Проданная

      Ванора лежала на земле, в клетке под открытым бессолнечным небом. С трудом открыв глаза, она увидела толпу, что окружила её. Они громко говорили, кто-то выкрикивал проклятия в сторону девочки, кто-то молча с ненавистью наблюдал за той, которую вот-вот отправят на суд к королю Рогмону. Не обращая внимания на боль во всём теле, Ванора села и равнодушно уставилась на толпу. Рассматривая каждого, она глазами искала ту, кто обязан был быть рядом, — её мать. Той не было. Рассматривая чужие лица, девочка понимала, что каждый из них желает увидеть её мучения, а после и смерть. Она ненавидела каждого, кто смотрел на неё и на кого смотрела она. Внутри всё дрогнуло лишь тогда, когда её взгляд встретился с тем, кто стоял в первом ряду в оборванной тунике, но добротных кожаных сапогах.       — Скупщик Лиф! — громко воскликнула девочка и прилипла к металлическим прутьям клетки. — Мой друг, ты пришёл.       Тот сразу же подошёл к ней. Сел рядом с клеткой на землю, не обращая внимания на тех, кто высмеивал его поступок.       — Желтоглазая задира, что же ты натворила? — сквозь грустную улыбку прошептал Лиф.       Ванора улыбнулась. На её лице «красовались» разбитые и опухшие губы да рассечённая бровь, которые вовсе не мешали ей улыбаться.       — Я всё сделала правильно, мне жаль лишь Зубастика, — по грязному, в засохшей крови лицу девочки покатились слёзы. — Дай мне нож и поставь снова предо мной эту гульню, и я бы снова и снова резала её мерзкую морду.       — Ты сегодня можешь умереть, моя дорогая желтоглазка.       Скупщик Лиф не сводил грустных глаз с девочки.       — Не переживай за меня, если я умру, то сделаю это с гордостью. Никто из этих тварей не услышит моего крика. Ясно вам?! — обратившись к тем, кто прислушивался к каждому её слову, прокричала Ванора. — Я умру с гордостью, а вы знайте, что дочь вождя облизывала моего старшего брата! — сквозь злобный смех кричала девочка. — Знайте, что она облизывала его и подпускала к себе. Скверная гулёна, мразь, тварь, грязь!       — Замолчи! Тише! — протянув меж металлических прутьев руку, Лиф крепко сжал шею девочки. — Ванора, я прошу тебя, угомонись.       — Мне уже нечего терять.       — Есть. И это твоя жизнь, девочка. Ты ещё жива, и суд будет проводить король Рогмон.       — Что?       — Да, сам король будет судить тебя, а поговаривают, что его закон далёк от законов Возгапа. Пойми, в Кесе свой закон, который создал вождь.       — Не понимаю тебя.       — Я здесь со вчерашнего вечера. Надо признать, я видел, что ты сделала с Марой, но уже когда ту вынесли из шатра, — шептал Лиф. — Я бродил по посёлку всю ночь и слышал, что король недоволен поведением вождя и его детей. Кое-кто из стражи сказал, что Рогмон заявил, что лично проведёт суд над тобой и только после этого покинет Кесу.       — Я вспомнила. И что это значит? — шмыгая носом, Ванора непонимающе уставилась на скупщика Лифа.       — А то, что ты можешь отделаться двадцатью ударами плетью. Всё, тебе нужно лишь это пережить.       — Я не хочу.       Ванора отползла в середину клетки, поджала коленки и обвила из руками. Наклонив голову, она тихо заплакала.       — Почему? — растерянный ответом девочки спросил Лиф.       — Я больше не хочу жить. Меня лишили единственного друга, — посмотрев сквозь слёзы на Лифа, ответила девочка. — Эти твари убили Зубастика. Посмотри на мои ступни. Они в его крови, моя одежда и в моей крови, и в его. Как мне жить, если у меня перед глазами он, мой убитый друг?! Мне будет лучше умереть. Прошлой ночью я думала по-другому, но кто же знал, что эта мерзость решит убить Зубастика? Оглянись, Лиф, здесь нет даже моей матери! — прокричала Ванора. — О Менасе я молчу, этот трус, наверное, стоит на коленях перед вождём.       — Скупщик Лиф переживает за тебя, желтоглазая.       Ванора усмехнулась, но ничего не стала отвечать.

