POV Дима
Сделать то, за что я уже был готов, заранее, расплатиться, я планировал… с того самого момента, как привез Соню, жить в ее "новый дом". После ее не долгосрочного пребывания в Питере. После моего дня рождения и ее отравления. Этот безвыходный случай, который, убегая от меня, Соня создала для себя самостоятельно, представился мне самым подходящим. По времени. В особенности, находясь в принадлежащем лишь мне пространстве — я мог и вовсе не торопиться. Хоть, все меньше и меньше, помогал себе в этом сдерживаться. Относясь к собственным помыслам спустив рукава, не контролируя и своих рук. При любой удобной возможности. В тот же самый момент, ко мне пришло пошлое и прямое понимание. В целом, оно было под стать и моим желаниям, над ней. Понимание, что безвозмездно, подарить Соне, что угодно — мне совсем не жалко. Мне уже вообще ничего не жалко, кроме, наверное, нее самой. Ведь я знал то — чего не знала она. Умел делать вещи, которым ей еще предстояло научиться. На это время, ей и самой, было неизбежным стать, безропотной вещичкой в моих руках. То, что я, подобным образом, искуплюсь за все свои выполненные, вскоре, желания — я не думал. Это был лишь добрый жест. Скорее всего, единственное добро, которое Соня сможет от меня получить. И даже воспользоваться. Тем более что, не было мое решение, совсем уж безвозмездным. Скорее, отнюдь. — Ты уверен, Дим? — недоумевая и подозревая, что я, скорее всего, просто не выспался, переспросил меня Андрей. Единственный адвокат в городе, которому я доверял чуть больше, чем остальным его коллегам. Он вопрошал наивно, ничего не понимая, лишь потому, что даже не смел позволить себе представить, по какой именно причине я, вроде как, «раздаю» нажитое.Непосильным и кровавым трудом. Возможно, заплатив за все, еще и рассудком.
Пытаясь меня отговорить — от моего, уже принятого решения. А значит, отменить его уже не выйдет. Жизненные цели Андрея Юрьевича, как и у многих, были довольно примитивны. Он не имел ни единого потайного желания, которого бы я не сумел прочитать у него на лице, проведя с ним, хотя бы день. Может и меньше. Каждое его предположение, на счет моих слов ему — было обыденно. А не только неверно. Но, все же, я решил поиграть с ним, в его весьма скучную игру. Обсудить и истинную ценность денег. — На самом деле, долго над этим думал. Всю ночь не спал, до встречи с тобой. — я сделал паузу, прислонив ладонь к щеке, сидя за столом, на против него. — Но жалко девчонку. Она дура. Наверное, я произнес эти комичные для себя, замечания о Соне, слишком убедительно, потому что Андрей, убирая какие-то конверты в ящик, тут же перевел на меня свой взгляд: — Она что, сирота? — выдал адвокат, кажется единственную для себя причину, по которой он, мог кого-то искренне пожалеть. Я откинулся на спинку стула: — Хуже. Ее папаня мент. Андрей, неодобрительно замотал головой, с недоверием и улыбаясь тем словам, что он снова рассматривал в документе, перед ним. Пару минут назад, мы составили его содержимое вместе. — Для ее возраста, многовато… это твое "дарение". Может уберем, хотя бы, квартиру? Из этого списка. Его профессиональная меркантильность, не давала мне шанса продолжить, эту искусственно созданную мной беседу. Я не сдержался, понизив свой голос до тембра, что был мне истинно присущ: — Давай, настолько детально, ты будешь «ебаться» со своими проигранными, судебными делами? Согласовывай все, что я тебе сказал. — отрезал я. — У меня нет времени. Значит и у тебя оно тоже ограничено. Андрей смутился, но никак не подал виду. Все также профессионально. Но я почувствовал, как мое присутствие в его кабинете, больше не казалось ему, лишь его индивидуальным выбором. — Да нет… Ты меня не правильно понял. — он постучал пальцами по столу, осознавая, что теперь, ему стоит поаккуратней выбирать свои слова и советы для меня. — Просто я знаю таких. Девочек. Благодарности мало будет. Получит все и исчезнет. У меня опыт. — отрывисто вещал он. Не спрашивая на это разрешения, я закурил сигарету: — И что ты предлагаешь? — зачиркал зажигалкой я. — Вручить бумагу, а после, сразу ее связать? Андрей, игнорируя мои вполне реальные предложения, прикрытые юмором, выдал ответ: — Условия. Дарственная теряет свою силу, если принимающая сторона: погибнет, исчезнет. Мало понимая терминов, я уточнил лишь главное, что меня волновало: — Это легально? — выпустили дым я, прямо