Обретение души и сычуаньский перец

— Мянь-Мянь? Ну и после этого ты мне говоришь, что есть ещё кто-то, обладающий памятью, — вдохновенно сказал Лань Чжань, удерживая Сюаньюя за подмышки так, если бы он был малышом. Сам юноша пьяненько улыбался и строил глазки старшему, не вполне понимая, насколько важные вещи сейчас происходят. Впрочем, больше ничего Лань Чжань не смог из него выдавить. Парень только томно вздыхал, улыбался и пытался лезть в ворот нижней рубахи. В конце концов Лань Чжань смог уложить его, придавив для верности ногой. Уже через несколько часов Мо проснулся от того, что ему нечем дышать, и у него странно затекла рука. Он с усилием скатил с себя довольно большую и тяжелую ногу старшего. С рукой всё обстояло сложнее. Подняв её, мальчик понял, что Лань Чжань привязал его к себе лентой. Видимо, чтобы не убежал скакать по крышам во хмелю, пока заклинателя сморил богатырский сон. И хотя Сюаньюю требовалось уже по нужде, он остался лежать рядом, разглядывая несколько узлов на белой ленте, завязанных так, чтобы при всем желании юноша не смог их размотать достаточно быстро, а потом убежать. И это был тот человек, который относился к своей ленте, словно она была реально священна, как и все в клане, особенно те юноши, что имели кровное родство и фамилию Лань. Это заставило Сюаньюя блаженно улыбнуться и опустить свою голову на подушку, глядя на мирно спящего старшего. Сколько этот человек, его муж из прошлой жизни имел в себе потаëнного! Сюаньюй понимал, что он видит лишь верхушку айсберга, но чем больше он узнавал старшего, тем интереснее ему становилось. Каждый день. Понимать его мысли, его чувства. Перестать опасаться его близкого общества, перестать бояться потерять его. От этого вообще душа леденела. Он хотел бы провести всю свою жизнь просыпаясь рядом, связанным белой лентой на миллионы аккуратных узлов. Его губы, целующие так умело, так жарко… Сколько он подобных поцелуев подарил Вэй Усяню?.. Возможно, он делал это ежедневно? Сюаньюй так точно бы делал это так часто, как только можно. Только вот целовал ли он его или призрак своего бывшего мужа, воплощенный каким-то странным образом в нём самом. А что он будет делать, когда найдется его брат-близнец, про которого он и не ведал до вчерашнего дня? А что, если их любовь была не взаимна, и тот, кто помнит всё, пытается снискать расположения совершенно другого человека, и тем самым разобьёт сердце Второго нефрита? От этой мысли всё сжалось внутри. Уж Лань Чжань не достоин такого отношения к себе. Лучший из мужей и лучший из людей. Мо прижался лбом к его плечу и закинул свою ногу на него так, как всего пару минут до этого делал сам старший. В конце концов, он делал так когда спал, словно его тело жило собственной жизнью, доверяя Лань Чжаню на клеточном уровне. Ванцзи как-то особенно глубоко вздохнул и юноша замер, боясь потревожить его сон. Старший и так редко спал, благодаря всё ему же, Мо Сюаньюю, и его ста бедам, бегущим в след. Глядя нежно на Лань Чжаня, перебирая у себя в голове детали того, как благородный Хангуан-цзюнь потерял над собой контроль, мальчик ощущал сладкие спазмы в животе. Всё же, тот, кого он целовал так несдержанно, стискивал так страстно, был не кто-то там, а сам Сюаньюй. Промучившись с этим довольно долго, но стараясь не шевелиться, дабы