Обретение души и сычуаньский перец

Утренние звуки постепенно проникали в сознание Сюаньюя. Диюева рань в пять утра и «демонический» колокол, который он никогда не слышал, это то, что портило ему жизнь в Облачных Глубинах. И то, что заставляло его тягостно вздыхать, думая, что он теперь заперт тут навеки вечные. Обычно Лань Чжань или Сычжуй, уже не надеясь его разбудить, просто сажали парня на край постели и начинали мыть, и собирать. Наверное, он был самый изнеженный адепт из всех ныне существующих. В этот раз никто не пытался усадить его бренное тело, хотя он чувствовал, что Лань Чжань уже не спит. Его невесомая рука погладила волосы парня, зависая на пару миллиметров от головы. Но всё же юноша чувствовал приятное тепло. Сладко улыбнувшись, он повернулся на другой бок. Может, старший смилостивится и даст подремать ещё немного. Утренние часы, наполненные негой, самые сладкие и сны самые яркие. Сюаньюй снова мерно задышал, моментально погружаясь в объятия Морфея, подле, уютного пахнущего сандалом, Лань Чжаня. Он чувствовал себя в тепле и безопасности, отрубаясь моментально, словно подстреленный. Вдруг нечто необычное, выбивающееся из стандартной рутины, он почувствовал сначала на своей щеке, потом и на шее. Эти касания были невесомые, приятные и нежные, словно крылья бабочки. Парень улыбнулся и мурашки побежали по телу, приподняв волоски на теле. В сонной неге не было времени рассуждать, что это такое и отчего так приятно, он просто повернул голову, открывая свою шею ещё больше, и тут же получил мокрое и горячее прикосновение. Вдруг осознание того, что рядом находится только Лань Чжань, пронзило сонные мозги, и Мо резко проснулся от ощущения, что эти движения на его щеках и шее — это аккуратные поцелуи старшего. Сделанные в то мгновение, когда его состояние граничит с утренней тягучей комой. Вероятно, юноша не должен был ничего почувствовать. Лань Чжань делал это для себя или избытка чувств. Однако старший моментально понял, что Сюаньюй не спит, и прекратил своё сладкое занятие. — Время вставать, — тихо сказал Ванцзи. — Я хочу ещё, — нахально заявил юноша. — Хочешь что? — То, что ты делал сейчас. — Тебе чтобы не делать, лишь бы не ходить на медитацию. Давай умываться. Стон разочарования послужил ответом смущëнному Лань Чжаню. Мог ли он себе позволить наслаждаться обществом мальчика, который ещё вчера шарахался от него, а теперь, из благодарности за те капли заботы, был готов отдать всего себя, с учетом того, что он вовсе не испытывает ответных чувств. Те, что вызваны любовью, не благодарностью. Как бы не любил его Лань Чжань, как бы не хотел прикасаться к нему и вернуть то, что они испытывали с Вэй Ином, он не мог позволить себе воспользоваться наивностью. Это было совсем не правильно. Он казнил себя миллион раз за срыв на постоялом дворе, даже несмотря на то, что Сюаньюй вел себя как обычно и лег ночевать рядом со старшим. Всё было неверно и неправильно. Наверное, Лань Чжань чувствовал себя лучше, если бы Сюаньюй шарахался от него после случившегося. Но тот вел себя как будто ничего не было. Так себя вел и Лань Чжань. Стараясь забыть его сладкую дрожь под руками, что вызвана чистой физиологией. Лань Чжань закрывал глаза и не мог отделаться от вида его длинной белой шеи, что казалась чувствительным местом. О, если бы он мог вполне это ощутить… Маленькой чёрной родинкой под нижней губой парня, которую хотелось касаться языком постоянно. Этот рот, что так часто озарялся улыбкой, обнажая белые ровные зубы, был отражением своего предшественника, такого же живого удачливого парня, что и бесил, и выводил его с самого первого мгновения, как судьба столкнула их вместе лбами.

