Эта книга, пока Мо нëс её домой, просто прожигала ему кожу в рукаве. Как это возможно, чтобы мужи, полные благородства и целомудрия, держали в Облачных Глубинах такую литературу? И кто это написал, и для чего она там хранилась?
Или это была настольная книга Лань Чжаня и его мужа в те далекие времена? Но тогда… При чем здесь Сичэнь?
Мо никогда не замечал Главу клана в непристойных… или хотя бы близких отношениях с кем-либо… Впрочем, он мог то же самое сказать и про Лань Чжаня.
Может, этот Орден, столь скрытный и с виду целомудренный, погряз в пороке и плотских грехах?
Вбежав в цзинши Лань Чжаня, он с размаху запулил пожелтевший трактат в комнату, где хранились вещи Вэй Усяня. Своё пристанище книга нашла под каким-то низким шкафом.
— Фу, мерзость, — пробормотал Мо Сюаньюй, вытирая вспотевшие ладони о белоснежную ученическую ханьфу.
Уже несколько дней Лань Чжань отсутствовал без каких-либо вестей о нём. Все близкие ему люди были спокойны и беспечны. Чего не мог сказать о себе Сюаньюй. Он сходил с ума от неизвестности и даже злости. Так как всегда заботящийся о нём старший просто взял и оставил его, утрепал в неизвестном направлении.
Смешливый Сычжуй уверял, что такого уровня заклинателя, коим являлся Хангуан-цзюнь, сложно чем-либо обидеть или напугать. Но всякий раз, когда Мо спрашивал о нём, Сычжуй с понимающим выражением лица начинал неизменно успокаивать, даже иногда обнимать парня. Словно радуясь интересу ко Второму нефриту со стороны юноши.
У Сюаньюя порой возникало желание спросить у Сычжуя и про трактат. Но он отметал от себя эти крамольные мысли, предпочитая делать вид, что его и вовсе не существует.
Тем временем Лань Чжань и не думал возвращаться, а Сюаньюй, чувствуя себя непривычно одиноко, сам зажигал палочки благовоний с запахом сандала, глядя на дрожащий дымок, который колыхался от извечного сквозняка. Так казалось, будто бы старший только что вышел по своим ежедневным делам.
Он честно пробовал ночевать в своей ученической келье. Но, конечно, она не шла в сравнение с удобным домом Ванцзи. Возможно, если бы его поселили с другими учениками, всё было бы гораздо проще. Но, учитывая опасные способности парня, который не вполне мог справляться со своей, подчас разрушительной, энергией, было решено, что Мо лучше оставаться одному, а в идеале под постоянным присмотром Хангуан-Цзюня.
У учеников не было много времени для праздных занятий и болтовни, также зачастую они занимались в разных классах в соответствии со своими способностями и возможностями, это сохраняло в относительной тайне происхождение и странное поведение одного определенного ученика клана Лань.
Изначально, так отличающийся ото всех, Мо Сюаньюй сам научился вести себя практически незаметно. Однако на сто процентов с его характером это было сделать не вполне себе реально и мелкие наказания, в виде переписывания бесчисленных правил клана Лань или стояния коленями в мраморной крошке, частенько отравляли ему жизнь в Гусу.
Старательный Сычжуй следовал за ним, как тень, направляя и предупреждая в некоторых моментах, которые можно было бы и избежать, но порой даже это не спасало от мелких шалостей и бесоëбства.
Лань Хуань наблюдал издалека, улыбаясь покровительственно. Он старался не вмешиваться в процесс адаптации особого студента без особой на то нужды. Да и сам Сюаньюй старался изо всех возможных сил, зная, что его примерное поведение порадует Лань Чжаня.
Каждый раз теперь, видя Лань Сичэня, Мо вспоминал эту чёртову книгу… Она словно чесалась, находясь в темноте и пыли комнаты, куда никто не заходил, где никто не жил уже давно.
Изображённый на обложке лотос… Символ духовного роста! Кто бы мог подумать, чтобы адепт клана Лань раскрывался такими методами.
И вообще, почему нельзя быть мужьями без всех этих странных пугающих занятий?