не побеспокоить Лань Чжаня, парень задремал, словно на минуту. Утро упало на него как огромный обломок скалы. Не успев обернуться, он уже сидел на краю кровати, пытаясь собрать себя в кучу, пока Лань Чжань уже привычно умывал его и приводил в порядок всклокоченные волосы, которые после беспокойной ночи торчали как попало, но под умелыми и ласковыми руками старшего, он вскоре начал походить на прилежного ученика. — Ты делал это с Сычжуем, когда он был маленький? — Иногда. Наш сын с детства очень самостоятельный даже в мелочах. Но был человек, которому приходилось помогать регулярно, особенно по утрам, — Мо показалось, что он даже услышал улыбку в его словах. — Неужто, я его знаю? — сварливо отозвался парень. — Больше, чем кого бы то ни было, — Лань Чжань, закончив с волосами, связал тесëмки нижней рубахи четким и жестким движением. Проверил нет ли складок, которые могли натирать под верхней одеждой. Но всё было, конечно же, безупречно. Мо с прищуром посмотрел прямо в лицо старшего, который тонул в своих мыслях так, что делал все утренние процедуры будто бы машинально. Вернувшись в Облачные Глубины уже к обеду, они успели перехватить по дороге изумительный суп из свиных рёбрышек с корнем лотоса, который пришелся парню по вкусу так, что он заказал ещё две порции. Тут же пожалел, что не может забрать этот божественный суп с собой в обитель «пресной еды и назойливой медиации». О этот божественный суп: бульон, цвета закатного неба над морем, с золотыми пятнышками растопленного свиного жира на поверхности, мягкое, тающее во рту мясо, которое отделялось от разваренных косточек, ажурный корень лотоса, что на вкус был упругий и сладкий, плавал, маня немедля затолкать его в рот и жевать, закрывая глаза от удовольствия. И перца было столько, что рот горел, словно в пламени диюя. Именно так, как нравилось Сюаньюю, который только причмокивал блестящими от жира губами, щурясь от выступающих слез. Смягчившись, Лань Чжань обещал приготовить ему этот «божественный суп», если тот будет себя вести хорошо. Что Мо Сюаньюй не мог обещать, конечно, с чистым сердцем. Однако он посулил то, что было в его силах — пытаться вести себя хорошо.

***

— Будешь чай? — спросил вместо приветствия Лань Сичэнь, колдуя над своим очередным чайником, от которого валил густой пар. Он обливал его кипятком снова и снова, поворачивая на широкой деревянной решетчатой доске, любуясь на глиняные стенки, что меняли цвет. — Все равно же нальëшь, — обречено ответил Лань Чжань, присаживаясь на низкий стул и наблюдая за восторженным братом. — Пришёл мрачнее, чем уходил. Тебя явно одолевают тревоги и неразрешимые проблемы. — Он нашёл нас. Этот Чао. Причём нашёл быстро, словно знал как и когда мы появимся. — Может быть какое-то заклинание слежения на тебе, либо на Вэй Усяне? — Я бы почувствовал. — Надо перепроверить тщательно. Это вовсе нехорошо, что происходит. Прежде чем ты мне поведаешь, что произошло, я хочу сказать. Выходить за территорию Гусу мальчику уже нельзя. Понимаю, что он взрослый, но делай, что хочешь, хоть лентой своей свяжи и оставь в кровати. — Сичэнь! — Прости. Далее Лань Чжань поведал брату в деталях встречу с Чао, надеясь, что, возможно, у брата, как у одного из самых светлых умов поколения, возникнут свежие идеи касательно этого дела.