ему в лицо. Андрей улыбнулся, расслабившись. Кажется, победно осознав, что все же, я стану к нему прислушиваться. К его бесспорному опыту, в этих насущных вопросах купли-продажи Сони, под видом благотворительности: — Что не запрещено законом, то им разрешено. Договоры, дарственные, туалетная бумага… могут быть любыми и мало чем станут отличаться, по своей истиной силе, друг от друга. Она там, по сути, нулевая. Оспорить можно что угодно. Это твое личное дело, твои собственные распоряжения и пожелания… пока этот вопрос, например, не дойдет до суда. Там то тебе, если что, и припишут, твою неграмотность и незаконность действий. — он быстро начертил ручкой, что-то на документе. — А пока что и так сойдет. Всегда сходило. Задумавшись, над его громкими словами о «погибели» и «исчезновении», я произнес свои мысли вслух. Может быть даже нечаянно: — Ее это напугает. — выдал я, хоть и не планировал, откровенничать о пугливом темпераменте Сони, с кем либо. — Перефразируешь? Андрей ухмыльнулся: — А что, она решит, что ты убийца? Очень смешно. — он сделал паузу. — Я просто не очень ей доверяю. Эта Соня, на тебя уже доносила, пришлось распрощаться с «лимоном». Забыл? А ты, все еще ее жалеешь? Возникла пауза, ведь Соне, «решать» и не приходилось. Я стряхнул пепел на ковер. — Жалею. — задумавшись, я понимал, почему не совершил с ней того, самого главного, что хочу совершить. Я поднял на адвоката глаза. — Этих денег уже нет. Ее обвели вокруг пальца. Я не имел в мыслях, как либо, оправдывать свои решения перед Андреем или кем либо еще, но мне очень захотелось, последить за реакцией адвоката, на мои доводы ему, еще немного. Такой расклад, совсем его ничем не наполнял? Не давал ему повода задуматься? Не зажигал расчетливое сердце азартом? — Решать только тебе. — Андрей захлопнул папку. — Я все подготовлю. Дай мне один день. — кивнув ему на прощание, я встал со своего места. Почти сразу, услышав в спину, еще немного его слов обо мне, но уже тише, он бормотал себе под нос. — Все равно выходит дороговато, если ты ее просто трахаешь. Я остановился, пытаясь сдержать улыбку, оборачиваясь на него, через плечо: — А если не просто? — выдал я. Не ожидая, что я услышу его рассуждений, адвокат растерялся: — Что? — не понял он. Мое лицо, не намеренно, приобрело серьезный окрас, я понизил свой голос: — Ну... что, если не просто? Может еще и не трахаю даже. Может быть я ее грохну. — я сделал паузу, не отпуская его взглядом. — Отмажешь меня? Сколько это будет стоить?***
В то прохладное утро, когда мы направлялись в мой дом, оставив позади город — в машине было исключительно тихо. Мне это нравилось. Подходило под пустую тишину и во мне. Но я ощущал то, как Соня начинает спотыкаться в собственных мыслях, сидя на попе ровно. Так умела только она. Показывать свою отчужденное, крайне разбитое состояние. Ничего при это не делая и даже не стараясь мне этого показать.Я знал ее наизусть.
Вот, вижу, краем глаза, как она, невзначай, дотрагивается до своей щеки, которая, может быть, все еще горит. Словно пытается переубедить себя в нереальности происходящего с ней. Может быть рассуждает и о том, что около часа назад, я наградил ее пощечиной — совсем не сильно. Вдруг, лишь нечаянно. А может... и не было ничего. А что, если она и вовсе заслужила. Ну а мне, поступать так — проще, нежели повторять, что-то, снова и снова. Особенно, в случае с ней. И не потому, что Соня не могла дать мне отпор. Она бы смогла. Просто, вряд ли, это бы у нее получилось. Я видел то, как она, едва устояла на ногах, в коридоре. Это ее и спасло. — О чем ты там, так думаешь? — мягко поинтересовался я. Прекрасно зная ответ. Но заговорить с ней было нужно. Это было ей необходимо — и я это видел. Я бы — обошелся без бесед, еще пару часиков точно, размышляя, например, о Мише, что я встретил в больнице. Раздумывая над тем, смог бы он, забраться так же далеко, как и я? Уже оказавшись в доме, в комнате, что я любезно для нее создал, собрав по частям, не забыв и о деталях, вроде кондиционера для волос, с запахом кокоса, Соня, как могла, выразила свое скромное восхищение. Только она очень плохо отигрывала, что ей действительно было по душе, происходящее. Вещи, что я ей предоставил, по мере своих возможностей.Неужели, ты не видишь все то, что я для тебя делаю? А как же то, что еще сделаю? Открой глаза. Соня, ты ранишь меня своей слепотой. Я почти обижен.