А может, Лань Чжань действительно чувствует себя несчастным, от того, что он, Сюаньюй, отрицает эти занятия физической любовью?
Парню было неловко от того, что он может сделать мужчину грустным или как-то ранить этим.
Мо отряхивал эти мысли, лезущие постоянно в голову, словно мокрая собака избавляется от воды с шерсти, но они вновь и вновь настырно впивались в мозг.
Эти занятия… они имеют смысл же?
Сюаньюй частенько наблюдал это в животном мире. Даже те кролики, коих он частенько угощал морковкой и салатом, не стесняясь присутствия парня, скакали друг на друга, прямо за поеданием угощения. Даже с учетом того, что их рассадили по половому признаку. Так как они плодились без конца, наводняя Облачные Глубины пушистыми помпончиками. В конце концов сам Хангуан-Цзюнь приказал сделать два разных загона для самочек и самцов.
После появления Мо Сюаньюя в Гусу, случился всплеск рождаемости в стане кроликов, потому что шаловливый ученик забросил одного самца в садок с самками. За что потом получил несколько долгих и скучных часов занятий каллиграфией, под пристальным надзором Лань Цижэня. От этого воспоминания у парня до сих пор бежали холодные мурашки по спине.
Он, как поговаривали, терпеть не мог Вэй Ина, что в той жизни, так и в этой. И юноше тогда досталось сполна стариковского брюзжания, что его линии недостаточно изящны и легки, и определённые иероглифы трактуются исключительно в контексте. А уж чего стоило перетирание туши камнями. После этого белоснежные одежды ученика превратились в костюм снежного барса, не меньше. За что он был пристыжен и унижен многократно.
С наступлением темноты ажурные здания Облачных Глубин подсвечивались ночными фонариками, которые магическим образом источали мягкие лучи сами собой, как только солнце садилось за седые горы. Всё Гусу вымирало до пяти утра и только цикады, у которых начинался брачный период, да ночные птицы, пронзали тишину своеобразными звуками.
Мо Сюаньюй, который и в обычное время имел проблемы с ранними засыпаниями в отсутствии надзора со стороны Лань Чжаня, и вовсе не мог успокоиться, метаясь по кровати, ставшей слишком просторной, изредка машинально поглядывал на задний двор, где под навесом с изящным серебряным колокольчиком, отгоняющим злых духов, лежали две плоские подушки для медитации. Одна — для Лань Чжаня, другая — для Вэй Усяня.
Как же скучно медитировать лицом в белую стену… Даже если случайно откроешь глаза, не на что отвлечься. Не то, что в классе, под надзором строгого учителя, который иногда отбивал ритм указкой по столу, что должно было способствовать более глубокому погружению в себя. Но у Мо Сюаньюя от этого рождалась новая мелодия в голове. И будь его любимая флейта рядом, он бы сыграл её, выпустив на белый свет.
Отчаянно попытавшись уснуть, даже приняв позу, приличествующую всем адептам клана Лань, Мо потерпел сокрушительное фиаско.
Простыни, которые менялись каждый день, теряли запах своего хозяина слишком быстро. Провозившись с добрых полчаса, Мо решил помедитировать. Сам себе удивился, что делал это добровольно. Но Лань Чжань частенько этим промышлял, а он никогда не делал ничего просто так. Видимо, именно в такие моменты медитация была лучшим из возможного. К тому же стабильно тянули его в сон.
Повертевшись, сначала на подушке Лань Чжаня, найдя её жутко неудобной, он пересел на подушку Вэй Ина. Та оказалась сестрой-близняшкой той, что лежала рядом. С громким вздохом Мо просто лег на них, пытаясь примостить своё худощавое тело так, чтобы края не впивались в ребра. Он бы сейчас с удовольствием сыграл на флейте, но чертовы сектанты ложились так рано и любой звук мог служить основанием для очень сурового наказания.
Юноша не представлял, как жили взрослые адепты и их семьи в таком совершенно бесчеловечном режиме.
