Площади.До дома, где проживал Иван, Германия добрался словно за долю секунды. Надеясь, что Брагинский не уехал сегодня за город ввиду такого важного фактора, как пятница, немец постучал в дверь квартиры - от дверного звонка остался только невыкрашеное пятно на стене. Еще несколько дней назад Людвиг мог свободно зайти к русскому, но сейчас он не мог позволить себе этого. Дверь не открывали даже после второго стука. Неуверенно немец надавил на ручку - дверь была открыта. Пройдя в квартиру, он остановился, но вскоре решил пройти дальше. Брагинского Людвиг нашел в гостиной. Тот сидел на диване с поднятыми ногами и толстой книгой в руках. Иван не сразу оторвался от чтения, а когда оторвался и взглянул на визитёра, вздрогнул и захлопнул книгу, тем не менее промолвив: -Добрый. -Здравствуй. Как идут дела? -Благодарю, в порядке... - русский поднялся и прошел к многочисленным книжным полкам на стене. -Только вот... - голос его понизился настолько, что слышал себя лишь он сам. -Я тут подумывал... Убить тебя наконец... -Прости, что ты сказал? -Я? - Россия повернулся к нему, слегка улыбнувшись. -Ничего. Хочешь водки, да? - вопрос звучал с нажимом. Иван вытащил с полки, свободной от книг, небольшую бутылку и рюмку. Наполнив рюмку едва ли не до краев, он протянул ее Германии; рука его при этом подрагивала. Людвиг принял рюмку и, не горя желанием пить, поднес ее ко рту. В сию же минуту рюмка была выбита рукой русского и, отлетев в сторону, разбилась о стену. -Перепутал, паленая была, - неровным голосом объяснил Россия. -Не дело такой европейца угощать. -Говоришь так, будто сам не из Европы. -Ну что вы, герр, куда мне до Европы-то, - с раздражением ответил Брагинский. -Но ты сам виноват в этом, - сарказм русского остался непонятым. -Ты мог бы лучше следить за страной. Твоя проблема в том, что ты никого не хочешь слушать, - сейчас Германия был свято убежден в том, что русский нуждается в этих советах. -Заткнись, прошу. -Не смеешь затыкать. -Заткнись, сказал!!! - рявкнул Иван так громко, как только смог. Немца это только взбесило: -Мог бы меня слушать хотя бы! -Да, блядь, ты всегда прав! -Прав! Россия громко зарычал и метнулся в соседнюю комнату. Германия остался стоять возле шкафа и рассматривать большой красный флаг Союза, который всегда висел здесь, зацепленный за угол шкафа. Не успел он коснуться старой ткани флага, как услышал позади себя быстрый топот русского. -Не смей это трогать, - дуло пистолета уперлось немцу в лицо, когда тот развернулся. -Убью нахуй. -Давай, я не против, - а ведь терять и вправду было почти что нечего. Брагинский опустил оружие, но Людвиг поймал его руку и снова приставил пистолет, зажатый в ней, к своему лбу: -Ну давай же. Взбесившись, Иван двинул пистолетом по лицу Германии, а за этим швырнул оружие об пол и схватил одной рукой немца за ворот: -Я умоляю, уйди, уйди отсюда! - голос его сорвался. -Какого хрена ты здесь?! Иди прочь, прошу! - он толкнул Людвига к двери и отошел к полкам, тяжело дыша. Время по дороге назад уже не летело, как сумасшедшее. Разговора с русским не получилось, но ответ на вопрос, мучивший Германию, был получен: Россия был совсем не в порядке, и теперь ему стало не лучше.