Dirtiest Game

Проснувшись, Хэджи продолжала лежать в кровати, словно парализованная беспричинным ужасом, что окутывал холодком желудок и концентрировался ледяным жжением в груди. Ей не снилось ничего плохого за ночь, перед началом новой учебной недели было целое воскресенье, а на завтрак папа обещал приготовить сладкие оладьи к целому ящику домашнего джема, который передала бабушка. Так почему же она так нервничала? В комнате было темно, но в щели между шторой и стеной проглядывала полоска зелени за окном. Там светило солнце и постоянно мелькали люди. Там был совершенно другой, светлый и тёплый мир. Хэджи говорила себе, что если она раздвинет шторы и рассмотрит его в деталях, ей сразу же станет лучше, но сил встать и сделать это не находилось. Такое редко случалось с ней в будни, потому что страх проспать или опоздать был сильнее всего остального. Когда она была чем-то занята, тревожность немного отпускала, но когда делать было нечего, мысли жалились, превращая её из человека в комок сплошных нервов. В такие моменты она много думала о прошлых ошибках. О том, как нелепо столкнулась с Пак Чимином на улице, о том, как Чонгук сказал ей прочитать слова на латинском и все смотрели в каком-то глумливом ожидании, о том, как пялились футболисты, когда Хэджи пришла к отцу на тренировку. Они наверняка её обсуждали. Говорили о ней что-нибудь нехорошее, потому что с чего бы им говорить хорошее? Чимин наверняка рассказал, какая она неуклюжая, а Чонгук добавил, что она ещё и тупая. Такие мысли затягивали и усиливали нервозность. В желудке от этого неприятно сосало, рано или поздно обещая превратиться в самую настоящую режущую боль и непременно довести до тошноты. Чтобы этого избежать, Хэджи нужно было заставить себя сесть в кровати, потом встать, выйти в коридор и пройти через него к кухне, а там как можно скорее запихнуть в рот пару блинчиков, чтобы желудок не начал переваривать сам себя и не подкинул ей новой фобии на ближайшие пару недель. Словно чувствуя, что нужен ей, папа постучался и, не открывая двери, сказал: — Хэджи, вставай, завтрак уже готов. Его слова взбодрили и придали уверенности, совсем как звон будильника в будни, и она подорвалась с кровати, комкая одеяло и босиком бегая по холодному линолеуму в поисках куда-то подевавшихся тёплых носков. Её конечности всегда мёрзли, когда она нервничала. — Бери джем из холодильника. Там есть клубничный и абрикосовый. Пока папа говорил, Хэджи меньше думала об университете. В последние месяцы они только и делали, что привыкали друг к другу, даже, скорее, приспосабливались, стараясь завтракать, обедать и ужинать вместе, устраивать регулярные уборки вдвоём и ходить по магазинам, а также говорить. Об учёбе, о фильмах, немного о маме. Папа просто спрашивал, созванивается ли с ней Хэджи и как у неё дела, и они оба нередко ввязывались в короткий разговор о маминых поездках за границей и её новом муже. Они, в принципе, много о чём и о ком говорили, но были и запретные темы. Вроде отсутствия друзей о Хэджи, причины, по которой папиной невесте пришлось временно переехать от него, и… Хэджуна. — Зелёный чай или чёрный? — спросил папа. — Зелёный. Он бросил разные пакетики в две чашки, выключил конфорку и накрыл сковороду со второй порцией оладьей крышкой. На столе уже стояло три тарелки, в одну из которых были свалены пухлые круглые блинчики. Хэджи попыталась ухватить один пальцами, но было слишком горячо, поэтому в итоге пришлось воспользоваться вилкой. — Очень вкусно, — похвалила она. — Ты добавил банановое пюре? — Да, оставалось несколько почерневших бананов, с ними нужно было что-то