Лучшее во мне

      Антону плохо, но не физически. Со здоровьем у него как раз всё отлично, а вот на душе что-то не так. Ему откровенно тошно от всего, что его окружает, но он не может понять, что случилось. Казалось бы, у него есть всё: любящая мама, отличные друзья, красивая девушка, в отношениях с которой только-только всё начинает налаживаться. Ира чудесная. Да, у неё есть свои тараканы, — а у кого их нет? — но она правда прекрасная, понимающая и заботливая. Антону даже кажется, что он её совсем не достоин.       Господи, он так устал от вечных мыслей и переживаний из-за всего подряд. Он переживает из-за учёбы, боясь завалить ещё хоть один из оставшихся зачётов или курсовых. Переживает за Оксану и её отношения, потому что всё ещё не может расслабиться и доверять Серёже на сто процентов. Переживает за собственные отношения, потому что у них с Ирой какие-то Американские горки: то они живут мирно, то вот, как сегодня. Они умудряются поскандалить на ровном месте. Ире, видите ли, кажется, что Антон слишком много общается с Арсением. Да и что в этом такого вообще? Они же друзья и общаются только в стенах бара. Переживает из-за работы. Он даже за Арсения переживает, потому что тот постоянно ходит такой загруженный и напряжённый, будто того и гляди взорвётся. А когда Антон пытается узнать всё ли нормально, мужчина лишь отмахивается и натягивает на лицо фальшивую улыбку — Антон уже научился отличать, когда он улыбается искренне, а когда только для проформы, чтобы от него отстали.       И на самом деле, Антон всегда таким был. Он с самого детства умеет накрутить себя так, что хоть вешайся. А когда всё в жизни идёт гладко, он постоянно ждёт, что вот-вот наступит очередной конец света. Он ведь не шутил, когда говорил Арсению, что его жизнь — одна сплошная катастрофа. Причём он сам всегда их притягивает. Сам себе выдумывает. Сам всё портит. Как там было в старом стишке?       «Сам у себя кошелёк спиздил, сам себя догнал, сам себя отпиздил», — это вся его жизнь в одной фразе. Антон, конечно, хочет, чтобы всё было иначе, хочет поменьше рефлексировать и думать, вот только не знает как. Как перестать быть проблемой для всех вокруг и для себя самого? Он же всю жизнь всех подводит: маму, друзей, Иру и даже Павла Алексеевича. Все они постоянно верят в него, дают кучу шансов, а по итогу Антон неизменно их подводит.       Антону кажется, что он тонет в своей жизни.

***

      Арсений уже которую смену прибывает на нервах: всё летит из рук, а мыслями он вообще находится не на работе. Чёртово судебное заседание переносят уже третий раз, и это раздражает так сильно, что хочется бить кулаками стену или забиться в угол побитой собакой, только бы на душе стало легче. Только бы знать, что всё не зря.       Арсению кажется, что он топчется на месте, что застрял в этой рутине состоящей только из чёрных полос, а белых не видать даже на горизонте. Он словно кричит против ветра, срывая связки, но его никто не слышит. Будто стучится в закрытые двери, а ответом ему лишь тишина. Словно пляшет на битом стекле, надеясь, что физическая боль сможет забрать душевную, забрать страх, но толку в этом всём нет. Нет, как и воздуха — его катастрофически не хватает.       Арсений задыхается. Ему одиноко среди людей, которые пытаются залезть в душу и вывернуть её наизнанку, но они не готовы к той кромешной тьме, что сидит у него внутри. Ему так страшно. Кажется, что забудь он обо всём хоть на секунду, потеряй контроль над ситуацией, позволь себе расслабиться — и мир рухнет. Рухнет, как и вся жизнь, погребая его под руинами отчаяния.       