***

Чайные церемонии устраивались Лань Хуанем по поводу и без. Самыми любимыми были те, когда на них собирались самые близкие члены семьи — Лань Чжань, Лань Сычжуй, а теперь и Вэй Ин, в теле Мо Сюаньюя. Обстановка царила неофициальная, за исключением всегда торжественно-мрачного лица Лань Чжаня, который хранил убийственно-серьёзное выражение, наверное, даже и во сне. Тут же присутствовали пара кроликов, которых приволок с собой Сюаньюй, желая показать остальным то, как они целуются. Но кролики не были столь целомудренны, как того желал юноша, и вскоре прыгающие помпончики, под смех Сюаньюя и равнодушие Лань Чжаня, начали жаться друг к дружке. — Тебе стоит быть серьёзнее, — тихо заметил Лань Чжань, но ничего не сделал, лишь изредка поглядывал на милых животных, которые либо ели свою травку, либо сношались, и всё это выглядело одинаково умилительно. Лань Сичэнь спрашивал об успехах Сычжуя и тот, в свойственной ему легкой манере, рассказывал старшему какую-то занимательную историю, на что дядя улыбался и периодически посмеивался. Его живое и такое благодушное лицо то и дело растягивала искренняя улыбка. Он был очень лёгок в общении и добродушен. Его прекрасные черты были так похожи на Ванцзи, за одним лишь исключением. Второй нефрит никогда не улыбался, разве что в редких случаях, самыми уголками губ. И даже сейчас, в кругу своей семьи, в расслабленной обстановке, он был словно участником скучной лекции по обсуждению каждого из четырех тысяч необходимых правил Облачных Глубин. Сюаньюй сидел прямо на полу, презрев мягкие подушки гостеприимного Сичэня, хватая то одного кролика, то другого, лаская их и почëсывая маленькие подвижные носики. — Скажите, Лань Хуань, а почему Лань Чжань никогда не улыбается? — внезапно спросил Мо, глядя то на Первого, то на Второго нефрита. Их похожие лица контрастировали своими выражениями, и хотя Сюаньюй уже точно знал, что Лань Чжань сейчас не злился, не скучал, даже скорее он находился в комфорте, но по его лицу ничего нельзя было вычитать. — Возможно, его муж улыбается за двоих? — пошутил Глава клана. — Сичэнь! — Ах, ну серьёзно? — возмутился Сюаньюй. — Ну если серьёзно, то это скорее вопрос характера моего брата. Люди рождаются уже с характером, так говорит уважаемый Лань Цижэнь. И у меня нет причин не верить ему. У Сичэня было на этот счёт своё видение. Он считал, что нежная душа Лань Чжаня сильно пострадала, когда он ещё был ребёнком и ему постоянно приходилось сдерживаться, практически всё детство. Это повлияло на всю его жизнь, на все эмоции, которые внутри раздирали его душу. Внешне он сохранял лицо, как привык это делать, и не видел ничего другого для себя. — Лань Хуань? А что способно порадовать твоего брата? Ты же его знаешь с самого рождения. Лань Чжань только стрельнул глазами в сторону болтунов, но ничего не сделал, чтобы остановить этот балаган. — Наверное, твоё хорошее поведение, старание и благоразумие, — подсказал Сычжуй, держа маленькую чашечку двумя пальцами, старательно оттопыривая мизинец. Дядя посмотрел на него снисходительно. — Думаю, за очередной проступок, тебя надо обязать переписывать правила Ордена несколько раз, а Лань Чжаня поставить надзирателем. — Эй, это жестоко, — возмутился Сюаньюй, — и я не понимаю, в какой момент он начнёт улыбаться при этом. Это же скучнейшее, нуднейшее наказание из возможных! — Да, вот именно. Зная твой неординарный характер, мальчик мой, самое скучное занятие может принести неожиданные плоды. — Ну хватит, Сичэнь. Ты переходишь все границы! — Почти зарычал Второй нефрит. Мо Сюаньюй уже потерял интерес к этому вопросу, так как ответы были слишком скучны и носили двойной смысл, который ускользал от него. Под уничижительные взгляды братьев в адрес друг друга, он взял с изящного подноса угощение в форме подсолнуха. Оно выглядело так аппетитно и красиво, что