делать, — протараторил папа, мельком поглядывая на дочь, что размазывала джем по тарелке. — Как тебе спалось? Снилось что-нибудь? Хэджи мотнула головой, засовывая небольшую оладью в рот целиком и активно жуя. — А я утром уже успел пересечься с Вучжон. Мы нечаянно столкнулись в супермаркете. Эта информация ничуть не интересовала Хэджи, но она вскинула брови, притворяясь удивлённой. Эти двое постоянно где-то пересекались, неудивительно, что начали встречаться. — Она предложила поужинать сегодня вместе, — как-то неуверенно протянул отец. — Ты ведь не против? Сходим, поедим бургеры. — Конечно, тебе не стоит пропускать свидания из-за меня, — Хэджи кивнула, не понимая, почему папа с ней советуется. Он был взрослым самостоятельным человеком, который большую часть жизни даже не жил с детьми. После развода мама добилась опеки и таскала Хэджи по странам до тех пор, пока не пришло время готовиться к поступлению. Тогда она позволила ей вернуться в Корею, под ответственность старшего брата, и они всё равно не жили с отцом. Будучи совершеннолетней она и сейчас могла бы не беспокоить его своим присутствием, если бы не нуждалась в ком-то, кто смог бы выдернуть её из кровати и проследить за тем, чтобы она хорошо кушала и не пропускала занятия. — Нет, она пригласила нас вдвоём, — он неловко улыбнулся. Хэджи догадывалась, что этот хитрый план был придуман не одной Шин Вучжон. Папе тоже было на руку поскорее подружить их, чтобы можно было вернуться к обсуждениям свадьбы и снова делить с невестой одну комнату в доме. Хэджи была их непредвиденным обстоятельством и ей следовало уступать, если она не могла переехать и жить самостоятельно. — Хорошо, — она ответила ему схожей улыбкой. — Только можешь попросить её не говорить об учёбе? Пожалуйста. Это было едва ли не единственной их общей темой, но Хэджи предпочла бы, чтобы папина подружка говорила о чём угодно, только не о научных работах, будущих конференциях и валеологии. — Будет сделано, — пообещал отец, потупляя взгляд в тарелку, прежде чем снова заговорить, уже не так воодушевлённо. — Кстати, сегодня я собираюсь отвезти кое-какие свои вещи на переработку… И я отобрал кое-что не очень важное с чердака. Формулировка и смысл слов заставили Хэджи уронить вилку в тарелку. Он хотел избавиться от вещей Хэджуна? — Там в основном одежда, которую никто не будет носить, — тут же начал оправдываться папа, робея под осуждающим взглядом дочери. — И немного мусора, который он давно собирался вынести. — Ты ведь ещё не упаковал? — она с трудом проглотила горячее и липкое тесто, уже не считая оладьи таким уж хорошим вариантом для завтрака. Кажется, комок так и застрял в горле. Хэджи встала из-за стола, бросаясь из кухни в гостиную и ища взглядом коробки или пакеты. Они стояли под телевизором, подписанные маркером «текстиль», «бумага», «прочее». Папины заверения, что там ничего важного, не сработали, и Хэджи стала переворачивать как одежду, так и начатые блокноты, и игрушечные статуэтки с покемонами, борясь с желанием отобрать всё, что когда-то интересовало Хэджуна и было важно для него. — Хэджи, тебе это не нужно... Папа остановился в дверном проёме, наблюдая за тем, как дочь отбирает слишком большие на неё футболки, подписанные легендами корейского футбола, фанатские кепки и шарфы, как роется в коробке с «прочим», то и дело выкладывая оттуда то флакон с остатками одеколона, то золотистую статуэтку Будды, то подставку с футбольным мячом. — Ты не можешь хранить это вечно. Пожалуйста, оставь всё в коробках. Она не слушала, откладывая чуть ли не каждую вещь, потому что она напоминала ей о Хэджуне, потому