В отличии от нее — я видел все. Ей было не скрыться. То, как ей страшно и больше совсем не любопытно. В тот момент, я хотел полюбоваться, на это ее вялое притворство подольше, но уже планировал уезжать. К адвокату. Ради того, чтобы посмотреть на ее страх и потерянный вид снова, но уже заплатив за билет. В самый первый ряд. Раскупив их все. Именно по этой причине, уже на следующий день, утром, застав ее на кухне, когда Соня, ожидаемо, нашла конверт с документом от Андрея, раньше меня — я разрешил себе, почти всецело, обойтись с ней так, как она этого заслуживала. Как я хотел, чтобы она этого заслуживала, ведь намеренно подстроил этот случай. Я сам позволил этому случиться, а значит ничему и не думал препятствовать. Вот только… мой план, едва подарил мне ожидаемых эмоций. Для моих, уже слишком завышенных, запросов. — Хочешь знать о том, как я разобью тебе сердце? Я всего лишь планирую его остановить, если ты не продолжишь лезть туда, куда я тебя не просил. — произнес тогда, я. Соня, в тот момент, уже находилась прямо на полу, осев возле самых моих ног. Так никогда раньше не случалось.Хотел бы я, чтобы она посмотрела на меня, с немой мольбой в глазах. О своем спасении. От меня.
Но она просто смотрела. Спасаться уже не думала. И такой расклад меня не удовлетворил, поэтому, наверное, я и закончил тогда. Не продолжая. А до этого думал, даже мечтал, что зайду еще, чуточку дальше. В итоге, кстати, зашел. Но не в то утро. Ровно через три дня. Когда мы уже находились очень далеко от всех и всего, в Венгрии. …но обо всем по порядку. Растрачивать ценные воспоминания о Соне — преступное дело. Разве я похож на преступника? В ночь, за два дня до нашего отъезда, о котором она еще и не знала, Соня, почти обманным путем, осталась ночевать у себя. Я ей это простил, потому что знал о том, что чуть позже — меня не простит она. И в эту же самую ночь, я, лишь самую малость, подготовил ее к грядущему, травмирующему потрясению, позвонив. Сказал, самым простым языком, чтобы она поняла наверняка, самое обыденное выражение всего того, что я имел ввиду на самом деле:«Я тебя хочу.»
После, мне и самому захотелось проверить свои слова. Они, в некоторой мере, заставляли меня почувствовать себя ограниченным идиотом. Мне было сложно, опускаться до уровня развития Сони, звуча так, как мне было совсем не свойственно. …но ее, хотя бы минимальное понимание, я ставил выше. Я знал, что подвергну малоопытную девочку шоку, если не предупрежу, хотя бы так. Прямо. Немногословно. Принуждая ее услышать то, что она не совсем желает узнать на деле."Я тебя хочу. Но ты даже не хочешь знать, что я с тобой сделаю."
Эти слова мне нравилось больше. Но их я не произнес. Ведомый, подтвердить истинность своих стремлений, я отправился в закрытый бар. В ту же самую ночь. Как выражается, об этом месте Влад — «для элиты». Сам я — вовсе так не считал. Эксклюзивности, для меня, там совсем не имелось. Даже грамма. Который, кстати, также можно было найти в этом самом баре, если очень хочется. Прежде чем взять от Сони то, что мне действительно было угодно, уже продолжительное время, я хотел явных и кричащих мне об этом в лицо, фактов. О моих не совсем здоровых влечениях. Я имел намерение подстроить инцидент для самого себя, заведомо зная, что ничего из этого не выйдет. Знал, что мне будет неотвратимо противно и неугодно. То, зачем я туда явлюсь.Как бы я не старался. А я и не старался.
