Forget Where We Were

Кавех нервничал. Дендро архонт рассказала всем, что аль-Хайтам займётся снятием проклятия, лишившего Кавеха воспоминаний, и запланировано оно было на сегодня. Поэтому Кавех нервничал. Даже если Властительница Кусанали будет сопровождать их на этом пути, это не значит, что всё пройдёт хорошо. И Кавех не мог не продолжать думать о том, кем был для него аль-Хайтам до потери памяти. Почему он был единственным, кто может помочь? Почему так хотел помочь, несмотря на риски и возможные последствия? Они были соседями — но только ли соседями? Аль-Хайтам смотрел на него так, словно знал всю жизнь. А может, и не словно. Но прямо сейчас Кавех — не совсем Кавех, словно неполноценный без воспоминаний о том, кем он был и к чему стремился. Вся его история стёрлась, всё его существо унесло гонимым ветром песком. Кавех поднёс полупустую чашку кофе к губам — он так долго блуждал в своих мыслях, что напиток уже успел остыть — и быстро допил его, отнёс чашку к раковине. Как раз когда он возвращался в гостиную — входная дверь распахнулась. Аль-Хайтам вернулся вместе с Нахидой — а это значило, что они закончили с приготовлениями в Храме Сурастаны и что аль-Хайтам готов попытаться положить конец проклятию и вернуть Кавеху память. Нахида коснулась его руки: — Как ты себя чувствуешь, Кавех? Он не мог отвести взгляда от аль-Хайтама, пытаясь считать выражение его лица. И когда тот просто расположился на диване и открыл книгу, показалось, будто ничего особенного и не происходит. Кавех обернулся к дендро архонту. — Я в порядке, Властительница Кусанали. Всё прошло хорошо? — Были небольшие проблемы, но нам помогли, — кивнула Нахида с улыбкой. — Теперь можем начинать. — Вы уверены? — уточнил Кавех и обернулся к аль-Хайтаму. Он закрыл книгу и направился к спальне, не говоря ни слова. Нахида снова улыбнулась и жестом предложила проследовать за ним. В спальне аль-Хайтам снял накидку и пояс, отложил их сбоку на кровати и лёг сам. Глубоко вздохнул и закрыл глаза. — Подождите! — воскликнул Кавех. — Что именно сейчас произойдёт? — Аль-Хайтам войдёт в состояние, близкое к коме, — Нахида раскрыла ладонь, чтобы влить свою силу в лежащего на кровати мужчину. — И попадёт во сне в твоё проклятие. На данный момент, это единственно возможный путь, который мы нашли — Путешественник и генерал махаматра ищут возможность войти туда физически, но неизвестно, возможно ли это, а ждать дольше мы не можем. — А потом? Чем я могу помочь? Нахида кивнула на стул у постели: — Ты должен сидеть и отдыхать, Кавех. Если у аль-Хайтама получится, то, скорее всего, ты сразу ощутишь на себе последствия. Кавех послушался — и Нахида повернулась к аль-Хайтаму, продолжая вливать в него энергию, сама засияв ярким зелёным цветом. Кавех следил за происходящим, пока аль-Хайтам не подорвался на постели, судорожно глотая воздух. Попытку пришлось прекратить. Кавех выскочил из комнаты, чтобы принести ему воды. Совершенно без слов аль-Хайтам опустошил чашку, вернул и лёг обратно. — Может, нам нужно подождать, — сказала Нахида. — Мы не смогли прорваться даже через первый слой. — Чем я могу помочь? — повторил Кавех, глядя прямо на аль-Хайтама. — Ненавижу, что ты делаешь всё это ради меня, пока я сам бесполезен. Я не могу просто сидеть и смотреть, как ты рискуешь своей жизнью ради моих воспоминаний. В дверь постучали. Нахида оживилась и сразу направилась к двери. — Я открою. Это, скорее всего, Тигнари, мне нужно обсудить с ним кое-что. После того, как она вышла из комнаты, Кавех повернулся к аль-Хайтаму. — Пожалуйста? Меня ужас пробирает от того, как многим ты можешь пожертвовать, а я даже сделать ничего не могу. Аль-Хайтам покачал головой. — Ты не можешь давать сейчас слабину, Кавех. Не так рано. Я не справлюсь, если тебя будут наполнять сомнение и сожаления. Ты должен приготовиться к тому, что отныне может произойти что угодно. — Имеешь в виду, это не единоразово? Аль-Хайтам попытался посмотреть на Кавеха, словно сканируя, выискивая что-то в его лице. А потом грустно улыбнулся и сказал: — У меня шесть попыток с этим разобраться или твои воспоминания пропадут навсегда. — Шесть? — переспросил