что когда-то она принадлежала ему, потому что она имела слишком большое значение, чтобы теперь просто отдать её на переработку. В конечном итоге пол в гостиной был завален всякой ерундой, которой никто никогда не стал бы пользоваться. Перенести всё к себе в комнату за один подход было бы сложно, но Хэджи не прекращала пытаться удержать всё в руках, пока не уронила коллекционный футбольный мячик, что заскакал вдоль стены, и почти пустой флакон, который приземлился на пол с треском. Трещинка быстро пересекла стекло, и хотя одеколона внутри было крайне мало, знакомый запах наполнил гостиную. Папа тяжело вздохнул, сдвигаясь с места, чтобы забрать ещё несколько вещей из рук Хэджи и бросить их обратно в коробку. — Уже три месяца прошло, — тихо пробормотал он, сам поражаясь тому, как быстро летело время. Но это только для него. Для Хэджи всё тянулось невыносимо долго. Похороны, переезд, эти недели учёбы. Каждый день превращался в тягучую вечность, и она понятия не имела, когда это закончится и закончится ли вообще. — И что? — вспылила она. — Какая разница, сколько месяцев прошло? По-твоему нормально выкидывать его вещи? Ты их никогда не покупал! Ты вообще никогда ничего не делал для него, так почему ты можешь решать, что выкинуть?! Даже когда она пыталась кричать, звучало тихо и жалко. Хотела выплеснуть хоть немного своих эмоций, но даже в такой момент переживала, что соседи услышат и будут спрашивать. Людям всегда интересно. — Ты права, он завещал всё тебе, — папа вытянул руки, сдаваясь, — я не буду ничего выкидывать без твоего ведома. Клянусь, Хэджи. Но давай не будем копить хлам в этом доме. Что и требовалось доказать — в его доме никогда не было места ни ей, ни Хэджуну, и их вещи он считал хламом. Возможно он и их считал хламом, поэтому и позволил Хэджуну расти человеком, который с детства учился рассчитывать только на себя и работал как сумасшедший, а Хэджи отдал жене, даже не думая за неё бороться. — Это всё из-за тебя, — процедила она сквозь зубы. — Он умер из-за тебя. Отец кивнул, опуская голову и своим несчастным и виноватым видом пытаясь поскорее прекратить эту ссору и вернуться к тихому и мирному завтраку. — А ты теперь ходишь по свиданиям, собираешься жениться и сдаёшь его вещи на переработку, — она пыталась не допускать дрожи в голосе, но от попыток сдержать слёзы горло словно сдавило невидимой рукой. — Сегодня вещи, а завтра дом, да? Если он всё завещал мне, почему ты распоряжаешься арендой и прочим? Хэджи хотелось уколоть посильнее, потому что она знала не так уж и много людей, на мнение которых могла наплевать и позволить себе проявлять как горечь, так и злость. Папа промолчал. У него был ответ, но он промолчал. — Вернись и доешь, — только и сказал он, когда Хэджи подобрала с пола одеколон и мячик и устремилась в сторону коридора. — Всё остынет и станет невкусным… Десять минут назад Хэджи мечтала об его оладьях, считая, что они на несколько минут вернут её в беззаботное детство, а теперь пыталась подавить рвотные позывы, не зная, что хуже — запах ванильного сахара и жареного теста или запах мужского одеколона. И то и другое причиняло боль, напоминая, что никто не может вернуться в прошлое.