Ревностно относясь ко всему тому, что я испытывал каждый день, не желая с этим прощаться. Оказавшись в пресловутом местечке, пытаясь сдержать подступающее чувство тошноты к своему выбору, я, взяв бутылку виски на баре, уединился с особой по имени Эльза. Догадываясь, что так ее вовсе не зовут. Осознавая и то, что, что бы я с ней не проделал и что бы она мне не предложила — едва испытаю даже секундное счастье, ведь оно было в ином. И являлось запретнее этого, мало граничащего с моралью, места. По сравнению, оно было даже безобидным, ведь каждый возвращался. Сюда. У моей дилеммы — не имелось обратного хода. Эльза выпила вместе со мной, может быть даже больше. Много трогала. Везде. И я позволял. Улыбаясь, шептала что-то на ухо. Весь поздний вечер. Она усердно навязывала то, что было мне безразлично. Но несмотря на ее старания, у меня даже не встал. — Ну чего же ты хочешь, малыш? Скажи. — замечая мою отчужденность, все же поинтересовалась она, оказываясь совсем рядом. Мы, полулежа, находились на бархатном диване. Мои пальцы, медленно, обхватили ее горло, но она продолжала лишь улыбаться мне. — У тебя этого нет. — отрезал я, тут же отталкивая ее, подальше от себя. Эльза приземлилась на диванчик спиной и захохотала: — А зачем ты тогда пришел? — ворсила она, уставившись. Приподнимаясь на локти. Отведя свой взгляд в сторону, тяжело выдыхая от бесполезности собственных действий и правдивости ее вопроса, я ответил: — Чтобы напомнить себе еще раз. Кто я есть. На самом деле. Возникла пауза, но Эльза и не думала сдаваться. Уже даже, как-то обиженно, она снова прильнула ко мне, накручивая прядь моей челки, себе на палец: — Ну трахни меня или... ты что, гей? Уже более раздраженно, схватив ее за запястье, я его отвел. Переведя на нее глаза. Я продолжил говорить ей правду, в которую она не могла поверить: — Я ненавижу геев. А сегодня, встретил тебя и понял, что и женщин я тоже ненавижу. Вариантов, кого же я, в действительности, предпочитаю — оставалось мало. Но никого, в этой комнате, это и не интересовало. Даже меня самого. Подобные откровения были неуместны для этого места. Для собеседницы, вроде этой шлюхи, понимание которой, ничего бы во мне и не поменяло. — Ты что, извращенец? — вскинула брови она. Может быть, ожидая, услышать хоть что-то из моих уст, любую прихоть, которую она, все таки сможет мне, в итоге, предоставить. — Не больше тебя. — выдал я, вставая со своего места. — Что ты здесь забыла? Эльза поправила верх, своего съехавшего к самым бедрам, платья. — Это моя работа. — поджала губы она. — А ты, тогда, что? Взяв со столика свой стакан, я, одним глотком, опустошил его содержимое, намереваясь теперь уйти. Уже абсолютно точно. Мне больше нечего было доказывать. У меня больше не имелось никаких, даже призрачных надежд, спастись от себя самого. И у Сони не было шансов. — Хотел попробовать стать мазохистом. — громко возвратив стакан на его место, признался я. А после, снова развернулся к Эльзе. — Знаю, что не протяну здесь еще, с тобой, и больше десяти минут. Ничего не вышло. — Я так плоха? — вовсе не обижаясь, все еще продолжала заигрывать она, закинув ногу на ногу. Я устало ухмыльнулся, оглядывая ее, заостряя свое внимание на ее пышных ногах и груди. Намеренно выдерживая паузу. А после, отрезал: — Для меня ты просто уродина. Особенно внутренне. Эльза приняла на себя и этот мой «удар». Хоть я и не намеревался, как-то ее задеть. Я говорил то, что истинно думал. — Никто не жаловался, до тебя. — она, в ответ, уже более пристально, стала разглядывать в моем образе детали, что могли подсказать ей обо мне, хоть что-то. Ее ярко накрашенные глаза, остановились на моих рваных джинсах. — Ну так, что тебе нужно, Ромео? Уже проверив на телефоне время, я шагал к двери. Мне, необходимо было оплатить билеты на самолет. Не желая продолжения, не желая и обличать себя, я лишь размыто бросил: — Целостности образа тебе не вернуть. Ее ответ, прилетел мне в спину, долго не выжидая. — Потеряла девственность ещё в школе. Если ты об этом. — почти гордо, пояснила Эльза. Наверное, посчитав меня романтиком. — Туда, мы тебя тоже не вернем, увы. — я сделал паузу, уже коснувшись пальцами, дверной ручки. — Поэтому, я сейчас уйду. Сделаю то, что хочу сделать. Совсем скоро. Хочешь об этом послушать?