Кавех. — Тебя будут вводить в кому шесть раз! — Ненадолго, возможно, — ответил он. — Несколько часов, самое большее — полдня. Во сне может быть довольно сложно ориентироваться. Я расскажу тебе больше, как только сам узнаю, хорошо? Сейчас мне нужно, чтобы ты оставался сильным, Кавех. Это поможет. — Правда? — Кавех сморгнул уже почти навернувшиеся на глаза слёзы. — Я буду стараться, так что и ты постарайся тоже. Аль-Хайтам кивнул и снова закрыл глаза. В комнату тут же, словно по сигналу, вошли Нахида и Тигнари. Последний сразу бросился осматривать аль-Хайтама так тщательно, как только мог. — Жизненные показатели сейчас в норме, — повернулся он к Нахиде. — Но нам нужно следить за его состоянием, как только он впадёт в кому. Я заварил настой с грибами и красноплодниками, которые отправила Кандакия, должен помочь ему восстановить энергию после пробуждения. Он достал из сумки бутылку и поставил на стол, затем передал Кавеху какой-то небольшой пузырёк. — Держи. Дэхья и Нилу помогли приготовить, это бальзам, который нужно втирать ему в кожу каждый час пока он без сознания, чтобы поддерживать водный баланс. Кавех посмотрел на пузырёк в руках, пока Тигнари продолжил помогать Нахиде с приготовлениями. Они взбили подушку, дали аль-Хайтаму положить под язык какой-то порошок, и уже через минуту его дыхание выровнялось, Нахида вновь начала делиться своей энергией. Но в этот раз Тигнари следил за его состоянием. Спустя несколько минут ухо Тигнари дёрнулось; он нахмурился. — Его сердцебиение слишком усилилось. — Уже почти готово, — прохрипела Нахида, крепко зажмурившись. — Понял, — Тигнари активировал свой глаз бога и опустил руки аль-Хайтаму на грудь. Кавех смотрел на них, занятых и сосредоточенных, и пытался быть сильным и не удариться в слёзы, пока Нахида — а за ней и Тигнари — не отстранилась. — Он там, — подтвердила она. — Теперь будем ждать. — Я продолжу следить за ним, — Тигнари посмотрел на Кавеха. — А ты можешь сесть поближе, если хочешь. Уверен, так ему будет спокойнее. Кавех пододвинул стул ближе к кровати, следя за ровным дыханием аль-Хайтама. Казалось, что он просто провалился в глубокий сон, а не впал в кому, чтобы во сне разорвать древнее проклятие. *** Аль-Хайтам шагнул по прозрачной воде. Она вовсе не была твёрдой — но прекрасно удерживала его, ведь в замершем во времени пространстве поверхность воды просто не могла разойтись и поглотить его. Интересно, было ли это чистое голубое небо последним, что видел царь Дешрет, прежде чем впасть в безумие; ощущал ли он здесь покой хоть иногда между смертью Набу Маликаты и той секундой, когда Апеп проглотил его целиком? Он огляделся в этом молчаливом раю, надеясь найти подсказку, куда идти и что делать дальше. Проходя к острову посреди озера, где в центре стояли три пустых стула, аль-Хайтам думал о том, какие беседы могли вести боги в этой бесконечной тишине. Когда его ноги коснулись травы, за деревом в попытке убежать мелькнула маленькая тень. Аль-Хайтам погнался за ней, но только и успел заметить копну светлых волос, прежде чем она сбежала. Была ли это просто тень? Аль-Хайтам осмотрелся, но не обнаружил ни следа; заглянул за дерево, туда, где она пряталась. С интересом коснулся коры — рука засветилась ярко-голубым цветом. Он заговорил, зачитал строки не противоположные словам проклятия, но словно дополняющие, в попытке разблокировать запечатанное. Бесконечные бури выдержат наши цветы В отражениях зеркала память о нас сохрани Из ошибки страдания, гнев и печаль рождены Ты сей дар забери — и любовь мою честно прими Окутывающее ладонь сияние исчезло, с дерева начали опадать листья. Кто-то потянул его за накидку — всё-таки не просто тень — и аль-Хайтам обернулся. Это был Кавех. Очень маленький Кавех. Аль-Хайтам потянулся, чтобы убрать упавший ребёнку на макушку листок. — Ты потерялся, малыш? — Я не малыш! — обиженно воскликнул мальчик. — Я забочусь о маме, так что я больше не маленький! — Заботишься? — повторил за ним аль-Хайтам. — Это очень смело. Я не имел в виду, что ты не способен присматривать за мамой, ты просто… в самом деле маленький. — Я должен быть сильным! Быть как