***

Нарастающая мелодия будильника заставила Чонгука нервно вздрогнуть. С тяжёлым стоном он потянулся в левую сторону, ощупывая холодную поверхность тумбочки, которую Сольби переставила к окну. На телефоне была минимальная яркость, но для темени, что царила в номере с зашторенными окнами, всё равно было слишком ярко. — Который час? — сонно спросила Сольби, бормоча ему на ухо. — Ещё рано, — ответил он, смахивая будильник и возвращая телефон на место. Закрыв глаза, он убрал левую руку под одеяло, а правую не смог — Сольби на ней лежала. Она оккупировала плечо и сжимала пальцами распахнувшийся во сне халат, не позволяя Чонгуку отвернуться и тем более уйти. — Можешь, пожалуйста?.. — полушёпотом, стараясь особо не будить её, спросил он. Сольби не сразу догадалась, о чём он спрашивает, но когда он пошевелил рукой под её шеей, соскользнула головой на подушку. Думала, Чонгук хочет уйти в ванную, а он круговыми движениями размял затёкшее плечо и повернулся к ней спиной, намереваясь вернуться ко сну. Но это показалось практически невозможным, когда Сольби вновь придвинулась, лёжа над небольшой щелью между кроватями и обвивая рукой его талию. Чонгук невольно напрягся, стоило её пальцам нечаянно коснуться голой кожи под халатом. Её ладонь оказалась чуть выше пупка, но по факту не так уж и далеко от резинки боксеров и утреннего стояка. Раньше Чонгук не придал бы этому никакого значения, но после вчерашнего разговора не мог расслабиться. Смахнув её руку со своего тела, он сел, сотрясая всю кровать. — Мы закажем завтрак в номер или сходим в ресторан? Сольби с удивлением приоткрыла глаза, уверенная, что всего несколько секунд назад Чонгук сам сказал, что ещё рано. У него был выходной, можно было поваляться подольше, не спеша вернуться в Сеул и застрять с её родителями или и вовсе расстаться до обеда в понедельник. Но может сработала будничная магия, которая перематывала часы только так, заставляя думать, что между пятью и семью часами прошла всего минута, а не сто двадцать. — Закажем сюда, — вздохнула Сольби. — Отлично, тогда я пошёл чистить зубы, умываться и заказывать. Чонгук вскочил на ноги и стянул края халата, туго завязывая его на талии. Он оставил постельное скомканным, всунулся в мягкие тапочки и захватил мобильный с собой в ванную. Сольби слышала, что он там что-то смотрел со звуком, пока чистил зубы. Это не позволяло ей снова провалиться в сон и полежать хотя бы до завтрака, поэтому она тоже встала. Раздвинула шторы, переоделась из пижамы, расчесала волосы, заплетая их в свободную косичку, чтобы пряди давно отросшей чёлки по-прежнему обрамляли лицо, подчёркивая его плавные черты и при этом скрывая недостатки в виде новых мелких прыщиков, которые появились на скулах за ночь. Мама сказала бы, что это всё из-за алкоголя и позднего ужина. — Мне позвонить и узнать сначала, что они предлагают из еды, а тогда пересказать тебе? — спросил Чонгук, выплывая из ванной обратно в комнату уже более свежим, умытым и с зачёсанной вниз чёлкой. — Можешь не пересказывать, просто возьми мне то же, что и себе. Сольби вела себя так же, как обычно, и благодаря этому Чонгук смог немного расслабиться. Неужели он и правда боялся, что она с утра пораньше поднимет вчерашнюю тему? И чего вообще было бояться, когда они сошлись во мнении, что могли бы попробовать? Чонгук дурак, что не воспользовался этим, а сбежал из кровати, чтобы разобраться со стояком с помощью опустошения мочевого пузыря. — Только не заказывай много всего, — попросила Сольби. — Дома наверняка осталось что-то с ужина и родители захотят перекусить вместе. Чонгук и сам не был настолько голоден, чтобы заказывать по две порции как вчера. Он всё ещё немного нервничал из-за Сольби и совместной поездки домой, а из-за этого совсем не хотел есть. Пока в ванной шумела вода, он скинул халат и натянул вчерашнюю одежду. Между заказом завтрака и прибытием омлета с сыром, кофе и фруктового салата он успел собрать все вещи из шкафа и с тумбочки, распихивая их по двум сумкам, а также впустить в комнату