***

— Лань Чжань! Лань Чжань! — звонкий голос мальчика практически осквернил библиотеку. Никто и никогда такого себе и позволить не мог, находясь на территории Облачных Глубин. Ванцзи с несколькими приближенными адептами, а также дядей Лань Цижэнем занимались поисками информации, но находили какие-то крохи и обрывки фраз. Но упоминания о ритуале всё же были, поэтому они продолжали работать усерднее, как только адепты из Гусу и умеют. — Несносный ребёнок! — начал заводиться Цижэнь, потрясая своей редкой бородой. — Не бегать! Не кричать! Запрещено! Внезапно, увидев учителя, юноша оторопел, хоть его тело неслось ещё вперед, а ноги уже тормозили, скользя по отполированным доскам пола. Его эффектно развернуло в полёте, словно он катился с ледяной горы, и таким образом он на всём ходу впечатался в искомого человека. — Полегче, — удерживая юношу за плечи, сказал Лань Чжань. — Что такого важного могло произойти? Из-за чего стоит так бегать и орать? — продолжал дядюшка. — Лань Чжань, нам надо поговорить! — отчаянно выпалил он. — Ты должен называть его уважительно при других! Что за балаган! — всё ещё кипятился бывший Глава клана. — Ох, дядя, это же Вэй Усянь. Не стоит так переживать. Поскольку на его поведение повлиять объективно нереально. Он и так старается. Его почти не наказывают. — Это потому что в детстве… Этого они уже не дослушали, потому что Лань Чжань вывел юношу из библиотеки, подталкиваемый жестами Сичэня, который считал, чем меньше эти двое пересекаются, тем лучше. Дядя Лань Цижэнь в силу своего возраста не обладал гибкостью натуры, и хотя его уважение к Старейшине Илина было безмерным, он не мог смириться с его характером и с тем, что его учения шли вразрез всему, что познают адепты с младых ногтей в Облачных Глубинах. — О небеса, Лань Чжань! Тебе надо медитировать, а ты сидишь в библиотеке! — Мне показалось, я сейчас ослышался? Медитировать ты сказал? — Ты представляешь! Учитель всем порезал руку и порез был глубокий, потом мы погрузились в медитацию, призвали своё ядро к очищению и регенерации, и когда мы из неё вышли, то все раны затянулись! Представляешь! — его глаза горели как два бриллианта, когда он это всё говорил. По-видимому, ярый ненавистник медитации стал её отчаянным последователем в один миг. — Так почему я должен это делать? Никак не пойму. Я же не ранен! — Твоя спина, Лань Чжань! Она же постоянно болит. Мо удостоился легкой усмешки от Лань Чжаня и тот легко потрепал его по голове, чего никогда ещё не делал. — Дисциплинарный кнут оставляет не те раны, не в привычном понимании. Их не залечишь медитацией или ещё чем. Это наказание, на всю жизнь. — Но ты ходишь к лекарю почти каждый день и тебя обрабатывают. Значит, теоретически, твои раны могут затянуться. — Это навряд ли. Этот приём наказания рассчитан на вечные страдания. — Но, Лань Чжань, это разбивает мне сердце! Может стоит попробовать? Хочешь, я буду рядом с тобой? Медитировать? Старший только подивился такой отчаянной самоотдаче. И ему хотелось бы ответить положительно, чтобы этот великий энтузиазм не пропал. С другой стороны, медитировать с Сюаньюем рядом было сложно, как той жизни, так и в этой, это уж Ванцзи знал наверняка. — Давай перед сном попробуем, — мягко согласился старший, — однако если хочешь, чтобы мне стало легче, можешь намазать специальной мазью мою спину. Если не испугаешься. — Я не из пугливых. — Кто бы сомневался! Мо Сюаньюй считал, что его держат в Облачных Глубинах напрасно и незаслуженно, несмотря на его потенциальную угрозу внешнему миру, о которой периодически ему напоминали, но мальчик с безалаберной беспечностью забывал всё быстро, снова и снова чувствуя упаднические настроения. Он считал, что Лань Чжань и остальные относятся к нему незаслуженно хорошо, и балуют без меры, без видимых