Антона он замечает сразу, как только тот появляется в дверях бара, часу в десятом вечера. Арсений даже думает, что запутался в сменах, потому что у парня сегодня явно должен быть выходной по графику. Но этот упрямый приходит к нему чуть ли не каждый раз, когда их смены не совпадают. Приходит, заговаривает зубы, пытается отвлечь. Антон будто что-то знает или о чём-то догадывается, но при этом не лезет с расспросами, не пытается подобраться ближе. Просто улыбается, и каким-то неведомым образом забирает кусочек боли себе. А потом, когда он уходит, становится только хуже.       Боль возвращается. Страх возвращается.       Антон, выловив его взглядом, ярко улыбается и, повесив куртку на вешалку у входа, идёт к барной стойке.       — Привет, Арсений, — здоровается он, усаживаясь на высокий стул. Он всегда садится на одно и тоже место, в самом углу бара.       — Привет, — кивает мужчина. — Чего припёрся опять? Ты же выходной сегодня.       Антон тихо угукает, игнорируя его вопрос, сам берёт со стойки меню и заинтересованно разглядывает блюда, точно видит в первый раз.       — Жрать хочу, — оповещает он. — Попроси Тамби сделать мне бургер и картошку фри.       — Секунду, — Арсений тут же скрывается на кухне. Быстро выполнив просьбу парня, он возвращается назад, наливает ему бокал пива и ставит на бар, вместе с чашкой фисташек. — За счёт заведения.       — Спасибо, — Антон снова сияет улыбкой.       Какое-то время они не разговаривают. Арсений молча наблюдает за тем, как парень неспеша потягивает пиво, в потом еле сдерживает улыбку, когда этот балбес весь вымазывается соусом от принесённого Тамби бургера.       — Чего один гуляешь? Где твои друзья и ненаглядная? — уточняет Арсений, всё же решив поддержать разговор. Они всё равно рано или поздно начнут болтать без умолку. Так происходит каждый раз. Сначала они молчат, потом кто-то начинает говорить и всё затягивается на несколько часов. В основном, конечно, говорит Антон, а мужчина слушает его, улыбается и старается поддержать тему.       — У всех личная жизнь, — Антон хмыкает. — А у Иры комендантский час, я же уже говорил тысячу раз.       — Не ворчи, я забыл, — Арсений достаёт из держателя салфетку и протягивает парню. — Лицо лучше вытри, поросёнок.       — Сам такой, — тот улыбается, стирая соус с лица и носа.       — А как твоя сессия? — снова спрашивает мужчина. Сессия и учёба интересуют его куда больше, чем чужие отношения. Ладно, он почти готов признать, что терпеть не может разговаривать с Антоном о его девушке. И нет, он не готов даже думать почему.       Антон с тяжёлым многострадальным вздохом рассказывает, как готовится к зачётам, пишет курсовые, учит билеты и не спит ночами. Как Дима и остальные друзья тиранят его, чтобы парень не филонил. Как задолбала его в целом эта волокита. А после этого темы уже рождаются сами собой. Они обсуждают любимые фильмы. И то, как Антон восхищается боевиками девяностых, кажется Арсению немыслимым. Они же все идиотские! Какой в них смысл? А когда он говорит об этом вслух, Антон аж на месте подскакивает и принимается чуть ли не с пеной у рта доказывать обратное:       — Да это твой арт-хаус говно полное, как ты вообще это смотришь? Там же ни хрена не понятно! Я тебе такие боевики покажу, закачаешься.       А Арсений больше и не спорит.       Темы плавно переходят одна к другой, и вот Антон уже битый час рассказывает ему что-то о футболе, любимых командах и игроках. Арсений понятливо кивает, хотя, на самом деле, ни черта не смыслит в футболе, да и вообще, откровенно его не понимает. Когда тема опасно подходит к обсуждению семьи и дочери, он филигранно — всегда это умел — уходит от прямых ответов, отвечая кратко и односложно.       