немного утренней прохлады, приоткрыв дверь на балкон. — А мой феноменальный удар рабоной попал во влог клуба, — похвастался он, когда Сольби вернулась. — Ты наверняка и в какую-нибудь футбольную подборку на YouTube попадёшь, — она тепло улыбнулась, поощряя его тщеславие в это утро. — Готовься, папа наверняка смотрел матч хоть одним глазком, несмотря на празднование, и будет засыпать тебя комплиментами. Губы Чонгука растянулись в ещё более довольной улыбкой. Его счастью не было предела. — Я на это и рассчитываю, — признался он, разделяя воздушный омлет на две части и пододвигая тарелку ближе к Сольби. — Твой отец вырастил из меня футболиста, а я из него своего фаната. Их с отцом взаимные восхваления и отношения кумира и фаната для неё были концентрацией неловкости и стыда. Чонгук мог казаться нереальным своим футбольным болельщикам, как нереальным казался её отец своим читателям, но вообще-то они были до неловкого смешными, когда кичились продажами билетов и книг, забитыми мячами и отзывами на Goodreads. Сразу становилось понятно, что они самые обыкновенные люди, а не те, до кого не дотянуться простым смертным. Ещё и ужасно хвастливые. — Не зазнавайся, — сказала Сольби, — он готовился писать книгу с персонажем-футболистом, ему нужен был живой пример, чтобы всё вышло максимально достоверно. Было очевидно, что в ней говорила вредность. Идея писать о футболисте у господина Яна появилась уже после того, как Чонгук переехал во Францию, и он толком не советовался с ним и не писал никого с него, так как с двенадцатилетнего мальчика особо нечего взять. — Завидуешь, потому что он не написал ни одной книги о тебе? — наигранное сочувствие Чонгука намекало, что он вовсе не задет её словами. — О, он вписал меня почти в каждую свою книгу, — фыркнула Сольби. — Но ты мог и не заметить, потому что обычно это незначительные, не блещущие умом и красотой персонажи... Всякий раз, как она пыталась себя принизить, в Чонгуке просыпалось отчаянное желание отрицать и возражать. — Опять ты за своё? — он затряс вилкой в воздухе, говоря с нешуточной угрозой в голосе: — Если ты ещё хоть раз скажешь о себе что-то плохое, я не стану с тобой спать. Ты должна считать себя самой привлекательной, самой красивой и самой сексуальной, чтобы другие тоже так считали. Удручённый взгляд Сольби внезапно стал лучистым. — Так это было серьёзно вчера? — она очень старалась сдержать кривую улыбку, но левый уголок губ сам потянулся вверх, из-за чего на её щеке будто бы появилась ямочка, которой там никогда прежде не было. — А ты шутила? — Чонгук глотнул кофе, округляя глаза от удивления. Ему всё вчерашнее не казалось шуткой. Она даже поцеловала — или просто чмокнула — его в губы. А утром лезла обниматься, явно нарочно забираясь рукой под халат. — Нет, — Сольби пожала плечами, — но я была уверена, что ты шутил. Чонгук выглядел задумчивым и хмурым после того, как согласился. Сольби с ужасом ждала утра, чтобы услышать, что он передумал. У него была прекрасная возможность спихнуть всё на вино и обыграть их разговор по-своему. Было приятной неожиданностью узнать, что он думал о ней и собирался с ней спать. Пусть пока только мысленно. Это не давало улыбке Сольби угаснуть. Чонгук вцепился в чашку обеими руками, большим пальцем правой потирая покрытое золотистой краской ушко и вглядываясь в черноту кофе. — Я не шутил, но немного надеялся, что ты опомнишься и откажешься от этой затеи. — Почему? — удивилась Сольби. — Разве тебе не кажется такая дружба удобной? До боли сжимая нижнюю губу между зубами, Чонгук слегка покачал головой. — Ты моя лучшая подруга. Странно думать о