причин. Ему хотелось быть полезным, и обычные требования достойно учиться и вести себя тихо слегка не соответствовали его понятиям о старании и благодарности. В этот день он нацелился на ту комнату, что стала святилищем Вэй Усяня и хранила его вещи. Мо давно заметил, что Лань Чжань никогда не входил туда. Иногда он приоткрывал дверь и смотрел в образовавшуюся щель, подолгу зависая в своих мыслях. Потом неслышно закрывал её и шел по своим делам. Но вездесущий Сюаньюй давно заметил, что именно эта комната, в отличие от всего стерильного жилища Лань Чжаня, хранила на своих поверхностях и полу довольно кучерявую пыль, что сбивалась уже в клубочки под шкафами и низкой тахтой. План был таков: вытереть пыль, не трогая вещи. Вооружившись бадейкой с теплой водой и парой тряпок, он приоткрыл дверь босой ногой, оценивая размер бедствия. Работа его не пугала, он всё делал с одинаковым рвением, ну не считая каллиграфического написания иероглифов. Это входило скорее в список исключений. В конце концов Вэй Ин, переродившись в новом теле, уберет свою старую комнату и ничего не случится! Кто его может упрекнуть в этом? Засучив рукава, он принялся за дело. Благо этим ему приходилось заниматься «в прошлой жизни» в доме своих родственников, хоть и нечасто. Обычно он успевал сбежать, выпрыгнув из окна по своим, особо важным мальчишеским делам. Но кара неминуемо настигала его, и приходилось трудиться наравне с прислугой в доме. Сейчас он был отчасти благодарен этому, отжимая тряпку изо всех своих сил и собирая сухую, летучую от малейшего движения воздуха, пыль. В конце концов, пройдя большую часть комнаты, он начал вытирать под мебелью, пока не наткнулся на какой-то твердый предмет. Вытащив его на божий свет, он узнал в нём злополучную книгу, что дал ему Первый нефрит. Она была изучена парнем вдоль и поперек. Но теперь, после испытанного на постоялом дворе, его интерес взметнулся с новой силой. Откинув тряпку, он сел прямо на пол, открыв трактат с лотосом и летящей стрекозой прямо посередине… — Вот ты где? — Лань Чжань с обеспокоенным лицом зашёл в комнату своего мужа, обнаружив чумазого Мо на влажном дощатом полу. Рядом с ним находились следы незаконченной уборки, а сам он, открыв рот так, словно Хангуан-цзюнь был единственным человеком, кого он не ожидал увидеть в его собственных апартаментах. Машинальным движением парень убрал какую-то книгу за спину. Его щеки заливала краска. — Я не собирался тебя ругать. Если хочешь, можешь тут убираться и трогать всё, что тебе нравится. Не надо так переживать. — Ага, — кивнул мальчик. Его выражение лица всё ещё оставалось каким-то ненормальным. Лань Чжань ожидал поток шутливых фраз, как это обычно бывало, но он только краснел, бледнел, да кусал губы. Наконец, Второй нефрит понял, что дело в этой непонятной книге, что была перемещена дрожащей рукой за спину и положена прямо на сомнительной чистоты пол. Уж Лань Ванцзи знал о том, что бережному отношению к свиткам и книгам вдалбливают, словно от этого зависит вся жизнь на Земле. Сделав широкий шаг, на какой только были способны эти длинные ноги, мужчина ловко выхватил книгу из-за спины парня. Всё произошло так быстро, что Сюаньюй не успел среагировать. — Лань Чжань… — лишь прохрипел он, наблюдая за параболой, которую описала книга в воздухе. Второй нефрит уже открыл трактат, глядя на миниатюры. Его лицо сохраняло покой, словно он читал сборник мантр плодородия, рекомендованных для взращивания урожая редиса. Пролистав несколько страниц с равнодушным видом, он вернул книгу её владельцу. — Такого не было в моей библиотеке. Кто тебе это дал? Мо серьезно испугался, что сейчас Лань Чжань будет его пытать и допрашивать. Угрозы Сичэня о вечной медитации были настолько реальны, что мальчик был готов прыгать в окно, лишь бы только не