рот мальчика сам собой наполнился слюной. В Облачных Глубинах не было разнообразной вкусной еды и, возможно, то, что сейчас украшало чайный столик Главы клана, было исключением. С большим воодушевлением он укусил лакомство и тут же скривился, давя в себе стремительный порыв сплюнуть пресную гадость обратно. Но это было бы верхом неуважения. Уж чему-чему, а правилам этикета адептов учили с усиленным остервенением. Лань Чжань, тихо наклонившись, забрал у него остатки жуткого печенья и начал есть его так, словно это было его обычной, нормальной трапезой. Мо Сюаньюй посмотрел на него с бесконечной благодарностью. Видимо поэтому, целый поднос красивых печений и оставался нетронутым, пока Сюаньюй не позарился на них. Благодушную болтовню пришлось разбавить тяжёлой информацией, и Глава клана взял это на себя. — Мой дорогой брат рассказал мне о вашей встрече с этим странным человеком, которому есть дело до тебя. Мо Сюаньюй испуганно стрельнул глазами в сторону Второго нефрита. Но тот был дьявольски серьёзен и мальчику стало ещё страшнее. — Мы посовещались и решили, что самым разумным в этом случае тебе будет оставаться в Облачных Глубинах на очень долгий период. — Насколько долгий? — переспросил юноша, понимая, что старшие своими словами пытаются смягчить сказанное. — Я не могу тебе озвучить конкретные сроки. Дело в том, что мы не можем знать, что затевает именно этот человек или те люди, кто за ним стоит, но они явно в курсе, кто ты такой и какой силой обладаешь. Возможно, они более осведомлены о твоих способностях, нежели адепты клана. Но те, кто ищут помощи в тёмных искусствах, ничего хорошего планировать не могут. Это люди, у которых золотое ядро разрушено по каким-либо причинам, либо те, кто не был никогда заклинателем, но ищет энергии и власти. — Зачем им власть? Все же кланы сейчас живут в мире. В Облачных Глубинах много обучающихся из всех кланов, какие я только знаю. Даже из совершенно отдаленных и малочисленных, — спросил Сюаньюй, и его умные глазки засветились неподдельным интересом. — Я не могу утверждать наверняка, так как не знаю подробностей, но затевается нечто не совсем хорошее. Кто-то жаждет настоящей власти и, возможно, порабощения всех заклинателей вместе взятых. Мы однажды переживали подобный опыт. Тогда Гусу Лань сожгли до тла. — Как это возможно?! В Ордене сильнейшие заклинатели! — воскликнул мальчик, неверяще. — Рычаги давления есть на всех. Поэтому, мальчик мой, я не хочу, чтобы из тебя сделали оружие массового поражения. Одно дело — пугать тритонов в холодном источнике арканами высшего уровня, другое — уничтожать города, страны и выжигать целые кланы. Чувствуешь, к чему я веду, так? — Лань Хуань… Но ведь пока я здесь, весь клан, возможно, подвержен опасностям со стороны этих людей, которым я нужен? — Да, это так. Но мы осознанно решили пойти на риск, и это не только из-за моего дражайшего брата, который за тебя готов поменять места небо и землю. Это решение принималось всеми старейшинами клана. — Вот гуль… разговоры про кроликов мне нравятся больше! — выпятил губу Мо Сюаньюй. — Понимаю, мальчик мой. Просто этим я хотел сказать, что тебе лучше пожить здесь, и в ближайшие недели вообще за территорию не выходить, ни под каким предлогом. Мы тоже не будем сидеть и просто ждать. Множество заклинателей работают над тем, чтобы выяснить подробности того, кто эти люди и зачем они делают то, что мы наблюдаем. — Ладно, — махнул рукой юноша, подползая по толстым циновкам поближе к Лань Чжаню, словно бы он мог остановить этот странный неприятный разговор. — Всё, что мы, и лично я, хотели бы попросить тебя, так это вести себя благоразумно и находиться на владениях Облачных Глубин. Ну и, по возможности, не сжечь всё вокруг. — Я постараюсь, — сказал Сюаньюй, пряча лицо в рукаве Лань Чжаня, под ползущие на лица улыбки Сычжуя и Сичэня.