Его мысли плавно возвращались к Лань Чжаню, который, похоже, совсем забыл о том, что насильно приволок в Облачные Глубины молодого невинного парнишку, привязал его к себе заботой, любовью и трепетом, а потом, так жестокосердно, бросил.
А вдруг он ушёл именно за тем, что недодал его недомуж в новом теле?!
Он же взрослый мужчина, хоть и обрезанный рукав.
Его тело требует любви.
Не зря же Сичэнь спросил об этом. Сказал, что брат выглядит грустно и подавлено, и намекнул из-за чего. Родной человек-то наверняка знает всё!
Догадка пронзила трепетную душу парня и он, завозившись, сел, примостив задницу между двух подушек. Ревность просачивалась, словно чернила в молоко, меняя сознание, затапливая всё светлое, что было между ними…
Любой парень, увидев красоту Второго нефрита, был бы готов отдать ему всё… Даже если он бы сомневался на тему своей ориентации. Мо Сюаньюй был готов бежать за Лань Чжанем прямо в этот момент, если бы знал куда именно бежать. Но оставалось только ждать, скрипя зубами. Пока он, Лань Чжань, занимался богиня знает только чем с неизвестно кем…
Выдохнув так громко, что спугнул птицу, сидящую на низкой ветке красиво кронированной сосны, Мо подскочил и, пнув тяжёлую подушку ногой, злой походкой направился обратно в дом.
Там решительно открыл комнату Вэй Ина, окинув взором обстановку и вспоминая куда именно летела дьявольская книга. Наконец, он увидел её краешек под низким шкафом.
Вытащив пожелтевший трактат, он сел прямо на пол и положил его к себе на колени.
Что ж, пора узнать секреты обрезанных рукавов, в конце концов его душа, к этому и стремилась, учитывая последние события. И он не намерен делиться Лань Чжанем ни с какими мужчинами или женщинами вовсе!
Закусив губу, дрожащими пальцами он открыл эту срамную книгу и первый рисунок не был столь ужасен, как уже успел представить себе бедный юноша.
Изображенный мужчина, сидя на циновке, держал на своих коленях изящную фигуру длинноволосого парня, с ниспадающей с изящных плеч ханьфу. Его изгибающаяся спина была столь тонка и стройна, что Мо сперва подумал, что это девушка. Но изображение пиона и воробья слева от миниатюры говорило больше, чем сама картинка.
Пион являлся образом состоявшегося мужчины, возможно, большого начальника или даже императора, в возрасте мужа средних лет, а вот маленький воробей символизировал юношу, недавно вышедшего из возраста мальчика. Мужчина жадно впивал в его белые бока свои пальцы, пока его рот целовал длинную прекрасную шею. Лицо парня вполоборота выражало рабскую покорность и нечто, что, возможно, объяснялось цветами вьюнка в его волосах, струящихся в очаровательном беспорядке прямо на колени, держащего его, мужчины.
Вьюнок — символ истинной любви и нежных отношений. Получается, это изображение не просто сношающихся обрезанных рукавов. Эта картинка именно об их любви, о той стороне, что остается за дверями спален.
Сюаньюй счёл изображение даже красивым и гармоничным, краснея, представил как бы он мог сам забраться на колени к Лань Чжаню. Возможно, это было бы приятно, зная о том, как крепко мужчина может держать своими сильными руками.
Парень не мог себе даже вообразить, чтобы сам Хангуан-цзюнь целовал бы его шею. Но мысль об этом неожиданно заставила сердце биться чаще, а щеки — краснеть…
Мо машинально провел рукой по шее, чувствуя бегущие мурашки.
Скорее всего, ему бы это было приятно. Да, парень утвердился в этом мнении, учитывая близость старшего, который возвышался над ним как скала, прижимал к себе, не так, как обычно, с целью защиты или насильственного купания, а так… из страсти и нежности.
Мо хмыкнул вслух, поражаясь таким разительными переменами в собственном сознании.
Презираемые отношения обрезанных рукавов, которыми пугают мальчишки друг друга, оказывались на поверку ничем иным, как любовью, сродни той, какую испытывают мужчина и женщина в обычном понимании, а может даже более отчаянную, в связи с всеобщей табуированностью вопроса.