говорить об этом. Лучше бы исчезнуть вовсе прямо на месте. Но спокойные, светлые глаза старшего смотрели выжидающе. Нежные, тонкие пальцы Сюаньюя дрожали, сжимая корешок злосчастного трактата. Однако, вопреки ожиданиям, Лань Чжань не стал пытать парня и, улыбнувшись одним только уголком рта, просто вышел из цзинши и, похоже, вообще из дома. Мо повалился на пол, пытаясь выровнять дыхания и сердечный ритм, который начал ускоряться, пускаясь в головокружительный вираж. Наскоро закончив с уборкой, он запулил злополучный трактат куда подальше, под тумбочку. Хотя бы там теперь было чисто и отмыто до блеска… После вечерних занятий и обязательного отвара безумно полезных кореньев, что на вкус были похожи на небесные кары, развеселый Мо, который во что бы то не стало решил заняться лечением спины своего мужа, а именно так он начал называть Лань Чжаня про себя, даже не встречая возражений, скорее это стало являться предметом его гордости. В конце концов, он считал себя косвенно виноватым в состоянии его спины и даже испытывал некую боль, представляя, сколь мучительны эти глубокие раны. Найдя мазь по слабому запаху горьких трав в маленьком специальном мешочке цянькунь, предназначенном для лекарственных средств, юноша попутно переворошил вообще всё, что там было. О назначении некоторых препаратов он знал наверняка, поскольку уличные мальчишки лечили свои беды и ссадины сами, о других же — познал уже находясь в Облачных Глубинах. Сычжуй и остальные близкие люди с удовольствием делились местными средствами, добрую половину которых изобрел никто иной, как сам Вэй Усянь. Чьими изобретениями пользовались практически все, не забывая проклинать его при этом, потому что темные искусства — «ай, ай нехорошо». Подкидывая изящную склянку в руке, он двинулся по периметру Гусу, надеясь наткнуться на своего мужа, дабы утащить его в их цзинши и заботиться о нём так, как он всегда заботился о парне. Мо застал старшего спокойно стоящим в холодном источнике. Обычно от источников к вечеру идёт пар, но именно этот застыл, словно зеркальная гладь, отражая в себе широкую спину прекрасного высокого мужчины. Он перекинул свои влажные волосы через одно плечо и они мягкой тёмной волной тонули в воде. Он медленно погружался в воду по шею, задерживался так, потом вставал. Прозрачные струйки сбегали вниз по его совершенному телу. Даже жуткие шрамы, коими была исчерчена вся спина, придавали его облику специфическую мужскую красоту. Сюаньюй залюбовался так, что его рот сам по себе приоткрылся от столь совершенно-прекрасного зрелища. Парень сам не знал, почему он спрятался за широкой сосной, глядя на белое величественное тело. Он вообще не столь часто видел старшего без какой-либо одежды, мужчина всегда следил за своим безупречным обликом, даже учитывая совместное проживание. Спину так вообще оберегал от лишних глаз, возможно, боялся просто напугать своим израненным навсегда телом. Вода была столь прозрачна, что было видно —Хангуан-цзюнь не был полностью обнажён. Он оставил себе нижние штаны, которые сквозь воду казались белым колышащимся облаком. — Я знаю, что ты здесь. И тебе не за чем прятаться, — произнес мужчина, даже не оборачиваясь. Мо застыл, услышав глубокий голос Лань Чжаня, и послушно вышел из-за сосны, семеня ближе к источнику. — Лань Чжань, я вот всё думаю, почему ты купаешься в нижних штанах. Одежда только тянет на дно. Тебе следует их снять немедленно. Сам Сюаньюй все детство купался в реках и озерах в сопровождении таких же хулиганов, как он. У них никогда не возникало лишних вопросов по поводу одежды, и она неаккуратными кучами просто оставалась лежать на берегу. Каждый деревенский мальчишка знал, что плавать в одежде мало того, что противно, это ещё может быть и опасно. Конечно, Хангуан-цзюнь не собирался прыгать по