***

— Тебе ещё интересно, кто такая Мянь-Мянь? — внезапно спросил Лань Чжань по пути от дома Главы, — расскажи, как тебе это имя пришло в голову? — Ну… я просто увидел этот шрам… тавро, и имя само пришло ко мне. Я подумал, словно это что-то знакомое, то, что я помнил, а потом — забыл. У меня нет уверенности, что ты знаешь, о чëм речь. Вернее, уже есть. Так как теперь ты об этом вспомнил. — Мянь-Мянь — эта девушка… и тавро это, — Лань Чжань погладил по груди, — должны были поставить ей на лицо. — На лицо? — ужас отразился на мордашке мальчика. — Да, но один юноша, по имени Вэй Ин, с очень безрассудной, но быстрой реакцией, подставил свою грудь взамен её лица, и тавро обезобразило его кожу, прожгло одежду, да так и осталось. — Лань Чжань… как же оно переползло на тебя? Как это случилось? — Пожалуй, это слишком долгая история, — тяжело вздохнул мужчина, посмотрев на юношу одним из своих долгих взглядов, от которых мурашки бежали по спине. Лань Чжань тогда подумал, что в этом и был весь Вэй Ин, в бесконечном самопожертвовании… подставивший грудь под уродливое тавро, вырезав наживую своё золотое ядро, для собственного брата… И много чего ещё в той жизни. Благо, в этой Лань Чжань следил за каждым его шагом, словно он был несмышленышем. Отчасти так оно и было. — Оставайся в моей цзинши. Хватит бегать. Твой сон ухудшился, и после появления этого человека с двумя собаками всё стало. Как всё наладится, тогда решишь, где тебе ночевать. — Но я же мешаю тебе. — Не больше, чем в другой комнате. Мне так спокойнее, когда ты где-то рядом. Поэтому, лучше не только тебе. Я могу находиться в саду или в соседней комнате, если хочешь. — Ладно, — тихо ответил Сюаньюй, который собственно и не собирался никуда уходить. Ему самому было страшно оставаться одному по ночам. Мо Сюаньюй любил здесь находиться. Весь дом Лань Чжаня выражал собой лаконичность и спокойствие. Всё, что могло здесь лежать, принадлежало юноше. Все вещи старшего магическим образом исчезали и становились на своё место. Единственное, неизменным являлась маленькая курильница, в которой торчала извечная дымящаяся ароматическая палочка с ароматом сандала. Из комнаты, которая служила спальней, сквозь большие решетчатые двери, которые являлись одновременно и окнами, открывался прекрасный вид на небольшой внутренний дворик, с лужайкой и местом для медитаций под навесом. Сейчас косые лучи уходящего солнца удлиняли тени от причудливо изогнутых деревьев бонсай. Сюаньюй не удивился бы, зная, что их выращивал сам Лань Чжань, который порой обнаруживал в себе неожиданные таланты, такие как готовка и уход за сильно отросшими волосами младшего. — Ты расстроился, зная, что тебе придётся здесь остаться на долгое время? — спросил мужчина, как бы между прочим, доставая одеяла из низкого узорчатого комода. — Ты путаешь меня с Вэй Ином. Но я — не он. Я испытываю чувства по отношению к этому месту. Прежде всего — это благодарность. Бегая по улицам и упражняясь в стрельбе по белкам, я вряд ли стал бы заклинателем, даже просто приличным человеком. Мне не хватает выдержки, самоорганизации… и семьи. Лань Чжань вздохнул. Он не сравнивал их. Просто не имел такой привычки, но сам мальчик слышал о Вэй Ине достаточно часто, и сам страдал тем, что сопоставлял. Обычно не в лучшую для себя сторону. — Лань Чжань, а скажи, как и где вы жили когда всё было хорошо? Если не в Облачных Глубинах, то где? — Странствовали. Ходили на ночную охоту. Останавливались на постоялых дворах, хороших и не очень. Иногда под открытым