тебе так. Странно смотреть на тебя так. — Это заставляет тебя испытывать что-то ко мне? Чонгук вздёрнул подбородок, спеша опровергнуть: — Нет. Сольби именно этого и ждала. Его чувства не могли измениться за одну ночь. Он её обожал, он её ценил, он её защищал, он её любил так же, как позавчера, неделю назад или десять лет назад. — Тогда в чём проблема? — её рука потянулась через столик с подносом, накрывая согретые чашкой кофе пальцы Чонгука. — Это только до тех пор, пока один из нас не найдёт нормальные отношения. Сольби ненавязчиво уговаривала его. — Конечно, как я уже говорил ранее, мы можем попробовать, — он опять стал мучить нижнюю губу покусываниями, отставляя чашку на поднос и убирая руки назад, чтобы упереться ладонями в колючий ковёр, на котором они сидели. Его ноги были сложены в позе лотоса, плечи немного ссутулены, и в ближайшее время он явно не собирался возвращаться к омлету. Он осматривал Сольби по-всякому: бегло и внимательно, застенчиво и нахально, в раздумьях и просто так. Ничто в его взгляде и действиях не выказывало явного желания, но толика любопытства, вспыхнувшая в его карих глазах, смутила Сольби. Она боялась, что при внимательном рассмотрении он обнаружит в ней всё то, что раньше умудрялся игнорировать. Но он не смотрел на неё как на предмет воздыхания, он смотрел на неё как на возможность. Если Чонгуку не хватало опыта и умений для того, чтобы секс с ним считался исключительным, он мог это наверстать. По-прежнему опираясь на пол правой рукой, левую он протянул Сольби. Не зная, чего он хочет, она ухватилась за его ладонь и удивлённо ахнула, когда он резко потянул её на себя. Она стукнулась лбом и носом в его грудь, а потом ещё раз, когда он завалился на спину, растягиваясь на полу. У Сольби внутри моментально всё взбурлило, а Чонгук по-прежнему был частично заинтересован, а частично равнодушен. — Мы попробуем сейчас? — её голос дрожал. — Почему бы и нет? Он потянул Сольби за руку снова, заставляя её теряться из-за внезапности и настойчивости. Она не рассчитывала, что они будут так близко и что его губы окажутся такими горькими на вкус. Несмотря на спешку во многом, в поцелуях Чонгук знал толк и предпочитал размеренный темп. Он заставлял Сольби расслабленно приоткрывать рот, пока медленно проводил языком по изгибу верхней губы, затем по полной нижней. Не отвлекаясь от поцелуев, он щекотал её запястье нежными прикосновениями, а другой рукой поглаживал по ноге над резинкой чуть сползшего из-за согнутых колен чёрного гольфа. Ему далеко не всегда нравилось, что Сольби из юбок и платьев не вылезала. Единственными штанами, которые он на ней видел за последний год, были пижамные. Но в этот раз её пристрастие к голым ногам в любую погоду и любое время года его радовало. Он без каких-либо трудностей проскользнул рукой под юбку, ощупывая мягкую кожу и бесстыдно сжимая округлости, частично скрытые за тонкой тканью трусиков бикини. Для него в этом не было ничего необычного, он делал так и с другими, а Сольби протяжно замычала ему в губы, путаясь в борьбе языками. Никто раньше не стискивал её в таких объятиях, не прижимал к своей груди и не пытался удержать её левую ягодицу в ладони, впиваясь в неё пальцами до красноты. Чонгук надавил на её кисть, подталкивая руку вниз к задравшемуся краю джемпера. Ещё полчаса назад он думал, что умрёт, если Сольби будет касаться его живота и груди, а теперь кожа мурашками покрывалась, когда её ладошка гладила и изучала. Чтобы было удобнее, Чонгук повалил её на бок, нечаянно задевая столик и заставляя одну из вилок звякнуть, соскочив с тарелки. На кровати наверняка было