***

      — Твоя дочь хотела убить мою дочь, — посмотрев на стоявшего в углу Менаса, сказал Возгап. — И, если бы не король, я бы уже выпускал ей потроха на площади. Ты же слышал, что ей грозит всего-то двадцать ударов плетью?       — Нет.       Возгап громко и нервно рассмеялся.       — Трусливый Менас решил не покидать свою нору?!       Менас молча опустил голову. Да и что он мог ответить тому, у кого была в руках жизнь не одного бегрофина? Ничего. Он молча слушал унижения и проклятия в свой адрес и в адрес своего рода. «Куда же больше?» — думал про себя тот, кто и слова не смел сказать унижающему его вождю.       — Почему ты молчишь, рохля?! — подойдя к Менасу, прокричал вождь. — Я пришёл в твой дом, чтобы услышать от тебя ответ! Говори же, иначе сразу же, как король покинет посёлок, я выпотрошу на твоих глазах твоего младшего сына. Говорят, с него и так толку мало, хворый он у тебя.       Менас тут же посмотрел на Возгапа.       — Что ты хочешь от меня?       — Чтобы ты вышел к народу и дал своё согласие на казнь девчонки. Я знаю, о чём прошу, ведь пока здесь король, мне никто не позволит сжечь её без твоего одобрения, а так всё как положено. Поверь мне, Менас, ей всё-равно не выжить, я или мои сыновья отыщут её, если она сбежит. Верь моему слову, — подойдя вплотную к Менасу, яростно прошептал вождь.       Менас равнодушно смотрел на того, перед кем многие годы склонял голову, кто бил его и унижал. Не так давно он и подумать не мог, что вождь лично придёт в его дом. И пусть он явился к нему с яростью в душе и словах, Менасу на это было всё равно. Он знал, что ярость Возгапа имеет оправдание, поступок Ваноры. Рассматривая вождя, который не находил себе места и бродил по комнате из угла в угол, Менас усмехнулся и сказал:       — Что мне будет за согласие?       Возгап замер, но ненадолго.       — А что ты хочешь получить?       — Этот ритуал по снятию проклятия с рода. Я знаю о нём. Если я дам своё согласие на казнь Ваноры, то хочу получить сто золотых и оружие.       — Что?! — сквозь смех спросил удивлённый Возгап.       — И всё это я должен получить сегодня, до казни Ваноры.       — Ты просишь слишком много.       — Я знаю, как проходит ритуал. Весь посёлок должен оказать мне почтение. Ибо после этого никто не посмеет унизить меня. В обмен на жизнь Ваноры я требую абсолютного почтения ко мне, ну и золото с оружием.       Возгап с интересом и ненавистью смотрел на Менаса. Некогда жалкий и виноватый вид того, кто выгребал свиное дерьмо, мгновенно исчез.       — Ты проси, да знай меру. Я знаю, что девчонка не твоя кровная дочь, — схватив Менаса за грудки, процедил Возгап.       Менас усмехнулся и вытер лицо от слюны Возгапа.       — Да, не моя, — ответил он, — но ты же хочешь отомстить ей? Если желаешь, то можешь казнить вместо неё Русгирса, — нагло улыбнувшись, сказал Менас.       Возгап не сводил глаз с хозяина дома. Он не узнавал его. Не узнавал его взгляда, который мгновенно стал наглым, не узнавал улыбку, которую прежде никогда не видел. Не узнавал тон разговора, который ещё вчера был покорным, а теперь от него не осталось и следа. Некогда сгорбившийся покорный рохля остался в прошлом. Перед ним стоял крепкий с гордо поднятой головой мужчина. Это был Менас. И он не знал его настоящего. Возгап понял, что ничего не знает о том, кто десятилетия терпел все унижения и побои. Вот он. Ударь его, но как теперь поведёт себя «сын Проклятого рода»? Стерпит или постоит за себя, ударив его в ответ?       — Тебе не жаль еë, я знаю. Но как же твой младший сын? — настороженно спросил Возгап.       Менас громко рассмеялся.       — Наконец-то всё закончилось, — пройдя по маленькой комнатке, сказал он. — Наконец-то мне не нужно жить в обмане! — прокричал мужчина и тут же посмотрел на Возгапа, который не сводил с него сверлящего взгляда. — Русгирс — так зовут твоего вымеска! — сквозь нервный громкий смех добавил Менас.       — Закрой рот! — схватив Менаса за рукав, вождь с силой притянул его к себе. — Мальчишка не может быть моим сыном.       — Может и ты догадываешься, что он твой. Не зря же ты его яблоками для свиней подкармливал. Или ты думаешь, что я не знаю, как ты трахал мою жену на протяжении нескольких зим? Думаешь, я не знаю, что ты любил её? Да, именно любил, как мужчина любит женщину. В то время мы выживали лишь благодаря тому, что ты ей давал из еды. Или ты действительно думал, что я верил в то, что она работает у тебя?! Да эта шлюха ни дня не проработала. Ну, если только своим телом.       — Старший-то хоть твой? — со злобной насмешкой спросил Возгап.       — Мой.       — А девчонка?       — Не знаю, лучше спроси у шлюхи Луты.       Возгап улыбнулся.       — Знаешь, а я понимаю её. От такой мерзости, как ты и твой род, можно понести лишь раз. Но разве в тебе нет мужской силы, что ты смог заделать ей всего одного?       — Есть, но не для той, которая ложится под мергоса, — усмехнувшись, ответил Менас.       Ничего не сказав, Возгап вышел из дома Менаса, который последовал за ним. Встречающийся им народ молча и с неподдельным интересом смотрел на них. Прежде они не видели подобного, вождь никогда не ходил по посёлку в компании изгоя. Сейчас тем более, ведь дочь вождя пострадала от рук дочери Менаса. Народ находился в мучительном ожидании того, чем же закончится история двух родов. Какое наказание примет Ванора? И как на него отреагирует род Возгапа? Вождь шёл в сторону своего дома. Он не смотрел по сторонам и не оборачивался на Менаса, который шёл чуть позади него. Войдя во двор, вождь тут же обернулся и посмотрел на Менаса. Тот остановился за несколько шагов от него.       — Сто золотых?       — Да.       — Принесите ему сто золотых монет, нож и копьё, — не сводя глаз с Менаса, приказал вождь.       Приказ принялись исполнять два его сына. Они никогда не задавали отцу вопросов и молча выполняли его приказы. Безмолвно рассматривая друг друга и думая о своём, двое мужчин не проронили ни слова до тех пор, пока сыновья вождя не бросили к грязным ногам Менаса кошель с золотом и оружие. Они тут же отошли в сторону отца, чтобы хоть немного понять, что происходит. Встав по обе стороны от отца, юноши с брезгливостью смотрели на мужчину.       — Благодарю тебя, вождь, — немного склонив голову, сказал Менас. — Всегда знал, что ты справедливый бегрофин. Пусть боги оберегают твой род.       Возгап вплотную подошёл к Менасу. Они оба чувствовали запах и дыхание друг друга. Вождь не сводил ненавистного взгляда с того, кто ещё вчера угождал ему, а теперь стоял, гордо задрав нос. На уставшем лице Возгапа появилась грустная улыбка.       — Чтоб ты знал: я по сей день люблю Луту. И буду счастлив, если она уйдёт от тебя после ритуала. Знаю, что она и меня возненавидит, но мне плевать.       — У меня есть золото и оружие, так зачем мне она и ваш хворый ублюдок? Я сам уйду от неё.       — Куда? К старшему сыну, который после того, как узнает о твоём поступке, отрежет тебе голову?       — Мне не нужен Саргал. У него свой путь, у меня — свой. А куда я уйду, это уже никого не касается.       — Ступай к своему отцу. Возможно, он ещё жив! — с улыбкой сказал Возгап. — А теперь идём, объявим о том, что ожидает девчонку.       Возгап в компании Менаса явились на главную площадь. Громкое бурчание толпы тут же сменилось на шёпот, а за ним и напряжённое молчание. Бегрофины молча уставились на вождя в ожидании его очередной речи. И всё-таки рядом с ним топтался Менас, на которого они то и дело смотрели и пытались понять, для чего же он пришёл. Просить прощения за дочь? Или отдать себя для наказания вместо неё? Каждый думал по-своему, так, как поступил бы он сам. Скупщик Лиф с силой сжал своими ледяными пальцами железные прутья клетки. Он смотрел то на вождя и отца девочки, то на саму Ванору, которая пыталась поймать на себе взгляд Менаса, но всё напрасно. Он не смотрел на неё, он был не так далеко, но не поворачивал головы, чтобы увидеть её. Скупщик Лиф настороженно уставился на мужчин. Пустые разговоры с народом, который спрашивал у вождя о его дочери, пожелания ей здоровья и виновнице смерти, об этом мало кто забывал сказать, да так, чтобы многие услышали о том, с какой ненавистью он или она желает девчонке смерти. Громкие разговоры, крики и даже смех помешали народу увидеть, как король Рогмон в компании своего беловолосого друга подошёл к клетке с девочкой.       — Приветствуйте своего короля! — со злостью прокричал страж.       Тишина. Испуганная толпа тут же затаила дыхание, глядя на то, с каким интересом король и его друг наблюдают за девчонкой и ими самими. Растерянные и даже испуганные, мужчины и женщины, они с трудом произнесли: «Да здравствует король!» Однако они тут же виновато и даже испуганно опустили головы. Услышав громкий смех короля и его друга, толпа тут же переглянулась меж собой. Рогмон подошёл к народу, оставив у клетки драута, который не упускал возможности в очередной раз посмотреть на девочку.       — Твоей дочери желают здоровья. Услада для ушей отца. Я прав? — подойдя к Возгапу, спросил король.       — Ты прав, король.       — Прими и моё пожелание. Пусть богиня Рания дарует ей силу и вернёт былую красоту.       — Благодарю, — немного склонив голову, ответил Возгап. — Твои пожелания дороги для меня, король.       — Я пришёл сюда, чтобы судить её. Ты готов?       — Да.       — Тогда начнём.       Король Рогмон сел на лавку, которую принесли и поставили для него местные жители. Беловолосый драут был рядом с ним. Он молча наблюдал за происходящим. Ему было интересно воочию посмотреть на суд, который будет вести сам король. Такое редко случалось, и на его памяти это второй случай. Местные жители стояли одной большой любопытной толпой, смотря то на короля и его друга, то на девочку в клетке, и, конечно же, Менас не оставался без внимания. Он стоял ближе к толпе, но поодаль от короля, драута и Возгапа, который с заметной гордостью занял место рядом с королём. Стражи живой стеной стояли за его спиной, молча наблюдая за тем, как желтоволосая толпа жаждет сожрать свою же соплеменницу. Иногда они переглядывались, если слышали чей-то крик в сторону девочки или её отца, который, к удивлению многих, вёл себя странно. Менас бесстрастно смотрел на костры, что разводили местные мужчины, так же он смотрел и на столб, к которому вот-вот привяжут Ванору, чтобы кнутом пройтись по её щуплому телу.       Главная поселковая площадь постепенно превращалась в нечто удивительное для местных жителей. Высокое и пугающее пламя костра в центре. Для бегрофинов это было привычной картиной, ведь для них огонь — прямое обращение к богу Кугу, верховному богу, отцу прочих богов. Тишина. И лишь треск от сухих поленьев, что горели в жарком пламени, немного разбавляли ту пугающую кого-то тишину.       — Пусть она выйдет из клетки, — приказал король. Его стражник тут же выполнил приказ своего короля. Да, сейчас именно королевские стражи были той гарантией закона в посёлке Кеса. — Встань предо мной, — обратившись к Ваноре, что с трудом могла выпрямить спину, приказал Рогмон.       Ванора молча выполнила приказ короля. Она смотрела ему в глаза. Без страха и без стыда. Наоборот, в её взгляде нетрудно было увидеть ярость вперемешку с гордыней. На неё смотрели все. Перетаптываясь с ноги на ногу, девочка огляделась, желая увидеть мать, но нет, среди наблюдающих стоял лишь Менас. Она задержала на нём свой взгляд, но тот показательно отвернулся, посмотрев куда-то в сторону. Ванора ехидно усмехнулась, чем вызвала улыбку драута, который не сводил с неё своих зелёных, азартно блестевших глаз. Мужчина ловил каждое движение и взгляд девочки. Он не видел в ней грязную да хилую нищенку, нет. Мужчина разглядел в ней огромную непокорность и здоровую ярость.       — Вчера ты порезала лицо девушке. Причинила неизгладимый вред её здоровью, — спокойным тоном проговорил король. — Желаешь ли ты оправдать свой поступок?       Толпа тут же начала перешёптываться. Они и подумать не могли, что у дочери «Проклятого рода» могут спросить подобное. «Какое оправдание? — вторили в толпе. — Она же хотела убить дочь вождя!». Подобные слова летали по толпе от одного к другому. Женщины злобно шептали проклятия в сторону девочки, представляя себя на месте матери Мары.       — Она убила моего друга, — громко заявила Ванора и посмотрела в глаза королю.       — Она убила твоего пса! — выкрикнул кто-то из толпы и бросил в сторону Ваноры камень. Он долетел и ударил её в плечо. Толпа рассмеялась. Король и драут молча переглянулись. Драут без слов мог понять, что его друг в ярости.       — Не пса! — посмотрев на толпу, прокричала Ванора. — Зубастик был моим другом, моим любимым живым существом! Он, как никто, знал, что такое любовь и преданность. А вы... вы подлые и мерзкие создания! — закончив свой монолог, девочка плюнула в сторону слушающей её толпы и тут же посмотрела на того, кто жаждал её взгляда в свою сторону, на драута. Облизав губы, мужчина улыбнулся, чем вызвал чуть заметную ухмылку на немного опухшем от избиения лице девочки.       — И всё-таки девушка убила не твоего родича, а собаку, — проговорил король. — Для тебя он был больше, чем собака, и я понимаю тебя, но всё же он был животным.       — Плевать я хотела на то, кем его считают. Для меня он — друг. И если бы я могла прикончить Мару и её братца, то сделала бы это.       — Желаешь смерти моим детям? — выкрикнул Возгап.       — Да, желаю. Желаю, чтобы и сын твой стал мертвяком, ну или хотя бы калекой, уродцем, — спокойно ответила Ванора. — И тебе.       Возгап злобно рассмеялся, но отвечать девочке не стал, лишь глянул в сторону Менаса, который, казалось, мыслями был далёк от происходящего. Король усмехнулся, понимая, что у девочки всегда и на всё будет своя правда.       — Десять ударов кнутом — это твоё наказание, — сказал король.       — Говорили же, что положено двадцать, — удивлённая словами короля сказала Ванора.       Скупщик Лиф, что стоял не так далеко от девочки, в первых рядах толпы, закрыл руками лицо. Время от времени поступки Ваноры его приводили в тупик.       — Желаешь получить двадцать ударов? — улыбнулся король.       — Да я вообще не желаю получать удары.       Драут рассмеялся, чем вызвал у короля такой же смех. И лишь Возгап молча рассматривал ту, которую вот-вот собирался сжечь заживо.       — Привяжите её к столбу. Пусть получит десять ударов, — обратившись к своим стражам, приказал король. — Пора заканчивать с этим представлением. Завтра войско будет собираться в путь.       Королевский страж быстро исполнил приказ короля. Молодой мужчина в серебряного цвета доспехах, на груди которого красовался дуб с золотой кроной, привязал руки девочки к толстому столбу. Взяв кнут, он нанёс первый удар по спине девочки. Тишина. Зажмурившись, она стерпела жгучую боль в спине, что волной прошлась по всему телу. И вот уже второй, третий, четвёртый удары, но Ванора молча терпела каждый, пытаясь быть сильнее тех, кто смеялся над ней и желал услышать её крик. Закрыв глаза, стиснув что было сил зубы и пальцы в небольшие кулачки, девочка молча сносила вот уже седьмой, а за ним и восьмой удары. Страж молча без эмоций выполнял приказ короля. Его кнут, что повидал не одно провинившееся тело, впивался и рассекал девичью кожу. Горячие алые струйки крови стекали по спине девочки, каплями падая на влажную холодную землю. «Десять», — прошептала себе под нос Ванора и не ошиблась. Страж не терял времени и тут же отвязал её от столба. Не устояв, она упала на землю, но толпа на этот раз не смеялась. Сотни глаз наблюдали за тем, как тот, кто нанёс ей удары, оттащил избитую подальше от столба, да и от самой толпы. Посадив еë под первое попавшееся дерево, он ушёл. Ванора закрыла глаза, но мужской голос не дал ей покоя.       — Желтоглазая, всё прошло, — взяв девочку за руки, проговорил Скупщик Лиф. — Теперь тебе нужно как можно скорее убраться от сюда. Я помогу тебе. Я уведу тебя в другие земли. Помогу начать новую жизнь. У меня есть мазь, она быстро излечит тебя.       Ванора безмолвно смотрела на мужчину.       — У меня всё болит. Я не смогу убежать.       — Ты что? Не... — мужчина резко замолчал, обратив своё внимание на Возгапа и Менаса, которые обращались к народу и королю Рогмону. Услышав голос отца, Ванора попыталась встать на ноги, но не вышло. Упав на землю, она начала прислушиваться к словам вождя. Она хотела знать, о чём он говорит.       — Пришло время снять позорное клеймо с рода Менаса, — разводя руками, заявил Возгап. — Пришло время вернуться его роду в наше храброе и гордое общество. Считаю, что Менас заслужил это, то же заслужили и его сыновья, что достойно несли на себе все лишения. И, конечно же, жена Менаса, Лута, которая на протяжении всего этого непростого для их рода времени была рядом с ним. Менас как глава рода показал себя только с достойной стороны. И то унизительное клеймо, что дал ему его отец, снимет с него его дочь. Ты согласен, Менас? — посмотрев на того, спросил вождь.       — Да, я согласен.       — Воистину проклятый день, — прошептал Скупщик Лиф, крепко сжимая горячую ладошку девочки.       По лицу Ваноры потекли слёзы.       — Ничего не говори, Скупщик Лиф, я всё поняла, — не сводя глаз с собравшихся, прошептала девочка.       — Король Рогмон, это наш закон, ведь так? — спросил Возгап.       — Да, — тихо ответил Рогмон.       — Тогда сегодня же мы проведём ритуал. Не нарушаю ли я закона? Скажи, если я что-то нарушил.       — Нет, ты ничего не нарушил.       Король тут же направился в сторону своего шатра. Драут последовал за ним. Он лишь мигом посмотрел на девочку, которую под руки подхватили местные мужчины, что служили вождю. Закричав от боли, Ванора оказалась во власти тех, кто ненавидел её, кто желал ей смерти. Скупщик Лиф остался неподвижно стоять на месте, замерев и испуганно наблюдая за тем, как девочку снова бросили в клетку. Толпа громко и радостно что-то выкрикивала. Лиф молча сел под дерево. Сейчас он меньше всего думал о том, что его вот-вот могут прогнать из посёлка, да ещё и избить.       — Что они хотят с ней сделать? — спросил драут, как только они вошли в шатёр короля. — Ничего не понимаю, она же получила своё наказание! Откуда взялся её отец? Что происходит здесь? Ответь мне наконец, Рогмон!       — Вождь решил сжечь девчонку. Думаю, это его месть.       — Но у неё же есть отец, как он согласился?       — Мы не знаем её отца. Кто он и на что способен? Я не знаю, друг мой. Я знаю лишь то, что этот ритуал законный.       — Отмени его, — подойдя вплотную к королю, прошептал драут. — Отмени, прошу тебя.       — Прекрати, друг мой, какое тебе дело до этой девчонки? Выпей лучше вина да съешь мяса. Скоро мы покинем это место, но не все. Я оставлю здесь несколько своих стражей. Пусть какое-то время присматривают за порядком. Ибо здесь не ведают, что такое закон короля.       — Для чего этот ритуал?       — Если род проклят из-за скверного поступка предка, — обычно это предательство, — то снять его может кто-то из потомков, обычно это делают через поколение. Внук должен быть сожжён заживо. Да, это жестоко, но я не могу отменить законный ритуал. Я — король. Я — гарант этого закона. Ты должен понять это. Знаешь, я и сам не горю желанием видеть и слышать мучения девчонки. Поэтому я прикажу одному из своих стражей пустить ей стрелу в сердце, чтобы она не узнала всю ту боль, что причиняет огонь. Это всё, что я могу сделать для неё, друг мой.       Некогда довольное лицо драута скривилось с злобной гримасе.       — Позволь мне вмешаться.       — Каким образом?       — Я хочу спасти её.       Рогмон рассмеялся.       — Друг мой, на моей памяти у тебя было множество бегрофинок! Чем тебе приглянулась эта девчонка? Своим грязным лицом?!       — Ты же знаешь, что грязь с лица смывается, а вот с души…       Рогмон улыбнулся.       — Ты говоришь о душе?! Друг мой, разве она есть у тебя?!       — Есть, она у меня не такая, как у прочих, — с улыбкой, ответил драут. — Я не хочу показаться добряком, ведь я далеко не такой, но сейчас хочу сохранить жизнь этой несчастной. Я хочу увидеть, кем она сможет стать. Хочу увидеть, во что может вырасти её преданность, во что может превратиться её ярость, наглость и гордыня. Разве можно сломать подобный цветок, не дав ему раскрыться в полную силу?       — Возможно, ты прав.       — Позволь мне взять своих стражей и наведаться в дом вождя.       Рогмон улыбнулся и сказал:       — Позволяю, но только не убивай никого.       Драут и Рогмон пожали друг другу руки.