небом, когда облака и звезды были одеялом. Иногда жили в пещерах по нескольку месяцев. Купались в горных озерах, там, где никогда не проходил человек, так как туда мы летели на Бичэне. — У тебя наверное много историй о ваших путешествиях? — Порядком. Однажды ты все вспомнишь и расскажешь мне. — А если я не вспомню? Никогда вот не вспомню. — Тогда я тебе расскажу все. Кроме того, у нас появятся новые воспоминания. Ну а сейчас мне нужно отлучиться, позаботиться о своей спине. А тебя ждёт бочка на заднем дворе. — Последние слова он проговорил быстро, дабы избежать дальнейшего разговора. Своими вопросами юноша ворошил то, что ещё не отболело… Лань Чжань не готов был сейчас рассказывать о своей жизни рядом с Вэй ином, Вэй Усяню в теле Мо Сюаньюя. Это походило на какой-то ненормальный сюр. Сюаньюй воспринимал омовения уже привычно и стойко, понимая, что если он попытается избежать, то всё равно будет накупан. В конце концов, он вынужден был признать, что полная бочка горячей воды, после тяжелого дня, а других в Облачных Глубинах не бывало, становилась чем-то особенно приятным и расслабляющим. Можно было попробовать с размаху сигануть в холодный источник и там помыться, и даже Сичэнь бы не возражал, но мысль об этом не особенно радовала парня. Все дикие купания проходили обычно в теплой от солнца, мутной воде рек и прудов, что располагались рядом с деревней Мо. Источник внутри Облачных Глубин был настолько холодный, что палец, опущенный туда, казалось, покрывался инеем. Однако, когда речь шла о ранах и синяках, он был просто незаменим. Скучал ли он по ней… по своей прошлой вольной жизни, Сюаньюй не мог сказать. Скорее нет… Теперь, несмотря на то, что у него появились обязанности и беспощадная учеба, похоже, впервые о нем искренне заботились и даже, возможно, любили его. Даже Цижэнь, брызгая слюной от гнева, что случалось довольно часто, и то делал это от страха того, что с мальчиком что-то может случиться. Его мысли, такие тягучие в конце дня, перескакивали с одной на другую, пока не столкнулись с довольно мутной от вина и обжигающей до дрожи… Лань Чжань… Всегда такой строгий, всегда неприступный… держал его руки над головой, прижимая их так крепко… пока его рот… Мо от неожиданности начал хватать воздух, потом, немного придя в себя, погрузился в бочку с головой. После этого старший ни единой эмоцией, ни действием, ничем не выдал то, что между ними было в ту ночь. Возможно, он сам перенервничал от всего, что с ними случилось за день, но Мо не мог отрицать, что это он. Сам! Залез к нему на колени, ровно так, как вычитал в этой книге, что лежала в кучерявой пыли под резным шкафом. О, знал бы Лань Чжань, чего ещё насмотрелся там его младший… О чëм теперь он был в курсе. Выскочив из бочки, он наскоро, без лишних движений вытерся и оделся ко сну сам. Потом, путём нехитрых манипуляций, привёл в порядок и волосы, боясь, если долго будет их расчёсывать Лань Чжань, то теория из книги может перейти в практику, а он вовсе не готов. Или готов? Тот напор… с которым Ванцзи бросился на него, был совершенной неожиданностью, но большим шоком послужило то, насколько это было прекрасно. Его тело отвечало так, словно он долго бежал, потом сиганул с самой высокой скалы. Да, с рукоблудием это не шло ни в какое сравнение, даже с учётом фантазий, основанных на трактате с лотосом. Реальность зашкаливала в своих физиологических проявлениях и откликах. Да… он хотел ещё. Но Лань Чжань, по нему вообще ничего не было понятно. А вдруг он любит медитировать