Остальные картинки не были столь изящны, обнажая все сокровенные детали мужской любви в таких подробностях, что «напитавшись» знаниями, Мо Сюаньюй не смог уснуть, от мучающего его духа противоречия.
Всё кончилось несколькими подходами истинно мужского занятия, коим увлекаются, в особенности, молодые мужчины на заре полового созревания.
К утру он спрятал трактат под тумбочкой в дальнем углу комнаты Вей Ина. Судя по пыли, там никогда никто не убирал, что было на руку Мо.
Сам же собрался и умылся, ещё до прихода Сычжуя, к его огромному удивлению.
— О боже, ну и видок, — вместо приветствия сказал мальчик, — тебе снились такие кошмары, что ты испугался ложиться спать? — заботливо спросил адепт Лань.
— Нет, всё нормально. Пойдем, нас уже ждут, — буркнул смущенный Сюаньюй, теребя кончик ленты в руках.
Уже потом, проводив парня взглядом, племянник рассказал дяде Сичэню о странном виде парнишки, беспокоясь за его состояние, которое стремительно ухудшалось пока Ванцзи отсутствовал.
— Проснулся, говоришь, раньше колокола? — потирая подбородок, уточнил Сичэнь, кивая многозначительно.
— Похоже, господина Мо мучают эти кошмары, о которых рассказывал Хангуан-цзюнь. Может, над ним пару ночей поиграть «покой» и дать трав? Нас отец потом по головке не погладит за кошмарное состояние, которое усугубляется в его отсутствии.
— Оставь мальчика в покое. Ему просто нужно принять себя.
— Вы хотите сказать, он вспоминает? Но мне кажется, он бы сказал, если бы случились какие-то проблески. Если бы что-то вспомнил. У нас с ним установились довольно близкие отношения. Он всегда делится сокровенным.
— Я не про эти воспоминания, сынок… Есть нечто такое, для чего и память не нужна.
— Ничего не понимаю, — сморщил нос запутанный Сычжуй и Глава Ордена похлопал его по плечу.
В клане Лань определенные стороны жизни были словно выключены на территории Гусу с незапамятных времен.
***
Вернувшийся, Лань Чжань застал своего мальчика, сидящим коленями в мраморной крошке.
В его оправдание можно было бы сказать, что это случилось впервые за время отсутствия старшего, но тот об этом не знал.
Остановившись перед ним, мужчина тяжело вздохнул.
Младший, не помня себя от радости, поднял взгляд, улыбнувшись так искренне и широко, словно стоял коленями на шелковом одеяле королевской стëжки, а не на впивающихся до крови белых камнях.
— Что на этот раз?
— Палец порезал, — Мо опустил взгляд в белый мрамор, а кое-как наспех завязанный палец поднял над головой.
— То есть тебя наказали, за то, что ты порезал палец? — возмутился было старший, но резко вспомнив с кем имеет дело, задал уточняющий вопрос. — А при каких обстоятельствах ты поранил палец?
— Об гуцинь, — прошелестел пристыженный послушник.
— Твои руки действуют быстрее, чем думает твоя голова! — внезапно резко ответил Лань Чжань.
Мо впервые услышал стальные ноты в его голосе в отношении себя. Неужели старший злился на него? Парень пристыженно посмотрел Нефриту в район живота, боясь поднять глаза.
Внезапно его прошиб холодный пот. Неужто он нашёл его книгу и теперь в бешенстве?!
Тем временем Лань Чжань продолжил отчитывать незадачливого парня.
— Ты знаешь, что это серьёзное оружие? Кроме того, гуцинь, как и меч, как и твоя флейта — это очень личная вещь! Никто не может играть на чужом гуцине! Это запрещено!
— У вас всё здесь запрещено, — буркнул под нос обиженный парень, который рассчитывал на тёплые объятия, а не на суровые, такие ранящие слова от старшего.
— Скажи мне на милость, зачем ты трогал чужой гуцинь? И чей это инструмент был?