бы в разы лучше и мягче, но было что-то в том, чтобы кататься по жёсткому ковру, натирая локти и с таким усердием задирая одежду друг друга. — Сольби, — он легонько шлёпнул её. — Сольби. — М? — она облизнула распухшие и покрасневшие от поцелуев губы. — У меня с собой нет презервативов, — он сделал глубокий вдох. — Ты же не против попробовать то, о чём мы говорили вчера? Её помутнённый поцелуями и прочим рассудок далеко не сразу понял, чего хочет Чонгук, но она кивнула. Что бы он ни предлагал, если это не был незащищённый секс, из-за которого к ней мог вернуться страх забеременеть в двадцать, она была не против. Чонгук зачем-то оттолкнул её руки, резко садясь и склоняя голову, чтобы отдышаться. Он не думал, что заведётся, но Сольби была такой же девушкой, как другие. Она сладко пахла гелем для душа, хорошо целовалась и со всей отдачей реагировала на его прикосновения. Он мог сделать ей хорошо, а она могла сделать то же самое для него. Разве это не было ключевым в сексе? Переведя дыхание, Чонгук завалился на правый бок, ложась с Сольби валетом и заставляя её смотреть на его бёдра в спортивных штанах в недоумении. Ему солнце мешало или что? Ей надо было перелечь следом? С её губ сорвался поражённый выдох, когда Чонгук обхватил рукой её левую ногу, слегка приподнимая её и тыкаясь носом в юбку. Она отчётливо расслышала тихий чмокающий звук, сопроводивший совсем неощутимый поцелуй, и это всё равно было так возбуждающе, что дрожь перекатывалась в том месте, где касались его губы. Между ног и до этого было жарко, а после его дразнящего поцелуя стало невыносимо горячо. Сольби не могла пошелохнуться, опуская голову и с широко распахнутыми глазами наблюдая за тем, как Чонгук опять задирал юбку и прижимался губами к внутренней стороне бедра, крохотными поцелуями приближаясь к чёрным трусикам. Его глаза были закрыты, ресницы трепетали, а губы ни на секунду не прекращали движение. Чтобы быть ближе, он потянул ногу Сольби к себе, скрывая от неё своё лицо, а взамен предлагая ей более острые ощущения. Ткань нижнего белья была такой тонкой, что она всем телом вздрогнула из-за новой порции поцелуев. Даже так его губы были восхитительны. Продолжая подрагивать под попытки Чонгука поскорее стянуть с неё трусики, Сольби вцепилась руками в пояс его штанов. Раздевать лёжа было неудобно, так как в основном двигалась только левая рука, и только одна сторона штанов и боксеров легко приспустилась, но как только это произошло, Сольби замерла. Её уши раскраснелись, шея вспыхнула. У неё уже была возможность почувствовать член в себе, но он ещё никогда не был прямо у неё перед глазами. Он выглядывал из-под резинки боксеров и был более красным в сравнении со светлой кожей живота Чонгука. Сольби хорошо знала, что от возбуждения он должен был налиться кровью и стать твёрдым, но обхватила головку пальцами крайне неуверенно, словно сомневалась, что всё будет так, как написано в учебнике по анатомии. Чонгук сразу же прекратил целовать и выглянул из-за её ноги. — Если тебе противно, можешь попробовать только руками, — предложил он, рывком стягивая её трусики до колен. Он продолжал спускать их, пока они не перестали мешать ему, а тогда закинул ногу Сольби себе на плечо и напряг пресс совсем как при скручиваниях. Горячий скользкий язык прошёлся между половыми губами, слизывая последствия её возбуждения, но от этого смазки стало только больше. Восторг, испытываемый Сольби, тоже усилился. После того, как он начал вылизывать её спускаясь к клитору и тычась языком в узкий вход, она не могла ответить ему только руками. Ёрзая по ковру, она пододвинулась