Проданная

      Ванора тренировалась в лесу. Некогда кровоточащие раны превратились в рубцы, а желание овладеть оружием превратилось в чёткую цель. Скупщик Лиф, что с интересом наблюдал за девочкой, пытался не упустить ни одного её отрывистого движения. Целеустремлённая и где-то жестокая к себе, она старалась научиться всему и сразу, что очень радовало старика, хотя стариком он лишь выглядел, никто не знал, сколько на самом деле было лет Скупщику Лифу. Его народ быстро взрослел и креп, но и так же быстро старел, покрывался глубокими морщинами и терял некогда крепкое здоровье. Лиф был из числа тех, кто, лишившись молодости и пышущего здоровья, еле-еле переставлял свои короткие кривые ноги, занимаясь скупкой разносортного товара. Он бродил меж разных земель, общаясь то с одним народом, то с другим. Узнавал истории и пересказывал их уже другим народам, стараясь ничего не добавить от себя, но надо отметить, что выходило у него это не всегда. Всё же желание приукрасить какую-нибудь историю было частью его нрава.       — Ну, как тебе, Лиф? — пытаясь отдышаться, спросила Ванора. — Мне кажется, что у меня всё отлично получается. Нож словно к руке прирос.       Скупщик Лиф улыбнулся, в очередной раз показав, что зубов у него чуть больше, чем пальцев на одной руке, всего шесть спереди.       — Ты должна избавиться от этой привычки.       — От какой? — вопросительно посмотрев на старика, спросила девочка и продолжила глотать ледяную воду.       — Ты задаёшь вопрос, но не дожидаешься ответа. Ты много говоришь, а должна больше делать. У тебя сколько глаз и сколько языков?       — Не понимаю тебя.       — Сколько у тебя глаз и языков? — с улыбкой повторил свой вопрос Лиф.       — Два глаза и один язык.       — Вот именно, больше наблюдай и меньше ворочай языком. Вот тогда будет дело.       Ванора тихо рассмеялась. Громко смеяться в лесу она не могла. Их могли заметить, этого она хотела меньше всего. Девочка понимала, если кто-нибудь узнает, что у неё есть нож, да ещё и украденный когда-то её братом из двора вождя, беды не избежать. Она знала, что вождь не упустит такой возможности и отрубит ей руки, а возможно, и голову, да и его дочь с радостью поглумится над ней. Нет. Ванора решила идти до конца и покинуть это место сразу же, как её старший брат вернётся домой, но, к её сожалению, от Саргала не было вестей, да и как им быть, если никто из их семьи не обучен грамоте. Ей оставалось только ждать его. Каждое утро, день и вечер Ванора ждала того момента, когда Саргал вернётся домой.       — Хорошо, Лиф, я буду меньше болтать и больше наблюдать. Вот только за кем мне нужно наблюдать? За всеми или за кем-то особенно? Знаешь, я уверена, что скоро Саргал вернётся и мы вместе покинем это скверное место. Мы уйдём в столицу, я буду умолять каждого, кто сможет представить меня королеве. Если понадобится, то и спать у ворот дворца буду. Меня никто не сможет утащить оттуда. Я приняла решение и добьюсь всего, о чём мечтаю.       — Всё, замолчи, — сквозь тихий смех проговорил Скупщик Лиф. — Неугомонная девка.       — Не называй меня так, мне неприятно, когда ты меня так называешь. Знаешь же, что так у нас называют тех, кто… — девочка замолчала.       — Ты хорошо тренировалась, — сказал Лиф и развязал свой кожаный грязный мешок, в котором могло быть всё что угодно, — поэтому тебе потребуется вот это. Я делаю тебе подарок, желтоглазая, — с доброй ухмылкой добавил он.       — Что это? — рассматривая небольшую стеклянную баночку, спросила Ванора. — Никогда прежде не видела такого.       — Это стекло, а внутри него — мазь. Она заживляет раны. Ты хоть и неплохо обращаешься с ножом, но всё-таки пусть у тебя будет это лекарство. Оно поможет, когда у тебя появится первая рана и последующие.       — Стекло?! — с нескрываемым восторгом повторила Ванора. — Надо же, я слышала о нём, но никогда не видела. Говорят, что стеклом могут пользоваться только богатые драуты. Это правда?       — Нет, стеклом могут пользоваться все богачи. Драуты, бегрофины, мергосы, афийцы и даже люди. Последние лучшие стеклодувы. Ты знаешь об этом?       Нахмурив брови, Ванора поставила склянку на влажную землю.       — Нет, я и слова такого не знаю.       — Что тебе не понравилось?       — Люди. Нас из-за них презирают.       — Вас презирают из-за твоего деда.       — И это несправедливо!       — Забудь это слово, иначе твоя жизнь станет сплошным разочарованием.       — Почему?       — Справедливости нет. Уж кто-кто, а ты должна знать об этом.       — Послушай, Лиф, я хочу попросить тебя.       — О чём?       — Узнай что-нибудь о моём родиче. Узнай, где он жил, куда ушёл и что там делал. Ты же часто бываешь в Малаге.       — Зачем тебе это?       — Я хочу узнать о нём, ведь мы никогда не видели его. Отец рассказывал лишь то, что он сделал, не больше. Ты же знаешь моего отца, из него и слова лишнего не вытянешь.       Скупщик Лиф понимающе улыбнулся.       — Знаю, Менас не позволяет себе рассказывать то, что случилось. Ему стыдно, ведь ему приходится расплачиваться за поступок его отца.       — И нам! — возмущённо заявила Ванора. — И нашей матушке!       — Твоя матушка знала, за кого выходит замуж, знала, на какие муки обрекает ещё не родившихся детей. Так имеет ли она право жаловаться?       — Она и не жалуется, — с гордостью за мать сказала Ванора, — это я тебе говорю. Мы же друзья? — с улыбкой спросила девочка.       — У Скупщика Лифа нет друзей, — посмотрев в большие ярко-жёлтые глаза девочки, ответил эйби, — помни об этом.       Ванора тут же отошла от эйби. На какое-то мгновение он показался ей истинным воплощением зла. Глаза бесцветные, но именно в них она увидела жестокость. Они часто виделись, много разговаривали, он приносил ей удивительные для неё мелочи, которые она прятала от прочих в лесу, там, где никто не сможет найти их. Ванора не сводила глаз с Лифа. Он же в свою очередь смотрел на неё, продолжая улыбаться, словно гордился тем, что рот его пуст и есть лишь длинный розовый язык, который он несколько раз высунул, из-за чего Ванора отходила от него всё дальше и дальше.       — Не бойся, желтоглазая, я не трону тебя.       Перед Ванорой мгновенно предстал обычный Скупщик Лиф. Именно такой — добрый и улыбчивый — он и был ей хорошо знаком. Её не страшил его вид, его почти бесцветные глаза, в коих вблизи можно было рассмотреть красный оттенок, и даже его любовь к жукам и червякам, которых он с аппетитом поедал во время их разговоров. Нет, в Лифе она видела того, кто мог ей открыть дороги в неизвестные миры, прямо не выходя из леса, а их было множество, ведь дальше своего посёлка и местного леса Ванора никуда не выходила. Девочка жила одной мечтой: покинуть посёлок и отправиться в столицу, чтобы служить королеве. Сейчас, впрочем, как и всегда, ей мог помочь только Скупщик Лиф. Он знал всё и, как казалось Ваноре, даже больше. Благодаря ему она многое узнала о других народах, их культуре, их характере. Прожив тринадцать зим, она понятия не имела, что её земли граничат не только с землями эйби и людей, но и землями драутов. О последнем народе она ничего не знала, лишь однажды её отец, находясь в добром расположении духа, поведал своим детям одну интересную историю о дружбе короля бегрофинов с королём драутов. Тогда-то малышка Ванора и узнала, что есть такой народ — драуты. Больше о них она никогда не слышала, но стоило ей наладить общение с Лифом, как начались нескончаемые истории разных народов и о разных народах. Больше всего Ванору интересовали драуты. Именно этот народ таил в себе множество тайн, которые хотела узнать любознательная девочка. О тех, кто находился за Волчьей Пастью, так называли горы, что разделяли меж собой земли двух народов.       — Значит, ты не считаешь меня своим другом?       Скупщин Лиф ухмыльнулся и облизал свои тонкие губы, показав в очередной раз длинный бледно-розовый язык.       — Мой народ не знает такого слова. Дружба — это чужое слово, раньше его часто произносили люди, прикрывая свои грехи или тайные желания. Мы, эйби, честный народ, поэтому это слово чужое для нас.       — Странно, если вы такие честные, то, наоборот, должны знать о дружбе и ценить её. Когда двое дружат, ценят друг друга — это хорошо. Разве нет?       — Я уважаю тебя, желтоглазая, — подойдя к девочке, ответил Лиф, — но другом назвать не могу. Это честный ответ.       — Хорошо. Тогда и я не буду считать тебя своим другом. Правильно говорит матушка, что эйби не могут дружить, что вы всегда в поисках выгоды.       