— Я… — Мо не очень хотелось в слух признаваться, но он настолько скучал по Лань Чжаню, что решил поиграть на первом попавшемся гуцине так, как делал это сам Ванцзи. Парень так часто за этим наблюдал, что ему казалось, он сумеет изобразить нечто простенькое легко. Но кто же знал, что дьявольская "доска" режет пальцы, словно вместо струн натянуты острые кусающие лезвия. — Этот гуцинь принадлежал Лань Цижэню.
Если бы только Лань Чжань мог с размаху хлопнуть себя по лбу ладонью… он бы непременно сделал это прямо сейчас. Но скрыл своё бешенство внешней невозмутимостью и спокойствием.
Благородный Хангуан-цзюнь, не удостоив накачанного ответом, развернулся и ушёл в неизвестном направлении, напоследок оставив легкий, стремительно растворяющийся в воздухе, аромат сандала.
Мо Сюаньюй, вопреки сказанным старшим обидных горьких фраз, заулыбался, стараясь соблюдать скорбный вид незаконно наказанного человека. Наконец-то он вернулся! Наконец-то он рядом. Неважно, где его носило, главное, он вернулся...
***
— Хангуан-цзюнь, прости это моё упущение! — чуть позже пылко признавался Сычжуй, — Я не уследил.
— Да брось, за ним хоть десять нянек поставь — не уследишь, — успокаивал племянника Лань Сичэнь.
Мужчины собрались в неофициальной обстановке, в комнатах Сичэня, чтобы обсудить то, что смог узнать Лань Чжань по ходу своего недолгого отсутствия.
— Он прав, Сычжуй, тебе не стоит переживать. В случае чего, он может за себя постоять… — заверил Второй нефрит.
— И разнести весь Гусу заодно, — резонно заметил Глава клана, разливая чай по голубым, с рисунком облаков чашкам.
Лань Чжань стрельнул в него уничижительным взглядом. Извечные приколы старшего брата порой не на шутку утомляли.
— Вернемся к нашим делам. Я не смог найти человека по имени Чао. Где я только не был, кого только не спрашивал. Думаю, это не его настоящее имя. Из всех мелких кланов, кто известны, там такого не фигурирует даже близко.
Однако есть необычные, тревожащие случаи в соседних провинциях. Начали пропадать люди, исчезают бесследно. Все они в основном крепкие мужчины, иногда и женщины средних лет, занятые на физической работе. Никаких предпосылок или каких-либо объединяющих факторов нет. Пропадают и днём, и ночью, и богатые, и бедные. Их число растет и, по всей видимости, настало время вмешаться.
— Не факт, что мы имеем дело с магическими тварями или теми, кто творит ритуалы, — задумчиво почесал подбородок Сичэнь.
— Иногда люди страшнее самых мерзких тварей бывают, — поддакнул младший.
— Я никогда не имел привычки опираться на интуицию, но здесь могу поклясться, дело пахнет тёмными искусствами, — тихо заметил Лань Чжань.
— Помилуйте, но живые люди и тёмные искусства, это не совсем то, что мы привыкли видеть. Скорее я бы склонялся к версии о каком-то страшном аркане, где задействована кровь определенного количества людей, рождённых в какой-то энергетически сильный год. Думаю, нам надо будет перерыть особую библиотеку на предмет похожего ритуала, — предложил Сичэнь.
— Начну прямо сегодня. Кого можно взять с собой? — вызвался Сычжуй.
— Я выделю тебе пару человек, кто заведомо в курсе событий.
— У меня есть ещё одна идея. Один сторонний осведомитель, который может нарыть информацию буквально из-под земли. И, зная наверняка, что рядом со мной находится Вэй Ин, это существо явно обретается рядом с Гусу, но зайти не может по понятным причинам.
— Вэнь Нин? Ты о нём говоришь? Но ходят слухи, что в момент гибели… В общем, от него даже ничего и не осталось, как и от Вэй Усяня.
— Мы должны попытаться. Если всё же он сумел уцелеть, то это облегчило бы нам многие задачи.
Уже вернувшись в свою цзинши после колокола, Лань Чжань не обнаружил Мо Сюаньюя в своей кровати, как того ожидал. Ведь, по словам Сычжуя, он все ночи проводил именно там. Оттуда его же и забирали по утрам на занятия.