вплотную к чонгуковым бёдрам, высвобождая член из тканевых оков, и попробовала следовать его советам: обхватила головку губами, начиная легонько посасывать и плавно двигать головой, приближаясь и отдаляясь. Отельный номер наполнили глухие стоны. Чонгук постанывал только когда сжимал губы, а у Сольби выходило приглушённо из-за того, что рот был занят. Они оба прикладывали максимум усилий, чтобы всё получилось хорошо, а в итоге забрались на пару ступеней выше. Язык Чонгука играл с клитором так же ловко, как смычок на струнах в руках умелого скрипача или виолончелиста. Он задевал самые чувствительные места, заставляя Сольби давиться стонами, изнывая от удовольствия. В такие моменты она сжимала губы и сбивалась с ритма, хаотично беря член глубже, упираясь головкой в щёку или вылизывая уздечку. От последнего тело Чонгука сотрясалось. У них двоих были шансы вырваться вперёд с оргазмом, но возбуждение Сольби было таким сильным, что ей потребовалось не больше двух минут, чтобы вжать ногу в плечо Чонгука и довольно сильно сжать член рукой, ворочаясь на ковре. Несмотря на отстойный первый раз, она знала, как сделать себе хорошо пальцами, но даже не догадывалась, что оргазм с кем-то может быть настолько ярче и мощнее. Он зародился лёгким трепетом внизу живота, очень быстро растекаясь по всему телу. Эти пять или десять секунд были лучшими в жизни Сольби. Непередаваемое ощущение, которое обрушилось на неё и быстро исчезло, оставляя после себя тяжёлое дыхание и вялость. — Ты молодец, — сказал Чонгук, одной рукой поглаживая её по ноге, а другой перехватывая свой член. — Давай я закончу сам. Он лёг на спину, закрывая глаза и немного хмурясь, пока двигал рукой в быстром темпе, проводя для Сольби маленький мастер-класс на будущее. Продолжая лежать напротив, она во всех деталях видела, как именно Чонгук себя касается, с какой силой оттягивает крайнюю плоть и как накрывает головку пальцами. Несколько рывков вниз-вверх и его член будто вздрогнул, прижимаясь ещё ближе к животу и истекая густыми белыми капельками спермы. Сначала они брызнули, достигая джемпера, а потом стали медленно вытекать из головки, капая на живот и образовывая мутную липкую лужу. Кончая, Чонгук хмурился ещё сильнее, но как только сперма перестала вытекать и он стал очень мягко и осторожно тереть указательным пальцем уздечку, как это делала языком Сольби, морщинка между бровей разгладилась и выражение его лица сменилось, став расслабленным и довольным. Он даже улыбнулся. — В следующий раз я сделаю лучше, — решительно заявила Сольби. — Ловлю на слове, — промямлил Чонгук. — Так… для следующего раза мне стоит снова пригласить тебя на игру? Она будет в воскресенье в Чонджу, но ты могла бы приехать со мной в субботу. Сольби поправила юбку, тоже ложась на спину и с улыбкой пялясь в белый потолок. Если Чонгук так быстро принял решение повторить, значит её предложение изначально было хорошим? — Почему мне кажется, что ты пытаешься затащить меня на футбол под предлогом секса? — спросила она, не сдерживая радостный хохот. — Не исключено, что я пытаюсь затащить тебя в отельный номер под предлогом футбола… Чонгук улыбнулся на новый приступ смеха Сольби. Чистой рукой он залез в карман штанов, нащупывая там мобильный, что вибрировал пару раз, пока они были заняты. Почему-то его очень смешила мысль, что это писал господин Ян. Спрашивал, когда они приедут, даже не догадываясь, что Чонгук творил с его дочерью. Но веселье моментально отступило, когда он увидел ник отправителя. @choi_reee: Чонгук, у тебя же не появилось планов на сегодня? @choi_reee: Давай встретимся у тебя в кампусе?)