Проданная

      Музыка. Её Ванора никогда не слышала. Бубны, по которым мастерски били мужчины, им в такт голосили другие, воспевая короля и бога Онеса. Большой шатёр, в коем сидело несколько десятков стражей и местные жители, которых на пир пригласил вождь. Остальные веселились на улице у больших костров. Она ступала медленно, чтобы увидеть и запомнить как можно больше. В руках Ванора несла два кувшина с вином. Прежде она лишь слышала о подобном напитке, но и подумать не могла, что когда-нибудь сможет почувствовать его такой приятный и сладкий аромат. Проходя мимо мужчин и пришлых, и местных, которые почти не обращали на неё внимания, Ванора подошла к группе мужчин, которые молча выхватили из её рук кувшины с вином и продолжили голосить свои песни, пытаясь быть громче, чем звучание бубнов да смех остальных. Аромат жареного мяса заставил её облизать сухие губы. Живот скрутило. Ванора была голодной. Она с жадностью посматривала на один большой стол, состоявший из нескольких малых. Он был полон разных яств, которые она никогда в жизни не пробовала. Стыдясь своего поведения, она вышла на улицу. Ночной прохладный ветер тут же вернул её в реальность.       Народ суетился. Каждый пытался угодить важным гостям. Женщины громко смеялись, кружась вокруг костра в танце, время от времени поглядывая на тех, кто со зверской жадностью смотрел на них. Хохотали и плясали под песни, что пели для них королевские стражи. Слова тех песен славили бога Онеса да отца его — бога Куга. Молча со стороны наблюдая за знакомством мужчин и женщин, Ванора лишь усмехнулась, смотря на то, как местные девицы кружились перед мужчинами.       — Эй, обслуга!       Услышав знакомый женский голос за спиной, Ванора оглянулась. Она не сводила глаз с подходившей к ней Мары. Дочь вождя была одета в праздничную одежду, на которую её отец не пожалел ни серебра, ни драгоценных камней, ни дорогих нитей, из коих умелые местные швеи создали замысловатые узоры. Ванора впервые видела платье подобной красоты. Тёплая накидка с лисьим воротом завершала её убор. Если она хотела привлечь к себе внимание, то её желание превратилось в реальность. Королевские стражи с интересом посматривали на горделивую девушку.       — Что тебе нужно? — тихо, стараясь вести себя уверенно, спросила Ванора.       — Не тебе, дура, задавать мне вопросы. Твоё дело — прислуживать и помои убирать, а может, и есть их! — рассмеявшись, проговорила Мара.       — Скорее бы ты сдохла, — подобно змее, сквозь злость прошептала Ванора.       Мара вплотную подошла к ней, с головы до пят осмотрев девочку. На лице её появилась ненавистная улыбка. Так было всегда, стоило ей увидеть Ванору. За спиной Мары послушно топтались её старшие братья, для которых она была живым золотом. Они сильно любили младшую сестру и заботились о ней.       — Слишком много болтаешь.       Ванора промолчала, желая, чтобы дети вождя поскорее скрылись в шатре. Подняв голову, девочка посмотрела на чёрное, усыпанное серебряной россыпью небо. «Мне нужно бежать», — думала про себя она. Прохаживаясь среди небольших групп, где пили, ели, пели и танцевали, Ванора внимательно рассматривала каждого. Она была готова бежать. Не дожидаясь рассвета, но тоска по младшему брату да по Зубастику заставила её принять решение остаться до рассвета и забрать с собой своего верного хвостатого друга.       — Служанка, что бродишь?! — громкий мужской голос стража, что вышел из шатра, окликнул её. — Иди убери да принеси ещё вина.       Ванора молча исполнила приказ незнакомого стражника. Она убирала и приносила полные кувшины с вином. Она старалась не обращать внимания на Мару, которая сидела не так далеко от короля Рогмона и его друга, что был явно не бегрофином. Ванора лишь раз посмотрела на того, чьи волосы были белого цвета, а настроение весёлым. Каждый раз, входя в шатёр, она убеждала себя, что убежит вместе с Зубастиком на рассвете. Она знала, что скоро войско выдвинется в Секрану, и вот тогда она сможет пойти за ними, как бродяжка. Обдумывая свой уход и возможный совместный путь с войском до столицы, Ванора оживилась. Настроение её улучшилось. Появилось огромное желание жить, но подальше от посёлка. Жить вместе с братом и Зубастиком, которого она оставила дома на привязи, чтобы он не мешался под ногами, да и пришлые мужчины с мечами не внушали ей доверия.       — Мы пробудем здесь ещё три ночи, — обратившись к рядом сидевшему Возгапу, заявил Рогмон.       — Как пожелаешь, король, — ответил Возгап. — Тебе нравится здесь?       — Обычный посёлок. Ничего удивительного нет, хотя есть.       — Что же, позволь узнать?       — Твой дом, — посмотрев на Возгапа, ответил король.       — Чем он удивителен?       — Богатством.       Возгап оторопело смотрел на короля. Поставив кубок на стол, он спрятал дрожащие руки под стол, дабы не терять мужского достоинства.       — Ты испуган, — продолжил Рогмон. — Значит, я прав, что увидел в твоём доме избыточное богатство. Народ в посёлке живёт небогато, а вот ты окружил себя роскошью. Поэтому в твой дом могут войти лишь те, кто близок к тебе?       Каждый, кто услышал слова короля, смотрел на Возгапа: кто-то с улыбкой, как, например, беловолосый друг короля, кто-то нахмурив лицо, да так, что казалось, вот-вот разорвёт вождя посёлка, а кто-то равнодушно, словно на месте Возгапа никого и не было вовсе. И всё-таки самое важное — это то, как на вождя смотрел король Рогмон. Его недовольный взгляд заставил вождя молиться богам и умолять их о помощи.       — Я… Я… Я… — бормотал себе под нос Возгап, впервые представая перед народом и своими детьми в растерянном и униженном виде.       Рогмон громко рассмеялся.       — Хватит бормотать, я немного глухой на левое ухо!       — И слепой на правый глаз! — сквозь смех добавил его беловолосый друг.       Возгап растерянно улыбнулся и тут же посмотрел в сторону своих детей. Их не было. «Им стало стыдно за меня», — подумал он, продолжая неподвижно сидеть на месте и слушать смех Рогмона и его приближённых. Он посмотрел на беловолосого мужчину. Он понимал, что перед ним сидит драут, именно этот народ славится своими белыми волосами и яркими зелёными глазами. Но о нём он думал мало, сейчас ему было не до этого чужака, который обращался к королю Рогмону на «ты». Возгап искал в толпе своих детей, но их не было. Бродила лишь Ванора, еле-еле передвигая ногами от усталости.       — А эта девка из «Проклятого Рода», — громко сказал Возгап, указывая на девочку пальцем.       Рогмон и его приближённые посмотрели на девочку, которая не обращала на них внимания.       — Что сделал её отец? — спросил Рогмон.       — Дед. В разгар войны с людьми, он перешёл на их сторону. И, как рассказывал мой отец, головы бегрофинам он отрезал наравне с людьми, — не сводя глаз с девочки, что складывала в деревянное ведро кости да прочие помои с земли, ответил Возгап.       — «Дурное семя». Так мы это называем, — сказал Рогмон. — Сын отвечает за отца, ибо он мужчина, но при чём тут эта девчонка?       — А чтоб остальным неповадно было, — злобно прошептал Возгап и всё так же пристально рассматривал Ванору.       — Устанавливаешь свои порядки? — спросил Рогмон.       — Её дед…       — Плевать я хотел на её деда, — не дав договорить Возгапу, заявил Рогмон. — В моих землях порядок един для каждого.       — Но он…       — Утром поведаешь мне эту историю, а сейчас прикажи ей подойти к нам, пусть наполнит наши кубки вином.       — Эй ты, иди сюда! — прокричал Возгап.       Ванора медленно подошла к столу. Девочка растерянно смотрела то на короля, то на его беловолосого друга, то на Возгапа, который с пренебрежением глядел на неё.       — Налей нам вина, — спокойным тоном приказал Рогмон.       Позабыв обо всём на свете, Ванора тут же начала наполнять пустые кубки ароматным напитком. Вокруг все веселились. Пели и плясали, смеялись и беседовали. Девочка аккуратно наполняла кубки, не обращая внимания на тех, кто рассматривал её. Она и подумать не могла, что сможет вот так близко подойти к королю. Внутри всё дрожало.       — Эй, животное! — в шатре раздался громкий женский голос.       Ванора обернулась. Мара шла к ней не спеша, старший из братьев что-то нёс в руках, при этом все трое улыбались. Не двигаясь, девочка ждала, когда же они подойдут к ней, чтобы увидеть, что прятал за своей спиной Хастран — старший сын Возгапа.       — Что тебе? — тихо спросила Ванора.       — Ты сегодня говорила о моей смерти, — проговорила девушка, — но я жива, в отличие от твоего пса.       Хастран бросил окровавленное тело Зубастика под ноги Ваноре. Опустив голову, девочка увидела, что на её босых ступнях лежит её друг с перерезанной шеей. Распахнутые, остекленевшие глаза, наполненные испугом и болью. Почувствовав тепло его крови, что продолжала сочиться из обмякшего тела, Ванора снова посмотрела на стоявшую перед ней Мару, после снова на окровавленное тело Зубастика. Она больше не слышала ни музыки, ни песен, ни смеха. Её руки больше не держали кувшин. Он лежал на земле, что впитывала в себя разлитое вино. Она молча смотрела на Мару. И всё вокруг остановилось.       — Если бы ты только слышала, как твой пёс скулил, когда Хастран резал ему горло! — сквозь смех заявила Мара. — Будешь знать, как желать мне смерти.       Рогмон и его друг переглянулись, король тут же посмотрел на Возгапа, что с заметной гордостью глядел на своих детей. Перед ними стояла красивая, дорого и ярко одетая девушка с большими яркими жёлтыми глазами. Улыбаясь, она обнажила свои белые ровные зубы. В шатре наступила тишина.       — Отец явно гордится своими детьми, — прошептал беловолосый друг на ухо Рогмону.       — Вижу.       — Скулил, выл, пытался выбраться. Но кто же сможет выбраться из рук моего любимого братца? — не унималась Мара. — Только боги.       Взмах руки Ваноры, и крик Мары оглушил присутствующих. Дочь вождя оказалась на земле с порезанным лицом, к которому она прижала ладони. Бросив нож, Ванора села рядом с Зубастиком, поглаживая его уже остывающее тело. По лицу катились слёзы. Вот он — её единственный друг, благодаря которому она поняла, что такое преданность и любовь. Рыдая и не замечая, как вокруг Мары бегает народ, чтобы помочь, Ванора тихо плакала, прижимая к себе обмякшее тело друга.       — Это было великолепно! — встав с места, заявил беловолосый мужчина. Многие в шатре непонимающе уставились на чужака. — Прежде я не видел подобной преданности. Как твоё имя? — посмотрев на Ванору, спросил он, но та не слышала его, а продолжала прижимать к себе Зубастика.       — Отвечай, тварь! — толкнув что было сил ногой девочку в спину, сказал один из местных жителей посёлка.       Ванора молчала. Тогда же беловолосый мужчина с кубком в руке подошёл к ней, пройдя по столу и спрыгнув с него. Он сел на корточки рядом с ней.       — Как твоё имя?       Ванора наконец-то заметила перед собой того, кто с интересом рассматривал её заплаканное и опухшее лицо.       — Ванора.       Мужчина молча с интересом рассматривал сидевшую перед ним девочку, но это не продлилось долго, братья Мары под руки подхватили её и поволокли из шатра на улицу. Местный народ что-то выкрикивал, бросал в неё остатками еды, да и несколько камней попало в лицо и грудь девочки. Бросив на землю, Хастран ударил её ногой в спину и лицо. Окружив её, ту, что молча терпела всё происходящее, жители посёлка кричали об одном: о казни девочки. Менас прибежал сразу же, как услышал крики. Пройдя меж остальных, он увидел лежавшую на земле Ванору.       — Смерть! Смерть! Смерть! — выкрикивала пьяная толпа.       — Эй ты, твоя дочь напала на Мару! — крикнул кто-то и тут же ударил его в плечо.       Не оборачиваясь на голосистого бегрофина, Менас молча смотрел на Ванору. Она же, снося все удары и унижения толпы, молчала. Оглядываясь по сторонам, он увидел, как из шатра вышел король Рогмон, но оголтелая толпа не замечала его. Их больше всего волновала раненая дочь вождя и та, которую вот-вот изобьют до смерти. Король шёл не спеша, следом за ним вышел и его беловолосый друг. Менас стоял тихо и наблюдал.       — Хватит! — приказным тоном заявил король. — Её участь должен решить суд.       — Мы здесь суд! — посмотрев на короля, выкрикнул Хастран. — Моя семья — это и есть суд и закон посёлка! — и что было сил он вновь ударил девочку в живот.       Ванора впервые закричала. Шевелиться и терпеть боль она больше не могла.       — Что ты сказал? — возмущённый ответом простого бегрофина, спросил Рогмон и подошёл к разъярённому юноше. — Повтори!       — Мы здесь суд.       Сын Возгапа словно не знал, кто перед ним. Разъярённый, он уставился на короля, не желая того слушать. Он желал одного — убить Ванору, и сделать это он хотел как можно изощрённее. И всё бы он сделал, если бы король не вмешался.       — Уберите его от неё.       Стражи тут же оттолкнули юношу от девочки.       — Она напала на мою сестру! Она должна умереть! Как и её пёс! — не унимался Хастран.       — Нет, в моих землях нет такого закона, — возразил Рогмон. — Её наказание — это двадцать ударов плетью на главной площади. Твоя сестра жива.       — Отныне она изуродована. От рук этой твари, — посмотрев в сторону девочки, сказал юноша.       Рогмон молча направился в сторону дома Возгапа. За ним последовала стража, а его беловолосый друг стоял рядом с лежавшей Ванорой. Толпа с крика перешла на шёпот. Они смотрели на девочку и о чём-то перешёптывались. Мужчина усмехнулся и присел рядом с Ванорой. Он ничего не говорил, только смотрел и пил оставшееся вино в кубке. Рогмон вошёл в дом вождя. Крик его дочери, да и её матери заглушал прочие голоса. Вокруг девушки суетился местный лекарь и его помощник. В комнате царствовал аромат разных трав. Каждый шаг короля заставлял собравшихся в комнате расступаться, дабы освободить королю путь к постели Мары. Остановившись и посмотрев на девушку, которая не так давно манила своей красотой, король равнодушно смотрел на ту, которая всё никак не могла замолчать, а всё кричала и кричала, заставив отца привязать её руки к постели. Возгап и его жена сидели рядом с дочерью. Рогмон смотрел на девушку, у которой было порезано лицо и не было кончика носа. Несколько порезов пришлось по правой щеке.       — Так заканчивается любое зло, причинённое многими одному живому существу, — не сводя глаз с девушки, сказал Рогмон. — Ты, вождь, забыл, что своих детей обязан воспитывать в первую очередь?       Возгап неохотно посмотрел на короля.       — Я воспитывал их.       — Я этого не заметил. В твоей дочери столько же зла, сколько и красоты.       — Скоро я лично сниму кожу с девки, — посмотрев королю в глаза, прошептал Возгап.       — Твой сын уже рассказал, что в этом посёлке моего закона нет. Мне это не нравится, поэтому ту девчонку судить буду я.       — Она заслуживает смерти!       Рогмон устало усмехнулся.       — Ты вождь посёлка, ты не король, а твоя дочь не дочь короля. Лишь тот, кто покушался на здоровье и жизнь королевского рода, должен умереть. Как мне известно, мы с тобой не родичи. Верно?       — И какое же наказание ждёт эту тварь?       — Двадцать ударов плетью. Таков закон. Но ни о какой смерти речи не должно идти. Слишком многое ты позволяешь себе и своим детям.       Возгап молча вернулся к постели дочери. Он не обратил внимания на то, как Рогмон вышел из дома. Всё его внимание было обращено к дочери, которая постепенно начала замолкать, а лекарь в это время аккуратно зашивал порезы на её лице. После выпитых отваров Мара оказалась в забытье. Она бредила, кого-то звала, плакала и смеялась. Привязанная к постели, в том самом платье, для пошива которого Возгап не пожалел ни серебра, ни золота, ни драгоценных камней, но все украшения оказались в крови Мары. Растерянный, молившийся о здоровье и жизни дочери Возгап наблюдал за тем, как лекарь аккуратно прокалывал белую кожу его дочери тонкой, острой, окровавленной иглой. Казалось, он слышал каждый прокол кожи. Стиснув зубы, он хотел одного, чтобы всё это поскорее закончилось, ибо услышать очередной крик Мары он был уже не в состоянии. Да и нескончаемый плач рядом сидевшей жены не давал ему покоя. Женщина сильно любила свою дочь, гордилась ею и любовалась её красотой, мечтая когда-нибудь увидеть ту рядом с достойным юношей.       — Что же теперь будет с нашей девочкой? — всхлипывая, шептала женщина.       — Я брошу к её ногам кожу той твари. Заживо сниму её, — взяв жену за руку, прошептал Возгап. — Обещаю тебе.       Рогмон молча вошёл в шатёр. Внутри было пусто. Где-то кто-то кричал, пел и смеялся. Король наполнил чей-то кубок вином и выпил всё его содержимое. Устало присев на лавку, он посмотрел на своего друга, который тихо вошёл следом за ним.       — Интересный получился пир, друг мой! — с улыбкой сказал мужчина. — Умеют в этом посёлке веселиться.       Рогмон улыбнулся.       — Кеса — посёлок беззакония. Управляя огромными землями, я не могу знать, что происходит в каждом посёлке. Если честно, я понятия не имел, что есть такой посёлок и вот такие жестокие бегрофины. И это не самое страшное.       — А что же самое страшное?       — Здесь никто не живёт по моему закону. Здесь закон — это вождь и его дети.       — Ты же понимаешь, что его дети — это итог его закона. Им всё дозволено.       — Это огорчает меня. Сильно огорчает. За весь пир, до выходки его детей, я понял, что даже моё присутствие здесь ничего не меняет. Каждый из них ловил взгляд вождя.       — Тебя это задело?       — Да, я огорчён.       — Что будет с девчонкой?       — Двадцать ударов плетью.       — Я думаю, что возможное изгнание из посёлка — это её избавление от подобных соплеменников, — присев рядом с королём, сказал беловолосый мужчина. — Отдай её мне.       Рогмон удивлённо посмотрел на своего друга. Их дружба зародилась в детстве, когда двое наследников своих отцов встретились на всенародной ярмарке. Их дружба перенесла долгое молчание и разлуку, но даже в моменты забвения она продолжала жить.       — Что? — с улыбкой спросил Рогмон. — Для чего тебе эта девчонка?       — Ещё не решил, но посмотри, какая она, порезать дочь вождя из-за пса — это великолепно! Я бы не отказался от такой. Я попробую взрастить в ней преданность ко мне, ну, а если не выйдет, то избавлюсь от неё.       Рогмон не сводил глаз с друга. Он знал, что приказ убить кого-то живого и кем-то любимого для него не составит труда. Сейчас перед ним сидел его друг, драут с кубком вина в руке. Он был расслаблен и спокоен. Сейчас он отдыхал в землях своего друга. Охотился и наслаждался юными телами тех бегрофинок, которые не упускали возможности провести ночь в постели с богатым драутом. Никто в Жёлтых Землях не знал, кто этот беловолосый мужчина.       — После наказания можешь забрать её себе. Мне не жалко, но у неё есть отец.       Драут рассмеялся.       — Ты видел её отца, когда девчонку пинали ногами в лицо и живот? Я — нет!       — Её отец здесь не имеет слова.       — Был бы я её отцом, мне было бы плевать, имею я слово или нет. Я вырвал бы сердце тому, кто причинил боль моему ребёнку. Выгрыз бы вот этими зубами! — оскалившись, словно дикий зверь, и ткнув в свои зубы, заявил мужчина.       — Верю, но девчонка должна получить своё наказание.       — Мне кажется, что она уже получила его. Сколько ударов она перенесла, пока ты не остановил сына вождя?       — Завтра я устрою суд, и пусть этот посёлок увидит, что такое настоящий суд. Справедливый.       — Скажу сразу, друг мой, — встав с лавки и посмотрев на Рогмона, заявил драут, — я буду просить тебя об отмене наказания.       — Почему?       — Есть в этой девчонке нечто эдакое. Она ещё крошечный росток, где-то сломленный, хилый и этому ростку необходимо помочь набрать силу, где-то утешить, где-то ударить, чтобы в будущем из этого ростка вышло красивое и крепкое дерево. Согласен?       — А если этот росток не сможет вырасти? — с улыбкой спросил Рогмон.       — Вырвать с корнем и забыть.       Мужчины рассмеялись и через какое-то время после недолгого разговора отправились спать.