воде, как пьяная лягушка на закате. У него были несколько другие цели. Но его одежда показалась странной в таких обстоятельствах. — Ну так покажи мне пример, снимай свою одежду и купайся так, — парировал старший. — Но, Лань Чжань! — возмутился Сюаньюй. — Я не собирался здесь купаться. В конце концов меня давненько не били. Ванцзи поднял бровь в деланном удивлении. — Возможно, тебе стоит привыкнуть к здешним водам, чтобы потом не было столь мучительно? Ты теперь тут надолго остаешься. — Шутки не смешные! — насупил нос парень. — Я, между прочим, принес мазь для твоей спины! — он показал стеклянный флакон с узким горлом, раскрашенный затейливым узором. — Это не мазь. — Ну а что это? Я по запаху определил. — Этот запах просто мне нравится. Поэтому лекари его часто добавляют в разные средства, у которых нет своего аромата. Для заживляющей мази это вполне актуально. — Но что же это тогда, что и пахнет так же? — Это масло. Массажное. — Оно наверняка смягчит твои раны на спине! Масло — это хорошо. Я же немного понимаю в медицине! Лань Чжань тяжело вздохнул. Он не знал, как сообщить мальчику. То, что он схватил, являлось маслом для специфической любви между двумя мужчинами. Теоретически его можно втирать и в спину, но фактически после этого придется всё же помыться. — Я покажу тебе как выглядит мазь, а этот флакон просто верни на место. Мо Сюаньюй был бы не собой, если бы не открыл маленькую крышечку и не вылил пару гелеобразных капель себе на ладонь. Рассматривая стекающие тугие струи по ладони, принюхиваясь к ним, размазывая меж пальцев. Глаза Лань Чжаня сверкнули в наступающих сумерках. Иногда его муж мучил тем, что сам готовил себя к предстоящей ночи, заставляя Лань Чжаня подолгу смотреть за его действиями и запрещая участвовать. За тем, как он растягивал себя, гладил своё тело, чтобы снизить болевые ощущения. Дразнил порочными выражениями лица и сладкими звуками, что извергал его влажный рот, выпускал нежный розовый язычок, совершенно порочно касаясь собственных губ. В такие моменты он не разрешал Ванцзи к себе притрагиваться, наблюдая за тем, как темнеют глаза мужа, как учащается его дыхание, как его длинные пальцы белеют от напряжения, впиваясь в края своей же одежды. О да, Лань Чжань был послушный в такие моменты, хоть и сдерживался из последних сил, чтобы в тот миг, когда он сорвётся, с удвоенной энергией врываться в тело Вэй Ина, заставляя плакать от грубости и наслаждения. Требуя молить и бредить наяву, пока его тело пронзает немалый орган его любимого. Вэй Ин обожал эти игры. Лань Чжаню было же тяжело смириться с этим, так как ему нужно было во что бы это ни стало управлять процессом. Но ради своего драгоценного он был готов жертвовать всем. Сейчас же подобные забавы казались чем-то далеким и будто бы созданными больными воспалëнными фантазиями несчастного вдовца. Но этот мальчик с тягучим специфическим маслом на своих ладонях всколыхнул целый пласт воспоминаний, которые Лань Чжань старательно утрамбовал в самые дальние участки своего сознания, дабы не сойти с ума. — Какая странная субстанция, — бормотал Мо, растирая ароматное масло по ладони. — Это масло специальное, для хризантемы, — наконец выдал Лань Чжань. Было необходимо прекратить эти действия, так как старший начинал уже терять человеческий облик, превращаясь в похотливое животное. — Для цветов? Как-то странно, — не понимая ничего, буркнул Сюаньюй. — А я думал, ты изучал тот трактат, который сегодня видел в твоих руках. Осознание накрыло мальчика, словно внезапная снежная лавина, и флакончик выскользнул из его рук. Его в воздухе подхватил Лань Чжань, который молниеносным движением оказался рядом. Хризантемой назвалась именно эта часть тела, внизу. Та, что использовалась мужчинами для проникновения. Судя по картинкам, любовники от