К двенадцати часам ночи бар начинают заполнять люди. Пятница, все хотят отдохнуть от сложной недели. Серёжа тоже на работе, правда, сегодня торчит у себя в кабинете, решая какие-то организационные вопросы касательно дня рождения Оксаны. Неудивительно, что он постоянно спит до обеда, ведь всё свободное время, особенно ночами, торчит в баре.       Один из мужчин, вошедший самым последним, — высокий, толстый боров, отдалённо напоминающий существо из старого мема в интернете: ждуна — усаживается на соседний с Антоном стул. Он тут же начинает пить так, словно его к алкоголю не подпускали примерно никогда, и также без умолку говорит с кем-то по телефону, слишком громко выкрикивает реплики и заставляет всех остальных кидать на себя недобрые взгляды.       — Налей ещё сотку коньяка, — просит он, еле волоча языком.       Арсений кивает, натягивает на лицо дружелюбную улыбку и выполняет заказ. Но тут руки подводят его в очередной раз за день, и стакан с коньяком летит на барную стойку, разливаясь по её поверхности, заливая гостю штаны от брючного костюма, рубашку и пиджак. Тот подскакивает на ноги, выкрикивая что-то неразборчивое, но явно нецензурное и вопит так, точно его кипятком облили.       — Простите, — виновато произносит Арсений. Он хватает чистую тряпку, выходит из-за бара и протягивает её мужчине.       — Идиот! — выкрикивает тот, выхватывая тряпку.       — Простите, — повторяет Арсений. — Я не специально.       — Ещё бы ты специально! Осёл безмозглый, да я тебя… Придурок, этот костюм дороже тебя стоит! — уже громче начинает кричать гость, так, что из кабинета прибегает Серёжа, а гости снова смотрят на них. — Дебил! Недоносок!       — Что тут происходит? — спрашивает Серёжа.       — Да ваш умственно отсталый меня испачкал! Шакал тупоголовый! — мужчина швыряет тряпкой прямо Арсению в лицо. — Имбецил!       — Слышь, мужик, полегче! Рот прикрой и не вопи, а? — Антон вырастает между ними как раз в тот момент, когда Арсений уже собирается ответить обидчику пару ласковых. — Он извинился перед тобой! Нихуя с твоим костюмом не будет, постираешь!       — Да ты вообще знаешь, кто я такой, сопляк? — ноздри гостя начинают раздуваться от ярости. — Да я тебя…       — Хуй в пальто! — перебивает его Антон. — Мне похуй кто ты, ясно? — он подходит ближе. — Завали лицо и иди на хуй из бара!       — Антон… — пытается остановить Серёжа, но мужчина оказывается быстрее: он свирепо рычит и, замахнувшись, наотмашь бьёт парня кистью правой руки по лицу с такой силой, что тот начинает падать, только чудом успев ухватиться за спинку стула, чтобы не полететь на пол.       — Ах ты сучара! — на этот раз срывается Арсений. Он подлетает к мужику, хватает его за грудки одной рукой, а второй, что есть силы, бьёт в нос. А тот и так еле стоит на ногах, потому и летит на пол, сбивая стоявший позади столик.       В помещении появляются охранники — двое из ларца одинаковых с лица. И пока они пытаются поднять гостя с пола под его злостные выкрики и угрозы, Серёжа держит лучшего друга, не давая ему снова кинуться на амбразуру. Гости что-то верещат, кто-то что-то выкрикивает. А для Арсения всё происходит как в тумане, точно он нырнул под воду и теперь плохо понимает, что творится вокруг. Пелена, накопившейся на весь мир злости, застилает глаза, и Серёжа просто не в силах его удержать. Вырвавшись, он снова кидается на обидчика, выскакивая за ним и охраной в тамбур, но его тут же перехватывают и сильным толчком прижимают к стене, не давая даже дёрнуться.       — Арсений! — громкий, строгий голос Антона вытрезвляет.       Арсений фокусируется на нём, хлопая глазами и картинка начинает проясняться. Антон стоит перед ним, всем телом прижимая его к стене. Из разбитой губы парня стекает тонкая струйка крови, которую тот старательно вытирает рукавом светлой толстовки.       — На меня смотри! Давай! — требует Антон, и Арсений почему-то подчиняется. Он заглядывает в зёленые глаза напротив, а там — спокойствие, будто в летнем лесу после дождя. Словно и не было всего этого скандала меньше минуты назад. — Арсений, успокойся. Арс…       Легче не становится. Наоборот: дыхание сбивается ещё сильнее, становится частым и рваным, сердце колотится так, точно хочет разорвать грудную клетку и покинуть тело, в глазах темнеет, голова идёт кругом, а единственная осознанная мысль Арсения — это то, что он умирает. Он сползает по стене, когда чужая хватка чуть ослабевает, глотает ртом воздух, но его всё равно кажется мало — не хватает для полноценного вдоха.       — Арсений, — Антон оседает рядом с ним, держит за плечи, но тот его почти не видит, только смазанные пятна света и размытый силуэт. В глазах плывёт так, словно он медленно слепнет. — Арсений, слушай мой голос, — тихо продолжает парень, сжимая руки на его плечах чуть сильнее. — Слышишь?       Арсений кивает, пытаясь собраться с мыслями, но его будто снова утягивает в бездну. Всё тело начинает бить крупной дрожью, кончики пальцев немеют, губы тоже. Он глотает воздух открытым ртом, и ничего не выходит.       — Господи, Арсений, дыши. Дыши через рот, давай, — просит Антон и сам начинает дышать глубоко, вместе с ним. Через пару рваных вдохов начинает получаться лучше. — Вот так, Арсений, продолжай. Ты молодец, дыши, — в чужом голосе слышится улыбка, а глаза всё ещё не хотят фокусироваться. — Я с тобой, всё хорошо. Не бойся, просто дыши. Сейчас всё пройдёт. Сейчас станет легче.       Когда глаза, наконец, возвращают свою основную функцию, Арсений видит, что Антон сидит перед ним на коленях, всё так же держит за плечи, слегка поглаживая и продолжая бормотать что-то успокаивающее. За его спиной стоит перепуганный Серёжа — его побледневшее лицо видно даже в тусклом свете ламп.       — Встать можешь? — спрашивает Антон, и Арсений кивает. — Отлично. Давай, я тебе помогу.       Парень поднимается на ноги первым, протягивает ему руку и, когда Арсений за неё хватается, рывком тянет вверх, помогая встать. Антон без лишних вопросов и разговоров выводит его на улицу, попутно прося Серёжу присмотреть за баром. Они оба оказываются на скамейке в паре метров от здания и молчат какое-то время.       Арсению кажется, что проходит целая вечность, а Антон всё продолжает тихо сидеть рядом, затягиваясь сигаретным дымом. Он достаточно близко, чтобы продрогшее тело чувствовало его тепло, а до носа доносился запах тлеющий сигареты и ненавязчивый аромат парфюма или геля для душа.       Улицы города давно погрузились во мрак, а под одежду задувает весенний ветер, заставляя кожу покрываться мурашками и слегка подрагивать. Антон, кажется, заметив его мелкую дрожь, снимает с себя толстовку, оставаясь в одной футболке, и не спрашивая накидывает её на Арсеньевы плечи.       — Спасибо, — Арсений нарушает тишину первым. Он не знает, что ещё сказать, да и не хочет на самом деле. Ему бы ещё пару часов тишины. Молчание рядом с правильными людьми зачастую лучше тысячи слов поддержки.       — Я ведь ничего не сделал, — улыбается парень, туша окурок о металлические перила лавочки и выкидывая его в урну.       — Иногда молчать тоже важно, — Арсений возвращает ему улыбку. А на душе делается так спокойно, будто и не было этого всего. Сколько? Десять минут назад? Час? Сколько же они так сидят?       — Слушай, — Антон поворачивается к нему, заглядывая в глаза, — я не знаю, что у тебя там случилось, потому что ты ничего о себе не рассказываешь, но ты постарайся абстрагироваться…       Арсений хмыкает:       — Будто если бы я мог, то не сделал бы этого.       — В жизни случается дерьмо, Арсений, но нужно научиться не тонуть в нём, а всплывать на поверхность, назло всем, кто в тебя не верит. Я вот, шёл сюда с мыслью, что тону… — Антон тяжело вздыхает, закуривая новую сигарету.       Он хочет убрать пачку обратно в карман, но мужчина перехватывает его руку, забирает сигареты и, выудив одну, тоже закуривает. Арсений вообще-то не врал, он и правда не курит, у него никогда не было никотиновой зависимости, но сейчас, кажется, можно. Возможно, что даже нужно.       — И что изменилось? — Арсений затягивается, выпуская дым только через пару секунд.       Антон ведёт плечами:       — Ничего. Просто пообщался с одним хорошим человеком, — парень улыбается так ярко, как может только он один. — Я уверен, ты справишься со всем, что тебя гложит.       — Пока выходит крайне хуёво, — мужчина снова затягивается.       — Часто с тобой такое? — уточняет Антон, всё ещё не сводя с него пристального взгляда.       — Что? Панические атаки? — Арсений хотел бы соврать, сказать, что нет, не часто, что это было впервые, но потом смотрит во внимательные глаза напротив и выдаёт как на духу: — Последний месяц — постоянно, — и глаза опускает вниз, потому что чувствует себя последним слабаком.       — Дай мне свой телефон, — просит парень и, поймав на себе удивлённый взгляд, усмехается, требовательно вытягивая ладонь вперёд. — Давай, давай. Обещаю, шариться не буду.       Арсений жмёт плечами, но всё же вытаскивает телефон из кармана фартука, разблокировывает его и протягивает собеседнику. И это, пожалуй, впервые в его жизни: он никогда и никому не даёт рыться в своем телефоне.       — Держи, — улыбается Антон вкладывая мобильный в его руку. — Записал тебе свой номер. Если станет плохо или захочешь поговорить, звони и пиши мне.       — Спаси… — начинает Арсений, точно зная, что никогда не станет этого делать, но его прерывает строгий голос:       — Арсений! Звони и пиши! В любое время. Понял меня?       — Тебе то это зачем, Шаст?       — За член, — в своей саркастичной манере передразнивает Антон. — Тебе нужна поддержка, и не говори, что нет. Я сам всё видел, своими глазами.       Он встаёт со скамейки, достаёт свой телефон, быстро что-то печатает, а после снова улыбается:       — Ты будешь забирать вещи?       — Что? — переспрашивает мужчина.       — Твоя смена на сегодня закончена, — Антон строго вскидывает указательный палец, когда Арсений пытается возразить. — Это не обсуждается, Арсений! Серёга тебя отпустил, и нам пора ехать.       — Нам? — снова не понимает тот.       — А ты думал, я позволю тебе сейчас сесть за руль или просто остаться одному, не проводив до дома и не убедившись, что всё хорошо? — парень поднимает вверх светлые брови. — Ну уж нет, не дождёшься. А теперь дай мне ключи от тачки, — он протягивает руку, выжидающе глядя на собеседника. — Арсений…       — Ты невыносимый, Антон, — он фыркает, выуживает ключи от машины из кармана джинс и протягивает их Антону. — Ты водить-то хоть умеешь, ребёнок?       — А чё там уметь? — Антон разводит руками. — Газ, тормоз, сцепление…       — У меня автомат! — с ужасом в глазах почти выкрикивает Арсений.       — Ну, тогда ещё проще, — хохочет Антон и подталкивает его к машине, не давая даже пары минут на раздумья.