Скупщик Лиф издал хриплый смех, больше похожий на кваканье болотной лягушки.       — Часто выгода приносит больше пользы, чем дружба. Выгода крепче дружбы. Запомни это, желтоглазая злыдня!       Ванора деловито улыбнулась. И как бы то ни было, в Скупщике Лифе она хотела видеть друга. Кем был его род, кто породил его на свет и кого он любил? Всего этого она не знала, а как хотелось, но все подобные вопросы эйби оставлял без ответа. Он приходил редко, приносил ей какие-нибудь подарки или товар, который менял на свежие овощи и куриные яйца. А в последнее время сам вызвался наблюдать за самотренировками Ваноры. Девочка спала и видела, как мастерски будет владеть оружием. Он давал ей дельные советы, точил нож и успевал съесть пару десятков насекомых, которые попадались ему на глаза. К последнему Ванора привыкла не сразу.       — Так ты не ответил, как тебе моя тренировка?       — Я не воин, но думаю, что хромую курицу ты прикончишь быстро.       — Лиф!       Скупщик Лиф рассмеялся и поднял с земли свой мешок.       — Мне пора, желтоглазая злыдня. Когда пройдёт сорок ночей, я вернусь.       — Так долго? Да и как я пойму, что пришло время, ведь я не могу считать до сорока, — немного смущаясь, проговорила Ванора.       — А до скольких можешь?       — До двадцати.       Скупщик Лиф улыбнулся и вплотную подошёл к девочке.       — Когда досчитаешь до двадцати, со следующей ночи начинай сначала и так снова считай до двадцати. Это и будет сорок ночей.       — Куда ты идёшь на этот раз?       — В Сафру. Сейчас там ярмарочный сезон. Что тебе принести оттуда?       — А чем славятся мергосы?       — Я принесу тебе кожаный ремень. Эти вещицы они делают лучше всех.       — Хорошо, — с улыбкой сказала Ванора. — Я буду ждать твоего возвращения.       Скупщик Лиф молча скрылся среди высоких густо растущих деревьев. Он всегда так уходил. Оставшись в лесу в полном одиночестве, Ванора села на раскисшую от недавно прошедшего дождя землю. Ей стало одиноко. Так было всегда, когда эйби покидал её. Посмотрев на стеклянную баночку, что стояла недалеко от неё, девочка взяла её, открыла и понюхала содержимое. «Отвратительный запах», — подумала Ванора и тут же закрыла склянку. Время шло, и ей нужно было возвращаться домой. Лениво встав, Ванора прошла несколько десятков метров к тому самому месту, где был её тайник. Там она хранила нож и мешок, который ей подарил Скупщик Лиф, туда же она положила и склянку с мазью. Она знала, если отец увидит у неё оружие или какие-нибудь новые вещи, он тут же всё отберёт, и никто её не сможет защитить, ведь Саргал далеко.

***

      Саргал сидел в тени под густой кроной дерева. Рядом спали несколько юношей, двое его новых знакомых. Они встретились случайно на дороге, когда он готовил на костре несколько выпотрошенных лягушек. Неподалёку протекала мелкая река, поэтому добыть себе еду для юноши не составляло особого труда. Ничего не зная о скромности, двое незнакомых ему бегрофина молча сели рядом с ним, не сводя с него своих больших голодных глаз. Разделив с ними пищу, Саргал теперь был вынужден смотреть на их тела, что расположились у жёлтого огня. Мимо него редко проходили другие бегрофины, и каждый раз, когда дело касалось знакомства, они покидали его, как только Саргал говорил, кто его отец. Ярость не покидала его. Теперь он злился и на тех, кто покидал его. Он не желал верить в то, что, куда бы он ни пришёл, всюду будет слышать и видеть одну и ту же реакцию. Толкнув одного в бок, он сказал:       — Проснись и скажи своё имя.       Ничего не понимая, юноша испуганно уставился на него.       — Что тебе нужно? — сонно пробубнил он. — Я хочу спать.       — А я хочу знать твоё имя.       — Зачем тебе оно?       Саргал нервно усмехнулся.       — Почему ты так отвечаешь мне? Я разделил с вами свой обед, разрешил спать и греться у огня, который мне было трудно развести.       Юноша звонко рассмеялся и с силой толкнул другого, который к тому моменту уже проснулся и молча с улыбкой слушал их разговор.       — Ты слышал, что этот лободырый говорит?!       — Ладно тебе, он просто одичал, поэтому хочет с нами познакомиться. Давай скажем ему наши имена, и пусть угомонится, — сказал тот.       