этого действа приходили в дичайший восторг. И отдающий, и принимающий. Об использовании масла он тоже был осведомлен, так как без оного всё могло быть болезненно и травматично. Юноша никак не ожидал, что может найти такое запросто в аптечке Лань Чжаня. Хотя, ничего удивительного в этом не было. Просто Сюаньюй совсем растерялся… Однако Лань Чжань не прикоснулся к Сюаньюю даже пальцем, стоя рядом с ним так, что горящие щеки парня чувствовали неестественный холод, исходящий от влажного тела старшего. — К-кажется ты замерз в воде. — Ступай в нашу цзинши, я оденусь и зайду к лекарю. Ты пока ложись. — Мы договаривались, что я обрабатываю твою спину теперь! — возмущенно засопел Сюаньюй. — Не передумал? Мальчик отрицательно покачал головой. «Крепкий орешек» — улыбнулся про себя Лань Чжань. Впрочем, чего можно было ожидать от Вэй Ина, даже от такой его смущенной и скромной версии. Только одному Будде известно, насколько сдерживал себя Лань Чжань, которому на полном серьёзе чудилось, что парень дрожал вовсе не от страха, а от совсем нескромных велений своего тела. Он отбрасывал от себя эти липкие мысли, которые настырно лезли в голову, приводя в пример их взаимодействия на постоялом дворе… Когда мальчик не бежал в ужасе. Хотя как бы он сбежал, когда сам Второй нефрит, силой далеко не отделённый, держал его в стальных объятьях. Если так подумать, то Хангуан-цзюнь мог бы сдержать существо, превышающее его габаритами в два раза. Так как его силы, от того момента, когда они с Вэй Усянем были юношами, возросли многократно. Тяжёлый вздох пронесся меж ажурных сосен, что скрывала от людских глаз холодный источник. Хотелось бы верить в то, что мальчик отвечал его страсти, но с другой стороны мужчина понимал, что столь дикий и не ведавший ласки человек просто испытывал чувства, которые можно было сравнить с нежной привязанностью к родителям. И это было бы стишком глупо в такой момент всё изгадить своими низменными потребностями. Склянка осталась в руках Лань Чжаня, и красный словно рак Сюаньюй семенил в сторону дома, ощущая некое онемение в конечностях. Для хризантемы… В этот момент он подумал о своей собственной части тела, которая боязливо сжималась от того, что он вычитал в трактате об этом способе любви, и что считался очень чувственным и полноценным между любящими людьми. Мо слабо себе представлял, как благородный Второй нефрит лезет в такое срамное место на человеческом теле. Это было выше его понимания. Он скорее бы поверил, что старший монах от рождения и вовеки. Хризантема Сюаньюя чуяла нереальный подвох. Однако он не собирался отказываться от своих слов. Спина старшего — теперь его ответственность, и он вполне себе отдавал в этом отчет. К тому же, это довольно легальный повод касаться Лань Чжаня, хоть и слегка специфический. Судя по тому, как реагировал на это сам мужчина, Мо делал вывод, что со стороны старшего эти воздействия будут носить довольно рутинный характер. Ведь у лекаря он обрабатывался довольно часто. Лань Чжань вошёл в спальню когда уже стемнело и колокол пробил два раза, созывая тех, кому первый колокол был не указ. Младший, зарывшись в простыни, лежал недвижимо. Видимо, спал. Второй нефрит остался без должной обработки спины и она ощутимо саднила. Но так, как он обещал сдаться в руки Сюаньюя по его же инициативе, Ванцзи не смел пойти к лекарю. Нужные средства прислали прямо на порог цзинши. Можно было бы и самому обработать, куда руки дотянутся. Иногда это приходилось делать, и мужчина уже привык, но видимо случай был не настолько критичен. Сбросив верхние одежды на специальную вешалку, он скользнул под скомканные простыни, стараясь привести их в относительный порядок. В конце концов, старший был сам виноват, что столько протянул времени, за которое здоровое юношеское тело Сюаньюя