больше, чем целоваться? Что бы тогда сделал Вэй Ин, будь он на его месте? — Не спишь? — старший, сладко-пахнущий лечебными мазями, которые лекари периодически наносили ему на шрамы спины, скользнул под одеяло. Мо Сюаньюй честно притворялся, что заснул. Лежал смирно и не двигался, и даже старался дышать ровно. Но Лань Чжань всё равно видел его насквозь. Сюаньюй приоткрыл один глаз, глядя в заботливое лицо. — Я пытаюсь! — важно ответил он. — Хорошо, — лаконично отозвался старший и лёг на спину, вытянув руки, ровно как и всегда. Мо Сюаньюй свернулся калачиком подле него, не смея, пока он в полном сознании, обнимать так, как бы того он страстно сейчас хотел. Прекрасно осознавая то, что как только сон коснется его сознания, он оплетëт своими руками и ногами Лань Чжаня, словно давая понять всем и каждому, даже самому старшему, что тот принадлежит ему, Сюаньюю, и никто не сможет встать между ними. Даже тот фантомный брат-близнец, который словно дамоклов меч навис над их маленькой гармонией в отдельно взятой цзинши Облачных Глубин. Вскоре Лань Чжань глубоко задышал и Сюаньюй открыл глаза, глядя на его лицо, омываемое лунным светом, пытаясь насмотреться, запечатлеть у себя в памяти каждую его чёрточку. Сейчас он был готов поспорить с тем, что первым красавцем поколения считался Сичэнь, отчасти понимая, что Лань Чжань был всего лишь рядом. Он был всего лишь его, и никак иначе. Мальчик не мог себе ответить на вопрос, сможет ли он отпустить старшего, если вдруг на горизонте появится его настоящий муж, в голове которого хранятся все те воспоминания о каждой минуте, проведенной рядом с ним. О том, какие они были в юношестве, в момент, когда Вэй Усяня только привезли на обучение. Их нечастые встречи на общих соревнованиях по стрельбе и тренировочных ночных охотах. Их воссоединении и свадьбы… их отношений, тех, что были только между ними и их простынями. То, о чем Сюаньюй даже не представлял, лишь чувствуя себя самозванцем, которого приняли за другого человека и любят, будто образ того, кто безвременно ушёл, не оставив от себя даже духа. Мальчику было известно, что его душа, ни разу не ответила на призывы Лань Чжаня, сколько бы он не искал её… Сбивая пальцы в кровь на своем гуцине, когда мелодия расспроса играла снова и снова, без результата. Теперь же у Лань Чжаня были два мальчика: один — кто не помнит ничего, но он рядом, и другой — кто настоящий… кто помнит, и по какой-то причине он до сих пор не рядом. По правде говоря, Сюаньюй не мог этого понять. Зная натуру Вэй Ина по многочисленным рассказам, он не вполне понимал, как тот его ещё до сих пор не нашёл. Как такое возможно? Человек с гениальной изворотливостью в самых безвыходных ситуациях. Особенно в безвыходных! Находящий совершенно отчаянные и блестящие решения в самой гуще событий, не смог в мирное время найти Лань Чжаня? По словам этого мужика, Чао, у них тоже не было Вэй Ина. Возможно они владели только обрывочной информацией о нём. Оставалась только одна версия, которая очень не нравилась Сюаньюю. О том, что Вэй Усянь, существовал без ядра и магических сил. Он всё помнил и просто не хотел возвращаться к своему мужу. От этих мыслей мальчику становилось страшно тоскливо, зная то, что Лань Чжань этого может просто не выдержать. За его равнодушным лицом скрывалась слишком трепетная душа, о которой всего было и неизвестно. Лишь заботливый Сичэнь мог читать в нём, как в открытой книге. Остальные же лишь только догадывались или сканировали состояние Главы, который находился рядом с братом.