Саргал молча, со злостью и непониманием наблюдал за своими новыми знакомыми. Где-то далеко-далеко внутри он понимал, из-за чего они так себя ведут, но верить в это не хотел.       — Меня зовут Бозап, — сказал тот, который проснулся от пинка Саргала, — а его — Яспер. Мы из рода Гарнота Малорослого. Слышал о таком?       — Да, — напряжённо ответил Саргал, он понимал, каким будет их следующий вопрос.       — А ты из какого рода? — с усмешкой спросил Бозап и тут же посмотрел на Яспера, который с любопытством смотрел на опустившего голову Саргала.       Внутри всё снова сжалось. И стыд, и обида, но все эти эмоции уничтожала ярость. Ярость на этот мир, на эти законы, на деда и отца, на всех, кто смеялся над ним. Сжав пальцы в кулак, Саргал исподлобья посмотрел на юношей, что с усмешкой ждали его ответа.       — Я из рода Ярга Железного.       Раздался оглушительный смех юношей. Саргал же молча, со злом наблюдал за ними, послушно ожидая, когда же они прекратят смеяться и смогут нормально говорить. Он всё понял. Эти двое знали, кто он, и теперь, глядя на то, как они себя ведут и что говорят меж собой, он понял, что они неслучайно оказались на этой дороге. От этого ему стало обидно, да и злости прибавилось.       — Ты слышал, что он говорит? Он из рода Ярга Железного!       — Закройте свои рты! — подскочив с места, прокричал Саргал. — Думаете, я вру? Нет, Ярг Железный был моим прадедом.       Юноши ещё громче рассмеялись, лёжа на земле, они что-то говорили друг другу сквозь смех и указывали на Саргала пальцами.       — Мы знаем, кто твой отец, нам этого хватит! — прокричал Бозап. — Ярг Железный был славным воином, но только воином, а как мужчина он дал скверное потомство.       — Замолкни сейчас же, — злобно прошептал Саргал.       — А то что? — поднявшись с земли, спросил Бозап. — Ударишь меня, так рядом мой брат, он быстро тебе шею свернёт. Верно говорю, Яспер?       — Оставь его, Бозап, этот несчастный не от хорошей жизни оказался на этой дороге, — бросив в огонь несколько сухих веток, проговорил Яспер. — К тому же он поделился с нами своей скромной добычей.       — Откуда вы знаете, кто я? — спросил Саргал. — Уверен, что вы следили за мной.       — Какое тебе дело, откуда мы? — возмутился Бозап. — А то, что ты поделился с нами едой, так ты обязан это делать. Ты изгой, поэтому обязан прислуживать остальным бегрофинам.       Бозап и Яспер не смогли среагировать и уклониться от удара поленом, которое Саргал схватил из огня, он ударил им по усмехающемуся лицу Бозапа. Отбросив горячее полено и повалив наглого юношу на землю, Саргал изо всех сил вцепился ему в шею своими крепкими пальцами. Он не чувствовал ударов Яспера, который что было сил старался помочь младшему брату, он не чувствовал и боли от того, что тот же Яспер бил его по голове и спине. Нет, сейчас Саргал вымещал всю свою злость на лежавшем под ним Бозапе. Несчастный, хрипевший юноша размахивал руками и ногами, пытаясь спастись, но все его попытки были тщетны, как и попытки его брата. Саргал что-то кричал, громко, до хрипоты, бил по обожжённому лицу Бозапа, плевал в него, превратившись в дикого зверя от одного лишь вида крови, что была по всему лицу Бозапа.       — Прекрати! — кричал Яспер. — Я умоляю тебя, прекрати!       С силой повернув уже обессиленного Бозапа к огню, Саргал крепко вцепился тому в волосы и толкнул его лицом в огонь. Закричав от боли, Бозап подскочил и принялся бегать, прыгать, ползать, кричать, плакать от боли. Яспер подхватил брата под руки и повёл по чуть заметной тропинке в лес, он знал, что недалеко была река. Саргал молча наблюдал за тем, как некогда горделивый и самоуверенный Бозап обмочился. Задыхаясь, яростно раздувая ноздри, он сел на землю, пытаясь осознать тот факт, что сейчас он пытался убить бегрофина, но не убил, а лишь превратил его в урода. На лице Саргала появилась самодовольная улыбка. Злость на весь мир и на этих юношей смешалась с радостью и гордостью, а желание драться, сражаться за свою жизнь и унижать тех, кто посмел обидеть его, настойчиво засело в голове Саргала. Ему пришлось по душе то, что он сотворил с Бозапом, и самое главное — он хотел повторить нечто подобное с кем-нибудь ещё…