Похоже, сегодня у него были другие планы, так как кровать была в идеальном порядке, без единой складки.
В это время все адепты, особенно ученики, должны были сладко спать в своих кельях. Ванцзи испытал некое раздражение, ему бы было спокойнее, будь парень в поле его зрения. Затем, проведя стандартные вечерние процедуры, он начал испытывать настоящее беспокойство, не влез ли Мо в какие-либо неприятности за те несколько часов, когда он совещался с Главой клана.
Недолго мучая себя, он решил убедиться в том, что Сюаньюй находится в своей цзинши и спокойно спит. По словам Сычжуя, мальчик старался быть прилежным в последнее время. Возможно, резкие слова Второго нефрита обидели его настолько, что он решил ночевать в своей келье-одиночке. В любом случае, нужно было убедиться, что он в порядке.
Накинув нижнюю рубашку, он неслышной тенью скользнул в прохладную, звучащую цикадами, темноту ночи.
Боясь потревожить хрупкий сон младшего, мужчина заглянул сквозь окно, пытаясь разглядеть спящий силуэт, но ничего не смог рассмотреть в темноте. Прислушаться к дыханию было бесполезным занятием в сезон свадеб цикад. Тогда Лань Чжань, с превеликой аккуратностью, приоткрыл дверь и потом, в следующее мгновение, хлопнул её со всей силы. Кровать была нетронута, так же как и его собственная. Пытаясь сдерживать рвущееся из груди сердце, он постарался мыслить спокойно и рационально.
С территории Облачных Глубин юноша не имел возможности выйти. После случая в роще, охранные амулеты и заклинания были обновлены и проверены тысячу раз. Оббежать всё Гусу было делом нереальным, даже для великого Хангуан-цзюня, оставалось сотворить заклинание поиска.
Затворив двери, он сел в позу лотоса, погрузив себя в глубокую медитацию за каких-то полминуты ровного дыхания, он воспроизвёл в своем сознании образ Гусу с основными локациями, знакомыми ему с самого рождения. Он чётко представлял себе ключевые зданий и ландшафт местности, храм предков, ледяные источники, торжественные и учебные залы, поле для стрельбищ и даже внутренний сад. Вывел для себя образ Вэй Ина, воссоздал его таким, какой он был раньше, какой засел рваной раной в сердце Лань Чжаня навсегда.
Маленький светлячок зажёгся ровно над холодным источником и, разгораясь, затопил светом весь макет Гусу, вспыхнув, поглотил собой всë.
Вскочив на ноги, Лань Чжань сбросил с себя оцепенение, быстро направляясь в сторону озёр, надеясь, что незадачливый Мо не решил утопиться от обиды. Но, зная его нелюбовь к холодной воде, это было бы вряд ли. Сам Вэй Ин не был подвержен депрессиям или даже плохому настроению, длящемуся больше пяти минут к ряду. Скорее всего мальчишка опять задумал что-то хулиганское.
Так оно и было.
Познающий свои способности всё больше и больше, парень устроил лягушачий балет прямо в воздухе, поднимая из воды земноводных, шарики воды, листики причудливых водорослей и мелкую, тщедушную кувшинку, что могла выжить и даже зацвести в суровых условиях холодного источника. Под лунными лучами, которые отражались от черной гладкой поверхности воды, вся картина в движении выглядела мистически-прекрасно.
Сам парень сидел на большом камне, дирижируя этим стихийным представлением, с упоением напевая какую-то мелодию вполголоса, памятуя о том, что в Гусу нельзя воспроизводить громких звуков, а ночью — вообще никаких.
— Думаю, тебе не надо напоминать об общих правилах внутри Облачных Глубин касательно ночного отдыха? — вместо приветствия сказал Лань Чжань.
— Мне не спится, — насупившись буркнул Мо, не поворачивая головы в сторону старшего. Он прекрасно знал, кто сюда пришёл и зачем. Изящный балет с плеском обрушился на гладкую поверхность озера, вызвав небольшое волнение.