мама! Или… — Или? Кавех заплакал. — Или она бросит меня, как папа. Он сказал, что пойдёт на этот турнир, чтобы повеселиться и победить, чтобы мы могли им гордиться, но это было совсем не весело. Они пошли в пустыню, и папа… Папа так и не вернулся. Аль-Хайтам опустился перед мальчиком на колени. Теперь понятно, с чем он имел дело — это фрагмент памяти Кавеха, проявившийся фантомом, который может существовать только в пространстве, застывшем во времени и тишине. В этом месте хранились воспоминания и продолжали существовать разбитые кусочки Кавеха. Это значит, что воспоминания он будет возвращать фрагмент за фрагментом, и все эмоции будут наваливаться скопом, будто он пережил их впервые. Но об этом можно будет подумать и позже. А сейчас аль-Хайтаму нужно поговорить с мальчиком, которого зовут Кавех и который только что потерял отца и пытается справиться со своим и маминым горем, и, возможно, убедить его вернуться домой. — Хочешь выплакаться? Маленький Кавех вздёрнул подбородок и горделиво фыркнул: — Выплакаться? Я сильный! Мама и так много плачет, мне нельзя! Я должен ещё сто-о-олько всего сделать. — Например? Уроки? — Не только уроки. Приготовить, убрать, постирать, помыть посуду, полить цветы и убедиться, что моры хватает. И много чего ещё! — Кавех выглядел очень гордым собой. — У меня нет времени плакать. Аль-Хайтам хмыкнул. — Но ты хочешь? — …Нет. — Тогда как насчёт объятий? — он широко расставил руки. — Ты заслуживаешь их за то, что ты такой ответственный молодой человек. Маленький Кавех долго всматривался в его лицо, словно в попытке определить, был ли он плохим парнем. А потом подошёл и попытался обхватить руками за шею, прижавшись к аль-Хайтаму. Он обнял мальчика в ответ, потирая его маленькую спину — объятие было настолько утешающим, что уже через несколько секунд он внезапно зарыдал. Он плакал, и всхлипывал, и кричал, разрывая окутывающую это место тишину воющей болью. Аль-Хайтам сжал его в объятиях ещё крепче, пытаясь вложить все свои неозвученные слова в один единственный жест. Ему слишком рано пришлось столь многое потерять. Слишком рано пришлось повзрослеть. Хотелось бы, чтобы Кавеху никогда не нужно было проходить через это — он словно потерял разом обоих родителей, и всё же аль-Хайтам понимал, почему всё обернулось так. По своему опыту он теперь мог понять, через что прошла мать Кавеха. Потерять кого-то в песках — это жить с тупой надеждой, постоянно бьющей по затылку, как будто тебя медленно обезглавливают лезвием, которое не точили несколько десятков лет. Слабый проблеск надежды, который должен убить, но никак не может. Жить с этим постоянно? Мать Кавеха и её чувства можно было понять. Понять — но не принять. Он был ребёнком, и ему тоже было больно, словно его маленькое тело пронзали обоюдоострым мечом. Боль от потери отца и боль от наблюдения матери в таком состоянии вызывали лишь страдание и безысходность. Ребёнок, которому пришлось приспосабливаться, ходить перед мамой на цыпочках, не просить слишком многого, почти не удовлетворять собственные потребности. Именно тогда Кавеху пришлось перестроиться, перекроить себя до основания, заложить фундамент нового себя — непоколебимого человека, в которого он вырос. Словно целую вечность спустя рыдания мальчика стихли до всхлипываний, плечи дрожали. Аль-Хайтам позволил ему вытереть слёзы своей накидкой. — Я сонный, — сказал Кавех. — Ладно. Хочешь вернуться домой? — Ты знаешь, где мой дом? — нахмурился он. — Знаешь, где я живу? Кто ты? Аль-Хайтам большим пальцем утёр последние слезинки с его щёк. — Ты узнаешь кто я уже скоро и, надеюсь, не пожалеешь. — Почему я должен пожалеть? Ты дал мне поплакать. Я не могу сделать это перед мамой, потому что она тоже будет плакать, а я не хочу, чтобы ей было ещё больнее. — Несколько секунд Кавех смотрел себе под ноги, сделав долгий, глубокий вдох. Затем посмотрел на аль-Хайтама с новыми силами: — Ты правда отведёшь меня домой? — Да, если ты хочешь. — Хочу. Аль-Хайтам протянул руку — и маленький Кавех сразу же схватился за неё. Они прошли до входа в рай, и аль-Хайтам, взглянув на неизменное голубое небо, сказал: — Нахида. Мы готовы.