погрузилось в глубокий сон. — Я не сплю, — довольно сонным голосом отозвался Сюаньюй из-под простыней. — Даже не слышал как посылку принесли, — мило улыбнулся Лань Чжань, указывая на коробку со снадобьями, что стояла на низком столике рядом. — Ты просто долго шёл, и я решил немного отдохнуть. — Спи дальше. Я обойдусь, — мягко улыбаясь, сказал Лань Чжань. Сон Сюаньюя итак был неважным, да и с тем, как он уставал в течение дня, было явно мало. В пять утра он обязан был уже быть на ногах. Это предложение окончательно разбудило мальчика и он сел, представляя из себя довольно милое зрелище. Всклокоченный, потирающий глаза кулаком, совсем как малыш с розовыми ото сна щеками. Лань Чжань без лишних предисловий развязал нижнюю рубашку, спуская её с широких плеч. Сюаньюй с усилием захлопнул свой рот, который открывался против его воли в ответ на завораживающие действия старшего. — Смотри, все заживляющие мази хранятся в плоских баночках трех цветов. Лекарь приготовил их с небольшим запасом и изящная лакированная коробка вмещала ряд одинаковых плоских металлических коробочек и баночек. Сюаньюй видел подобные и в аптечке, но он сам не мог объяснить, почему выхватил этот удлиненный флакон для хризантемы, который сейчас стоял на столике рядом. — Обработку надо производить в три этапа. Сначала обеззараживание. Потом увлажнение, а затем — заживляющая мазь. Грубо говоря, зеленая коробочка, голубая, потом красная. Лань Чжань сел на циновку, сложив ноги крест-накрест, исполненный важности мальчик открыл первую баночку. Запах был похожий, и он обругал себя, потому что эта продолговатая склянка теперь не шла из его головы. Его руки ощутимо дрожали, когда он начал касаться кожи мужчины. Лань Чжань почувствовал это так явно, но, превратившись в статую небожителя, он постарался не двигаться. Его обрабатывали так часто, что он уже привык к вторжению в свое личное пространство на постоянной основе. Но теперь он чувствовал себя так, словно это было в первый раз, когда Вэй Ин касался его обнаженной кожи. Мо Сюаньюй справился с волнением и начал действовать смелее, втирая в воспалённые участки средство с легким приятным запахом. Оно таяло от теплоты пальцев и кожи мужчины. Ладони мальчика скользили вдоль крепких мышц. Мо пытался убедить себя, что действует ради помощи старшему, а выходило так, словно он обследовал его тело. Изучал, прикасался к нему, и эти новые ощущения нравились парню, хотя и были слегка смущающими. Однако Лань Чжань не выказывал вообще никаких эмоций и парень не мог сказать, что старший испытывал боль или ему было приятно, а, может, просто безразличие, он же привык, что кто-то обрабатывает его спину. Ванцзи сохранял молчание и, встав на колени, любопытный Сюаньюй посмотрел на его лицо, выглядывая из-за плеча. Старший просто закрыл глаза, словно медитировал. Быть может, так оно и было. Впрочем, что бы не чувствовал старший, Мо нравилось то, что он делает, и робкие поначалу движения превратились в довольно уверенные. И третье средство он уже втëр довольно профессиональными движениями. Сюаньюй закончил со своей важной задачей, но, похоже, Лань Чжань так и не понял этого, продолжая сидеть в той же позе и с закрытыми глазами. И тогда парень приложил свои ладони к плечам старшего. Там, где не было шрамов, поощряемый тем, что старший не двигался. Его тело было предметом искусства. Мощные мышцы под белой кожей, словно мраморная статуя культового поклонения, но в отличие от искусственных изваяний, кожа была теплой и приятной на ощупь. Так и манила прикоснуться губами. Это всё чертов трактат, в котором Мо увидел такое взаимодействие. Сюаньюй, придвинувшись, дрожа всем телом, запечатлел кроткий поцелуй в то место, где плечо соединяется с шеей. Оно казалось наиболее привлекательным. Лань Чжань резко открыл глаза.