Пока Лань Чжань ругал себя последними словами за невозможность выразить теплые чувства, приличествующие случаю. Успокоить младшего и утешить, положить его спать рядом, чтобы он почувствовал заботу и безопасность, Сюаньюй не смел взглянуть на Ванцзи, потому что прочитанное им в трактате, с лотосом и летящей стрекозой на обложке, начало вдруг оживать в его голове с Лань Чжанем в главной роли. И к ночи это состояние жестоко усугублялось, даже в отсутствии старшего. А уж в присутствии вообще грозило превратиться в катастрофу.
Немая сцена несколько затягивалась. Лань Чжань стоял в своих белых одеждах, словно привидение, недвижимо и молчал. Мо колебался, не зная, что и ответить, как поступить. Лучшим было бы исчезнуть отсюда, но его способности ещё не достигли такого уровня. Впрочем, он не слышал о таком, чтобы заклинатели способны были заставить исчезнуть своё физическое тело по желанию.
— Я, пожалуй, пойду в свою келью.
— Ночуй в моей цзинши. Ты же там спал в последнее время. Зачем что-то менять?
— Не хочу тебя беспокоить.
— То есть, раньше ты хотел меня беспокоить? Или что-то произошло, пока меня не было?
— Н-нет. Всё нормально. Просто ты как-то говорил… просил, чтобы я спал отдельно. Наверное, ты был прав.
— Я передумал.
Лань Чжань что-то явно заподозрил и не хотел выпускать свою маленькую жертву из цепких лап. Мо, напротив, пытался найти миллион причин, почему он должен теперь спать в своей келье, но воображение и смекалка стремительно покидала его, чем ближе находился к нему Лань Чжань.
Чуть подскользнувшись на камне, парень зашатался и тогда старший аккуратно поддержал его за плечи. Глаза Мо поползли на лоб. У него будто случилось замыкание в мозгу от этих простых действий. Сильные ладони, без намека на какую-либо пошлость, будили в Мо совсем не простые эмоции, и он не мог это контролировать.
Лань Чжань почувствовал, что младший затаил дыхание в тот момент, когда он его коснулся. Это было нечто новое. Таких реакций не было.
Бывало так, что он в ужасе убегал, отскакивал. Было так, что вёл себя панибратски, хватался за рукав или за ноги, шутливо умоляя что-то делать или не делать.
Но такое он наблюдал впервые.
Не отрывая рук от его плечей, Лань Чжань вдруг прижал его спину к своей груди, удерживая лишь слегка, ожидая реакции.
Сюаньюй замер, словно пораженный. Словно остолбенел. Сквозь его влажные приоткрытые губы вырвалось облачко пара, все же ледяной источник охлаждал и воздух вокруг.
Всё это длилось какие-то секунды, прежде чем Лань Чжань сделал шаг назад, дабы не смущать ещё больше Мо Сюаньюя, который решил находиться, с какой-то радости, в предобморочном состоянии.
Лань лишь успел почувствовать своей грудью его бешеное сердцебиение.
Однако, сохранив лицо, сделав так, что всё, только что произошедшее, было не более, чем случайностью, затем Второй нефрит сопроводил своего протеже до его кельи, убедившись в том, что дверь закрылась за ним. На всякий случай поставил сигнальное заклинание на входную дверь ровно до пяти утра.
— Лань Чжань, — вдруг выглянула из двери любопытная бледная мордочка младшего.
— Что такое? Ты передумал?
— Да нет… Я хотел вот спросить. А что бы мне посоветовал делать сам Вэй Ин, будь он здесь?
Мальчик ещё никогда не спрашивал о нём вот так запросто. Лань Чжань явно понимал, что с младшим что-то происходит. Какой-то внутренний диалог, возможно даже и борьба.
— Я вполне себе представляю, что он мог бы ответить. Но тебе правда лучше об этом не знать. Советую на слово поверить, — легонько улыбнулся Ванцзи.
Ведь несдержанный Вэй Ин был несдержан во всём, особенно в проявлении своих чувств.
— Ну расскажи!
— Спать!
